Kitobni o'qish: «Жили-были в Миновском»
Жили-были в Миновском
повесть
Мир пронизан минувшим. Он вечен.
С каждым днем он богаче стократ.
В нем живут наши давние встречи
И погасшие звезды горят.
В. С. Шефнер
Повесть начинается в 1842 году, когда недалеко от сельской ярмарки маленькая девочка находит икону. В 20 веке вместе с героинями повести читатель переживает первую и вторую мировую войны. Идет время, меняются поколения, живет деревня, затерянная на просторах Русской равнины…
Чудесное явление
1842 год
– Далеко еще, братик? – тоненькая светловолосая девочка крепко держала за руку высокого крепкого парня, который уверенно шагал по пыльной дороге.
– Устала, Машутка? Хошь, взбирайся на закорки, прокачу тебя.
– Что ты, Ваня, у тебя и так сума тяжелая. Сама дойду, не маленькая. Только скажи, сколько идти-то?
– А вон уже крест блестит.
Крест большого храма и вправду показался из-за высоких тополей. Значит, они дошли до Поречья и совсем скоро окажутся на большой ярмарке, что за речкой Уженью. Туда шли брат и сестра. В путь отправились рано, когда солнце только забелело сквозь утренний туман.
Брат Иван был кузнецом, а на ярмарке в этом году, по слухам, продавали много лошадей. Вот он и решил подзаработать. А сестренку взял с собой, чтобы одну не оставлять – были они сиротами вот уже года три, после большой болезни, что прошла по Тверскому краю.
В Поречье Маша все смотрела по сторонам: ей было любопытно, как живут разные люди. Село большое, не то что их деревенька на пять хат. Правда, через ручеек у них барский дом, только он мало отличался от крестьянских изб. Разве что размером. Прохор Семенович, барин, был почти так же беден, как его крестьяне. Потому и отпускал охотно всех, кто отправлялся на заработки – было бы чем платить оброк.
– Дай копеечку, дай копеечку, – услышала девочка чей-то распевный голос.
У церковных ворот сидела не старая еще женщина в пыльном потрепанном балахоне и, не глядя ни на кого, тянула свой мотив. Народу в вечерний час у храма было не мало, но и не много. Кто-то проходил мимо, кто-то протягивал нищенке хлебушек или монетки.
Вдруг женщина посмотрела прямо на Машу, которая как раз поравнялась с ней, и другим, отчетливым, но тихим голосом сказала: «Береги брата».
Девочка вздрогнула и крепче ухватила большую Ванину руку. Он ничего не заметил и не остановился – им еще нужно было найти место для ночлега.
– А это что за деревце? Ой, какая птичка! А у речки этой имечко есть? – Маша была любопытная девочка, а брат всегда находил ответы на ее вопросы. Он даже читать умел: пока сынок Прохора Семеновича, Алексей, служить не уехал, они были большими друзьями, от него и научился.
– Есть, есть имечко у речки, – улыбнулся Иван, подсадив сестренку на закорки, чтобы перейти невысокую воду вброд. – Глиненка.
С двух сторон широкой дороги стояла высокая рожь с зелеными, еще не набравшими силу, колосьями. Солнце в этот теплый июньский вечер только повернуло к горизонту, и все вокруг было окрашено яркими сочными красками. Ветерок тихонько волновал поле, а высоко в небе весело кружили шустрые птицы.
Вдалеке, как на острове, вольно раскинулась большая деревня Миновское. Пройти ее насквозь, а там, за мостом через Ужень, шумит, смеется, перекликается ярмарка.
На ночлег попросились на сеновал к дальней родне. И дело Ивану сразу нашлось – поправить с хозяином, пожилым щуплым мужичком с усталыми глазами, покосившийся заборчик.
– Слыхал, чего у нас на ярмарке приключилось, – покряхтев, завел разговор хозяин.
– Нет, не слыхал.
– Язычники, колдуны, – Тамон, хозяин, сплюнул и перекрестился. – По-нашему почти не разумеют, лопочут чего-то. В сторонке становище разбили. Там у них, слышь, мальчишки подглядели, идол деревянный. Они ему молятся.
– Вот чудо… Откуда же?
– А не знает никто. Только мужики уже подумывают, как бы их прогнать. Беды бы не было. – Тамон промолчал. – Их много, басурман; крепкие такие, темные, глаз не видать. Страшные. Ты, Иван, как, пойдешь с нами?
– Если надо, могу… Но, может, поговорить с ними сперва, выведать, чего хотят они?
– Пробовали говорить. Рычат, кулаками машут. А бабы у них злющее – смотрят так, – рассказчик не смог подобрать слово и выразил мысль просто. – Ух! Колдуют, поди.
– Когда же пойдете?
– Да как побольше мужичков соберем, так и пойдем.
На сеновале Маша подвинулась ближе к брату и спросила:
– Ваня, а басурмане это кто?
– Ты где услышала?
– Все об них говорят.
– Никто. Спи.
– Страшные они?
– Нет, не страшные. Завтра поглядишь.
На ярмарке к Ивану сразу вытянулась очередь – кому коня подковать, кому инструменты подправить, а то и выковать браслет или серьги – он владел и таким тонким искусством.
Маша играла со знакомыми ребятами и часто подбегала к брату сказать, что все у нее хорошо.
Затеяли прятки. Девочка и не заметила, как забежала далеко от шумной ярмарки. Ее привлек негромкий напев. Мотив показался знакомым, а слов не разобрать. Маша пошла по едва заметный тропке и оказалась на краю небольшой полянки. Глазам ее открылось непонятное зрелище. Несколько человек крестились и читали молитву. Обращены они были к деревянной фигуре.
Девочке показалось, что такую молитву она слышала в церкви. Но слова звучали непонятно. Она отступила на несколько шагов, повернулась и чуть не закричала.
Перед ней стоял мальчик. Черненький, с темными глазами – он быстро приложил палец к губам и поманил ее за собой.
– Тебя как звать? – спросил он. Слова звучали странно, но понятно.
– Маша.
– А я по-вашему Вася, – улыбнулся новый знакомый.
– Почему «по-нашему»? И ты так странно говоришь. А что там за такая…, – девочка затруднились дать название деревянной фигуре и указала направление пальцем.
– По-вашему, потому что мы не русские. Мало кто говорить умеет, – старательно выговаривал слова мальчик.
Дети устроились на большом низком суку березы. Им было видно ярмарку, а сами они оставались незаметны.
– Мы идем с севера, ищем, где остановиться. Нас прогнали из деревни за веру. Когда-то добрый священник крестил моего дедушку, рядом жили русские. Потом ушли. Нас стали обижать, а весной и вовсе выгнали.
Казалось, такая длинная речь с трудом далась Васятке, и он остановился перевести дух. Маша сидела, широко распахнув глаза. О таких чудных вещах ей еще не приходилось слышать.
– А молимся мы Господу Иисусу, – мальчик перекрестился. – Батюшка благословил сделать икону из дерева. Малевать у нас никто не умеет, а вырезать красивые вещи – многие.
Маше было очень интересно, но она вдруг поняла, что за звук заставляет отвлекаться: ее звал брат.
– Вася, хорошо, что ты мне все рассказал, – крикнула она, слезая с дерева, – будем дружить. Я завтра прибегу к тебе.
Девочке не терпелось поведать брату о своем удивительном открытии. Но он был таким рассеянным и уставшим, что никак не хотел слушать.
– Ты побудь завтра у тети Дуни, – все время повторял он, – на ярмарку тебя не возьму. Детям не стоит видеть… – тут он осекся и на все расспросы отвечал одно. – Вернемся домой, расскажу. Побудь в деревне.
Маша заметила, что мужики собрались на дворе и о чем-то сердито рассуждали. Но детям строго-настрого запретили выходить на улицу в этот вечер. Она затревожилась, забеспокоилась: в голосах, что доносились на сеновал, куда отослали спать ее и еще несколько ребятишек, была жесткость и злость.
Как же она так быстро оказалась в лесочке за ярмаркой? Маша огляделась. Было тихо и спокойно. Синее небо проглядывало сквозь яркую зелень берез. Над деревьями застыли белоснежные облака. Где-то нежно журчала вода. И почему-то нигде не было людей. Девочка вовсе не испугалась, когда увидела молодую красивую женщину в длинном синем платье.
– Подойди ко мне, милая, – окликнула та.
Девочка подошла.
– Посмотри, вот здесь, я оставлю свой образ, – мягко сказала женщина и указала рукой на родничок, который слышала девочка. – Скажи брату, пусть поможет моим детям из дальней земли. Отвезет их к Прохору. Он позаботится. Запомнишь?
Маша кивнула.
– А здесь все вместе постройте дом для меня, – женщина улыбнулась и погладила Машу по голове. – Просыпайся, пора, – сказала она, и чудесное видение растаяло.
Девочка открыла глаза – вот так сон! Из оконца на нее светило неяркое утреннее солнце. Было тихо. Она выскользнула на двор и стала звать брата, но ей ответила хозяйка.
– Все ушли прогонять басурман. А ты побудь со мной.
– Каких басурман? – не поняла малышка.
– Так этих, черных, с идолами, которые по-нашему не разумеют.
Маша какое-то время обдумывала услышанное. Так значит басурманами называли Васю и его семью. А красивая добрая женщина из ее сна говорила о чужих людях как о своих детях. И, выходит, ее брат замыслил недоброе против этих бедных людей. Она бросилась бежать. Крик хозяйки не мог ее остановить.
Вместо вчерашней чудесной приветливой ярмарки ее встретило беспокойное растерянное столпотворение. Чуть в стороне сбились в кучку испуганные женщины с детьми. В центре друг против друга выстроились группы мужчин. Они так сильно отличались и ростом, и цветом волос. Но все были одинаково насупленными и злыми. Некоторые держали в руках большие палки и даже вилы.
Вдруг все звуки затихли и установилась такая жуткая тишина, что Маша испугалась и замерла невдалеке. Она высматривала брата и кого-то еще. Васю. Он был не с детьми, хотя по возрасту вряд ли был старше Маши – стоял с краю, рядом с крепким смуглым мужчиной.
Девочка медленно подошла к брату, взяла его за руку и потянула за собой. Молодой кузнец вздрогнул от неожиданности.
– Маша, ты чего? – выговорил он шепотом. – Беги в деревню. Я же тебе говорил.
– Братик, Госпожа просила защитить чужих людей. Не обижай их, – горячо зашептала девочка.
На нее оглянулся и шикнул какой-то здоровяк с дубиной в руке.
– Уходи немедленно! Иван, отошли ее.
Брат повернул ее за плечи и мягко подтолкнул по направлению к Миновскому. Но она не поддалась.
– Госпожа оставила вам образ, – вспомнила она поручение. И тут же увидела очень ясно тропинку, что вела в лесок к роднику. И облако, то же самое облако из сна, висело над березами.
– Идем, ну пожалуйста, я покажу.
Иван был озадачен поведением сестренки. А слова «Госпожа», «образ» прозвучали так странно в эту тревожную минуту, что он позволил девочке увлечь себя.
В прохладе деревьев бил небольшой родник. Когда брат с сестрой приблизились к нему, из-за облака пробился луч солнца и, как перст, указал на темный куст ольхи.
Иван замер и осенил себя крестом. Прямо на него смотрел образ Богородицы. Маша тоже перекрестилась, подошла и взяла икону в руки.
– Вот эта Госпожа приходила ко мне, – заторопилась она. – Сказала, ведите чужих людей к нашему барину, Прохору Семеновичу. Они же крещеные, Ваня. Мне рассказал Васятка, мы с ним вчера подружились. Они не басурмане, у них образ Господа есть, – девочка начала всхлипывать.
– Постой, что говоришь, не успеваю за тобой, – Ваня бережно принял икону, взял девочку за руку и поспешил обратно.
– Ну-ка, постойте! – крикнул он, как только вышел из лесочка. – Погодите все, буду говорить.
Мужики недовольно заворчали. А кто-то и рад был неожиданной передышке. Еще немного и самые горячие из местных готовы были пустить в ход кулаки. Эти черные чужаки никак не могли понять, почему их гонят, а по-русски говорили не все. Пересказывали что-то своим, а те грозно выкрикивали непонятные слова. Видимо, ругались.
Иван стал между своими и чужими и поднял вверх икону.
– Вот, – громко сказал он. – Чудо такое нашел с сестрой. – Тут он понял, что на него смотрят десятки глаз и оробел. Но вступилась Маша.
– Это не басурмане, – выговорила она новое неприятное слово. – Это дети Госпожи. Их прогнали за нашу веру!
– «Нешто», «быть не может», «идол у них», – послышались голоса.
– Вася скажи ты, – Маша позвала своего друга.
– Нет идола, мы крещеные, – смущенно пояснил мальчик.
Он что-то сказал женщинам. Одна из них ушла и вскоре вернулась с чем-то, завернутым в чистую белую холстину. Развернула и показала искусно вырезанную фигуру Иисуса.
– Иконы нет у нас, мастера сделали такую. Отец Николай давно-давно освятил, – пояснил Вася.
Маша осмелела. Она увидела, что все становится хорошо. Мужики смущенно попрятали палки за спину или вовсе побросали. Многие подходили посмотреть и приложиться к иконе Богородицы.
– Госпожа сказала построить для нее дом около родника, – громко сказала девочка.
– Вот и хорошо, вот и верно, – одобрительно закивали мужички.
Часовню у родника срубили быстро. Чужеземцы оказались искусными плотниками. Из села Поречье позвали священника церкви Святой Живоначальной Троицы. Он определил, что икона, которую нашла Маша, – это образ Богородицы Всех скорбящих Радость. Так и освятили часовню.
Каждый год в день почитания образа приходил сюда Крестный ход. Маша с братом и Вася с родней обязательно участвовали в празднике. Все были рады, что вместо недоброго дела случилось такое хорошее чудесное событие. А скоро заметили, что вода из источника помогала лечить разные хвори. Если попросить с добром в сердце и искренней молитвой.
История святого источника вблизи деревни Миновское.
В 1842 г. в четверти версты от реки Мелечи была явлена икона
Божией Матери Всех Скорбящих Радость.