Kitobni o'qish: «Митрофанушка спасает мир»

Эпизод первый, в котором спасают сатану

Митенька пришел домой поздно.

– Не надо было ждать! – раздраженно бросил он маме. – Я уже взрослый!

Мама посмотрела на его розовые щеки, на которых кое-где пробивался черный пух, но промолчала и принялась разогревать обед.

Между тем Митенька посмотрелся в зеркало, потрогал круглый, еще детский животик и отказался обедать.

Мама только развела руками:

– Сынок, я же старалась… Очень трудно полноценно есть на мою пенсию.

Но Митенька был непреклонен. Тогда мама использовала последнее средство, которое всегда срабатывало:

– Но надо же спасать еду! – заметила она тихо.

Она вообще была тихой. Когда-то у нее был командный голос – давно, когда мама еще работала, и она легко управлялась с подрастающим ребенком. Но с тех пор, как она вышла на инвалидность, голос ее становился все тише и тише: пенсия словно придавливала к земле. А Митя все рос. И правда, очень трудно становилось обеспечить ему полноценное питание.

– Есть что спасать? – хмыкнул Митенька.

И мама поняла, что она его уже почти уговорила.

– Пюрешечка с маслицем, котлетки куриные, огурчик свежий – с дачи! – радостно засуетилась она.

Митя сел кушать, но нашел новый повод для недовольства:

– Чего ты смотришь на меня в упор? – сердито сказал он. – Это неприлично – смотреть, как я пережевываю пищу!

– Смотрю, какой у меня хороший сынок вырос, – солгала мама и отвела взгляд.

На самом деле она давно уже жила впроголодь. Пенсия не располагала. А Митенька не понимал – маленький еще.

«Ну, и слава богу, – думала мама, – что не понимает! Рано ему еще что-то понимать в нашей паршивой жизни!»

Но, видимо, Митя уже кое-что понимал, потому что на шее у него багровел засос. Мама провела по нему рукой, но ничего не сказала.

– Девчонки в школе соревнуются, кто больше засосов поставит, – смущенно буркнул Митенька. – Я уворачивался, но ничего не получилось.

И тут мамина рука наткнулась на какую-то цепочку на Митиной шее. У них дома давно не было никаких украшений, только крестики. Митин крестильный и ее были привязаны на веревочке.

Митенька отвел ее руку и одним махом доел пюрешку.

– Вкусненько было? – заискивающе спросила мама.

Митя снисходительно кивнул.

***

Они уже давно «спасали еду». Рожденная до Перестройки мама помнила то чувство, когда дома нечего есть. Она вообще не переносила, когда выбрасывали хлеб. Это въелось в сердце вместе с рассказами прабабушки о блокаде Ленинграда.

Они – мама и Митя – не страдали никакой дистрофией. Наоборот, у обоих было немного лишнего веса от калорийного питания – точнее, от привычки заменять мясное мучным.

Но Митенька вдруг озаботился своим весом. С каждым днем заставить его «спасать еду» становилось все труднее.

«У мальчика появилась своя жизнь, – соображала мама. – Возможно, девушка…»

Однажды Митя попросил у нее абонемент в фитнес-клуб.

– Мама, ну Ксюша же ходит на фитнес, как я ее оставлю? – вполне резонно заметил он.

И мама сделала то, чего никогда не делала, – позвонила папе. Они купили ему абонемент пополам.

Так, наконец, мама узнала, что существует Ксюша, и цепочка на шее – видимо, Ксюшин подарок.

***

У них никогда не закрывали дверь в ванной. Занавеска – этого было достаточно. И в этот раз Митенька мылся с незапертой дверью.

Мама зашла по хозяйству и замерла: на полочке у ванны лежала дареная цепочка – Митенька снял ее, пока мылся. Мама протянула руку, чтобы рассмотреть, и обмерла: на витой серебряной цепочке красовалась подвеска – перевернутая пентаграмма и маленький пистолетик.

Она осторожно положила цепочку на место и вышла из ванной.

«Не с кем посоветоваться, – думала она. – Это же знак сатаны! Может, его девушка – сатанистка?»

Весь день мама места себе не находила. Наконец она позвонила своей подруге – такой же старой, такой же никчемной.

– Застрелится сын, как пить дать! – вещала подруга. – Это неспроста – такое ярмо на шее!

Мама была в отчаянии. Как же? Сын – крещеный, здоровый ребенок! Да, он никогда не интересовался церковной жизнью. Но чтобы сатанист…

– Может, он не знает, что это знак сатаны? – растерянно спросила она у подруг.

– Может, и не знает, – подтвердила подруга. – Надо к гадалке сходить, я знаю одну – православная гадалка.

Про православных гадалок мама слышала, что таких не бывает. Но тем не менее…

– Она все знает! – уверяла ее подруга. – Она на полене гадает.

***

Утром мама проводила сына в школу, как-то странно, по-особому перекрестив его. Митенька решил, что на маму «нашло очередное затмение», и только хмыкнул.

«Только бы не застрелился, пока я к гадалке хожу! – думала мама, торопливо собираясь. – Времени очень мало».

Она решительно опустошила маленький узелок с деньгами – «на подаяние», как сказала ей подруга, и поехала за город.

«Ее избу ты найдешь сразу, – вертелись у нее в голове слова подруги. – Она живет в самом конце деревни, за стогами…»

Стога в конце деревни действительно имелись. За ними стояла покосившаяся избушка на курьих ножках, где вместо стекол красовались подушки.

Мама осторожно постучала в дверь. На порог вышла неопрятная старуха: нос крючком, седые патлы торчат из-под платка вверх, развеваясь на осеннем ветру.

– Знаю твою беду, – проскрипела старуха, принимая «подаяние». – Позвоночник пришла лечить…

– Нет, – растерялась мама, расстроенная прозорливостью «ясновидящей».

– А зачем тогда? – баба Яга прищурилась.

– Сынок у меня – сатанист, – поведала свое горе мама.

Тут старуха своей костяной ногой выбила из-под мамы табурет и завизжала:

– Вон пошла! То-то я чувствую: нечистым духом воняет!

Мама с размаху села на пол, но твердо решила не уходить, пока не добьется от старухи чего-нибудь… Чего? Старуха явно была не в своем уме.

Между тем баба Яга зажгла лампаду и взяла полено. С этим поленом она обошла вокруг мамы, постукивая им по свободной ладони.

«Сейчас огреет меня, – подумала мама. – Только искры посыпятся!»

Старуха же ходила вокруг, пританцовывая на кривых ногах, и нашептывала:

– Изыди, сатана!

Потом заявила, прищурив левый глаз:

– Уходи! Нечистого народила! Ничего сделать не могу!

Мама поняла, что больше ждать нечего, и покинула избу.

***

«Может, в полицию заявить? – размышляла мама. Потом отбросила эту мысль: – А если он там уже кошек мучает и жертвы приносит?»

Но в ней утвердилось твердое мнение, что сына надо спасать.

Она пошла в храм – единственное место, где она была бы сейчас спокойна. Подошла к исповеди, но не знала, как рассказать батюшке свое горе. Опять же, сзади подпирали церковные старухи, сетуя, что она их задерживает. А мама все придумывала и придумывала себе новые грехи, не в силах сказать батюшке страшное.

Наконец батюшкино терпение лопнуло:

– Есть еще что сказать?

Из маминых глаз градом покатились слезы:

– К ведьме ходила… – выдавила она из себя самый страшный свой грех.

– К ведьме-то зачем? – не понял батюшка, но грех отпустил.

***

– Если старуха не помогла, надо к прозорливому старцу! – шептала в трубку всезнающая подруга. – Секта там!

– А деньги берет? – уточнила мама.

– Нет, бесплатно, – отвечала та. – За подаяние.

– На подаяние больше нет! – сердито ответила мама. – Я за бесплатно в полицию схожу!

«А какие у меня доказательства – про секту-то? – размышляла она. – Опять же, сын меня не простит».

***

Митенька опять пришел поздно, но в хорошем настроении.

– Дай-ка я еду спасу, – пошутил он. – Что у нас сегодня?

– Пироги с капустой, – вздохнула мама.

Когда нечего было есть из мясного, она всегда пекла пироги с капустой.

– Мить, а Мить, – вдруг пискнула она, – а что это у тебя на шее?

– Ксюшин подарок! – важно надулся Митенька.

– Девушки твоей? – тупо переспросила мама, боясь отвернуть его от разговора.

– Да. На годовщину со дня знакомства мы обменялись цепочками, – снова надулся Митенька.

– А ты какую подвеску подарил? – холодея, спросила мама.

– С сердечком, конечно! – Митя с аппетитом «спасал» восьмой пирожок.

– А у тебя что?

Тут Митенька замялся и покраснел. И маму обожгло: «Знает, что это такое!»

– Ну, это пистолетик и перевернутая пентаграмма, – заявил Митя и снова покраснел.

– Это знак сатаны! – неожиданно взвизгнула мама. – Ты что, сатанист?!

Митю взяла оторопь, и он отложил последний пирожок.

– Ты что, мама? – насупился он. – Это же из сериала!

Тут оторопь взяла маму:

– Из какого сериала? Про что он?

– Ты не понимаешь, мама! – разгорячился Митенька. – Про сатану сериал.

– Где ты его видел?! – снова завизжала мама с явным намерением все это прекратить. – В Телеграм-канале?!

– Не, на центральном телеканале! – обиделся Митенька. – Ты что, не понимаешь? Не смотрела? Там Бог обидел сатану…

Мама присела и растеряно повторила:

– Бог обидел сатану?

– Да! – Митя на глазах обретал уверенность. – Сатана был самый умный, а Бог его обидел и прогнал…

Мама начала тихонько смеяться.

– А знак его зачем носить на себе?

– Ну, это просто модно, мам! – Митя притянул маму к себе и поцеловал в макушку. – И вообще, я считаю, что сатану надо спасать! Чем больше людей носит его знак, тем больше у него веса там, в потустороннем мире, – и Митенька ткнул рукой с пирожком в потолок.

– Давай-ка снимем его, сынок…, – сквозь истерический смех проговорила мама. – Не хочу ничего объяснять, просто ради меня.

– Но это Ксюшин подарок! – пытался упрямиться Митенька, но мама уже аккуратно снимала с него цепочку.

– Пироги спасай! – шикнула она на него.

***

Цепочка с подвеской лежала, как самая большая драгоценность, на дне маминой шкатулки. Она ее спрятала от Митеньки там, где он никогда не найдет, пока сын не опомнился и опять не заупрямился.

– Что с цепочкой-то делать? – спрашивала она у подруги.

– Я-то почем знаю! – блеяла та в трубку, и мама, казалось, видела, как она разводит руками.

– Может, в церковь отнести? – размышляла мама. – Там-то знают, как с ней поступить.

– Вот еще – в церковь! – раздражалась подруга. – Слишком много чести!

Тогда мама, оставшись как-то дома одна, разобрала цепочку по звеньям и оторвала подвеску. Потом отнесла на помойку и выбросила на самое дно бачка.

Но Митенька не прекратил спасать… как минимум, пирожки.

Эпизод второй, в котором спасают говядину

С красным лицом, отдуваясь, Митенька тащил кадку с фикусом, чтобы погрузить ее в «Газель».

– Мам, фикус-то зачем с собой везти?

– Засохнет он, пока на мы на даче, – жалела цветок мама. – Все ж живая душа!

– Мам, переведи мне двести рублей.

– А на что тебе? – прищурилась мама, доставая старенький немодный смартфон.

– На парикмахерскую, – отвечал Митя. – Побриться хочу налысо.

– Зачем? – изумилась мама.

– Чтобы не жарко на даче было и голова не потела.

***

У них был старый, сырой дом в деревне, которая держалась за свой колхоз и молокозавод. В общем, у этой деревни в чем только душа держалась в нынешних условиях. Жили там, в основном, крепкие бабы с крутыми бедрами, которые и сено на вилы могли поднять, и скотину обиходить.

Мама казалась соседкам мягкотелой.

– Какая инвалидность? – спрашивали они. – Вон у Мишки инвалидность, ему в конвейер обе ноги затянуло – не ходит, за ним дохаживать надо.

В их доме постоянно жила бабушка – простая женщина без образования, всю жизнь проработавшая на молокозаводе. А мама с Митенькой приезжали к ней каждый год на лето.

Когда Митенька прибыл в деревню, он уже сверкал на солнце розовой бритой лысиной. Но этого оказалось мало.

– Мам, баб, у нас есть трикотажная ткань? – спросил он на второй день.

– Есть небольшой отрез, – подтвердила бабушка. – А что?

– Да мне штаны надо пошить…

– Тебе что, мама штаны купить не может? – бабушка кинула уничижительный взгляд на маму.

– Сынок, у тебя шорты есть и джинсы, – жалко проблеяла та.

– Нет, мне шаровары надо, – Митенька скосил глаза в сторону. – Широкие, и чтобы снизу резинки были…

Мама хотела спросить, зачем ему шаровары, но при бабушке не посмела.

– Сошью, маленький! – радостно засуетилась старуха. – В лучшем виде будет! – И задумчиво добавила: – Какая мода, однако, странная!

– Спасибо, бабуля! – Митенька чмокнул ее в морщинистую щеку.

А маму никто и не спрашивал, хотя она уже подозревала неладное.

***

Митя ходил по деревне в коричневых, цвета перепрелого навоза, шароварах и майке-тельняшке.

– Чудят городские! – переговаривались старые бабы и крутили у виска: – Все потому, что в храм не ходят.

В храм ходила только мама. Бабушка была старой советской закалки, поэтому молитве предпочитала почистить курятник.

А Митенька повадился каждый вечер запираться в комнате на чердаке.

«Что он там делает?» – размышляла мама.

Но щеки у Митеньки стали круглыми и красными от свежего молока, лицо загорело и обветрилось. А пока ребенок выглядит здоровым и хорошо кушает, родители спокойны.

Но скоро Митенька перестал хорошо кушать.

– Говядинка тушеная в горшочке! – как-то раз предложила мама Митеньке, радуясь, что ей удалось раздобыть парное мясо.

– Что-то не хочется, – уклончиво ответил Митенька.

– Живот болит?

– Да, болит немного, – снова уклончиво ответил Митя.

– Молоко было несвежее, наверное! – озабоченно вмешалась бабушка.

– Пойду но-шпу принесу, – расстроилась мама.

– Не надо, – снова туманно ответил Митя и отправился на чердак.

***

«Что он там делает по вечерам? – размышляла мама. – Даже телефон оставляет в кухне».

Однажды она прокралась в верхнюю комнату и приоткрыла щелочку двери.

Ее глазам предстала удручающая картина. Митя, в своих коричневых шароварах и тельняшке, сидел на сене в невероятной позе – прижав пятку одной ноги к уху и подогнув другую. И тут мама отчетливо услышала:

– Омм бен са…

Она распахнула дверь и вскричала:

– Сынок, ты что буддист?!

Митенька не пошевелился, но приоткрыл глаза и строго ответил:

– Мама, я йог.

– А в чем разница? – растерянно спросила мама. – Йога – это буддистское учение, так ведь?

– Йога – это для здоровья, – пояснил Митя. – Внерелигиозное учение.

– Сынок, а ты что, нездоров?

– Так я буду еще здоровее.

– А мне казалось, что йоги – это буддистские воины, – не унималась мама.

– В далеком прошлом. – Митя наконец-то оторвал розовую пятку от уха. – Не мешай!

Мама не нашла что сказать, потопталась и вышла.

***

Митя отказывался есть мясо, потому что он – йог. В русской печке портилась мамина парная говядина.

– Йоги этично относятся к животным, – разглагольствовал Митенька. – Нам запрещено есть трупы, это тамасичная пища!