Kitobni o'qish: «Гений и красавица»

Shrift:

Глава 1

– Подъем! – бодро гаркнула Юлька, попытавшись стянуть с меня одеяло, но я держала крепко, не давая сорвать его с моей головы.

– Я сплю, – заявила ответственно.

– И долго ты спать собираешься?

– Хотелось бы лет сто, как спящая принцесса. Проснусь, а вокруг машины летают, а не вот это вот все.

Юлька фыркнула, но потом добавила в голос жалостливости:

– Папа за тебя переживает.

– Переживал бы, приехал бы сам.

– Вообще-то, я и приехал.

Я икнула, услышав папин голос. Попадос. Высунула из-под одеяла голову: папа стоял на пороге комнаты и неодобрительно созерцал дорожку из шмоток, идущую от входа к кровати.

– Ой, пап, привет, – я вскочила, зацепив с тумбочки бутылку мартини, перевернувшись, она грохнулась на толстый ковер.

Прозрачная жидкость полилась, распространяя по комнате едкий запах.

– Ковер испортила, дурища, – Юлька подняла бутылку, понюхав, поставила на тумбочку и закрутила обнаруженной тут же крышкой. – Закажу химчистку.

Мяукнув, с кресла спрыгнул Адам, лениво потянувшись, подошел к лужице, подозрительно обнюхал и стал слизывать.

– Сама почти алкоголичка, так и кота совратила, – хмыкнула Юлька, я сделала страшные глаза.

Разве можно при папе такие вещи говорить? Да и какая из меня алкоголичка, я не пила никогда раньше. А эту несчастную бутылку мартини мучаю уже три дня и не продвинулась даже на половину.

– Ладно, Юль, не перегибай, – поморщившись, папа все-таки уселся в кресло, закинув ногу на ногу, Адам тут же прыгнул к нему на колени.

Этот негодник от меня требует только жрачки, за лаской исключительно к мужикам. Даже тут не повезло.

Папа с задумчивым выражением лица поглаживал Адама, а я чувствовала себя героиней фильма про мафиози. Ему только сигары во рту не хватало, и шляпы. В остальном он меня устрашал сейчас даже больше, чем глава мафиози, появись он тут собственной персоной.

Это ж папа. Не, не так. это ПАПА. Он не должен находить взрослых дочерей в захламленной квартире с бутылкой мартини в обнимку. Тем более если этот папа – Градов Владимир Дмитриевич, владелец банка и сети антикварных магазинов. Его тут каждая собака знает. Нет, серьезно, не удивлюсь, если даже собаки.

– Пап, я это… – начала я, он только махнул рукой, но моя и так невразумительная речь пропала, как на корню.

– Ты меня огорчаешь, Ева, – произнес папа, – я понимаю, у тебя личная драма… Но нельзя из-за мужчины ломать собственную жизнь. Тебе еще жить и жить, а ты что? Уволилась, пьешь в одиночестве, шатаешься по городу, как местная сумасшедшая, одетая не пойми во что.

– Вообще-то, это спортивка известного брэнда, – пискнула я, но поблажки не получила.

– Мы с Юлей поговорили и решили, что должны тебе помочь. Мне уже надо ехать на работу, она тебе все объяснит.

Отпустив недовольного Адама на пол, он подошел ко мне и чмокнул в нечесаные волосы.

– Я тебя люблю, дочка, – улыбнулся, поглаживая большими пальцами по щекам.

Меня по-дурацки потянуло на слезы. Вот правда, мужики уходит и приходят, а семья останется с тобой навсегда. Даже если ты создаешь видимость непутевой дочери в трениках и толстовке.

– Я тоже тебя люблю, папочка, – надула я губы, он улыбнулся, и распрощались мы на вполне дружеской ноте.

Я сидела с придурковатой улыбкой ровно до того момента, как захлопнулась входная дверь. А потом рухнула на кровать и накрылась одеялом с головой.

– Ну брось, Ева, – протянула Юлька, усаживаясь рядом, о чем я поняла по скрипнувшим пружинам матраса.

Между прочим, и скрипят они так потому, что столько страстных ночей претерпели. Я снова всхлипнула, Юлька безжалостно стянула с меня одеяло и для надежности бросила в кресло. Я заклацала зубами очень быстро, потому что отопление еще не включили, хотя за окном уже третий день дожди стеной и холод.

– Безжалостная, – буркнула, вставая. – И как папуля тебя терпит?

Вопрос был риторический, потому что я знала, что папа с Юлькой живут душа в душу. Впрочем, как и я с ней. Юлька оказалась в золотой середине: старше меня на девять лет, младше отца на десять – и вуаля, общий язык находится с каждым.

– Тащи свою шикарную задницу в душ, я пока кофе сварю, – пропустила мои слова Юлька мимо ушей.

Вздохнув, я отправилась в ванную, долго мылась почти в кипятке, потому что в ванной было не менее холодно, чем в остальной части квартиры. Когда выбралась в кухню распаренная и укутанная в огромный махровый халат, Юлька уже не только кофе сварила, но и яичницу сварганила.

– А где твоя кофемашина? – спросила меня, разливая из турки в чашки.

Я махнула рукой. Кофеварку я запустила в Вадика. К слову, покупал ее он, так что я не жалею. А вот он жалеет однозначно. В него я не попала, конечно, но зато и кофеварки у него не будет.

Когда я умяла яичницу и, вытянув ноги, занялась кофе, Юлька вытащила из сумки местный журнал. Я не удивилась: Юлька вела в нем колонку, – потому вполне могла таскать с собой. Только вот обсуждать ее статью у меня не было сейчас никакого желания. Как и читать.

Но ей, конечно, было все равно, потому что, пролистав журнал, она положила его передо мной. Я сделала непонимающее лицо. Она зыркнула, вздохнув, я взяла журнал.

– Ну и что я должна понять? – спросила ее через полминуты. – Тут интервью, и журналистка какая-то Милованова, это же не ты.

– Рада, что моим статьям ты отдаешь предпочтение, – хмыкнула Юлька. – Что скажешь?

– О статье? слушай, критик из меня так себе.

Она закатила глаза.

– О мужике что скажешь! С которым интервью.

Поморгав, я снова опустила глаза в статью. С фотографии на меня смотрел молодой мужчина около тридцати, темные кучерявые волосы, серьезный взгляд, грубые черты лица, зато губы пухлые и четко очерченные, таким даже девушка позавидовать может.

– Ну мужик… как мужик. На любительницу.

– Иногда ты такая бестолковая, – хмыкнула Юлька, откусывая от кубика рахат-лукума. Откуда она его взяла, тоже с собой принесла, что ли? У меня шаром покати.

– Ну извини, у меня вообще-то личная драма, – сделала я акцент на последнем слове.

Юлька поперхнулась и стала кашлять, за чем я наблюдала с некоторым злорадством. Нечего было меня бестолковой называть. Не то чтобы я обиделась… За двадцать шесть лет привыкла. Ну бестолковая. Зато красивая. Тут я вспомнила, что никакая красота не помогла мне удержать Вадика и снова приготовилась плакать.

– Не смей слюни пускать в кофе, – запретила Юлька, предчувствуя мой порыв, пришлось трагично шмыгнуть носом. – Значит так, Ева, вот что я тебе скажу. пора уже заканчивать эти страдания юного Вертера.

– Кого? – вскинула я брови.

Она только отмахнулась.

– Будем откровенны, твой Вадик на самом деле не лучший экземпляр. Во-первых, далеко не красавец. Во-вторых, умом тоже не блещет.

“А кто тут блещет”? – подумала я, но придержала слова при себе.

– В-третьих, – продолжала вещать Юлька. – За столько лет на телевидении он так и не добился никакой другой должности. Механик! Ну подумай сама, на кой ляд тебе, дочке банкира, механик?

Я подозрительно уставилась на нее.

– Только не говори, что дочке банкира нужен вот этот кудрявый и страшненький! – ткнула я ногтем прямо в нос парню с фотографии, умудрившись порвать.

– Ты хотя бы знаешь, кто это?

– И знать не хочу. Я Вадика люблю!

– Дура ты. Ты вот его любишь, страдаешь, бросила такую работу: ведущей на телевидении! А он в это время в ус не дует вместе со своей новой бабой.

– Ты жестокая, – заявила я, хотела уйти на балкон, но передумала, вспомнив о внезапном похолодании.

В итоге, потоптавшись на месте, села обратно на стул. Распрямив сморщенный нос на фото, стала читать статью. Не столько из интереса, сколько чтобы не видеть насмешливый Юлькин взгляд.

Почти сразу я захихикала, не удержавшись.

– Серьезно? – посмотрела на Юльку. – Его зовут Росцислав Ястржембский?

– А что смешного? Нормальное польское имя.

– А я что, вчера уснула в России, а проснулась в Польше?

– Это он уснул в Польше, а проснулся в России. Точнее, переехал несколько лет назад после смерти отца. У него мать русская, вот он и решил сюда перебраться. А вообще зря нос воротишь, дурища. Знаешь, кто этот Ястр… – тут она сама запнулась, а я ядовито подсказала:

– Ястржембский, – с чем, с чем, а с произношением у меня никогда не было проблем.

Как-никак восемь лет на телевидении.

– Именно. Он же гений. Какой-то там суперхакер, ну то есть не хакер, а шарит в программировании, как бог.

– Бог больше шарил по райским садам и яблокам, как мне казалось.

– Не перебивай взрослых. Короче, кроме того что он гений и полиглот, он еще и богат. А также входит в десятку завидных холостяков страны по версии известного журнала.

– На последнем месте?

– На втором, не хочешь?

– Не хочу.

Юлька закатила глаза, я почесала затылок.

– В любом случае, к чему ты мне затираешь про этого Ястреба? Он наверняка обитает в Москве и отбоя от поклонниц не имеет.

Ну а что, второе место в списке, как никак, тут уж на лицо не смотрят. Воду же с него не пить, или как там в поговорке правильно?

– От девок отбоя нет, это факт. Говорят, за последний год у него было восемь романов. Это из тех, что длились больше месяца. Про однодневные связи я вообще молчу.

– Достойный кандидат на сердце и руку дочки банкира.

Юлька снова фыркнула.

– Ладно, Ева, будем честны, ты красавица, тут ни у кого сомнений не возникает. Но этот фрукт не для тебя.

Пф, подумаешь! Да и фрукт из него так себе, скорее… Ну не знаю, корнеплод.

– Это ещё почему? – все же спросила я.

– Потому что жениться он не собирается, о чем неоднократно говорил, а ещё, солнышко, уровень интеллекта, – она даже постучала меня пальцем по голове для наглядности, но там ничего не откликнулось, как обычно. – Чтобы зацепить такого парня, недостаточно миловидной мордашки и длинных ног. Нужны мозги.

– Да ладно, а как же сказка про Рике с хохолком?

– Так он ее сделал умной, а тебя сделать умной невозможно.

– Тоже верно. Тогда к чему ты притащила сюда этого Ястржембского?

Глава 2

– К тому, что твой папуля решил разработать абсолютно новую систему защиты для банка. И пригласил для этого данного субъекта.

– Да ладно? – открыла я рот. – Папуля сечет фишку.

Юлька нахмурилась, не любила, когда я выражалась не как леди.

– Вот по этому поводу мы и собрались, – подытожила она. – Вова устраивает тебя в банк секретарем на то время, пока гений будет у нас работать.

Она засияла, по ее мнению я тоже должна была засиять, может, даже засверкать, аки бриллиант. Я скептически вскинула брови.

– Плохая идея, – заметила доверительным тоном.

– Это еще почему?

– Потому что я не знаю профессии.

– Брось ты, – отмахнулась Юлька. – Что там знать? К тому же гений заявил, что ему помощники не нужны.

– Тогда зачем ты меня ему сватаешь?

– Затем, что все должно быть на уровне. Вдруг ему все-таки что-то понадобится? Да и кофе приносить никогда не будет лишним.

– Хочешь, чтобы я ему кофе носила? – обиделась я. Вот вам и дочь банкира. Кофемашина на побегушках у пана гения.

– Не я хочу. Папа.

Последнее слово прозвучало торжественно настолько, что я непроизвольно вытянулась, только козырнуть осталось.

– Он уверен, что ты справишься, и это позволит тебе отвлечься от… личной драмы.

Вот предложение так предложение. Без права на отказ, так сказать. Я всего-то три дня пострадала, но в семействе Градовых это видимо срок. Лимит исчерпан, Ева, пора развязывать гульку, снимать адидаски и возвращать лицу приличный вид.

Я вздохнула, еще раз посмотрев на пана гения в журнале. Вот ведь, будь он неладен!

– Как он вообще согласился? – спросила с тоской.

– Вова сотрудничает с его знакомым, тоже поляк, Мазуров его фамилия. Между прочим, женат на нашей землячке, уж не знаю, как она ухитрилась урвать такого мужика. Девчонка, прямо скажем, не красавица. Видимо, умом взяла, раз они женаты и воспитывают двух детей.

Юлька посмотрела сочувственно, типа, не видать тебе польских мужиков, как своих ушей.

– Да не больно-то и хотелось, – пробормотала я, рассматривая Ястржембского после Юлькиного ухода. Взяв маркер, пририсовала ему длинные ресницы и усы. Ну вот даже не испортила.

Улеглась на кровать, Адам забрался сверху, распластавшись бесцеремонным образом, и тут же начал намывать свое причинное место. Точнее то, что от него осталось.

Выходить на работу следовало в понедельник. По всем прогнозам до него оставался один день.

– Вот ведь непруха, да, кот? – спросила я Адама, но он только фыркнул и отвернулся.

Непруха – самое подходящее слово к тому, что происходило в моей жизни последнюю неделю. Точнее, началось оно раньше, а вот апогей пришелся именно на эти дни.

Около двух месяцев назад, расточая ароматы “Шанель” к нам на телевидение пришло новое начальство. Лет тридцати, в юбке-карандаш, блузке в облипку, с длинными черными волосами, идеальным макияжем, уверенной тройкой и стервозным характером.

Откуда у нее деньги – понятия не имею, возможно, ее папа тоже банкир, кто знает. В общем, она взяла поганую метлу и вымела половину сотрудников. Нам с Вадиком повезло, мы остались на своих местах: я напротив камеры, он – возле ящиков с инструментами.

Но новое начальство, именуемое Маргаритой Григорьевной, определенно не терпело конкуренции. Когда в радиусе пяти метров оказывался кто-то красивее ее (читай: я), у нее натурально дергался глаз.

Я решила, что меня чужие глаза не касаются и продолжила работать, расточая улыбки. В конце концов, я с восемнадцати лет главное лицо местного телевидения, кто на меня покусится? В плане не на меня, а на мое положение.

Маргарита-стервозина-Григорьевна кусала губы, ногти и все, что попадалось под руку, но молчала, понимая, что избавляться от меня – себе дороже. Я, можно сказать, успешный брэнд.

А потом Вадик вдруг стал задерживаться на работе. Я не придавала этому значения. Думала, Стервозина Григорьевна его там гоняет, а он боится место потерять. Она действительно гоняла, только не так, как я себе представляла. Точнее будет сказать, гонял ее он. И в хвост, и в гриву.

Я ни о чем не догадывалась, пока Вадик не заявился домой со словами, что мы должны расстаться. Вот тут и оказалось, что у них с Марго (какая пошлость – Марго!) настоящая любовь. На мой вопрос, что было у нас в течение двух лет, он только промямлил что-то невразумительное. Потом я бросила в него кофемашину, и стало ясно, что между нами все кончено.

Стерпеть позора я не могла и уволилась. Видеть торжествующие взгляды Стервозины Григорьевны и сочувствующие всех остальных мне не хотелось. А еще счастливого Вадика, глядящего влюбленными глазами не на меня.

В общем, я уволилась и решила страдать. Купила большую бутылку мартини и коробку мороженого, переоделась в спортивный костюм, а дальше как-то не задалось. Даже по улицам нормально было не пошататься – то и дело срывался ливень и приходилось бежать домой.

К тому же резко похолодало – октябрь вступал в свои права. В общем, страдала я так себе, не по канону. И от этого страдала еще больше. Что же выходит, я даже страдать не могу нормально?

В понедельник я приехала на такси к банку, офис располагался на втором этаже современного здания из стекла и бетона. Поправив волосы, собранные в идеальный пучок, поскакала на каблуках, чтобы не попасть в лужу. В лужу я не попала, но так распрыгалась, что не заметила подходящего к дверям человека.

– Дорогу! – закричала в прыжке, как рабочий на вокзале, мужчина обернулся, и через секунду я угодила в объятия не кого-нибудь, а самого Росцислава Ястржембского.

Глава 3

В первый момент я так обалдела, что просто уставилась на него широко раскрытыми глазами и не менее широко открытым ртом. Та еще картина русской красавицы, наверное.

Пан гений вздернул брови, явно недоумевая, чем вызвал подобную реакцию, это вообще-то я на него свалилась, и он должен был пугаться.

– Здрасьте, – пролепетала я наконец, он криво усмехнулся, выдал:

– Понятно, – и подняв меня за талию, как куколку фарфоровую, переставил в сторону. – Хорошего дня, – выжал из себя улыбку.

Именно выжал, столько же усилий приложил, как человек, когда мнет бедный фрукт, чтобы получить заветный сок. И скрылся за дверью-вертушкой. Я мысленно обратилась к вселенной, чтобы его пальто застряло в этом проходе, но вселенная была на стороне гения, как частенько, наверное, и случается.

– Между прочим, мир должна спасти красота, а не ум, – буркнула я куда-то наверх, ответом мне была морось, которую ветер сорвал с ближайшего дерева и бросил на голову. Ну зашибись.

Зато охранник на входе обрадовался мне как родной. Милый, толстый и добродушный, он раза три спросил, как я поживаю и еще два посетовал на погоду.

– Владимир Дмитрич у себя, – добавил в конце, я улыбнулась еще шире (мне-то не сложно, я же не гений), и направилась в чертоги офиса, то есть на второй этаж.

Здесь я бывала редко, если только нужно было срочно заглянуть к папуле, или когда мы договаривались пообедать, но он не успевал, и я ждала его, коротая время за чашкой кофе в приемной, а его секретарь Оксана носилась вокруг меня с видом великомученицы.

Она свято верила в то, что должна обхаживать меня, чтобы я не жаловалась папочке, хотя я жаловаться бы и не стала. Это не в обычаях Градовых, между прочим. Я ему даже на Вадика не жаловалась, просто скрыть такие глобальные изменения в моей жизни было бы затруднительно.

Однако сегодня Оксана встретила меня не с приветливой улыбкой, а ехидной. Видимо, знала о моем понижении, в плане, что из дочери банкира я переместилась в секретари. Ее взгляд так и говорил: вот, теперь и из тебя кровушки попьют… Ну и кофе, конечно.

– Владимир Дмитриевич вас ждет, Ева Владимировна, – выдала елейно. – Велел сразу заходить.

Стукнув в дверь и натянув дикторскую улыбку, я заглянула внутрь.

– Заходи, Ева, – широким жестом пригласил меня папа, пан гений бросил взгляд, вздернул бровь и озадаченно посмотрел на отца.

Пальто я оставила в приемной, оттого сиротливо топталась на пороге в узком черном платье до колена и пиджаке.

– Знакомьтесь, – папа кивнул мне, я приблизилась. – Это Ева Владимировна, она будет вашей помощницей.

– Я же говорил… – начал недовольный пан, но папа выставил вперед руку. Жест, с которым невозможно бороться.

– Она не будет вам докучать, Росцислав. Ева будет тише мышки, но это место для вас новое, а она здесь, как рыба в воде, если что поможет, подскажет. Кофе принести, документы и тому подобное. Считайте, что на время работы здесь Ева полностью ваша. Используйте, как хотите.

Прозвучало несколько двусмысленно, и папа это почувствовал. Ястржембский снова вздернул бровь, переводя на меня взгляд, а я сделала мину: даже не рассчитывай.

– Конечно, в рамках служебных отношений, – поспешно добавил папа, посмотрев на меня с извинением. Я оставила лицо непроницаемым – тоже годы долгих тренировок, между прочим.

Пан гений решил никак не реагировать на торжественное вручение ему меня, и папа рассудил, что вопрос улажен.

– Ева, – снова повернулся ко мне, – это Росцислав Сильвесторович Ястр…

– Ястржембский, я знаю, – выручила я папу, который чуть запнулся после первой трети фамилии, он благодарно мне улыбнулся.

Пан гений привычно молчал, глядя на нас. По-моему, про себя он уже поставил галочку, что мы никуда не годимся, причем оба. Даже папа с его капиталами и бизнесом.

– Я провожу вас до кабинета, – папа решил, что аудиенция окончена, и мы втроем отправились черт знает куда. Ибо я понятия не имела, где находится выделенный пану кабинет.

Миновали коридор, потом общий зал, где сидели манагеры, проводившие нас любопытствующими взглядами. И наконец оказались в закутке, где была дверь в узкую приемную, а из нее в просторный светлый кабинет. В приемной, кстати, окон не было. Очевидно, банкир считал, что его дочь превратилась в вампира и не выносит дневной свет.

С тем же отвращением, что я оглядела свой закуток с рабочим столом, креслом и кофемашиной на стеллаже, Ястржембский оглядел свой просторный кабинет, обставленный по высшему разряду.

– Пойдет, – кивнул папе, и тот скоренько удалился, пообещав прислать кого-то там по системам безопасности для начала работы.

Мы остались вдвоем. Я почесала нос и высказалась:

– Миленький кабинет.

Ястржембский образцово-показательно вздохнул.

– Я так понимаю, мне от вас не отделаться? – поинтересовался обреченно.

Я даже немного обиделась. Не, помню, конечно, что он западает на умниц, но ведь он по моему лицу не успел прочитать, что я тупая. Вдруг я этот, как его… Гроссмейстер. Что бы это ни значило.

– Давайте так, Ева, – бросив свое пальто и аристократический шарф на кожаный диван, пан гений повернулся ко мне. – Вы не будете надоедать мне, я вам, и тогда мы отлично сработаемся. Даже попрошу Градова премию вам выписать, что скажете?

Я только фыркнула.

– Без проблем.

А что? Мне все равно где страдать, а так еще и деньги буду получать.

– Отлично, тогда перенесем кофемашину в кабинет, и можете заняться своими делами.

– Как это к вам в кабинет? – не согласилась я. – А я как буду кофе пить? Вам и так окно досталось.

Пан несколько секунд смотрел на меня, словно не верил, что это происходит всерьез.

– Кофемашину сюда. Будете заходить и наливать себе кофе, – наконец смирился он с моим существованием.

– Ладно, – буркнула я, – только сами ее тащите, я вам не лошадь.

Ястржембский оглядел меня с ног до головы и все-таки согласился с тем, что я не лошадь. Уже прогресс.

Кофемашина оказалась немаленькой, и в тайне я злорадствовала, глядя, как пан пытается взять ее поудобнее.

– Может, все-таки поможете? – поинтересовался Ястржембский наконец. – Ваш отец разрешил использовать вас, как угодно.

– Мало ли что он разрешил, – фыркнула я.

– Дверь откройте, Ева.

Дверь я все-таки открыла, а потом дошло:

– А вы откуда знаете, что он мой отец?

– Не надо иметь много ума, чтобы понять.

Оглядевшись, пан пристроил кофемашину на низкий журнальный столик в углу.

– Он смотрел на вас неофициально, – пояснил, возвращаясь к своему столу. – Значит, или родственник, или любовник. Внешне вы похожи плюс ваше отчество, все просто, Ева.

– Как скажете, – удалилась я из кабинета, прикрыв дверь.

Устроив плащ на вешалке, села в кресло и заскучала. Захотелось кофе, а у меня даже чашки нет с собой. У пана, видимо, тоже, если только он не таскает с собой в кармане складной стаканчик. Я хихикнула, представив, как пан гений скрупулезно его выправляет, приговаривая:

– Это вам, Ева Владимировна, не журналы листать, это целая наука. Видите, как сложно.

К кофе эти мысли меня не приблизили, и я отправилась на поиски чашек. Оксана предоставила мне не только чашки, но еще и ложки, блюдца, сахар и даже гору маленьких шоколадок, которым, да простит меня лига секретарей, добраться до Ястржембского точно не удастся.

В закутке случился аврал. Неудачно повернувшись, я больно ударилась боком, согнулась с подносом в руках, и все его содержимое начало падать, отчаянно звеня.

На мое счастье, или если верить приметам, то как раз наоборот… В общем, ничего не разбилось. Но из кабинета показался недовольный пан и сразу же заявил, выводя меня из себя:

– Вы с ума сошли так шуметь? Я работаю.