Kitobni o'qish: «Как понравиться маньяку»

Анне – лучшей подруге и душевному человеку.

Глава 1

Если вас хотят убить, не принимайте это близко к сердцу и постарайтесь найти несколько часов для встречи с лучшей подругой.

– Вы хотите меня убить?

– Да.

– Когда?

– Завтра.

– Я в первой половине дня очень занята, нельзя ли это мероприятие отложить на вечер?

– Хорошо, пусть так.

– А что потребуется от меня?

– Ничего, ваше активное участие не обязательно, я вполне справлюсь сам.

– Прекрасно. Скажу честно, мне не хотелось бы загружать себя еще и вашими проблемами, но все же, если возникнут какие-либо вопросы, обязательно звоните.

– Непременно.

– С вами очень приятно общаться.

– Спасибо, я всегда стараюсь быть вежливым и корректным, хочется получать удовольствие от проделанной работы.

– Уверена, вы все сделаете прекрасно, жаль, не смогу отблагодарить потом.

– Ничего, я все пойму по выражению вашего лица, я, признаться, всегда хожу на похороны своих жертв.

– Как это мило, я и не надеялась, что меня убьет такой чуткий и интеллигентный человек.

– Вы смутили меня.

– Право, не стоит смущаться, и ни в чем себе не отказывайте, после нашей встречи у вас должны остаться только самые приятные воспоминания.

Леська положила трубку, покрутила пальцем у виска и зашлепала босыми ногами на кухню. Что за жизнь, что за жизнь! Сплошное безумие! Вот только дурацких розыгрышей по телефону ей не хватало. Прекрасное начало отпуска! Ну ничего, подыграв этому умнику, она достойно вышла из положения.

– Не на ту напал, разбежался, размечтался, – фыркнула она, шмякая на кусок белого хлеба кругляш докторской колбасы. – Первая свекровь била-била – не убила, вторая била-била – не убила, так что не все так просто, дорогой.

Лисичкина Олеся к двадцати семи годам имела богатый жизненный опыт, переливающийся всеми цветами радуги. Окончив школу, отправилась в педагогический институт, откуда ее выгнали из-за неадекватной любви к преподавателю. Леська забросила учебу и преследовала несчастного доктора филологических наук день и ночь: стены института кричали надписями о ее любви, сам несчастный кричал и рвал на себе волосы от постоянных «случайных» встреч с зацикленной студенткой. Утерев слезы разочарования и обиды, убитая горем Лисичкина поплелась в сторону университета коммерции, где, забыв о прежних чувствах, втрескалась по уши в сокурсника – Митрохина Николая. Оценив стройную сероглазую блондинку по достоинству, он сделал предложение. Может быть, он и не стал бы торопиться, но Леська на этот раз была умнее и пообещала, что если в ближайшее время не окажется у стен ЗАГСа, то покончит жизнь самоубийством через повешение, причем сделает это во дворе матери Николая. Наверное, до свекрови дошли эти угрозы, потому что целых два года, пока длился их брак, она люто ненавидела невестку. Как-то даже сдала ее в милицию за хранение наркотиков. Увидев на подоконнике пакетик с высушенной травой, она потерла ручки и на радостях драпанула писать заявление – секундная экспертиза впоследствии показала, что сморщенные зеленые клочочки – не что иное, как высушенный подорожник, рекомендованный врачом как средство, помогающее при бронхите.

Второй раз Олеся вышла замуж от скуки. Жизнь на некоторое время замерла, с работой не ладилось, подружки почти все разбежались и уже потихоньку стали рожать. Самооценка поползла вниз. Столкнувшись в супермаркете с Лапушкиным Вениамином, она подумала, что раз заняться больше нечем, то почему бы не осчастливить этого улыбчивого человека? Подарила ему несколько ответных дерзких улыбок, потребовала номер телефона и на следующий день потащила его в кино, где в кромешной темноте поведала о своем трудном детстве и отрочестве. Веня тяжело вздыхал, утешал и медленно, но верно начинал чувствовать свою ответственность за нежное создание, сидящее рядом.

После свадьбы новоиспеченный муж улыбаться перестал, его мама, кстати, тоже. Олеся, привыкшая к безалаберному образу жизни, разбрасывала свои вещи где только можно, часами валялась в ванне, плохо готовила, висла на телефоне и время от времени вносила в устоявшуюся жизнь Вени и его мамы приятные до безобразия сюрпризы. Недовольство Лапушкиных росло, и в один прекрасный день Леську все-таки выставили за дверь. Очередной двухгодичный брак рухнул. С гордо поднятой головой она вернулась в свою двухкомнатную квартиру, которую раньше делила с сестрой, но та, решив начать новую жизнь, уехала за границу. Развод случился три месяца назад, так что положенная вялотекущая депрессия присутствовала в полном объеме, смягчал ситуацию только один факт – старенький красный «Форд», полученный от Лапушкиных в качестве отступных, стоял под окном. Мать Вениамина была готова отдать все, что угодно, только бы нерадивая невестка свалила из квартиры как можно скорее. Нет, Олеся не страдала от потери мужа, но развлечений на горизонте не было, и сам факт очередной неудачи в личной жизни плюс потерянные годы давили со страшной силой.

Единственной поддержкой и опорой на данном этапе жизни была лучшая подружка – Кирюшкина Вероника, рассудительная, трезво смотрящая на жизнь и почти добрая особа. Леська договорилась с ней о встрече в кафешке и теперь, поедая бутерброд, ругала себя самыми скверными словами, потому что в животе для пирожных оставалось не так уж и много места, но глупый звонок выбил ее из колеи, и порция положительных колбасных эмоций была просто необходима.

К трем часам Леська перетрясла гардероб, выбрала самый лучший наряд – исключительно чтобы поднять себе настроение, и заспешила к подруге, сахарным пончикам, ванильным десертам и капучино.

– За твой отпуск! – провозгласила Ника, приподнимая чашечку с кофе. – Поздравляю.

– Спасибо, конечно, – скривилась Леська, – но ты же знаешь, я вовсе не хотела отдыхать в апреле – тоска зеленая, а на летние месяцы на работе очередь.

– Да ладно тебе, погода хорошая, смотайся в дом отдыха, расслабься. Может, ты там нового мужа встретишь, – Вероника хохотнула и с удовольствием отправила в рот кусочек медового торта. – Все, что ни делается, все к лучшему – старая добрая истина, так что ноги в руки, и дуй на природу.

Вероника к Леське относилась трепетно, но чаще ругала, чем хвалила – считая подругу абсолютнейшим бездарем, воспитывала ее как могла. Правда, отдавала себе отчет, что особо с нравоучениями усердствовать не стоит, Леська была хороша сама по себе: красива, обаятельна и непредсказуема. Ей часто не везло, но в малоприятных поворотах судьбы она и сама была виновата.

– Хватит с меня мужиков, хватит! А замуж уж точно больше не пойду, стирай им, гладь, готовь… Требований целая куча, как у террористов, а у самих даже бомбы нет, в лучшем случае, только ручная граната, не более того.

Леська частенько клялась, что отныне не станет иметь ничего общего с мужчинами, но, будучи особой влюбчивой, постоянно отступала от собственных слов. Сама назначала свидания и сама же потом разочарованно вздыхала.

– Тоже верно, – кивнула Ника. К штампу в паспорте она относилась скептически, хотя в глубине ее души все же жила надежда, что однажды она встретит того единственного и неповторимого, которому захочется сказать твердое «да». Собственно, в этом с Леськой они были очень похожи. Внешность Веронику немного подводила, но длинные черные волосы почти до пояса, большие голубые глаза и воля к победе при случае играли свою роль, и в ее жизни случались яркие, страстные и кратковременные романы.

– Мне какой мужчина нужен?

– Какой?

Леська секунду думала, а потом выдала краткую характеристику желаемого всей душой субъекта:

– Красивый, умный, интересный, честный, притягательный, восхитительный, обворожительный, бесподобный и хотя бы с мизерным чувством юмора. А то что это такое – я позвонил вам сообщить, что скоро вас убью! Ждите, – в Олеськиной голове промелькнул телефонный разговор. – Ну что за ерунда…

– Не поняла? – нахмурилась Ника, отодвигая чашку с кофе. – Кто кого убьет?

– Да позвонил мне тут один деятель, больно вежливый. Я, говорит, скоро вас убью. Ну, я, само собой, не растерялась и пожелала ему успехов в столь нелегком деле. Он-то, небось, дурак, думал – я сейчас перепугаюсь и упаду бездыханная на коврик – не на ту напал!

Леська стукнула кулаком по столу и с сочувствием посмотрела на задрожавшую чашку, а Вика побледнела и с удивлением уставилась на подругу: услышанное ей явно не понравилось.

– Ты хочешь сказать, что неизвестный мужчина позвонил с угрозой…

Леська захохотала:

– Ну ты даешь! Прямо как в кино – официальный тон и тревога в глазах. Нет, я всего лишь хочу сказать, что обделенный умом и чувством юмора товарищ глупо пошутил. Обычно так развлекаются подростки, пухнущие от безделья, но голос был взрослый и такой… хрипловатый.

– А еще он тебе что сказал?

– Не помню, какая разница.

– Огромная!

– Ты чего кричишь-то?..

Дернув молнию кожаной сумочки, Вероника достала газету, развернула ее на нужной странице, положила перед подругой и ткнула пальцем в жирную строчку: «Маньяк-Телефонист подыскивает очередную жертву».

– Читай!

Леська ознакомилась с содержанием небольшой статьи и звонко захихикала:

– Это что… что ты хочешь мне сказать, ой, не могу… Смех да и только… какой маньяк, ну какой…

Вдруг она резко осеклась и с ужасом уставилась на Нику. Веселье на этом закончилось:

– Ты считаешь, это он? Маньяк-Телефонист… позвонил мне?!

– Похоже на то, видимо, нашел новую жертву…

– Как так?

– А вот так.

– У меня отпуск, – выдала Леська, считая это достаточно уважительной причиной для того, чтобы никакие маньяки не смели ее беспокоить.

– Наверное, он об этом не знает, – съязвила в ответ Ника. – Здесь написано, что он выбирает жертву, звонит ей, предупреждает о своих намерениях, а потом в течение двух-трех недель делает свое черное дело. Трех уже убил, между прочим.

– Ты зачем мне эти гадости повторяешь?! Читать, слава богу, я умею, и вообще, убери газету с глаз моих долой, не желаю ничего знать. – Леська шмыгнула носом и вцепилась зубами в пончик. Больше всего ей хотелось, чтобы сегодняшний день оказался дурным сном, о котором завтра она и не вспомнит. Душа дрожала, а ручейки страха, растекаясь по всему телу, вселяли первобытный страх перед неизвестностью. Отрывки из фильмов ужасов мелькали в сознании, заставляя сердце ухать и падать куда-то вниз.

– Давай вспоминай подробности. Если честно, не понимаю, почему ты ничего не слышала об этом, по телевизору сто раз предупредительный ролик пускали, – сказала Ника.

– У меня и так настроение хреновое, я, знаешь ли, не каждый день развожусь, так что мне не до телевизора и прочей лабуды. Я очень занята в последнее время.

– Чем?

– Я страдаю!

– Понятно.

– А фотографии маньяка нет?

– Не-а, – мотнула головой Ника, – вроде бы никто его не видел и живым никто от него не уходил.

– Спасибо, утешила. Отдай мне кусок своего тортика, видишь, я вся в переживаниях. – Леська, не дожидаясь ответа подруги, переложила на свое блюдце коричневый треугольник, обсыпанный орехами и вафельными крошками.

– Ешь на здоровье, кто знает, может, больше уж не придется, – трагично сказала Ника. – Придушит тебя маньяк, в кусты спрячет, и только вой собак будет напоминать о том, что жила на свете такая непутевая дуреха, как Олеська Лисичкина.

Леська поперхнулась и вернула тортик обратно.

– Не могу, не могу я в это поверить! Пусть он убьет кого-нибудь другого! Я вообще не понимаю, что он во мне нашел, ничего же особенного.

– Не скажи, – покачала головой Вероника, – ты блондинка, а мужиков это во все времена цепляло. Эффектная, стройная, одеваешься хорошо. Он же, бедняга, ничего не знает про твой перевернутый вверх ногами внутренний мир.

– А давай ты с ним встретишься и расскажешь, какая я нехорошая, он передумает и подыщет для своих милых шалостей более подходящую кандидатуру.

Леська хотела добавить: «Может, и на тебя обратит внимание», – но не стала.

– Мне в принципе не сложно, – вздохнула Ника, понимая, что у подруги сейчас серьезный стресс, – но я не имею никакого представления, где можно найти этого оригинального человека.

– А о чем ты вообще имеешь представление?! – негодующе выдала Леська. Бросила ложечку на стол и надула губы. То, что подруга не носится по кафе, не рвет на себе волосы и не предлагает свою кандидатуру вместо нее, она сейчас расценивала как абсолютное предательство, простить которое было практически невозможно.

– Не паникуй, дело, конечно, дрянь, но безвыходных ситуаций не бывает. Во-первых, надо топать к следователю, в газете есть адрес и телефон, куда обращаться в случае чего, во-вторых, ты должна вспомнить каждое слово маньяка… Кстати, ты голос его помнишь? Узнать сможешь?

– Нет, какое там, я же не знала, что это Телефонист – известный всем душегуб. Я с ним так мило поговорила… Хотя, может быть, и смогу узнать… У меня паника!

Олеська закатила глаза, пытаясь показать подруге, как все ужасно и как тяжело на свете жить.

– А на чем вы расстались? Он не называл никаких дат или чего-нибудь конкретного?

– Нет, я ему сказала – ни в чем себе не отказывайте… – Леська скривилась, шумно всхлипнула и зарыдала. – Дура, какая же я дура, теперь каждый день буду смотреть телевизор и читать газеты…

– Про радио не забудь.

Вероника с сочувствием смотрела на подругу, понимая, что выплакаться ей надо и в такой момент мешать не следует: сейчас отрыдает свое, очнется от горестных мыслей и станет прежней – схватит первое, что подвернется под руку, и пойдет громить все и вся, особо не вдаваясь в подробности. Леська хоть и была ленивой, но природная упертость в ней присутствовала, а против такой великой силы не попрешь. Ника глотнула кофе и попыталась вспомнить все, что слышала про Телефониста. Ситуация плачевная, но не стоит умирать раньше времени.

Объявился он относительно недавно – полгода назад. На его счету три жертвы: студентка университета, домохозяйка и художница. Все убиты – задушены. Никакие приметы маньяка неизвестны. По какому принципу он отбирает потенциальных жертв, нигде не сообщалось. Единственно известный факт – Телефонист всегда предупреждает выбранную женщину заранее о том, что ее ждет, видно, получает особое удовольствие от растянувшихся на дни чужих переживаний. Хотя ни студентка, ни домохозяйка, ни художница особо о телефонном разговоре не задумывались, а рассказывали родственникам об этом моменте как о шутке. Вот и Леська пошла по такому же пути. Хорошо, что в газетной статье предупреждали об этом и просили быть более бдительными.

Всхлипы почти затихли, и Вероника внимательно посмотрела на подругу – именно сейчас, по ее предположениям, та должна была окончательно прийти в себя и подумать о выходе из наметившегося тупика.

– …порчу, что ли, на меня навели, да что же это делается, люди добрые, – Леська ныла уже не от отчаяния, а просто чтобы поныть. – Ну ничего, я вам всем покажу, я вам всем задам, узнаете, что такое дважды разведенная женщина на тропе войны! Расплодили маньяков, плюнуть некуда, ну ничего – Леся Лисичкина наведет порядок, через три дня в Москве ни одного маньяка не останется. Леся Лисичкина – это вам не какая-нибудь тетеха, это практически санитар леса, гроза преступности…

Вероника довольно улыбнулась: вот теперь с подругой можно разговаривать, теперь она ее услышит.

– Надо топать к следователю, он объяснит, что делать и, возможно, приставит охрану.

– Точно, – согласилась Леська. Воображение тут же нарисовало двухметрового красивого парня с очаровательной улыбкой, сжимающего в руках черный автомат. Именно такой охранник ей и нужен! А еще – чтобы был в бронежилете, и чтобы у него был ненормированный рабочий день.

– Эх, меня с тобой в кабинет не пустят, жаль. Ты там не теряйся, сама задавай вопросы, пусть скажут, что да как, чего опасаться, а чего не стоит. Поняла?

– Ага, – Леська расправила плечи и кивнула. Ника может не сомневаться, уж она вытрясет из следователя все, что только можно, и даже больше. А то ишь ты, сидят они там в мягких креслах, какого-то мужичонку поймать не могут, а ей тут с ума сходи, подозревай каждого встречного-поперечного! – А может, мне лучше в тюрьму попроситься?

– Чего? – не поняла Вероника.

– Если бы меня заперли в камере, то ни один Телефонист до меня бы не добрался. А что? Жила бы там припеваючи, ты бы мне еду носила…

– А если они маньяка еще десять лет искать будут, ты так и будешь за решеткой сидеть? Отмотаешь срок, как за ограбление с огнестрелом?

– Ладно, тюрьма отпадает, – махнула рукой Леся, хотя воображение уже рисовало каменные стены с душераздирающими надписями «здесь был Вася», жесткую постель, как у осужденных революционеров, мешок писем, полученных со всего света со словами поддержки, и опять же – двухметрового охранника, стоящего в дверях с автоматом наперевес. – Тогда буду сидеть дома. Как ты думаешь, Телефониста это отпугнуть может?

– Не знаю, – пожала плечами Вероника, – как я понимаю, маньяки – это такие чокнутые люди, которых если переклинило, то уже хоть об стену головой бейся, а они от своего не откажутся.

– Я дверь гвоздями забью.

– Тоже выход. Но вот мне почему-то кажется, что с помощью тебя этого маньяка и будут ловить, – Вероника нахмурилась и забарабанила пальцами по столу.

– Это в каком смысле?

– Отведут в темный лес, оставят одну на поляне и будут наблюдать из-за деревьев – не идет ли Телефонист с удавкой в руках?

– Я так не согласна, – замотала головой Леся. – Я не червяк какой-нибудь, чтобы лезть на крючок!

– Пока тебе ничего посоветовать не могу, вернее, рано еще принимать окончательные решения. Сейчас доедаем пончики и тортики и направляемся к следователю. Ты, главное, будь там поувереннее, чтобы они не особо расслаблялись и искали маньяка получше.

Мотор старенького «Форда» приветливо зарычал, сообщая взволнованным девушкам, что рад их доставить куда угодно. Леся окончательно перестала мысленно прощаться с родственниками и друзьями и приготовилась к бою. Умирать категорически не хотелось, она даже посчитала, сколько можно еще раз выйти замуж, если на каждый брак, уже по сложившейся традиции, отводить по два года. Цифра получилась внушительная, от такого количества перспективного счастья отказываться было глупо. Мало ли кто там чего хочет, у нее-то свои планы на жизнь, это если так под каждого маньяка подстраиваться, то и с ума сойти не долго.

– А хорошо, что твоя вторая свекровь – Инесса Павловна – и Вениамин откупились машиной.

– Да, это я удачно замуж сходила, – усмехнулась Леся.

Глава 2

Если вы хорошо подумали и пришли к выводу, что умирать в ближайшее время от рук маньяка вовсе не хочется, и вы к тому же не замужем, то не сидите на месте – отправляйтесь в прокуратуру, там есть мужчины на все случаи жизни.

Максим Григорьевич Кочкин поставил на поднос тарелку с яйцом, залитым майонезом, тарелку с борщом, тарелку с картофельной запеканкой и, прихватив хлеб и чай, направился к столику у окна. Настроение было неважнецкое. Три зависших убийства, маньяк, два туманных ограбления, разбитая фара на дряхлой «восьмерке», пятьсот рублей до зарплаты, сломанная молния на ветровке, изжога, которая обязательно появится после борща, и вечерние смотрины под чутким взором родительницы. Да, Максим Григорьевич не был женат – как-то вот дотянул до тридцати семи лет, так никому и не сказав: «Будьте моей женой!» Особо по этому поводу он не переживал, но так случилось, что по этому поводу очень переживала его мама. Бездействия Капитолина Андреевна не признавала и регулярно, два-три раза в месяц, знакомила сына с разнокалиберными невестами. Первое время Кочкин сопротивлялся, но родительница пригрозила – пообещала переехать к нему жить, и он, потупив взор, согласился на все условия, лишь бы не получать на завтрак, обед и ужин постоянные нотации.

Смотрины обычно были приурочены к ужину. Капитолина Андреевна волокла сына к невесте, где, улыбаясь до ушей, придирчиво оценивала стряпню хозяйки. Зная, что Максимушка любит поесть, она придавала особое значение поварским способностям будущей жены. Кочкин верил в судьбу и к смотринам относился скептически, да и никто до сих пор в его душе не оставил хоть какого-нибудь следа. Наловчившись определять по жестам и мимике матери, кто ей нравится, а кто нет, он начинал говорить комплименты неугодной, чем безумно раздражал свою родительницу. Капитолина Андреевна сердилась, ругалась и никак не могла понять, почему же их вкусы не совпадают.

– Паршивый денек, – буркнул Кочкин, глотая столовую ложку будущей изжоги. Без супа он обойтись не мог – чувствовал себя голодным, жалким и никому не нужным, поэтому предпочитал слопать тарелочку горячих щей или борща, а потом разводить соду водой и тушить образовавшийся в организме пожар. Объяснить, почему на него наваливалась такая кручина при отсутствии на столе первого блюда, он не мог, возможно, тут играли роль семейные обеды, которые в далеком детстве были обязательным ритуалом по субботам и воскресеньям.

– Н-да, – протянул Максим Григорьевич, вспомнив круглый стол с льняной скатертью и белую с розовыми цветочками супницу. А может быть, плюнуть на все и жениться на первой встречной? Долой страхи, робость и сомнения, живут же другие… Кусочек картофельной запеканки, наколотый на вилку, замер в воздухе, и на брюки шлепнулась жирная капля молочного соуса. – Н-да, – протянул еще раз Кочкин, понимая, что химчистки теперь не избежать.

Размышляя над тем, остановить свой выбор вечером на очередной невесте или нет, он поднялся в свой кабинет. Ничто не предвещало кардинальных изменений в жизни полноватого, неуверенного в себе следователя. Из окна все так же проникало солнце, разливаясь желтыми лужами на подоконнике и столе, а бумаги с пометками о нераскрытых преступлениях с немым укором все так же лежали поверх пухлых папок.

– Н-да, – в третий раз протянул Максим Григорьевич, понимая что за время его отсутствия картина не изменилась – убийцы чудесным образом не нашлись, а ограбления не растаяли в воздухе, как дряблые миражи.

В дверь постучали.

– Войдите, – громко сказал Кочкин, тяжело вздохнув.

Появившаяся девушка, пытаясь подобрать нужные слова, на секунду замерла на пороге, затем тряхнула копной светлых волос и, решительно подойдя к столу, села на стул.

– Меня хочет убить маньяк, – выпалила она, с вызовом посмотрев на следователя.

– Прекрасно, – ответил Кочкин, пытаясь приблизительно посчитать, сколько ненормальных дамочек приходило к нему на этой неделе с подобным заявлением. Некоторые даже жаловались на своих мужей, надеясь, по всей видимости, отдохнуть несколько дней в одиночестве, пока правоохранительные органы будут разбираться, что к чему.

– Что же здесь прекрасного? – поинтересовалась Леська, внимательно разглядывая следователя. Не зря он ей сразу не понравился: полноватый, волосы рыжие, рубашка слегка мятая, задумчивый какой-то – короче, на двухметрового красавца с черным автоматом не тянет.

– Извините, я хотел сказать, выкладывайте все, что наболело.

Леська достала газету, положила ее на стол и ткнула пальцем в статью:

– Вам это знакомо?

– Конечно, статья написана по моей просьбе.

– Прекрасно, значит, с этой минуты вы несете полную ответственность за мою жизнь, с чем вас и поздравляю!

– Вас как зовут? – Пока Максим Григорьевич понимал только то, что визит светловолосой красавицы как-то связан с Телефонистом. Поведение девушки настораживало – слишком взволнована, слишком напориста.

– Лисичкина Олеся Владимировна, вот пропуск. Вы почему, товарищ следователь, так плохо работаете?

У Кочкина сразу же началась изжога. Сначала во рту появился неприятный привкус, а в горле защипало, потом мучительное жжение расползлось в разные стороны, заставляя Максима Григорьевича кривить губы и морщиться.

– Вы по какому вопросу, излагайте конкретно! – рявкнул он, срывая на Леське свое плохое самочувствие.

– Дело касается маньяка… Телефониста, – теряя некоторую уверенность, ответила она. Странный какой-то следователь, кривится что-то… Олеся стрельнула глазами на Максима Григорьевича и поджала ноги под стул. – Здесь написано – обращаться к вам по любым маньячным вопросам, а также указано, что вы будете рады любой информации, связанной с Телефонистом, вот я и пришла. А радости на вашем лице что-то не наблюдается.

– Я рад, очень рад, – развел руками Кочкин, мечтая о стакане воды с содой.

– Этот гад позвонил мне сегодня и пообещал убить. В мои планы подобное мероприятие никак не вписывается, так что будьте любезны, оградите мое хрупкое бесподобное тело, особенно – область шеи, от рук вашего неуловимого маньяка.

– Он позвонил вам? – изумленно спросил Кочкин, забыв на секунду об изжоге.

На такое везение Максим Григорьевич даже не надеялся! Начальство пилило, трупы прибывали, а свет в конце тоннеля даже не мелькал. Чтобы хоть как-то остановить это безобразие, пришлось срочно пускать короткий ролик по местному каналу телевидения и печатать статью. Кочкин боялся, что маньяк теперь начнет осторожничать и перестанет предупреждать жертв о намеченном покушении, но иначе он поступить не мог – район и без того гудел, да и кто знает, может, таким образом удастся спасти кого-нибудь.

– Ну да, я же говорю – позвонил и пообещал убить. Требую защиты и… – Леська на секунду задумалась: потребовать от следователя хотелось как можно больше, – …и путевку в дом отдыха, где я смогу спрятаться и восстановить расшатавшуюся за сегодняшний день нервную систему.

– Подождите, подождите, Олеся Владимировна, – заглядывая в листок пропуска, сказал Максим Григорьевич, – давайте не будем отвлекаться на мелочи. Для начала, пожалуйста, перескажите ваш разговор с Телефонистом.

Поняв, что никакая путевка на горизонте не маячит, Леська вздохнула и выдала все, что помнила. Информация оказалась скудной и зацепок не предоставляла.

– Может быть, вас разыграл кто-нибудь из знакомых?

– Да кому я нужна! То есть, я так не думаю.

– Особенности в его голосе были? Заикался, не выговаривал буквы, картавил…

– Да нет, немного хрипел, а так все как у людей.

– А на шумы на заднем плане не обратили внимание?

– Что-что?

Кочкин встал и заходил по комнате:

– Не раздавалась ли музыка или еще какие-нибудь звуки?

– Я не знаю, – пожала плечами Леська, – я в тот момент совсем о другом думала. У меня отпуск, между прочим. Делать-то что будем? Я вам со всей ответственностью заявляю: хочу дожить хотя бы до пенсии и умирать сейчас отказываюсь.

– Не волнуйтесь, ваша безопасность отныне будет под контролем. – Максим Григорьевич кивнул и призадумался. Девушка, похоже, говорила правду, во всяком случае, к ее словам не прилагался список неугодных соседей, которых просто необходимо в считаные часы посадить за решетку, а еще лучше – расстрелять публично на площади у ближайшего кинотеатра. Могли ее и разыграть, но отмахиваться от звонка нельзя. Кочкин с интересом посмотрел на Леську и попытался понять, чем она могла привлечь маньяка, помимо своей красоты. Три убитые женщины имели разные внешние данные, и сказать, что Телефонист выбирает только красоток, было нельзя. А вот по какому принципу он подыскивает себе жертв, до сих пор оставалось загадкой – ничего общего между студенткой, домохозяйкой и художницей уловить так и не удалось.

– Вы почему так на меня смотрите? – поинтересовалась Леська, подозревая, что следователь или ее в чем-то подозревает, или сам является законспирированным маньяком.

Максим Григорьевич смутился, растерялся и почувствовал еще одну волну изжоги.

– Сравниваю вас с убитыми, – наконец признался он, возвращаясь за стол.

– Надеюсь, я намного красивее их?

– Пожалуй, да.

– Вы не уверены? Мне это не нравится, – Леська надулась и закидала следователя укоризненными взглядами. Да что он себе позволяет – она самая красивая жертва маньяка, иначе и быть не может!

– Утешьтесь тем, что вы, в отличие от них, живая, – сказал Кочкин назло, чтобы девушка не слишком-то задавалась и поняла, кто здесь главный.

– Вот когда он меня убьет, вы пожалеете о своих словах! Наверняка, кидая горсть земли в мою свежую могилку, будете плакать и просить прощения, что не поддержали в трудную минуту. А я вас не прощу. Что вы улыбаетесь, немедленно меня спасайте!

Максим Григорьевич улыбался, потому что Леська казалась ему забавной и потому что в голове мелькнула замечательная мысль: «Если бы я был маньяком, я бы ее тоже захотел убить!»

– Давайте попытаемся понять, почему Телефонист выбрал именно вас, – сказал он. – Расскажите о себе и попытайтесь вспомнить, где вы бывали в последнее время и какие интересные, странные, может быть, неприятные события произошли в вашей жизни за последний месяц.

Леська, чувствуя себя важной персоной, охотно стала выполнять поставленную задачу: коротенько пробежалась по биографии, призналась, что первая свекровь пыталась ее посадить за хранение наркотиков, жалобно всхлипнула, рассказывая о безвременной кончине второго брака, и замолчала. Ничего значительного за последнее время с ней не случалось, никто даже на ногу не наступил ни разу.

– А как обстоят дела на работе? – поинтересовался Кочкин, хмурясь. Зацепок по-прежнему не было.

– Одно и то же с утра до вечера, поболтать толком некогда. Я помощником менеджера работаю – бумажная волокита и вечно разрывающийся телефон.

Максим Григорьевич задал еще несколько вопросов и наконец-то перешел к основной части беседы – Олесю Лисичкину необходимо было спасать.

– Вам есть где пожить, пока Телефонист не будет пойман?

Леська разочарованно посмотрела на следователя. Она уже настолько смирилась с ролью главной жертвы всех времен и народов, что предложение отсидеться в какой-нибудь норе показалось ей почти оскорбительным.

– Есть, – зло бросила она, закидывая ногу на ногу. Вздернула нос, сдунула с глаз челку и спросила: – А сколько еще лет вы планируете его искать? Мне почему-то кажется, что из укрытия я выйду уже седая, сморщенная и беззубая. А я, между прочим, замужем была только два раза, у меня вся жизнь впереди!

Кочкин, с одной стороны, загрустил – ответственность за девушку уже душила, а с другой стороны, порадовался – маньяка ловить надо, а делать это с помощью приманки намного перспективнее.

– Значит, так, – сказал он, – вот вам лист бумаги и ручка, пишите все, что вы мне только что рассказали, укажите свой адрес и все телефоны, по которым можно с вами связаться.

Через час Леська уже направлялась к красному потрепанному жизнью и второй свекровью «Форду». Вероника в ожидании подруги курила, слушала музыку и листала журнал со слезливыми историями и анекдотами.

– Ну что? – спросила она у Леськи, как только та села за руль.

– Фигня!