Kitobni o'qish: «Отель «Китовый райк»»
Отдельный дар для человека на этой земле, повстречать свою любовь.
Ведь взаимная любовь она и лечит, и направляет, и вдохновляет.
Я благодарна Богу за то, что он наградил меня этим счастьем.
Данную историю я посвящаю свою мужу, без которого писателя Юлии Ефимовой просто бы не случилось.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель.
Представляю тебе финал серии «Миссия: Дилетант».
Эта немного сказочная история с тайными обществами и артефактами подошла к концу.
Надеюсь, эта книга понравится тебе так же, как и предыдущие приключения Зинки.
Помни, мои книги написаны для отдыха, устраивайся поудобнее и погружайся в историю.
Имена, факты, исторические события и даже отель-глэмпинг «Китовый райк» – все это фантазия автора и любые совпадения случайны.
Я не хочу пустого превосходства
И не мечтаю об аплодисментах.
По мне, это особый вид уродства —
Купаться в лживых комплиментах.
И ничего собой не представляя,
За данность вдруг приняв мечты,
По глупости не замечая
Бредовость мнимой высоты.
Мне в вечности так хочется оставить
Надежды искру, верности печать
И потерявшихся направить
Вперед за счастьем – верить и мечтать.
Плевать, как вас оценят конкуренты;
Плевать, что скажут вечные мужи.
Все праздничные аккомпанементы
Меняю на сольфеджио души.
Сам Пастернак, переживая беды,
Завет творцам оставил соблюдать:
Что пораженье от победы
Ты сам не должен отличать.
И высшим смыслом напоив судьбу,
Ведь творчество ответственно вдвойне,
Возглавлю эту вечную борьбу,
Вступив в ряды на светлой стороне.
Боба пришел к своему сейду у озера и уселся рядом, как маленькие дети садятся возле родителя – поговорить. Он обязательно раз в месяц приходил к этому камню – это было его место силы, его Иерусалим, его личная Мекка.
Сооружения из камней, сложенные таким образом, что на достаточно небольших камнях громоздятся огромные валуны, можно встретить на всем Кольском полуострове, да и не только, но здесь, на берегу Сейдозера, они особенные.
Саамы, проживавшие на этой территории веками, верили, что сайво, то есть потусторонняя копия нашего мира, находится под двойным дном этого озера. Боба был согласен с ними, но, в отличие от них, он знал название этого мира – Гиперборея.
Северная страна – место обитания великого народа гипербореев. Появляющаяся в легендах и рассказах, а от того кажущаяся сказочной. Обывателям легче думать о ней как о выдуманной стране, где жили такие же сказочные люди, умеющие использовать свой мозг на сто процентов, люди, которые не знали слова «зависть» и не понимали, как можно искренне мечтать о деньгах, ведь это всего лишь инструмент для создания удобства. Где один человек в зависимости от потребностей мог менять свой статус – от председателя до земледельца. Где в ранг самых уважаемых и почитаемых людей возведены учителя и врачи, потому как гиперборейцы считали приближенными к богу именно их, ведь они создают человека. Сказка, выдумка – и никого не смущает тот факт, что об этой, казалось бы, нереальной стране имеются упоминания в легендах самых разных народов. Северные люди, которые могут больше остальных, умные и более технологичные, чем другие, которые знают тайну происхождения мира и хранят ее, были известны и в Китае, и в Египте, и многих других древнейших цивилизациях.
Конечно, Боба верил в легенду о том, что все сейды особенные. Местные жители считают, что в них живут души уходящих в море моряков, но Боба точно знал, что это только половина правды. Сейды разные: есть совершенно пустые, просто камни, из которых душа ушла обратно к своему хозяину, и этот временный дом стал ей попросту не нужен. Но есть и другие, наполненные, глубокие, когда Боба прикасался к таким, то становилось страшно и хорошо одновременно. Были же и вовсе невозможные, такие как «старик» и «старуха», вот к ним Боба не мог даже прикоснуться, потому как они затягивали в себя, и он от страха отводил руку от камня, словно боялся обжечь душу. Отводил потому, что не понимал, что его ждет там, внутри, он боялся этих знаний, боялся сойти с ума от них и не добиться исполнения своего самого заветного желания.
Ну и конечно же, это были не души простых моряков, глупая история для умного народа. Здесь всегда проживали люди, чувствующие природу интуитивно, однозначно принимая аномальность этого места. Им нужно было как-то объяснить происхождение странных камней и странное ощущение при приближении к сейдам, вот и придумали сказку про моряков. Ведь, чтоб тебе поверили, достаточно сказать половину правды. Так же поступили и в случае с сейдами. В этих камнях, пусть и не во всех, действительно были заперты души, но не простых людей, а старейшин рода гиперборейцев. И вот эту правду уже не следовало произносить вслух, даже в виде легенд, чтоб даже знающий не понял, но она все равно нет-нет да всплывала в разных источниках.
В самой древней и самой продвинутой цивилизации за всю историю человечества таким образом решили сохранить души основателей рода для того, чтоб не повторить судьбу Атлантиды.
Когда-то это были два великих народа, две великие цивилизации, но Атлантида перестала существовать, не оставив после себя даже руин, лишь легкое напоминание в виде легенды. Именно тогда старейшины Гипербореи пришли к такому решению. Части души самых выдающихся гиперборейцев были заключены в этих камнях. Теперь любой из правителей этой древней цивилизации мог прийти и получить мудрость предков напрямую от них. Все это Боба узнал от своего крестного, тот рассказывал, что подслушал эту легенду у старого саама, чей род проживал на Сейдозере испокон веков и хранил ключ от Гипербореи.
Услышав эту версию, Боба тут же поверил в нее. Поверил потому, что сам чувствовал именно так, потому что Боба это просто знал откуда-то. В его душе эти знания хранились как истина. К его разочарованию, старый саам, про которого рассказывал крестный, к тому времени, когда Боба услышал легенду, уже умер, и поговорить с ним не удалось. Также у старого шамана саама не осталось никого, чтоб расспросить об этом подробнее, его род просто закончился на этом старике, обрекая на медленное разрушение не только тайну, но и дом на Сейдозере, стоящий в одиночестве.
Новость эту Боба воспринял как огромное несчастье, потому что такие знания были недоступны простым смертным, они видели лишь камни. Только немногочисленные саамские шаманы, что еще ходили по этой земле, немного чувствовали аномальность сеймов, но, как и Боба, боялись этого знания и просто отождествляли их со своими богами, преклоняясь перед ними. А вот тот саам, к которому Боба не успел, знал больше, он не боялся этих знаний, он получал их, а самое главное – старый шаман, возможно, единственный владел тайной, где находится вход в Гиперборею. Боба был уверен, что он и есть хранитель ключа и мечтал быть его последователем, но не успел.
Ведь он знал, что тоже являлся избранным, его отец был шаманом и нашел маленького мальчика на этом камне. Со слов отца, на вид Бобе тогда было лет пять.
Позже отец рассказал ему, что как ни искал, как ни кричал, так и не обнаружил в тот день людей где-то поблизости. Что было в принципе не удивительно, ведь, чтоб добраться до этого камня, необходимо идти пешком несколько часов через перевал. Отец не понимал, откуда на камне мог взяться ребенок, и решил, что Бобу ему послали духи. Жена его в то время вновь, уже в который раз, потеряла родное дитя, не сумев выносить, и переживала огромное горе. Отцу подумалось, что Боба вернет ее к жизни, что он был послан им, чтоб наладить в семье спокойствие.
Но чуда не случилось. Когда мужчина принес в дом ребенка, душа женщины почему-то не откликнулась, хотя отец рассказывал, что она очень старалась. Не без помощи добрых людей они оформили все документы и стали вроде бы неплохо жить, но…
Через полгода после той странной находки жена сошла с ума. Просто перестала реагировать на реальность, уйдя полностью в себя. И вот тогда Боба, молчавший до этого времени, вдруг заговорил. Плохо, конечно, коверкая слова, но сразу предложениями, что даже напугало старого шамана, ведь он уже решил, что мальчишка немой.
– Не плачь, – сказал он тогда отцу, – она просто не вернулась из другого мира. Тело ее живо, а душа так и осталась там. Ей там хорошо, – добавил маленький мальчик и грустно улыбнулся.
– Почему? – спросил ошеломленно отец, не зная, что сейчас самое страшное – жена, которая была жива, но лежала, словно мертвая, или маленький Боба, заговоривший пугающими, одному ему понятными истинами.
– Потому что не захотела, – спокойно ответил ему Боба и осторожно погладил бороду отца.
– Разве так можно?
– Можно, – кивнул Боба. – Человек так устроен, если чего-то очень захотеть, то все можно. А она очень хотела.
Про этот разговор и сейд, на котором его нашел отец, Боба узнал только в семнадцать лет. Он, конечно, ничего не помнил, и такие новости стали для юноши шоком.
– Ты врешь! – кричал на отца подросток. – Это все вранье, этого не может быть!
– Я очень хотел, чтоб ты этого никогда не узнал, – вздохнул отец. Он был шаманом по призванию души, периодически тайно уходил в лес, в горы, в тайгу, в тундру – куда душа позовет. В другое же время он казался обычным человеком, работал пекарем на хлебокомбинате. – Я очень старался, чтоб ты вырос обыкновенным мальчиком, таким, как все.
Отец словно бы извинялся перед Бобой, и мальчику наконец стало его жаль.
– Ты знаешь, сынок, дети знают об устройстве мира больше, чем взрослые. Но после социум и быт перечеркивают все знания, с которыми душа приходит в него. Так же получилось и с тобой, и я даже был рад этому, поверь, потому что знаю точно, дар – это самоотречение. Человек, наделенный им, уже не может просто жить как остальные. Его жизнь превращается в ежедневную борьбу добра со злом.
– Что изменилось? – спросил Боба, перестав кричать и теперь стараясь услышать и понять отца.
– Я ухожу, – пожал он плечами, – в другой мир. Уже скоро.
– Глупости! – опять закричал Боба. Слишком много оказалось для него страшной информации, и он просто не мог с этим справиться.
– Мне духи сказали, да я и сам это чувствую, – ответил отец спокойно. – И вот сейчас, на пороге миров я понял… нет, скорее почувствовал, а может быть, мне это нашептали, не знаю. Я осознал, что просто обязан все тебе рассказать, а ты уж потом сам решай, по какому пути тебе идти.
Боба поверил ему, как только прикоснулся к своему камню. Все встало на свои места, и каждое сказанное отцом слово получило, нет, не подтверждение, уверенность в том, что это истина. А это куда важнее.
Отца не стало спустя три года. Все это время они ходили по лесам и озерам, и он очень увлеченно рассказывал легенды края, о спрятанной где-то тут Гиперборее и ее жителях, лучших людях без подлости и корысти, без желания иметь все и без чувства зависти, возможно самого страшного на земле.
– Зависть, – говорил отец, – это скорбь о чужой радости. Гиперборейцы просто не понимают, каково это – страдать о счастье другого, этого нет в их генетическом коде. Именно поэтому им даны иные, более продвинутые знания. Мы, люди, пока это не пройдем самостоятельно, не сможем даже приблизиться к истине.
Нет, конечно, отец говорил обо всем как о реальных событиях и фактах, но Боба не мог этого сначала принять и, чтоб не обижать родителя, называл все это сказками. Пока не прикоснулся в первый раз к своему камню, тому самому, на котором нашел его отец. И вот тогда то, что он называл легендами, соединилось с тем, что он почувствовал при соприкосновении, и Боба понял, что теперь хочет узнать больше. Теперь он хотел найти вход в эту чудесную Гиперборею.
Истории и правда захватили Бобу, он стал посещать краеведческий музей в Мурманске и даже записался в команду геологов, изучавших край. Путешествуя с ними по всему Кольскому полуострову, Боба встречался с такими людьми и получал такие знания, которые полностью изменили его или, возможно, наоборот, вернули к истокам. Чтоб быть необходимым геологам и каждый раз попадать к ним в команду, он выучился на повара, и теперь уже они зазывали его в экспедиции.
После смерти отца вдруг появился человек, который рассказал, что был дружен с ним и даже крестил Бобу, но потом жизнь забросила его на другой конец огромной страны и они потеряли друг друга из вида. Сейчас же крестный вернулся на родину и, узнав трагическую новость о смерти друга, отыскал крестника. Он помогал Бобе советами и даже пытался деньгами, но тот всегда отказывался. Молодого человека мало интересовало материальное, а денег, заработанных в ресторане, вполне хватало на жизнь. Самое главное, крестный, как и отец, верил в Гиперборею и помогал Бобе искать туда вход. Он полностью в этом заменил ему отца и стал наставником и учителем.
И вот Бобе исполнилось двадцать шесть лет, он работает поваром в приличном ресторане Мурманска, а также подрабатывает преподавателем в местном кулинарном колледже, но каждое лето все равно ходит с геологами в походы, беря отпуск на работе почти на три месяца. Хозяин заведения прощает Бобе такое поведение, считая его юродивым, ну еще и потому, что другого такого повара за такую зарплату найти будет затруднительно. На летние же каникулы Бобу подменяют его ученики – студенты местного кулинарного колледжа. Делают они это из благодарности к своему педагогу и ради подработки на каникулах, что выходит хозяину еще дешевле.
Но этим летом все будет по-другому. У Бобы даже вспотели ладони, как только он подумал об этом. У него появится шанс встретиться с человеком, который знает, где вход в Гиперборею. Ему пообещал это крестный, и он ждал.
Он взглянул на телефон, тот по-прежнему молчал, но это не огорчало Бобу. Он на сто процентов верил этому человеку, он точно знал, что очень скоро телефон зазвонит, потому что так сказал крестный.
Глава 1
Счастливые люди – плохие советчики, они смотрят на проблемы других сквозь призму своего счастья.
Савелий Сергеевич Штольц, глава тайного общества «Северное сияние». Записки на полях
– Ну вот и все, – Зина выдохнула и отложила в сторону папку, которая теперь отправится на полку доживать свой век, утопая в пыли.
В детективном агентстве «Дилетант» хоть и шли в ногу со временем, осваивая новые программы и возможности, но и блюли традиции, которые завела Зина, дублируя все в бумажном варианте.
– Зина, можно я отпуск возьму? – осторожно спросил Алексей на их обязательном совещании после очередного дела, когда все рабочие вопросы были закрыты.
В свои сорок два года Алексей Кропоткин светился счастьем и даже немного помолодел. В его жизни теперь был любимый сын – Александр Первый двух с половиной лет, чудесная жена Матильда и, самое главное, доченька, которая появилась на свет месяц назад. Малышку назвали в честь Зины, и теперь у директора детективного агентства «Дилетант» Зинаиды Звягинцевой появилась крестная дочь.
– Хорошо, – немного подумав, ответила ему Зина. – Пока в заказах у нас тишина, мы с Эндрю справимся вдвоем. Будем отсматривать присланные заявки, но оставайся, пожалуйста, на связи. Если вдруг появится дело, придется выйти на работу.
– Справедливо, – согласился Алексей, поглядывая на часы. – Хочу Моте немного помочь, Александр хоть и большой уже, но все же с двоими ей сложно.
Вспомнив о Моте и чудесных детишках, Зинка непроизвольно улыбнулась.
– Да беги уже, – сказала она ему, немного завидуя.
– Зин, я тоже пойду? – как всегда неуверенно спросил Эндрю. Он тоже сидел как на иголках все совещание. – Мы с Викой в театр собрались.
– И ты беги, – ответила ему Зина. – Вике от меня привет.
– Обязательно, – пообещал Эндрю, выскакивая за дверь даже раньше Алексея.
– Когда они уже поженятся? – бросил тот ему вслед.
– А зачем? – Зина пожала плечами. – Им и так хорошо.
– Ты знаешь мою историю, Зин, я живой пример того, что это просто необходимо. Семья начинается с обязательств. Обязательств супругов друг перед другом, затем перед ребенком. Но как ни странно, именно эти самые пресловутые обязательства, если, конечно, они двухсторонние, делают тебя по-настоящему счастливым. Когда ты не просто чувствуешь ответственность за любимого человека, но и ощущаешь ее на себе, называя это заботой. Только создав свою семью, я почувствовал то, за что все так любят жизнь, – цену собственной и чужой жизни, которая образует счастье.
Алексей говорил неуверенно, словно бы сомневался, что Зина способна его понять.
– Ты действительно очень сильно изменился с того момента, как я впервые увидела тебя в нотариальной конторе пять лет назад, – заметила Зина, грустно улыбнувшись, точно вернувшись в прошлое.
– Ты тоже изменилась, – серьезно ответил ей Алексей, и Зина, все еще улыбаясь, уточнила:
– В худшую сторону?
– Честно – не знаю. Вроде бы все хорошо, ты стала сильной женщиной, на удивление талантливым руководителем…
– На удивление! – усмехнулась Зина, все еще пытаясь перевести разговор в шутку.
– Ну да. Если честно, не верил я в тебя, каюсь. Пять лет назад мне казалось, что молодая испуганная девчонка, защищающаяся от мира, с веснушками и зелеными глазами, не способна управлять детективным агентством, тем более таким сложным, как это, но ты справилась. Не просто справилась, – продолжал Алексей, явно еще не сказавший того, что хотел донести до Зины. – Ты руководишь настолько профессионально, точно училась этому годами.
– В этом ты прав. Мне иногда кажется, что дед всю жизнь готовил меня именно к этому, просто я об этом не подозревала, – признала Зина, перестав наконец улыбаться.
Дед.
Эндрю, Алексей и даже лучший эмпат в истории агентства «Дилетант» и одновременно единственная подруга Зины Мотя не знали о той записке, которую Зина нашла в ручке зонта, и по-прежнему считали деда умершим. Зина же перестала ходить на кладбище, да и вообще, хотя прошел целый год с того момента, когда она узнала, что дед жив, пока не понимала, как ей относиться к этой новости. Обрадоваться? Но ведь он бросил, обманул ее, а Зина верила ему, причем так, как не верит никому теперь и, возможно, не поверит впредь.
Обидеться? Это как-то по-детски. Да и на кого обижаться? Даже признав себя живым, дед по-прежнему оставался лишь призрачным воспоминанием. Принять? Тоже не совсем понятно, что именно: что он жив или то, что он ей не родной. Но как принять это просто так, на веру, не зная при этом, кто она сама, кто ее родители, как она попала к деду?
– Я не думаю, Зина, – продолжил Алексей и вернул ее в реальность, выдернув из пучины мыслей и воспоминаний. Сейчас стало понятно, что он давно готовил этот разговор и просто ждал удобного момента, который, как ему показалось, наступил. – Так вот, я не думаю, что Савелий Сергеевич Штольц, твой дед, хотел бы, чтоб ты жила только работой.
– Иди, Алексей, домой, тебя ждут Матильда, Александр Первый и Зинаида Вторая. Не трать время на душевные разговоры, если мне они понадобятся, я позвоню Моте и получу массу положительных эмоций. Тебе очень повезло с женой, лучшего эмпата наше агентство еще не видело. – Зина сказала это с улыбкой, но очень настойчиво, чтоб донести до коллеги, что она не намерена выслушивать его советы.
Алексей за пять лет неплохо изучил Зину и спорить не стал, он как-то обреченно махнул рукой и вышел из аппаратной, словно понял, что проиграл в словесной дуэли.
Зина села на рабочее место Эндрю, заполненное различной техникой, и, положив ноги на стол, как она любила делать, пока никто не видит, заглянула в тайное окно, выходящее в гостиную. Еще при планировке офиса под кодовым названием «Изба», придуманным из-за его формы, Зина запланировала это потайное окно. Со стороны аппаратной это было обычное окно с датчиками, чтобы все происходящее в гостиной было не только видно, но и слышно. Со стороны же гостиной висел современный телевизор, который невозможно было включить. Это не раз выручало при подборе новых Дилетантов или выборе очередной миссии, когда надо было понаблюдать за человеком со стороны.
За пять лет работы агентство действительно очень выросло от системы подбора команды непрофессионалов, которые смогут расследовать любое преступление, до сложнейших компьютерных программ, которые не только определяют Дилетантов, но и ищут их в социальных сетях по определенным алгоритмам, а также предлагают стратегию первых действий, что всегда было самым сложным.
Алексей немного лукавил, говоря, что создание агентства – это достижение Зины. Нет, конечно, это был успех всей команды, которая состояла из самых первых Дилетантов. Вместе с Зиной, как она сейчас уже понимала по липовому завещанию деда, они поехали во Владивосток – Алексей Кропоткин, блестящий логик, гениальный айтишник Эндрю Шишкин и лучший эмпат за всю историю агентства Матильда, в девичестве Портнягина, а ныне Кропоткина.
Как же давно и в то же время недавно это было. Прошло пять лет, и столько событий произошло за это время, изменив и Зину, и людей вокруг нее, но, с другой стороны, она почему-то по-прежнему чувствовала себя маленькой девочкой, скучающей по единственной родной душе – деду. Хотя, как выяснилось год назад, не родному по крови, но, несмотря на это, все же единственно близкому. И потому ни обижаться, ни злиться она на него не могла. На самом деле Зина была рада тому, что он жив, и даже обида за то, что дед ее бросил, не могла перекрыть эту ее радость.
Углубившись в мысли, которые она вот уже год не могла привести в порядок, Зина не сразу заметила движение в гостиной. Человек вошел и сел за стол, который стоял в центре комнаты, и хоть припозднившийся посетитель словно бы намеренно устроился спиной к телевизору, Зина узнала бы его из тысячи похожих спин, и сердце тут же учащенно застучало.
Мимоходом взглянув на себя в зеркало, она, стараясь унять сбившееся дыхание, направилась в гостиную, тут же начиная злиться на себя за такую реакцию. Зина не любила моменты, когда она теряла над собой контроль. Их было немного, но чаще всего они случались, когда рядом присутствовал этот человек.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Зинаида, чем, конечно же, сразу оголила перед посетителем свое волнение, и за это разозлилась на себя еще больше.
– Привет! – ответил ей Тимур, улыбаясь самой очаровательной из своих улыбок, и она поняла, что он пьян. – Вот, проездом в Москве, и так захотелось тебя увидеть, прям до жути, аж чесотка началась. Но решиться никак не мог, поэтому пришлось даже напиться.
– Ну так почесался бы, и все, зачем было печень мучить, – возразила Зина как можно спокойнее.
– Вот вроде ты изменилась и той наивной девушки, читающей стихи морю, уже нет, но я по-прежнему чувствую мурашки на коже, когда тебя вижу. Скажи, почему? – усмехнулся как-то безвольно Тимур, и Зина в душе завыла от бессилия.
«Что происходит, почему все так? – пронеслось у нее в голове. – Прошло уже три года, как мы расстались, а я по-прежнему вздрагиваю при его появлении».
Вслух же она сказала совсем другое:
– Тимур, мы все с тобой решили еще на Ольхоне. Вернее, ты решил, а я согласилась.
– Но ведь мы можем быть просто друзьями? – спросил Тимур и подошел к Зинке так близко, что она почувствовала его дыхание, и очень захотелось не сопротивляться, а поддаться порыву и поцеловать его, но тут зазвонил телефон Тимура, испортив всю магию момента.
– Это чушь, – припечатала она, стряхнув с себя наваждение. – Люди, однажды любившие друг друга, не могут быть друзьями.
– Почему? – отозвался Тимур, не вынимая из кармана телефон.
– Потому что они уже предали все свои клятвы и обещания, предали тысячи сказанных друг другу «люблю». Как после этого они могут доверять, когда уже видели в глазах другого предательство?
– Но ведь когда-то ближе друг друга для нас никого не было, – напомнил Тимур. – Разве вот так, просто по взмаху руки, можно стать чужими?
– Самые настоящие чужие – это те, кто когда-то был самым близким своим. Нет уже Тимура и Зины, нет их, они навсегда остались там доедать знаменитый шашлык на дороге у моря, здесь сейчас стоят совершенно другие люди. Да возьми ты уже, наконец, трубку! – Зина слегка оттолкнула от себя Тимура, потому что ей по-прежнему было очень трудно себя сдерживать.
На светящемся дисплее телефона, который Тимур все же достал из кармана куртки, она увидела семейное фото. Он, блондинка Ксения, которую Зина видела два года назад на Ольхоне, и маленький ребенок у нее на руках.
Сердце ухнуло и свалилось куда-то в желудок, перечеркнув все призрачные мечты, которые витали вокруг, стараясь обмануть Зинку и заставляя поверить, что все еще возможно, что все еще может быть.
– У меня дочь, – словно оправдываясь, пояснил Тимур, поняв, что Зина увидела заставку телефона.
– Поздравляю, – сказала она сухо. – Где дверь, ты знаешь. И перестань уже сюда приходить, пытаться доказать самому себе, что ты все сделал правильно. Так это или нет, сейчас уже все равно. Перекресток, на котором мы разошлись, далеко позади, и назад пути нет. Просто прими как факт.
– Я люблю тебя, – просто и оттого очень искренне произнес Тимур и посмотрел Зине прямо в глаза.
Тут она поняла, что он вовсе не пьян и это всего лишь оправдание, а еще Зина прочла в его взгляде, что он действительно верит в собственные слова о чувствах.
– Знаешь, если ты сел не в тот поезд, необходимо выйти на первой же остановке, – сказала Зина мягко, словно жалея этого когда-то родного ей человека. – Ведь чем дальше ты проедешь не туда, тем выше стоимость возвращения. И это, Тимур, касается не только поездов. Ты заехал так далеко, что оплатить обратный билет сам уже не сможешь. Цену твоей ошибки будут оплачивать и жена, и дочь, и я, а это уже нечестно.
До дома Зина добиралась часа два. Оставив свою машину у «Избы», она села в полупустой трамвай и уставилась в окно. Сейчас нельзя было сразу домой, следовало побыть среди людей, чтобы почувствовать, что она еще жива. Легче всего это сделать в общественном транспорте, среди спешащих пассажиров и их мыслей, которые при желании можно с легкостью прочитать на лицах уставших после трудового дня людей. Именно среди них легче всего было почувствовать жизнь здесь и сейчас, и ее трагедия уже не казалась такой масштабной и всепоглощающей.
Сегодня Алексей попытался дать ей совет, не понимая, что просто не в состоянии этого сделать. Как там говорит пословица: сытый голодному не товарищ. Вот и тут так же: счастливый семьянин неудачнику на данном поприще не советчик, потому что не понимает его и смотрит на проблему через розовое стекло своего счастья.
Зине тоже хотелось сказать Тимуру «люблю», очень хотелось, но лишь чувство порядочности и стойкое понимание, что это ни к чему хорошему не приведет, не позволило ей этого сделать.
Надо срочно влюбиться, срочно.
Пообещав себе именно так и поступить, как только достойный претендент появится на горизонте, Зина вышла на своей остановке и уже несколько веселее зашагала к дому.
Просторный подъезд встретил Зину прохладой и запахом старости. Этот запах невозможно вытравить, хоть сто раз перекрась стены. Старея, здания, вещи, люди начинают пахнуть особенным образом, и этого не исправить ни духами, ни ремонтами. Это запах увядания, запах ухода.
Зина могла позволить себе купить новую квартиру. Так поступили все члены агентства «Дилетант», но в ее случае дело было не в деньгах. Именно эта квартира являлась единственным материальным свидетельством Зининого существования. После смерти деда все в ее жизни полетело кувырком, и девушка открывала для себя все новые факты своей, как оказалось, непростой биографии. Сначала встреча на Ольхоне с матерью, которая категорически отказалась ее признавать. Потом найденный Эндрю в недрах интернета факт, что супруги Звягинцевы погибли в Африке, когда Зине было всего пять лет, и непонимание, кого тогда она обнимала раз в год, когда родители приезжали в отпуск, терзали душу. Затем все вообще перевернулось: Зина встретила отца, и вот тот оказался более разговорчив, чем мать, и подтвердил ее догадки, что люди, который Зина считала родными, вовсе не ее родители, а только играли роль по просьбе деда. Ну и вишенка на торте – красный зонт-трость, тот, что пылился на антресоли и в ручке которого она нашла записку от деда. Перечитав ее миллион раз, Зина помнила каждое слово наизусть.
Привет, друг мой Зинка. Надеюсь, ты уже поняла, что особенная. Но я не спешу поздравлять тебя с этим. Потому как тебе, как и когда-то твоим настоящим родителям, предстоит служить нашему неспокойному миру, нашей великой стране и Богу.
Организация, в которой состояли твои родители, выдающиеся люди, в которой состою и я, призывает своих дочерей и сыновей внезапно. Именно поэтому так неожиданно исчезли из твоей жизни мать и отец, а потом оставил тебя я. Призовет когда-нибудь она и тебя, и тогда, невзирая ни на какие личные обстоятельства, ты должна будешь встать в строй. Потому что есть что-то большее, чем жизнь одного человека, – это существование всего человечества. А пока живи так, словно каждый день может стать последним. Люби, плачь, смейся и неси людям справедливость. И главное, знай, Зинка, я против грусти.
Надеюсь, свидимся,
Савелий Сергеевич Штольц.
Пусть я не дед тебе по крови, но бесконечно любящий тебя старый человек.
С момента обнаружения этой записки жизнь Зины разделилась на до и после. Нет, не так, как после постановочной смерти деда. Ее жизнь рухнула именно когда Зина прочла эту записку. Разрушилась последняя константа в ее жизни – дед. Даже когда она думала, что он мертв, – существовали воспоминания о нем, об их совместной, такой родной и дорогой для Зины жизни, а сейчас и этого не стало, словно вся ее прежняя жизнь была постановкой.
И вот теперь старая квартира, в которой Зина выросла, служила доказательством, что ей не показалось и ее жизнь до двадцати одного года все-таки реальна. Был дед, были чаепития, вечерние занятия на кухне и очень много душевных разговоров, когда она сидела в огромном кресле в рабочем кабинете деда.
Поэтому сейчас ни о какой продаже квартиры и покупке новой речи не могло и быть. Квартира была больше чем просто квартира.
Открыв на автомате дверь, Зина бросила ключи на тумбочку и хотела уже надеть тапочки, как замерла от ужаса: на стойке для обуви не оказалось тапок деда. Они стояли тут уже пять лет, и это было законом. С них даже не вытиралась пыль. Они стояли немного неровно, именно так, как он поставил их, когда вышел из квартиры перед тем, как исчезнуть, и никто не нарушал этот порядок. Да и нарушить-то его было некому, Зина жила одна и гостей не жаловала. Она даже не могла вспомнить, когда кто-то был у нее последний раз. Из потока мыслей сформировался единственно верный вывод, и она громко сказала:
