Kitobni o'qish: «Моя история Золушки»
Глава 1
– Гад… Урод… Сволочь… Козел… Гад…
Так, уже повторяюсь. Нужно расширять словесный запас ругательств. К тому же, по жизни мне повезло и есть возможность подцепить словечко другое. Работа все ж таки у меня нервная, общаться приходиться с разными индивидами. Все ж таки полиция.
– Кобель озабоченный…
Еще одно ругательство и очередная ложка мятного мороженного. Мои друзья не понимали, как можно любить мятное мороженное, на их мнение на вкус оно было как замерзшая зубная паста. А мне нравится. Оно как ни как вовремя пришлось после того, как я выгнала своего уже бывшего парня.
Олег, мать его, Троян. Конь Троянский, блин. Мужчина тридцати восьми лет отроду. Голубоглазый блондин. Спортсмен. Красавчик. Ветеринар. Мы были в отношениях два с половиной года и все казалось мне просто замечательным. Какая женщина не мечтает о красивом мужчине, который и комплиментами засыпает, и в доме убирает, и ужин готовит, и в постели что надо. Вот Олежка именно такой. Я-то уж губу раскатала и будущее уже распланировала, думала поженимся, настрогаем парочку детишек и будем жить поживать. Но! Все прелести Олега Геннадиевича оценила, как оказалось, не только я. Прихожу, значит, пораньше с работы, чтобы милому сюрприз сделать. Угу. А оно оказалось, что сюрприз поджидал меня. Стою и наблюдаю, как в моей квартире на моей кровати мой мужик-мечта кувыркается со своей секретаршей. Эллочка. Четвертый размер груди и ноги от ушей.
– Это не то, что ты подумала! – Воскликнул Олежек.
Действительно! Эти двое на кровати голые охают-ахают, потеют, глазки закатывают. Что же я могла подумать? Да по любому погоду обсуждали. А голые, потому что нынче жара все рекорды побила. Угу.
Молча, – зачем нервы тратить? -, выставила этих «любителей погоды» за дверь. Как были. Голыми. А вещички все собрала и выбросила в окошко. Квартира то у меня на четвертом этаже, так что летели Эллочкины стринги красиво. Я даже залюбовалась, чего уж говорить о дяде Толе, нашему местному алкоголику.
И вот сижу я значит одна, обнимаю банку мороженого и смотрю свой любимый с детства мультфильм «Золушка». Мне всегда нравилась эта девушка, что в любой ситуации пыталась найти что-то хорошее. Может все потому что она, как и я, сирота? Только вот она веру в людей не потеряла, а мне с каждым днем все сложнее.
Ну вот что, что со мной не так? Внешность? Не сказала бы, что страшненькая, но и не писаная красавица. Среднего роста, толстая русая коса, все нужные выпуклости есть, не такие как у Эллочки, но тоже ничего. Лицо кругленькое, розовые щеки и аккуратный нос. Ну да, губы немного полноваты, зато все свое, натуральное. Серые глаза, черные ресницы и аккуратные брови. Между прочим, не хуже этой секретутки!
– И жили они долго и счастливо, – озвучил диктор конец сказки, а карета со счастливыми молодоженами укатила в закат.
Ну чего этим мужикам не хватает?! Я хоть и детдомовская, но к хозяйству приучена. Как та Золушка и убирала, и готовила, и стирала, и деньги в дом приносила. Хотя с моей работай это было довольно тяжело. А может все дело именно в работе? Ну так, извините, это единственное, что я не собиралась никому уступать. Хотя некоторые мужики меня побаивались, говорили, что у меня характер тяжелый. А какой он должен быть у лейтенанта убойного отдела?
Мне напарник так и говорил:
– Ленка, ты же сама их можешь об колено и в утиль! Боятся мужики тебя. Нежнее надо быть. Нежнее.
Но если боятся, что же за мужики-то такие? Вот найти бы такого, как напарник мой, Пашка. Эх, жаль, что он уже давно и бесповоротно влюблен в свою жену Настю. А был бы холостым…
Телефонный звонок раздался неожиданно. Нашарив пульт, выключила телек и пошлепала в поисках мобилки. О, Пашка звонит. Только вспомнила.
– Леныч! – Заорал мужской бас в трубке. – Хватит сопли жевать! Я тебе сразу говорил, что бабник этот твой Олежек.
– А ты откуда уже знаешь? – Удивилась я.
– Так я ж тебе говорил. В твоем доме Настюхин брат квартиру купил. Он и рассказал, как красиво бельишко этой швабры летело, а потом и они с хмырем сверкая своими…
– Ладно, ладно, поняла, – перебила я друга, чтобы закрыть неприятную тему, но он и не думал успокаиваться.
– Это ты хорошо придумала. Хороший урок им будет. А вообще Антон мужик хороший. Нужно вас обязательно познакомить. – С одного на второе перескочил Пашка.
– Э нет! Хватит с меня. Все. Достали уже. – Вздохнув, я прикрыла окно, что так и было открыто.
– Зря ты так. Леныч, ты ж баба хорошая. Если бы не моя Настька, женился бы, ей-Богу! – Горячо заверил друг.
Я лишь хмыкнула в ответ. Этот разговор проходил у нас каждый раз, когда я разочаровывалась в очередном своем прынце.
– Ладно. Это все потом. – Вдруг стал серьезным Пашка. – Леныч, я че звоню-то. Давиденка помнишь?
– Тот, что жену в ванной нашел? – Тут же поняла я.
– Да. Михалыч позвонил, говорит, Давиденко напился и в магазине буянит.
– Ну, а мы при чем?
– Он сам не справляется. Давиденко орет, что жену его убили, а мы все прикрываем.
Ох уж эти мужики…
– Говори адрес.
Место оказалось не далеко от моего дома. Минут десять на машине, если пробок нету. Но на такие случаи я уже давно мигалку стребовала. Замечательная штука, пропускают везде, но не всегда. Быстро сменив свой любимый халатик в белую ромашку на брюки и серую рубашку, прихватив удостоверение, телефон и ключи, поспешила на выход.
Около подъезда на лавочке сидели четыре бабульки. Те еще грымзы, но ко мне всегда относились с уважением и неким подобием любви. Еще бы, после нашего-то «милого» разговора, когда я им объяснила куда, как и зачем им следует пойти со своими жалобами на Гришку из десятой квартиры.
– Здравствуйте, – поздоровалась вежливая я.
– Здравствуй, Леночка. Неужели опять на задание?
– А то, Евдокия Николаевна, – уже из машины ответила я.
Подъехав к месту, сразу заметила напарника, местного участкового, он же Михалыч, нескольких ребят из дежурки и скорую. Интересно, а последняя кому понадобилась? Выйдя из машины, поежилась. Под вечер жара спала, а вечерний ветерок пробирал до костей. На небе набежали тучи, а в воздухе чувствовался запах грозы.
– Ну, как тут дела? – Махнув рукой парням из дежурки, обратилась я к напарнику.
– Хреново, Леныч, – хмуро отозвался Пашка. – У него пистолет оказался. А в магазине продавщица и еще одна женщина с ребенком.
Я выругалась, дело действительно было хреновое. По словам Михалыча, Степан Давиденко явился в магазин уже изрядно пьян и потребовал бутылку водки. Продавщика осторожно намекнула, что возможно эта бутылка была бы лишней. Мужчина взбесился, достал пистолет и стал угрожать. Постепенно требование дать бутылку переросло в требование возобновить дело о его супруге. Под руку еще попали и покупатели. Итого – трое заложников. Прохожие вызвали полицию. Пьяный мужчина кричал, что пока убийца его жены не будет найден, он никого из магазина не выпустит. А то, что его женушка львиную долю успокоительного запила вином, уснула в ванной и захлебнулась, никого не волнует.
– Говорить с ним пытались? – осматривая магазинчик, спросила я.
– Конечно, – немного обидчиво отозвался Михалыч. – Но он неадекват! Пьян в стельку! Полину с дочкой жалко. Малая же сейчас напугана.
Вот здесь я с ним была полностью согласна. Там взрослые женщины перепуганы, что уж говорить о ребенке. Взвесив все за и против, я решила действовать.
– Я пойду и поговорю с ним.
– Леныч, это опасно.
– Паша, там две женщины и ребенок уже в опасности!
– Сейчас подъедет группа с психологом. Они начнут разговор и…
– Пока они приедут кто-нибудь может пострадать, – перебила друга.
В разговор попытался влезть участковый, Пашка рыкнул на него и начался спор. Пока мужчины тренировали красноречие друг на друге, я юркнула под красную ленту и приблизилась к дверям магазинчика. Сквозь стеклянное витринное окно было видно трясущуюся продавщицу за прилавком, в паре шагов от нее женщина моего возраста и цепляющаяся за ее юбку девчушка лет шести. Боком стоял Давиденко, он занял удобную позицию, чтобы одинаково наблюдать за заложниками и обстановкой на улице. Потрепанная серая футболка в жирных пятнах на животе, такие же видавшие лучшие годы штаны. В одной руке наполовину пустая бутылка водки, а во второй – СР1ПМ, кажется. И где ж ты, родимый, его взял?
– Степан Борисович! – Крикнула я.
Мужчина дернулся, обернулся ко мне, а руку с пистолетом выставил в сторону продавщицы.
– Степан Борисович, это я – Елена Александровна Красневская. Мы с вами беседовали по делу смерти вашей жены.
– Убийству! – Почти взревел Давиденко. – Жанну убили! А вы… вы ничего не делаете!
– Степан Борисович, я именно поэтому здесь. Вам не успели сообщить, что появились новые улики по делу. Чтобы начать расследование нам нужно ваше заявление, без него мы не имеем право что-либо делать.
– Что она делает? – Донесся до меня «шепот» Михалыча.
– Время тянет, – шикнул на него Пашка.
Давиденко на некоторое время задумался, пьяно хлопая глазами. Я, затаив дыхание, ждала. Будь он трезв, понял бы, что все мои слова блеф чистой воды. Дело давным-давно закрыто и никаких улик появится не может. Наконец мужчина ожил, пошатываясь, подошел к двери, приоткрыл ее и поманил меня за собой. Я бросила быстрый взгляд на хмурого Пашку за моей спиной и вошла внутрь.
Обычный небольшой магазинчик в спальном районе. Похожий находился и около моего дома. Продавщица, лет пятидесяти, с размазанным макияжем на лице, нервно крутила кольцо на пальце. Полина, мать девочки, в отличии от первой, слезы не лила. Плотно сжав губы, она цепким взглядом наблюдала за пьяным Давиденко, крепко прижимая к себе дочь. Видно было, что в первую очередь она думала о безопасности ребенка и не давала страху завладеть собой.
– Вы хотя бы ребенка выпустили, – буркнула я, прежде чем меня толкнули в спину, вынуждая сделать два шага вперед.
– Руки подними и не дергайся, – скомандовал Давиденко.
Я, фыркнув, выполнила указание. Мне бы не составило большого труда выбить пистолет из рук пьяницы, но я боялась, что при малейшей ошибке могли пострадать невинные люди. Но бездействовать тоже не вариант. На мое счастье прямо передо мной находился холодильник. Внутренняя стенка его была зеркальной, так что я могла отчетливо видеть стоящего за моей спиной мужчину.
– Я говорил, что моя Жанночка не могла сама… Говорил! Ее кто-то убил, – заплетавшимся языком начал ворчать Давиденко.
– Да, да, вы были правы, – согласилась я.
Только, только хотела обернуться и выбить оружие (мужчина как раз подошел ко мне), как действие пошло не по плану. Такая долгожданная группа Пашки прибыла и тут же стала действовать с нахрапа. На улице завыли сирены и послышались крики мужчин. Давиденко резко обернулся, его лицо исказила ярость. Как в замедленной сьемке я видела, как он направляет пистолет в сторону Полины с дочерью. Сорвавшись с места, бросилась к ним.
Грохот выстрела. Резкая боль в спине. Что-то горячее льется по спине. Последнее, что осталось в памяти испуганные глаза Полины и отчаянный крик Пашки.
***
Сознание вернулось резко. Глаза ослепило от окружающей меня белизны. Совсем рядом кто-то фальшиво распевал песни Оли Поляковой. Да так, что мартовские коты нервно икают в сторонке. Осторожно повернула голову влево, затем вправо. Лежала я на полу в какой-то незнакомой комнате. Потолок, пол, стены – все было неимоверно белым. Я в больнице? Но почему на полу? Вот никогда я не сомневалась, что в наших больницах творится полнейший беспорядок. Это надо же, бросить больного на полу! Где эти санитары? Где-то на заднем плане промелькнула мысль, что в нормальной комнате должны быть окна и двери, здесь это отсутствовало. Более того, казалось, что этой комнате не было края, стены были где-то далеко и то скорее просто угадывались.
Я резко села и обернулась, чтобы увидеть кто же там так старательно рвет глотки. Если это и есть потерянные санитары им не поздоровится.
Картина, представшая передо мной, потрясла до глубины души. В метрах пяти от меня стоял стол полностью заставлен всевозможными яствами. Вокруг него сидели… эээ… кто? Я насчитала семерых субъектов в черных балахонах с натянутыми на голову капюшонами. Хэллоуин вроде бы осенью, а сейчас как бы июль. К чему маскарад? Еще больше внимание привлеки косы. Не в смысле волосы, а в смысле та самая коса, которой в деревнях траву косят. Темное бревко, стальное и острое на вид лезвие. Вся эта веселая компания смеялась, пела «Королеву ночи» и сотрясала стопками в… Мамочки! Костлявые, как у самых настоящих скелетов, руки. Вот это грим!
– Опа! Девочки, лови пополнение, – воскликнул кто-то из них, и вся компания посмотрела в мою сторону.
Не будь я ребенком двадцать первого века, наверняка шлепнулась бы в обморок, когда семь черепушек с пустыми глазницами уставились на меня. А так всего лишь вздрогнула и нервно икнула. Надеюсь, это просто глюки.
– Чего сидишь там, милая? Подходи, не боись! – Затараторила одна из них старческим дребезжащим голосом.
– Давай, давай, тебе теперь уж точно боятся нечего, – хихикнула вторая вполне молодым голоском.
Дамочки, а что все они были женщинами я не сомневалась, захихикали, чокнулись и выпили, выдав дружное «ух».
– Имя? – Откашлявшись, обратилась ко мне, кажется, та самая, что первой заговорила со мной.
– Мое? – Брякнула я.
– Ну, мое мне известно, – снова засмеялась моя собеседница.
– Красневская Елена Александровна.
– О, это моя, – обрадовалась та, что сидела на третьем месте от меня. – Умерла от огнестрела?
– Умерла!?
От такого заявления я даже на ноги вскочила. Как так умерла? Что еще за шуточки такие? Я рассмеялась. Дамочки все разом замолчали и, кажется даже, с укоризной смотрели на меня.
– Это розыгрыш такой, да? Пашка решил меня проучить? Где камеры? Куда помахать? – Закрутилась я на месте в поисках тех самых камер.
– Как же тяжело с этой молодежью, – вздохнула дамочка, что общалась со мной.
– И не говори, – согласились с ней остальные.
Что произошло дальше, так и не поняла. Одна из этих дамочек махнула рукой, и я мгновеньем оказалась прямо перед ней. Что самое интересное, сие действие нехило так напугало, но бьющегося сердца я не услышала.
– Деточка, ты умерла. – Спокойно сказала черепушка и в этот момент я точно поверила им.
– Леночка, по-твоему кто мы? – Ласково так отозвалась еще одна.
– По-моему, вы просто мои глюки, – честно созналась я.
Дамочки снова рассмеялись. Меня их смех уже начинал нервировать. Если, я действительно умерла, то не вижу здесь ничего смешного.
– Милочка, мы – Смерть, – решила признаться одна из них.
– Все сразу? – Поинтересовалась я.
– А ты что думала? Вас много, одной со всеми не справишься.
Ясно. Процент смертности значит высокий. Но если так, почему я здесь одна? Ну да ладно, все это потом, сейчас… Я умерла. Принять такую новость было нелегко. Хотя если прислушаться, то можно заметить, что я не дышу и сердце в груди не бьется. Да и вообще ничего не чувствуется, лишь чувство паники.
– Так, спокойно! – Тут же подняла руку Смерть. – Давай, Лена, садись к нам. Расскажешь, что за жизнь у тебя была.
Ну я и пошла. Действительно, чего терять раз все равно уже умерла? Мне уже ничего не страшно. Эх, жалко Пашку. Он же винить себя будет, за то, что отпустил и недоглядел. А квартира, квартира моя как? Сколько лет копила… Знала бы, хоть завещание какое состряпала. На того же Пашку. У них с Настей через четыре месяца малыш должен родиться, лишние деньги были бы к месту. Вздохнет теперь спокойно весь убойный, не будет больше Красневская их воспитывать. А Владислав Геннадиевич как обрадуется, начальник мой… или все же огорчиться? Все ж у нас с Пашкой больше всего число раскрытых дел. Нет, все же умирать не охота. Мне же только тридцать три стукнуло. И все…
– Садись, – по взмаху костлявой руки одной Смерти около нее появился еще один пустой стул.
Усаживаясь на предложенное место, я краем глаза рассматривала «рабочий инструмент» моих собуты… собеседников. На первый взгляд все косы выглядели одинаково, лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что на каждом лезвии выгравирован какой-то рисунок. У кого-то это была виноградная лоза, у кого-то – птица или цветок. У той, что сидела по левую руку от меня был котенок, а по правую… Микки Маус. М-да, с юмором у них все отлично. Чуть позже я, кстати, узнала для чего им нужны эти инструменты. Косы – это нечто их жетона, доказывающего, что перед вами самая, что нинаесть настоящая Смерть. К тому же, благодаря им, они могли перемещаться по всем точкам мира.
– А по какому поводу праздник? – Рассматривая косу, поинтересовалась я.
– Сто семнадцатая уходит на пенсию! – Гордо ответили мне.
Сидящая во главе стола Смертушка приветливо сделала мне ручкой. А я снова немного подвисла. Во-первых, судя по номеру-имени их здесь много. Так что утверждение, что смерть у всех одна – неверное. Во-вторых, Смерть уходит на пенсию. Смерть. На пенсию. Я точно умерла или этот гад Давиденко какой-то галлюциноген мне впорол?
– Умерла, умерла, – закивала Смерть по левую руку, оказывается вопрос я задала в слух. – К нам живые не попадают.
Смертушки снова рассмеялись и наполнили рюмочки. При чем передо мной тоже появилась и не какая-нибудь, а настоящая стограммовая граненная рюмка, какие были еще при СССР.
А водочка у Смертушек очень даже ничего…
Спустя каких-то три часа мы сидели в обнимку и оплакивали мою несчастную жизнь. Смертушки оказались приятными собеседниками, прочувствовали мое горе, как собственное.
– Ох, Ленка, как же тебе тяжко пришлось, – икнула Девяносто седьмая.
– Бедняга, – поддакнула Пятьдесят четвертая.
– Бывает и хуже, – не согласилась Пятнадцатая.
В принципе, я была с ней согласна. Не такая уж и плохая жизнь у меня была. Действительно бывают намного хуже. У некоторых людей каждый прожитый день хуже любой смерти.
– За счастливую жизнь! – Выдала тост Двадцать первая.
Кстати, именно Двадцать первая Смерть отвечала за умершие души людей на Земле. По их словам, мой мир был не единственным, их существовало превеликое множество и за каждым был прикреплен свой штат Смертушек и жнецов. Например, за Землю отвечали, как я уже говорила, Двадцать первая, Пятьсот сорок девятая, Шестьдесят четвертая, что занимались душами людей, и Триста восьмая, Девятнадцатая, Двадцать восьмая, Сто двадцатая, которые занимались душами животных, но их на этой пирушке не было. Они и жнецы забирали души и переносили их на место назначение. Что это за место мне не сказали, намекнули лишь, что скоро сама все узнаю. А вообще у них была даже самая настоящая Школа Смертей. Да, да именно так и есть с большой буквы. Там их обучали всем тонкостям работы с душами. После всех успешно сданных экзаменов им вручали косы вместо дипломов и, если имелось вакантное местечко, отправляли на службу.
Вот так весело и познавательно мы проводили время за душевными разговорами.
– А знаете, как иногда хотелось чуда… Чтоб как у Золушки, прилетела крестная фея и р-р-раз все у нее стало хорошо, – заплетавшимся языком пролепетала я.
Шестая тут же подсунула мне еще одну рюмашку и огурчик на закусь. Пятьдесят четвертая успокаивающе погладила по волосам.
– Девоньки, а может поможем? Хорошая же девочка, – вдруг заявила Сто седьмая, виновница торжества.
Эта Смертушка проработала на своем посту не много не мало три тысячи лет. Затем решила, что хорошего понемножку, пора бы и честь знать. Махнула рукой и накатала заявление о уходе.
– А почему бы и нет? – Поддержала Пятнадцатая.
– Так ведь не положено, – засомневалась Девяносто седьмая.
На нее недобро зыркнули все остальные.
– Ты еще малая, так что сиди и помалкивай, – шикнула на нее Пятьдесят четвертая.
Девяносто седьмая виновато опустила голову. Мне ее даже жаль стало, так что я по-дружески похлопала ее по костлявому плечу.
– Давай, Ленка, поднимайся, – потянула меня за руку Шестая.
– Крестной феи мы тебе найти не сможем, – начала Сто седьмая.
– Зато у тебя будет аж семь крестных-Смертей! – Радостно закончила за нее Двадцать первая.
Меня от такой перспективы немного передернуло. Шестая тем временем оттащила меня на два метра от стола.
– Куда бы ее? – Стали совещаться мои крестные.
– Может ко мне?
– Нет, у тебя прынцев нету.
– А у меня все кровососущие.
– О! Давайте ко мне. Как раз с минуты на минуту освободиться местечко, – радостно сообщила Пятнадцатая.
Смерть достала прямо из воздуха что-то типа планшета и быстренько что-то стала щелкать, довольно кивнула своим мыслям и что-то показала своим подругам. Остальные выбором остались довольны и согласно закивали. Я же наблюдала за всем со стороны, меня качало из стороны в сторону и чувствовала себя как пьяный ежик на выгуле. При жизни так никогда не напивалась.
Тем временем Пятнадцатая подошла ко мне и взяла за руку. Во второй она держала косу с котенком на острие.
– Пять, четыре, три, два, один… – шепотом считала она.
Громкий хлопок, фиолетовая вспышка перед глазами и темнота. Лишь где-то, словно сквозь вату, пожелания удачи и не скорой встречи от остальных Смертушек.
