Эридан. Рассказы

Идеальная встреча

– Провожающие, покиньте вагон! Через пять минут отправление поезда, – проводница в форменной куртке торопливо шла по коридору.

Поравнявшись с нашим купе, она посмотрела на Мишку, и тот, кивнув со вздохом, крепко меня обнял. Прижал к себе – всего на миг, задержав дыхание на долю секунды, – и тут же отпустил, попятившись назад, в узкий коридор.

– Пора, – я тронула его за плечо, – иди, Миш, а то я начну волноваться…

Мне показалось или его глаза заблестели? Он ничего не ответил, просто развернулся и пошёл к выходу, а я осталась стоять в дверях задумчивой фигурой. Телефон в кармане джинсов завибрировал. Я достала аппарат, взглянула на экран и подскочила к окну – Мишка уже пританцовывал на перроне с мобильником в руках.

Я нажала кнопку входящего вызова.

– Ну вот… – мы оба не знали, что ещё сказать.

Мишка шагнул к вагону и приложил ладонь к стеклу, а я – свою с внутренней стороны; мы будто вновь держались за руки, но уже не чувствовали друг друга.

Перрон мягко двинулся, а вместе с ним здание вокзала, пустые киоски и скудная горстка провожающих граждан. Всех, кроме Мишки: он, как спринтер, бежал вровень с моим окном, но совсем недолго – до тех пор, пока состав не набрал скорость. Поезд разогнался, и парень вмиг уменьшился, превратился в крошечную фигурку на краю перрона с вскинутой вверх ладонью, и только прерывистый голос в трубке напоминал о том, что он ещё рядом.

– Приготовьте, пожалуйста, билеты и паспорта, – в купе заглянула проводница, и я с облегчением выдохнула:

– До завтра! Я позвоню, как приеду!

Я протянула женщине документы, и та, внимательно изучив их, отметила что-то в своей «проводницкой» папке.

– А знаете, вам повезло. Одна поедете в купе, – бросила она между делом.

– Ой, как хорошо, – обрадовалась я, – но ведь могут ещё купить билет? Где-нибудь на промежуточной станции?

– Навряд ли, – коротко возразила проводница и по-хозяйски снисходительно пояснила: – Вагон полупустой, это же СВ. Если пассажир и возьмёт билет, то в соседнее купе. Так что можете отдыхать, никто не помешает. Чай или кофе будете?

– С удовольствием выпью чаю.

Теперь я расслабилась полностью, и, когда за проводницей закрылась дверь, сбросила кеды и, усевшись по-турецки на голубом диванчике, принялась разглядывать интерьер.

Зеркала на стенах, фирменные салфетки, светильники и плоская панель телевизора под потолком. Да, СВ – это не плацкарт!

Сама не знаю, почему решила так шикануть, лихо выпрыгнув за рамки студенческого бюджета. Я брала билет на сайте перевозчика. Плацкартных мест почти не оставалось. Я с грустью подвела курсор к значку единственной свободной полки – верхней боковой, да ещё и возле туалета – и вдруг… увидела скидки на места в спальном вагоне. В тот день стартовала очередная акция. «Почему бы и не прокатиться разок с комфортом?» – подумала я. Повезло, иначе не скажешь!

***

Пока я изучала обстановку, дверь дёрнулась и отъехала в сторону. На пороге появилась стройная девушка с небольшим чемоданчиком. Увидев меня, она вздрогнула, но тут же весело улыбнулась, как старой знакомой:

– Здравствуйте! – и с облегчением в голосе добавила: – Еле успела на поезд, чуть не опоздала.

– Здравствуйте, – я озадаченно посмотрела на неё.

Откуда она взялась?! Поезд идёт уже минут десять. Да и проводница говорила, что никто не бронировал второе место.

– Перед самым отправлением билет взяла, – угадав мои мысли, ответила она, – и бегом на перрон. Минута оставалась. Вскочила в первый вагон, а после шла внутри состава. Жутко не люблю эти сцепления под ногами, но что поделаешь?..

Теперь всё ясно. Жаль, что не удалось побыть одной, но попутчица вроде интеллигентная. Выглядит старше меня, но насколько – трудно понять. Может, года на три-четыре, а, может, и на все десять. И, конечно, не в пример элегантнее. Лёгкий плащ из синей струящейся ткани, нечто неприметно-изысканное под ним и длинные волосы, естественной волной спадающие до пояса. Я застеснялась своих рваных джинсов, вихрастого ёжика на голове и бесформенной майки, а потому уткнулась в телефон, по привычке ссутулив спину.

Украдкой вглядываясь в лицо попутчицы, я поражалась всё больше: несмотря на явное различие, мы ней похожи, как родные сёстры.

Девушка тем временем разложила вещи по полочкам, переоделась, сунула чемодан под стол и села напротив меня.

– Марина, – представилась она, – а вас как зовут?

– Марина, – обрадовалась я встрече с тёзкой; совпадение имён, намекая на некую общность, особым образом располагает к собеседнику.

Попутчица легко улыбнулась и тут же, услышав возню за дверью, дёрнула ручку, открывая замешкавшейся проводнице – та принесла чай.

Увидев Марину, она с недоумением воззрилась на неё:

– Так, интересно. А вы откуда взялись?

– Здравствуйте. Я проникла сюда обходным путём – через первый вагон. Вынужденный маневр опоздавшего пассажира, – Марина отвечала негромко и спокойно, так, как бы я, наверное, и не сумела – принялась бы мямлить и оправдываться. – Вот мой билет и паспорт.

– Ясно, – проводница глянула документы и, убедившись, что всё в порядке, кивнула, – хорошо, что успели.

– Можно мне тоже чаю? – попросила Марина.

– Да, сейчас принесу.

За чаем мы с попутчицей разговорились. Марина оказалась моей землячкой – она ехала к родителям, в родной город, туда же, куда и я.

– Сменила место жительства несколько лет назад, теперь бываю раз в год, не чаще. Куда бы не поехала, каждый раз кажется, что еду домой. Дом там, где родилась и выросла… Дом там, где живу и счастлива… Наверно, дом – это чувство комфорта. Где бы я ни была, если мне хорошо, значит, я дома?

– Не знаю. Я гостила у своего парня, и теперь возвращаюсь к себе.

– Не скучаете? – весело поинтересовалась Марина. – Любовь на расстоянии, наверное, требует терпения?

– Не очень. Всё-таки мы общаемся каждый день по скайпу. Разумеется, это не то, чего хотелось бы, но возможности пока нет. Хотя сейчас у меня возникла дилемма, – разоткровенничалась я. – Мишка зовёт к себе, а я только на третий курс перешла. Бросать институт не хочу, а переводиться… Тоже не знаю, стоит ли.

– Где вы учитесь? – полюбопытствовала попутчица. – И на кого?

– В университете имени N. Специальность такая… Не всякий ВУЗ подойдёт для перевода, – помявшись, я назвала её.

– Как интересно… – протянула Марина, раздумывая над чем-то. – Я ведь тоже в своё время окончила университет имени N, по этой же специальности. У нас разница лет в десять, не так ли?

– Мне 19.

– А мне 29.

– Я думала, вы младше, – удивилась я.

– Все так думают, – махнула рукой попутчица, – но и вас тоже можно за школьницу принять, знаете ли…

– Точно! – рассмеялась я. – Многие так и принимают. Особенно с этой стрижкой.

***

– И у меня десять лет назад тоже была дилемма… – припоминая, Марина несколько секунд рассматривала воображаемую точку на окне, а после резко повернулась и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. – Но дорога, как бы она не петляла, всё равно приведёт в нужное место. В определенную точку-цель. Я вот тогда долго размышляла, как поступить, а потом поняла, что мой переезд – вопрос времени и повода.

– Повода? Как это?

– Если тебе суждено попасть в точку Х, то ты в ней окажешься. Вопрос только, как. Ты можешь выйти замуж. А если не выйдешь замуж, то найдёшь работу, где тебе предложат переезд. А если ты и тут откажешься, то вновь найдётся повод – до тех пор, пока до тебя не дойдёт, наконец, что нужно сделать. Возможно, ты решишь просто уехать. И, по странному стечению обстоятельств, попадёшь в точку Х.

– У меня такого не случалось…

– Ты уверена? – хитро покосилась на меня Марина.

– Да, – я качнула головой, и вдруг вспомнила кое-что, – и всё же нет, не уверена! Как же я могла забыть? Когда мне было пять, родители переехали в Город. Мы прожили в нём год, а потом почему-то вернулись домой. После школы подруга уговаривала меня поступить в Академию Города, но я заартачилась и не стала пробовать. А она сдавала вступительные экзамены, но не набрала проходной балл. А я бы набрала, точно знаю, что набрала бы, но не захотела тогда… И вот теперь Миша зовет меня. Выходит, это судьба?

– Может, судьба, а, может, и нет. На этот вопрос никто не ответит, кроме тебя.

– Но дорога вела меня в Город, чтобы я встретила Мишку?

Марина улыбнулась:

– Может, Город – путь к нему, а может, он – проездной документ. Повод. Ничего, разберёшься…

– А что стало поводом для тебя?

– У меня было много их, но, как и ты, я их не замечала. Какие-то отвергала, какие-то не принимала в расчёт, а какие-то считала сомнительными. В конце концов, остался один – моё решение. Однажды я поняла, что нужно переехать. И всё встало на свои места. Сложилось, как паззл, в ровную дорогу.

– Я ещё психологически не выросла до принятия решений, – вздохнула я.

– Ничего страшного, всему своё время, – пожала плечами Марина.

Ещё одна мысль трепетала мотыльком в голове – никак не желала оставить меня в покое – и я решилась её озвучить.

– Получается, что ты веришь в судьбу, – полувопросительно начала я, – но… в то же время говоришь о множественности попыток. Но разве судьба не ведет нас чётко очерченной дорогой? Она должна нами управлять, подталкивать к принятию верных решений.

– Я думаю, что судьба, как звезда-путеводительница, зовёт нас в нужную сторону, к истинной цели путешествия, но путь мы выбираем сами. Сами добираемся, а она лишь демонстрирует знаки и организует «векторные» события, направляющие нас, – отвечая, Марина внимательно смотрела на меня, в то время как я была готова согласиться с любым её утверждением.

– Получается, что судьба – это каркас, на которые, словно нити, накладываются узоры наших поступков, решений и стремлений? Каким бы кружевом не вилась нить, каркас неизменен?

– Насчёт его неизменности я пока не знаю. Возможно, лет в девяносто смогу ответить на твой вопрос, – и, улыбнувшись чему-то неведомому, попутчица перевела тему. – Расскажи мне, как дела в университете… Как там наша кафедра? Кто сейчас заведует?

Мы проболтали ещё с пару часов, обсуждая насущные вопросы – институт, преподавателей, общих знакомых, которых оказалось неожиданно много, – до тех пор, пока не начали хором зевать.

– Давай баиньки, – предложила попутчица, – а то проспим свою станцию, и увезут нас в какую-нибудь Тмутаракань.

***

Утро зазвенело будильником за час до прибытия. Потянувшись, я села в кровати, и замерла, разглядывая своё лицо в зеркале над пустым диваном.

«Ну и видок спросонья, как бы людей не напугать! Стоп! А где… Марина?!» – я зачем-то нагнулась и заглянула под стол.

Нет чемодана, нет сумки, только два пустых стакана из-под чая тихо дребезжат на столе в ритме бегущего по железнодорожной колее состава.

Марина проснулась, убрала постель и вышла на станции? Но мы ведь землячки! Она что-то напутала?!

***

Выскочив в коридор, я ринулась к проводнице – такой же заспанной и непричёсанной, как я.

– Что-то случилось? – недовольно поинтересовалась она.

– Простите, – встревожено и очень серьёзно ответила я, – девушка, которая ехала со мной, на какой станции вышла?

– Какая девушка? – не поняла она.

– Которая была в моём купе, она ещё на поезд чуть не опоздала…

– С вами в купе кто-то ехал?! – изумилась проводница.

– Ну да, вы же вчера с ней разговаривали.

– Нет, – женщина уставилась на меня с подозрением, – я разговаривала с вами. В вашем купе второе место было свободно.

– А как же чай? Вы же две чашки приносили!

– Да, делала два чая. Вы сначала один заказали, потом – второй. Вы не употребляли спиртного, или чего похуже?

Проводница, сощурившись, посмотрела на сгибы моих локтей.

Я обескуражено замолчала.

«Но как же… Кто-то из нас сходит с ума. Я или проводница?»

Привстав на цыпочки, я заглянула через её плечо в купе – возможно, початая бутылка вина или водки на столе подсказала бы верный ответ. Но стол был чист и пуст. Я осторожно потянула носом воздух – перегаром не пахнет.

Проводница смотрела на меня круглыми от удивления глазами. Наконец, она сообразила:

– Может, вам нехорошо? Хотите, свяжусь с начальником поезда, приглашу дежурного врача?

– Нет, спасибо… – тускло пробормотала я. – Видимо, мне приснился необычный сон.

***

Вспоминая ту историю, каждый раз я поражалась отчётливости, с которой сон врезался в память. С годами образы рассеиваются, теряются детали, линяют краски и оттенки, но встреча в поезде – воображаемая или реальная – вспоминалась так живо, будто случилась вчера.

Я окончила университет. С Мишкой, несмотря на эффектное начало, мы расстались через год – прозаично и обыденно, изнывая со скуки, которую не смогло развеять даже расстояние в тысячу километров. Мы остались добрыми друзьями, пусть и не закадычными, но искренними. Идеальное расставание – может ли что-то быть лучше этого? Пожалуй, идеальная встреча. Вот только на моём пути, неровном и извилистом, таких встреч не происходило.

Впрочем, у меня нет повода сетовать на судьбу… Несколько лет я живу в Городе, куда меня звал когда-то Мишка. И, как полагается, ежегодно катаюсь на малую родину – теперь уже только в вагонах СВ. Всякий раз, беседуя с попутчиком, вспоминаю загадочное знакомство с Мариной. Я смогла найти лишь одно разумное объяснение: что хитрое бессознательное таким образом подсказало мне, как и куда двигаться дальше.

«Судьба, как звезда-путеводительница, зовёт нас в нужную сторону, к истинной цели путешествия, но способ мы выбираем сами».

С возрастом я стала всё больше походить на неё – недаром мы смотрелись сёстрами. Купила струящийся синий плащ и отрастила длинные локоны ниже пояса. Вот только, в отличие от Марины, я никогда не опаздываю на поезд. Терпеть не могу эти движущиеся сцепления между вагонами…

***

Но сегодня случился коллапс. Купить билет загодя не удалось. На работе обрушилась сеть, а телефон завис, напрочь заблокировав работу приложений. Вдобавок я попала в чудовищную пробку. Проторчав на дороге полтора часа, вбежала в здание вокзала за десять минут до отправления состава. К счастью, у терминала не оказалось очереди, и через минуту билет был у меня в руках.

Выскочив на перрон, я заметалась взад-вперед, но разбираться с нумерацией уже было некогда. Прыгнув в первый попавшийся вагон, я показала проводнице проездной документ, и та захлопнула за мной – последним пассажиром! – дверь. Поезд тронулся. Успела!

И, чуть отдышавшись, отправилась в путь, минуя длинную череду плацкарт, купе и столиков безлюдного ресторана.

Вот и моё купе! Я тронула новенькую дверь, и заглянула внутрь.

На меня удивлённо смотрела… девушка, совсем юная, коротко стриженая, в изодранных на коленках джинсах. Я мгновенно узнала её. Сложив ноги по-турецки на фирменном диванчике восседала я, та самая Марина десятилетней давности, озадаченная внезапным появлением незнакомки в синем струящемся плаще.

«Идеальных встреч не бывает? – история вмиг перестала быть загадкой. – Отнюдь. Если это встреча с собой, то она, бесспорно, идеальна!».

Круг замкнулся. Я весело улыбнулась себе, как старой знакомой:

– Здравствуйте! – и с облегчением в голосе добавила: – Еле успела на поезд, чуть не опоздала…

(07.04.2016)

Рондо

Алевтина Николаевна спешила. Предстоял насыщенный день. Она позавтракала, на ходу хлебнула компота из чернильно-синей чашки с золотым ободком, и, накинув на плечи ветровку, выскочила за калитку.

Тут близко, всего-то полкилометра, но времени в обрез, и Аля решила в этот раз поехать на троллейбусе. Вытянула руку, помахала ею взад-вперёд, и, поднявшись по прозрачным ступенькам, строго произнесла:

– Будьте добры, один билет.

Достала из кармана лист подорожника, проткнула его мелким камешком и сунула обратно.

– Аля, привет!

На поросшей сорняками обочине появился Толик – возник из ниоткуда – и Алевтина важно кивнула ему в ответ:

– Здравствуйте, Анатолий Дмитриевич!

Полное имя и отчество Толика она узнала лишь вчера, поэтому произносила его с особым смаком, старательно выговаривая каждый слог. А-на-то-лий. Звучит красиво, а уж в комплекте с отчеством… Алька прошагала мимо него в воображаемом троллейбусе, а сосед успел лишь крикнуть вслед:

– Ты куда собралась?

Алевтина обернулась, и, указав пальцем в сторону Кленовой улицы, деловито сообщила:

– Мне нужно съездить в одно место, а потом я вернусь.

– Ты почему босиком? – Толик был старше подруги на целых два года и потому считал себя взрослым и ответственным.

Неделю назад ему исполнилось шесть, и он тоном, не допускающим возражений, сообщил, что будет присматривать за четырехлетней Алевтиной – Алевтиной Николаевной, поправила она – до наступления её совершеннолетия.

«Целых два года, – вздыхала Алька, – ждать моего «совершестилетия».

«А когда наступит совершеннолетие, – уточнял деловито Анатолий, – я на тебе женюсь, и буду присматривать до самой старости. Никуда не денешься».

Девочка в ответ на это снова вздыхала и надеялась, что он со временем передумает.

…Алевтина посмотрела вниз, на свои босые ноги, угрюмо почесала лоб, и, притворившись, что не расслышала вопроса, прибавила шагу.

***

Троллейбус медленно повернул на Кленовую улицу и остановился у домика, притулившегося за невысоким забором. Каждый день Алька пробегала мимо этого места, но сегодня её почему-то потянуло заглянуть внутрь, за голубую изгородь из остроконечного штакетника. И она не ошиблась! В метре от забора, в тени облезлого сарайчика, на старом ватном одеяле дремала кошка. Чёрная-пречёрная, без единого белого пятнышка! Лапами она обнимала четырёх спящих младенцев.

– Котятки… – ахнула девочка.

Она попыталась просунуть лицо между брусьями штакетника, но ничего не вышло. Тогда Алька подтянулась всем телом, оперлась локтями о верхнюю перекладину, да так и повисла на ней.

– Хочешь взглянуть поближе? – вопрос, прозвучавший откуда-то сбоку, заставил её вздрогнуть от неожиданности.

Алька повернула голову и увидела хозяина, укрывшегося в беседке с газетой в руках. Пока тот сворачивал газету, она со смущённым любопытством разглядывала его. Худые жилистые руки и впалые щеки испещрены глубокими морщинами, редкие волосы белеют на макушке, словно цыплячий пух, а глаза спрятались за толстыми линзами в роговой оправе.

Старик подошёл к калитке, с усилием передвигая ноги, и отворил её, приглашая девочку внутрь. Алька, жутко стесняясь и радуясь одновременно, шагнула во двор и чуть слышно прошептала:

– Здравствуйте…

Хозяин подвел девочку к ящику, и они вместе уставились на котят. Молча. Наконец, Алевтина не выдержала:

– А можно их потрогать?

– Конечно, можно, погладь! – дедушка с трудом присел на корточки и успокоил кошку, ласково проведя ладонью по вздрагивающему боку.

Алька пальчиком дотронулась до котёнка, который прятался между кошачьими лапами. Он был такой маленький, что, казалось, даже не реагировал на прикосновения.

– А почему у них глазки закрыты?

– Они ещё слепые, совсем малыши. Подожди пару дней, и глазки откроются.

В окно выглянула старушка. Заметив Альку, она всплеснула руками и заторопилась наружу, к незваной гостье – знакомиться. Спустя четверть часа девочка уже восседала со своими новыми друзьями за старинным столом, украшенным фарфоровым сервизом, и пила ароматный чай с хворостом.

Дедушку звали Миша, а бабушку, так же, как и Альку, Алевтиной.

– А какие у вас отчества? – полюбопытствовала девочка, вспомнив хвастливого Толика.

– Я – Алевтина Николаевна, а Миша – Михаил Дмитриевич, – ответила старушка, – но нас теперь так только почтальон называет, а мы сами уже и забыли почти.

– Ничего себе! – восхитилась Алька. – Я тоже Алевтина Николаевна, а мой друг Толик из третьего дома – он Дмитриевич!

– Так мы с тобой тёзки, получается, – удивилась бабушка, – да ещё и полные. Надо же, какое совпадение.

– А у котят какие имена? – поинтересовалась Алька, не забывая о главной цели своего визита. – Тоже с отчествами?

– Нет, – улыбнулся дедушка Миша, – имён мы им ещё не успели придумать, а отчества, увы, мы не знаем. Муся нам не сообщила, кто отец.

– Муся – кошка, их мама? – уточнила девочка, и старик кивнул. – Ой… Что ж получается, безотцовщина растёт?

Старик со старушкой почему-то тут же расхохотались, да так заливисто, словно помолодели вмиг.

– Получается, что да, – подтвердила, отсмеявшись, баба Аля. – Ничего, не пропадут, поднимем их без отца.

– А куда вы будете их поднимать? – Алька прижала ладони к щекам и тут же догадалась. – На крышу? Это как в стишке? «Тише мыши, кот на крыше, а котята ещё выше». Я вот всё время думаю, где же котята? Ведь выше крыши только труба, а в трубе им нельзя находиться – могут угореть. Значит, они ещё выше. А выше только небо, а за ним – космос. Вы их хотите в космос отправить?!

Дедушка с бабушкой так разулыбались, что Алька удивилась и крепко задумалась, пытаясь понять, что их обрадовало. Она оглянулась по сторонам, но никого и ничего примечательного не увидела. Наверное, у них просто давно не было гостей. А может, у бабушки Али сегодня хворост удался, как никогда. Или ещё по какой причине, неизвестной… На всякий случай девочка тоже заулыбалась, чтобы поддержать старичков.

– Поднять, значит, на ноги поставить, вырастить – есть такое выражение, – объяснил Михаил Дмитриевич, – а имена, действительно, нужно им дать, но попозже. Когда они откроют глазки и посмотрят на нас, тут же будет понятно, кому какое имя подходит.

***

Алька провела в гостях целый день. Новые друзья рассказывали ей истории стародавних времен, которые совсем были не похожи на её, Алькину, жизнь. К вечеру девочка так расслабилась, что совсем перестала стесняться, и, помявшись для приличия, задала вопрос.

– А что это у вас такое стоит?

Позади стола красовался рояль. Огромная махина глубокого чёрного цвета на резных кокетливых ножках, он стоял в углу гостиной твёрдо и незыблемо, олицетворяя собой исполинскую мощь неведомого инструмента, и с высоты Алькиного «четырёхлетнего» роста казался просто громадиной. Алька догадывалась, что это за инструмент, тем более что дома у неё было фортепиано, но как выспросить иначе, она не знала.

– Это рояль, – ответила бабушка Алевтина.

– А кто играет на нём? – шёпотом спросила девочка, вновь мгновенно оробев.

Она пробовала играть на пианино – точнее, извлекать из него отдельные звуки – но всякий раз получалась форменная ерунда. Инструмент звучал отрывисто и нескладно, в то время как пианисты из телевизора, раскачиваясь взад-вперед, ловко бегали пальцами вдоль клавиш – их музыка была прекрасной и радовала слух. Алевтина тоже как-то попыталась провести быстро-быстро рукой по клавиатуре, но пальцам стало больно, а инструмент будто захохотал: гадко и бессмысленно. Бабушка отругала её за то, что та «расстраивает» его – Алька попросила у него прощения и пообещала, что «больше не будет». Она ведь не хотела никого расстраивать: ни бабушку, ни пианино, ни родителей.

– Я играю, то есть играл, – поправился дедушка, – когда суставы были здоровыми. Хотя… Можно попробовать сегодня, раз наступило облегчение.

– Вы сыграете? – и Алька задержала дыхание, загадав, чтобы тот не передумал, а после воскликнула. – Прямо сейчас?

– Я, конечно, уже не тот, – пробормотал, будто оправдываясь, дед Миша, – но… руки всё помнят.

Он задумался, возвращаясь, видимо, в мыслях к чему-то давно позабытому, но важному, и отрешённо взглянул на притихших Алевтин, старую и малую. Те молчали, а бабушка даже перестала пить чай, и тихо-тихо опустила чашку на блюдце, чтоб не звякнуть случайно, не спугнуть его внезапную отраду. Его лицо менялось, озаряясь внутренним светом, словно некий загадочный дух медленно стягивал с него покрывало времени, – стягивал вместе с морщинами, сединами и впадинами на худых щеках.

И Алька точно наяву увидела Михаила Дмитриевича таким, каким он был когда-то: гибким кудрявым юношей с синими лучистыми глазами! Она представила зал с массивными колоннами и тяжёлыми бархатными портьерами по бокам деревянной сцены, чёрный рояль посередине и стройного молодого человека, легко выбегающего из-за кулис. Парень наклонил голову и прижал правую руку к груди, улыбнувшись застенчиво и немного по-детски. В зале грянули аплодисменты. Улыбка с лица Миши испарилась вдруг, он сделался отрешённым, точь-в-точь, как сейчас, за столом, и неуверенно подошёл к роялю – так, словно видел его впервые… Присел на банкетку, опустил голову, сохраняя спину прямой – с небольшим поясничным прогибом – вздохнул прерывисто и глубоко, и поднял руки…

Пока Алька, изумлённо распахнув глаза, разглядывала в своём воображении юного Михаила, старик поднялся из-за стола. Он неуверенной походкой двинулся к роялю – так, словно видел его впервые. Сел на винтовой табурет с мягким дермантиновым сиденьем, поднял крышку, обнажив клавиатуру, низко склонил голову, сохраняя спину прямой, вздохнул прерывисто и глубоко, и поднял руки.

И Альку унесло, накрыло потоком… Не звуков, нет, – стремительного водопада, взбивающего барашки на каменистых уступах незнакомой горной реки! Капли-ноты перетекали друг в друга, подпрыгивая на гладких скалистых островках внезапным стакатто, и мягко накрывали их всплесками, которые тут же сплетались в кружева полупрозрачной пены… Горная река бежала вдоль пологого русла – волнуясь и торопясь, как будто боялась опоздать куда-то – обнимая поросшие илом валуны, бурля и извиваясь меж двух берегов. Она не началась с ручейка, как это обычно бывает, она хлынула сразу, сбросив себя с уступа пенной симфонией сочных звуков! Алька вообразила себя бегущей по траве босиком «в ногу» с музыкальным потоком, и… вдруг поняла, что река спустилась в равнину, где пошла медленно и тихо, охваченная внезапной сонливостью – а вокруг воцарилась ночь: тревожная, глубокая, без единой звёздочки на пасмурном небе. Пугливо озираясь по сторонам, река осторожно двигалась вперед, наощупь, изредка натыкаясь на утёсы и сослепу врезаясь в деревянные причалы. Музыка пробиралась украдкой, минуя сумрачную равнину до тех пор, пока не рассвело, и не наступило утро. Яркое, торжественно-солнечное! Река вновь забурлила, заигрывая с порогами, и торопливо устремилась вдаль.

Музыка стихла. Михаил Дмитриевич повернулся к зрителям, и обе Алевтины зааплодировали. Старшая – с улыбкой, нежной и мягкой, которая юным весенним светом озарила её лицо. Алька, неуклюже похлопав в ладошки, повернулась к ней и увидела… девушку, тоненькую, большеглазую, с волосами до плеч и в лёгком ситцевом платье. Так вот ты какая была, бабушка Аля…

– Как красиво… – прошептала девочка.

– Это Шуман, – улыбнулся старик. – Одна из моих любимых новеллетт.

– Словно река то засыпает, то просыпается…

– Форма рондо, движение по кругу, когда эпизоды сменяют друг друга, возвращаясь к одной и той же мелодии – главной теме произведения.

Алька попыталась понять его слова, но не смогла. На всякий случай она кивнула, чтобы дедушка Миша не подумал, что она совсем маленькая и глупая.

***

– Бабушка Аля, – испугалась вдруг девочка, увидев, как по морщинистым щекам хозяйки медленно потекли слёзы. – Ты плачешь? Ты обиделась?

– Нет, Аленька, – с нежной грустью улыбнулась та и покачала головой, – просто вспомнила тот день, когда я впервые услышала, как дедушка Миша её исполняет.

…Лето сорок четвёртого. Шестнадцатилетняя Аля, отработав две смены на заводе, устало бредёт домой. Там её ждут только братья. Мама который день дежурит в больнице, и им не удаётся встретиться, наверное, уже с месяц – а девушка сегодня получила щедрый паёк и вечером можно устроить настоящий праздник. Мальчишки-то совсем мелкие, и кроме войны, в своей жизни покамест ничего не видели… Ну, ладно! Немного осталось! Победа не за горами, и когда это случится, то сразу всё и наладится. Она вернется в школу, получит аттестат, поступит в институт, а ещё… возьмет мальчишек с собой в поход – настоящий, с рюкзаками и палатками, в лес, а может, даже, и в горы, как когда-то ходили с отцом. Ходили… С отцом… У Альки резануло ножом в сердце и сжались худые кулаки – внутри полыхнуло болью и ненавистью. Он уже не вернётся домой… Она не проронила ни слезинки, получив извещение, только побледнела, как полотно. Она не верила месяц, что отец погиб, а когда до неё дошло, она раскололась пополам от боли, которую с тех пор ничего не могло унять. Ей хотелось отомстить. Почему её не взяли на фронт?! Светка-одноклассница соврала, что ей уже есть восемнадцать, и ушла, а мелкую тощую Альку даже слушать не стали. «Детей не берём, – строго сказал серьёзный усатый дядька, и почему-то глаза его заблестели. – Иди, девочка, лучше на завод. Там ты окажешь посильную помощь, и внесёшь свой трудовой вклад в правое дело». Алька послушно отправилась на завод – там были рады и ей, там полцеха было таких как она, худых подростков, не сумевших прикинуться взрослыми.

Она услышала откуда-то сверху звуки фортепиано и не поверила своим ушам. Здесь, сейчас – музыка? Не может быть… Девушка подняла глаза. Дом офицеров. На втором этаже открыто окно, и похоже, она звучит оттуда. Сейчас там разместили взвод мотострелковой роты, который перебрасывают через их город в западном направлении. Алевтина почувствовала, как по спине побежали мурашки, и остановилась. Зайти бы хоть на минутку, послушать чуток, и тут же домой. Заодно и братьям расскажет, какая радость с ней приключилась по дороге.

Девушка дёрнула на себя тяжелую дверь с толстой резной ручкой и поднялась по каменной лестнице на второй этаж. Зал был пуст, лишь несколько солдат на скамье в углу о чём-то переговаривались вполголоса. А на сцене стоял рояль – и как он уцелел-то среди бомбёжек?! – и кудрявый парень в военной форме, сидя за ним на покосившемся стуле, виртуозно усмирял щербатые клавиши цвета слоновой кости. Алька подошла к сцене впритык и, зажмурив глаза, чтобы не потерять ни одной ноты, впустила в себя музыку, от которой веяло свободой, счастьем и силой. Она вдруг поняла, что всё теперь будет хорошо – и с ней, и с мамой, и с мальчишками. И всё сбудется: и походы, и институт, и мирное небо над головой!

Музыка стихла. Аля открыла глаза и посмотрела на пианиста, – а он смотрел на неё так, будто увидел кого-то очень хорошо и давно знакомого. Хотя нет, иначе – непонятно, что означает это изумление в его глазах. Девушка попятилась, осознав, как неловко выглядит, должно быть, сейчас.

– Постой! – солдат вскочил из-за рояля. – Откуда ты взялась?

И быстрыми шагами перемахнув через сцену, спрыгнул вниз, к ней.

– Извините, – пожала плечами Аля, – с улицы зашла. Услышала музыку, и вот… Кто её сочинил?

– Это Шуман, – ответил парень. – А я – Миша. Как тебя зовут?

– Алевтина, – призналась девушка.

Так они и познакомились. Молодой человек, не расслышав робких возражений, проводил её до дома, и несколько дней ещё встречал Альку у завода после окончания смен. Через неделю он уехал, чтобы спустя четырнадцать месяцев вернуться к ней живым и невредимым.