Kitobni o'qish: «Воскресный папа»
Привет! Я – Машенька Орлова. Эта история началась незадолго до моего рождения, когда я, сидя на белом пушистом облачке, смотрела вниз, придирчиво выбирая своих родителей. А дело было так…
Глава 1
Михаил
«Наверное, так выглядит ад», – первое, что приходит на ум, когда я смотрю на огромный каток, залитый прямо посреди торгового центра. Для любого нормального врача-травматолога – так точно, а уж для заведующего отделением множественной сочетанной травмы, коим я и являюсь – подавно. Видать, мало мне было тридцати шести часов в отделении. Нашел, блин, где отдохнуть. Куда ни глянь – такой фронт работ вырисовывается! Закачаешься. Ушибы всего, чего можно, вывихи суставов, разрывы связок. Переломы открытые и закрытые, черепно-мозговые травмы. И, конечно, ампутации. Пальцев. Куда без них? В этом году еще не было, а вот в прошлом – на две целых руки набралось бы. И ведь ладно бы производственная травма. Но в основном же по дури все. А у меня в отделении половина штата, считай, на больничном. И на шестьдесят коек – дай бог, один нормальный специалист. Интернов я не считал. Что это за специалисты – интерны? Я бы им самим руки, того…
– … вот такая она – Лолита!
Погрузившись в невеселые мысли, я пропустил большую часть довольно оживленного рассказа своей сегодняшней спутницы. То ли Танечки, то ли Сонечки (я так и не запомнил, будь проклята эта отупляющая усталость). Не то чтобы мне было не все равно, как эта девица воспримет мой отсутствующий вид, но ведь мать наверняка у неё спросит, как все прошло. И если плохо – выволочки мне будет не избежать. Как и бесконечных разговоров на давно осточертевшую тему:
– Ну, когда же ты женишься, сынок?
– Я уже женат! Давно и прочно. На своей работе, – повторил я по привычке и пододвинул к себе большую тарелку обалденно вкусного маминого супа.
– Нет, ну, хоть вы ему скажите! Ринат, Артем… – мать обвела взглядом собравшихся за столом братьев, – я внуков хочу!
– Вот пусть тебе Артем и рожает. Он с Иркой сколько уже?
– Пять лет, – криво улыбнулся Ринат.
– Вот! Пять лет. А детей до сих пор нет.
– Какие наши годы, – философски пожал плечами Тёма.
– Кстати, где Ирочка? Ты опять без нее!
Дальше, слава богу, разговор перешел на младшего и его супругу, так что меня оставили в покое. Как оказалось, на время. А вот к концу вечера мать ненароком вспомнила о прекрасной девушке, с которой так удачно познакомилась в парикмахерской аккурат вчера. В общем, я и сам не понял, как в итоге мне эту девушку впарили. Даже удивительно, под каким таким гипнозом я был, что согласился пойти с ней на свидание? Еще и сегодня, когда от усталости едва стоял на ногах. Никак мамин колдовской суп сделал свое дело. Сытость притупила все защитные инстинкты. И теперь вот смотрел я на… эм… девушку и понять не мог, о чем это она талдычит?
– Лолита? – откашлялся. – Это Набокова, что ли?
– Какая Набокова? Лукина! Говорю же, у меня здесь некоторых девочек из сборной по фигурному катанию можно встретить.
Вот глядя на этих самых девочек, простой обыватель и выходит на лед. Дети… И родители, которые не теряют надежды собственным примером приобщать свое чадо к прекрасному. О, эти акты семейного самопожертвования, где никто не умеет кататься, но все с воодушевлением пробуют!
Только знаете что? Шанс свернуть себе на катке шею многократно выше, чем стать Алиной Загитовой.
«Нельзя быть таким циничным, Миша», – прозвучал в голове ласковый голос матери. Вот-вот… Уже галлюцинации начинаются. Мне бы поспать нормально, часиков восемь, или даже двенадцать, а я… Ну ладно. Что уж. Пришел уже, а раз так, надо хоть сделать вид, что мне интересно:
– А-а-а. Так это твой каток?
– Мой! Вот как из спорта ушла, так и решила – открою бизнес.
– Ну, хорош бизнес, ничего не скажешь! Здесь всегда так многолюдно?
– Угу! Классно, правда?
То ли Танечка, то ли Сонечка гордо выпятила вперед и без того не по-женски широкую грудную клетку. Довольная собой, просто до неприличия.
– Классно, – согласился вслух, а про себя подумал, что для бизнеса это, может, и хорошо, но ведь чем кучнее находятся не умеющие толком кататься люди, тем обширнее травмы. В смысле у одной коровы на льду больше шансов уцелеть, чем если их целое стадо. А там, прям стадо, понимаете? А у меня предчувствие… Что добром это все не кончится.
Самое любопытное в механизме любых травм – это полное неумение человека группироваться во время падения, которое, и это очень удивительно, полностью противоречит инстинкту самосохранения. Мы даже сумку или кошелек защищаем, прижимая к себе, но когда падаем… Шмякаемся от души. Во-о-он как тот грузный мужик с красной мордой, который, будто в подтверждение моих мыслей, рухнул посреди катка и, прокатившись на внушительном брюхе, сбил, как кегли, человек пять незадачливых «фигуристов», прежде чем становился, врезавшись в ограждение головой.
– Господи Иисусе, – пробормотал я, с тревогой наблюдая за кучей-малой, образовавшейся на льду.
– Эй, ты куда? Миша!
– Может, помощь нужна, – пробормотал, стягивая шарф с шеи. Прочему-то я даже не додумался снять верхнюю одежду. И только сейчас понял, что взмок.
– Там? Да ты что! У нас по сто раз на дню такое происходит. Вон, смотри, уже поднялись все. Целые, невредимые, – искренне изумилась то ли Танечка, то ли Сонечка. Черт, как бы доподлинно узнать? Ну, не спрашивать же у неё спустя столько времени. Может, маме позвонить? Так она расстроится. И еще чего доброго решит, что я недостаточно стараюсь устроить свою никчемную личную жизнь.
Я бросил еще один взгляд на каток, где и впрямь вроде бы все были целы. Тряхнул плечами, сбрасывая сковавшее обручем напряжение. Организм уже запустил цепную реакцию – в крови бурлили адреналин и готовность действовать. Прийти в норму оказалось не так-то просто.
– Извини, я на минутку. Тут по работе надо… – достав из кармана телефон, соврал я. Открыл Телеграм, занес палец над иконкой нашего с братьями чата. Но так и не решился у них спросить, не помнят ли они часом, как зовут мою потенциальную женушку. Ринат, конечно, помнил. Он все всегда помнил, но… Господи, они ж потом всю жизнь будут вспоминать о моей забывчивости. Им только дай повод поржать. Придурки.
– Ну, что? Может, мы все-таки прокатимся? – вздернула брови то ли Танечка, то ли Сонечка.
Я с сомнением посмотрел на лед. В отличие от большинства собравшихся, катался я вполне прилично. Недаром десять лет отходил в хоккейную секцию. Но потом умер отец, и мне, как старшему, пришлось взвалить на себя заботы о матери и братьях… В общем, стало как-то не до хоккея.
– Можно, – поморщился. – Только, если не возражаешь, я бы сначала кофе выпил. Покрепче. Что-то меня после смены просто рубит с ног. Не знаешь, где здесь нормальным можно разжиться, м-м-м?
– Ой, а у нас можно прямо на льду чайки-кофейки пить! Вон, кафе в том пряничном домике, видишь? – то ли Танечка, то ли Сонечка вскинула указательный палец с хищным острым ногтем.
– Прелестно… – пробормотал я.
– Правда, я отлично придумала? Можно согреться, не уходя с катка!
Ага. Как бы не так. «Кого не убили коньком – обварим кипятком», видимо, слоган этого злачного заведения. Впрочем, какое мне дело до ожогов? Пусть у Юдина по этому поводу голова болит. Юдин – это зав ожоговым, а вы что подумали? Хороший, кстати, мужик. Надо с ним как-нибудь посидеть за рюмочкой.
– Отличная. Но я лучше схожу на фуд-корт. Тебе чего-нибудь взять?
– Латте с корицей было бы здорово.
Я выдавил из себя подобие улыбки. Снял, наконец, куртку и, аккуратно ту свернув, оставил на скамейке. Рядом, примерно в полуметре от нас, шнуровала коньки шумная, явно подвыпившая компания. Я наклонился, вспомнив, что забыл достать кошелек, и пока рылся в карманах куртки, невольно обратил внимание на ноги ближайшей ко мне размалеванной женщины.
– Вы бы потуже зашнуровали ботинки, – пробормотал я.
– Да вроде и так нормально, – тетка оглядела свои тощие ноги в коньках и перевела на меня вызывающий взгляд, в котором явно читалось: «Че ты ко мне прицепился?». Ну, так-то и так. Хочет калечиться – кто я такой, чтобы мешать? Не в мою-то смену – и ладно.
Пожал плечами:
– Стопа зафиксирована плотно. Голенище болтается. Я понимаю, этим конькам сто лет, и шнурки уже рваные-прерваные, но… малейшее неправильное движение – и вам обеспечен открытый перелом.
– Да ты что такое говоришь, Миша! Женщина, не слушайте его. Коньки в прошлом сезоне куплены! А шнурки мы вообще каждый месяц меняем. Вы идите-идите… Приятно провести время! – вмешалась то ли Танечка, то ли Сонечка, а когда дамочка, задрав нос, ушла, возмущенно на меня уставилась: – Ну, ты что, Миш?! С ума сошел? Ты зачем мне народ распугиваешь?
– Не распугиваю, а предупреждаю. Вы разве не должны проводить какой-никакой инструктаж?
Кажется, Танечке-Сонечке мой вопрос не понравился. Она сжала губы и пошла некрасивыми красными пятнами. Эх… Плакало мое свидание, похоже. Ну, и черт с ним. Я вертикально едва держался, а уж в горизонтальной плоскости вряд ли бы смог раскрыть свой недюжинный потенциал. Тот хоть и был непомерно большим, но, боюсь, усталость была и того больше. Признав очевидное, я даже как будто воспрянул духом.
– Я за кофе, – повторил зачем-то и, не глядя на то ли Танечку, то ли Сонечку, поплелся между заполненными до отказа столиками фуд-корта.
Так и не выяснив, где готовят хороший эспрессо, побрел к KFS. Сделал заказ и прислонился к стеночке в ожидании, пока тот приготовят. На носу был Новый год. А потому залы торгового центра были разряжены в пух и прах, а на пятачке возвышалась огромная искусственная елка, обмотанная разноцветным блестящим серпантином и невротично подмигивающей гирляндой. Все это пестрое великолепие чайной ложкой выедало мои не знавшие сна глаза. Я зажмурился на минутку, да так и уснул, стоя у стеночки.
В себя пришел, как из воды вынырнул. Не сразу сориентировался, где я. И что вообще происходит.
– Заказ сорок ноль восемь! Мужчина, это не ваш? Забирать будем?!
– Да, конечно. Извините.
Открыть стаканчик, когда у тебя в руках два – было не так уж просто. А через дырочку в крышке я пить не любил. Пока возился – обжег себе руку. И это даже не на катке! Там бы я так легко не отделался. Выругался под нос… Поднял взгляд и только тут заметил странную суету на льду. Дернулся посмотреть, что там случилось, но внутренний подленький голос шепнул:
– Эй, Михал Ильич, ну-ка, тормози. Тебе какое дело, что там происходит?! У тебя только-только смена закончилась. Восемь часов к ряду оперировал! А до этого – еще три и два. Совесть имей, а то, ишь, отыскался, спасатель ты недоделанный.
– Да я только одним глазком… Вон, и скорая уже подоспела.
– Ну да, ну да, работа тебя сама ищет, да, Михал Ильич?
– Да заткнись ты!
– Вот и поговорили. Дурак ты, Миша. Ду-рак!
– Ай, ну тебя…
К тому моменту, как я подоспел и перемахнул через бортик, пострадавшего, кем бы он ни был, уже поместили на носилки. Но почему-то попытки унести того со льда так никто и не предпринял. Я подошел ближе, не совсем понимая, чем вызвана заминка. Растолкал зевак. Моему взгляду открылась странная картина. Два здоровых парня и совсем маленькая девчонка. Наверное, только после училища. На каталке – та самая разукрашенная тетка. И кровищи…
– Женщина, – взывала девушка-фельдшер, – уйдите с дороги.
– И не подумаю! – визгливо прокричала то ли Танечка, то ли Сонечка.
– Так, что здесь происходит?! – вмешался я, узнав парней-скориков. Протянул руку для пожатия.
– Да бред какой-то, Михал Ильич! – оживился Стас. – Здесь перелом открытый, а эта… Эта требует, чтобы мы коньки сняли.
– Какие, к черту, коньки? С кого сняли? – тихим зловещим шепотом, от которого у моих подчиненных стыла кровь в жилах, поинтересовался я и перевел взгляд то ли на Танечку то ли… вы поняли.
– Те, которые на пострадавшей, – изумленным голосом, будто сама не в силах поверить в то, что это действительно происходит, отозвалась новенькая фельдшерица. Я перевел на неё взгляд – красивая! Хоть и мелкая – кожа да кости.
– Но она же взяла их в прокат! Вы хоть знаете, сколько они стоят?! – визжала Танечка…
– Так… Ты! Ушла с дороги, – рявкнул я. – Станислав Владимирович, Анатольич, давай её скорей ко мне. А что б его все! Так и знал, что этим закончится!
Глава 2
Ариша
– Тридцать лет работаю водителем скорой и все не перестаю удивляться человеческой тупости! – покачал головой Иван Анатольевич, помогая нам со Стасом погрузить каталку в грузовой лифт.
– Конек… Она хотела снять гребаный конек! Вы видели когда-нибудь такую идиотку?
Голос Михаила Ильича (кажется, так мой напарник назвал увязавшегося за нами следом медведя) звучал настолько обескураженно, что я, не в силах скрыть расползающуюся улыбку, уставилась в пол.
– Никак, ваша знакомая, Михал Ильич? – хитро сверкая глазами, поинтересовался Стас.
– Что? А, да так. Приятельница матери.
– Вы хоть знаете, сколько они стоят?! – убедившись, что этим никого не обидит, передразнил хозяйку катка водитель. Вышло довольно похоже. Отчего Стас, старший в нашей бригаде, фыркнул. Лифт остановился, двери открылись, и мы протарахтели к боковому входу, у которого была припаркована машина скорой. Первым в салон забрался Иван Анатольевич. Распахнул задние двери, чтобы погрузить носилки.
– Надо систему ставить. Кровопотеря большая, – пробормотала я, когда мы устроились в салоне. Стас уныло кивнул и по тому, что больше он ничего не сделал, я поняла – эту возможность тот предоставил мне. Ну и ладно. Я осторожно протиснулась между каталкой и сидящим напротив мужчиной, открыла укладку1. Было так тесно, что мы с ним то и дело задевали друг друга.
– Извините, – пробормотал я, а тот лишь махнул рукой и медленно, будто уже не в силах тому противиться, закрыл глаза. Отяжелевшие веки, равно как и черные круги под глазами, выдавали крайнюю степень усталости. Бедный мужик. Интересно, сколько он на ногах?
– Это зав множественной травмой, – беззвучно пояснил Стас и поднял вверх большой палец. Так он, очевидно, выражал свое восхищение профессиональными навыками последнего. Ну и ладно. Я не из тех, кто теряется в присутствии светил. Если на то пошло, я и сама довольно неплохой врач. Только пока мне в операционную нет хода. Хотя очень хочется. Хочется так, что мне она снится каждую ночь. Можете такое представить?
Кто ж знал, что годы моей работы в другой стране здесь ничего не значат? Теперь, вот, нужно пройти четырехмесячные курсы, на оплату которых у меня не было денег, а еще сдать экзамен (ну, не смешно ли?) и уж только потом – получить сертификат, который бы позволил мне вернуться в профессию… Словом, долго и дорого. Но какой у меня выход? Спасибо Надежде Семеновне, хоть на скорую меня умудрилась всунуть, воспользовавшись острой нехваткой кадров.
– Везет нам! – пробормотал Иван Анатольевич, не скрывая сарказма, когда мы в очередной раз остановились, чтобы дождаться, когда незадачливые водители уступят нам дорогу. – Последний вызов, и такое. Еще и из графика выбились. А меня Танька ждет, к теще надо ехать. В деревню. Всю плешь мне проест. Вон, наяривает… – кивнул на торпеду, где и впрямь мигал входящим вызовом телефон.
– Да и у меня были другие планы на воскресенье.
– Ты теперь когда дежуришь?
– А черт его знает. Ариш, ты не знаешь, как мы работаем на следующей неделе?
– Неохотно! – пробормотала я, с беспокойством поглядывая на потихоньку приходящую в себя «фигуристку». Стас тихо засмеялся.
– А не рано ли вы, девушка, охоту к работе утратили? – раздался тихий баритон.
Ну, вот! Давай, еще начни меня отчитывать! – мелькнула мысль. Я скосила взгляд на сидящего по правую руку заведующего.
– Да я не то чтобы утратила, но… Сами понимаете, что в праздники будет.
– Вот уж не говори! – поддержал меня Иван Анатольевич, – понятия не имею, почему все так стремятся умереть именно в Новый год.
– А я опять тридцать первого работаю! Представляешь? Два года подряд. Меня уже предупредили.
– Холостых всегда ставят в смену на праздники, – покачал головой водитель.
– Вот-вот! Разве это справедливо?! Если у меня нет жены, то что, я не человек?
– Ты бы эти вопросы лучше главному задал. И про справедливость, и про все остальное.
– И что? Как будто не знаешь, чем дело закончится. Плевать им на мои претензии. Партия сказала – надо. А ты, Ариш, как?
– Я вроде тоже работаю.
– Вот! Говорю ж! Это… это, как его?
– Дискриминация, – улыбнулась я.
– Вот именно. О, приехали. Как говорится, получите, распишитесь!
Стас вскочил первым. Уставился на прикорнувшего Михал Ильича и осторожно потряс его за плечо.
– А? Что? – осоловело моргнул заведующий.
– Приехали, Михал Ильич.
Тот тряхнул лохматой головой. Растер шею крупной ладонью. Я всегда обращала внимание на мужские руки, они о многом могли рассказать. Вот и на этот раз не удержалась. Залипла. Огромные кисти. Длинные крупные пальцы. Задубевшая от септиков кожа, которая всегда выдает…
– Глаза бы мои это не видели, – буркнул Михал Ильич и как-то так резко обернулся, что я не успела отвести глаз.
– Что ж вы так о своей работе? – не удержалась от шпильки я. А что? Ему можно меня вычитывать, а мне его – нет? Не знаю, чем бы закончилась наша короткая перепалка, если бы «фигуристка», о которой мы на секунду забыли, не застонала вслух. А так я вздрогнула, подтолкнула светило к выходу и побежала помогать Стасу и Ивану Анатольевичу с каталкой.
Пока оформили все бумажки, пока вернулись на станцию, пока сдались… Пролетел еще один день. Переоделась, натянула шапку пониже и пошлепала на остановку. Погода не радовала. Выпавший накануне снег таял, образовавшаяся под ногами каша противно чвакала, а за шиворот сыпал то ли дождь, то ли снег – вчера я так торопилась, что забыла надеть шарф.
В месте, которое я временно звала своим домом, и которое на самом деле им не было (мне приходилось постоянно себе об этом напоминать), пахло одуряюще вкусно. Слюна моментально собралась во рту.
– Ариша, это ты?
– Да, Надежда Семеновна.
– Мой руки и скорее иди за стол. Мы только тебя одну и ждали.
– Ну что вы? – расстроилась я. – А если бы меня задержали? – прокричала уже из ванной.
– Вот еще! Я с диспетчером говорила, – отмахнулась Надежда Семеновна, когда я вошла. – Как отработала?
– Ничего.
– Ну-ка, посмотри на меня… Да на тебе лица нет. Костя, хоть ты на нее повлияй! Скажи, что молодой женщине нельзя так вкалывать. Ты ж не лошадь, милочка.
– Надежда Семеновна…
– Сколько раз я говорила тебе называть меня тётя Надя? Я же тётя тебе? Ну, так вот!
Ага… Тетя. По папе. И это просто чудо, что она меня приютила, когда я вернулась в страну, решив начать жизнь с нуля. Другие бы на ее месте палец о палец не ударили. Кому нужны бедные родственники? А эта… Я ведь ни на что даже и не рассчитывала. Просто хотела хоть одним глазком взглянуть на квартиру, в которой выросла, и которую покойный отец завещал… не мне.
– Мне на курсы деньги нужны. Вы же знаете. А тут осталось-то всего ничего до марта.
– Разве мы тебе не предлагали помочь, правда, Костя? Ведь предлагали…
Константин Витольдович, который предпочитал помалкивать, когда жена говорит, послушно кивнул седой головой:
– Конечно, Ариша. Мы с радостью тебе дадим столько, сколько нужно.
– Вы и так мне уже помогли, – я ласково улыбнулась и, не в силах больше терпеть, набросилась на еду.
– Господи, опять, что ли, без обеда?! – всплеснула руками тётя Надя.
– Нет-нет, – пробормотала я с набитым ртом, – был обед! Но мы его проспали.
Иногда спать хочется даже больше, чем есть. И когда времени нет совершенно, приходится чем-то жертвовать.
– Не дело это! Ой, не дело… Ты хоть бы на ставку с четвертью перешла, а? Все ж полегче было бы.
– И не так денежно. Я нормально, тёть Надь, правда.
– Какой там нормально? Никакой личной жизни ведь с такой работой! А тебе нужно ее устраивать… Нужно! И не спорь. Деточку родить. Ну, ведь тридцать уже, Ариша. А дальше время полетит, знаешь, как? Не заметишь. Нам вот господь детей не дал, а теперь не к кому и голову прислонить на старости лет. Хорошо хоть ты у нас появилась. Правда, Костик?
Дядя Костя кивнул и похлопал меня по руке, которой я крошила хлеб, скрывая то, как сильно меня тронули её слова.
– Ну, личную жизнь можно встретить и на работе.
– И то так! – улыбнулась тётя Надя, – Ариша, я тебе рассказывала, как мы познакомились с Костиком? Нет?
– Нет! Неужели на работе?
– А вот и нет. Но я как раз возвращалась домой. А он ка-а-ак свистнет! Представляешь?
Я покачала головой и улыбнулась. Такое поведение было совершенно чуждо моему представлению об этом тихом мужчине. Я доела суп, не успела и глазом моргнуть, как тётя Надя выхватила из-под моего носа тарелку.
– Добавочки подолью, – пробормотала она и отвернулась к плите.
– На самом деле я ловил такси, – подмигнул мне дядя Костя. Для наглядности сунул два пальца в рот и свистнул. Вышло довольно громко. Огромная толстая кошка Муся, спящая тут же на подоконнике, подняла голову и обвела нас презрительным взглядом голубых глаз.
– Ага… Такси он ловил. Как же. А подмигивал ты мне потому, что с тобой нервный тик случился? Не слушай его, деточка. Лучше ешь. А я пока приготовлю тебе ванну.
– Не надо, – покачала головой я, – я душ на работе приняла.
– Тогда сразу спать?
– Сразу спать.
– Бедная моя девочка…
Засыпала я, думая о том, почему почти чужие люди нам становятся роднее самых, казалось бы, близких. Отец за все время, что я себя помню, не проявил ко мне и сотой доли такого вот ненавязчивого участия. Одно время я думала, что он оттает, узнав, что я, как и он, решила пойти в медицину, но профессор Кучер лишь взглянул на меня поверх очков в тонкой оправе и сухо бросил:
– Дело твое. Но не думай, что если завалишь сессию, я пошевелю хоть пальцем.
Мне такое и в голову не приходило. Боль от его слов потом еще очень долго тревожила сердце.
Остаток дня я проспала. Вечером помогла тёте Наде с готовкой, а на следующее утро снова заступила на смену.
– О, опять ты?
– Ну, хоть ты не начинай, – отмахнулась я от Стаса. Стала за ним, чтобы получить укладку и сильнодействующие под роспись.
– Весело сегодня будет.
– Чего?
– Погода какая, видела? Температура скачет. Сейчас полезут сердечники.
– А, ну… да. Ничего, сердечники хотя бы тихие.
Стас рассмеялся, покивал головой и отвернулся, чтобы расписаться в журнале. Несмотря на его предсказания, работы было немного. Может, народ готовился к празднику, и некогда ему было болеть. Мы ехали с вызова, когда в рации раздался голос диспетчера.
– Авария на перекрестке К* и М*, месиво. Мчите туда.
– Мы-то с какой радости? Где реанимация? Травма где?
– Реанимационная бригада едет, травма далеко. Мы всех туда направляем, вам бы продержаться.
– Сильно мы там поможем… – буркнул Стас.
На месте оказалось, что все хуже некуда. Но полиция уже прибыла, и, по крайней мере, никто из сердобольных зрителей не успел нам «помочь». А то бывало и такое. Медвежья услуга, но ведь от души!
– Ну, где ваша реанимация? Тут нежилец! – кричал Стас в рацию, пока я пыталась остановить кровотечение у совсем молоденькой девушки. И ставила ей фентанил с омнопоном, потому как от промедола, который мне впопыхах сунул в руки Изотов, конкретно в этом случае толку было мало.
– Минут через десять будут.
– Они, что, пешком идут?! Не протянет.
– Станислав Владимирович, времени нет. Надо самим, – дернула за рукав старшего.
– Не довезем ведь!
– Давай хотя бы попробуем…
– Черт с тобой. Так и знал, что сегодня не будет покоя!
Погрузили. Подключили. Инфузия. Эффекта нет. Гемодинамика падает…
– И жгут не наложить.
– Нужна перевязка на протяжении2.
– Совсем спятила?!
– Иначе потеряем.
– Ты свои должностные инструкции видела?! Куда ты лезешь, а?! У нас даже материала нет!
– У меня есть! В сумочке по привычке таскаю! Я такое сто раз делала. Ну, пожалуйста, Станислав Владимирович! Потом все вали на меня, а сейчас, я тебя умоляю, просто не мешай, а?
– Тебя ж под суд отправят, если она помрет, Ариша, что ж ты творишь, дура?
А я не знала… Понимала только, что если ничего не сделаю – мы потеряем эту девочку. А дальше просто действовала по накатанной.
