Kitobni o'qish: «Ох уж эти Шелли»

Shrift:

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Об авторе

Андреева Юлия Игоревна родилась в Ленинграде в 1969 году. Печататься начала с 1993 года.

В настоящее время член Союза писателей Санкт-Петербурга, автор 70 книг, из которых большую часть составляют исторические романы, биографическая литература, а также книги нон-фикшн.

Кроме того, к настоящему времени Ю. И. Андреева издала более шестидесяти сборников стихов и прозы, выступая как автор и как составитель. Регулярно публикуется в средствах массовой информации, есть заграничные публикации (Австралия, США, Эстония, Украина, Германия).

Жизнь Юлии Андреевой тесно связана с ее произведениями. С семнадцати лет она служила в театре. Будучи прекрасным импровизатором, создавала моноспектакли и литературно-музыкальные композиции, с которыми выступала на различных площадках страны и зарубежья. Неудивительно, что из-под ее пера вышла книга «Айседора Дункан. Жрица любви и танца». Танцевала с творческим коллективом в Японии, две поездки на три и шесть месяцев – и появилась книга «Изнанка веера, или Приключения авантюристки в Японии» – документальный роман. А также остросюжетный роман «Трансмиссия», действие которого тоже происходит в Стране восходящего солнца, повесть «Прикосновение» и тетралогия «Геймер».

Любимый исторический период Юлии Андреевой – XII век, Лангедок (юг Франции – Тулузское графство). Об этом периоде автором написаны книги «Рыцарь Грааля», «Последний рыцарь Тулузы», «Тюремная песнь королевы».

Роман «Фридрих Барбаросса» – тоже XII век, только теперь уже место действия – Германия и Италия. А роман «Святы и прокляты» повествует о внуке Фридриха I Барбароссы, Фридрихе II, и детском крестовом походе.

Посещение Египта, а именно монастыря Святой Екатерины, там, где с незапамятных времен находится неопалимая купина и возвышаются горы Синай (библейская Хорив), и поездка в Израиль, с его Мертвым морем, змеиной тропой к крепости Масада, навели на мысль написать об этих библейских местах и об Ироде Великом. На ее счастье, как раз в то время в Израиле начались интенсивные раскопки, поэтому очень многие детали в описании дворцов Ирода писательница брала непосредственно из отчетов археологов.

В настоящий момент Юлия работает над биографией Ференца Листа.

Избранная библиография Ю. И. Андреевой:

«Рыцарь Грааля» (2006)

«Последний рыцарь Тулузы» (2006)

«Двойник Жанны д, Арк» (2006)

«Король Лебедь» (2006)

«Ирод Великий» (2011)

«Свита мертвой королевы» (2013)

«Тюремная песнь королевы» (2013)

«Карл Брюллов» (2013)

«Палач сын палача» (2014)

«Святы и прокляты» (2014)

«Метресса фаворита» (2018)

Ох уж эти Шелли

«Мамочке» Франкенштейна посвящается

От автора

Кто сказал, что биография – скучный жанр? Покажите мне этого брюзгу, а потом отойдите и не мешайте. Убеждена, что нет ничего более интересного, чем жизнь человека, тем более, если это жизнь творца, гения, того, кто не просто проводит время в ожидании неизбежного заката, но творит, создает, падает в пропасть и поднимается в небо!.. Какое удовольствие – писать о людях, тонко чувствующих, людях неординарных, противоречивых. И кто, хотелось бы знать, определил, что биографии следует писать по раз и навсегда утвержденным лекалам, от которых мухи дохнут, а молоко скисает?

Сегодня я хотела бы рассказать вам о жизни удивительной женщины и талантливого писателя-фантаста Мэри Шелли, женщине, которая не принимала двойных стандартов, даже если они были ей выгодны, которая была изгнана из дома отцом за то, что оставалась верна идеалам, воспринятым еще в юности. Я буду говорить о женщине, которую называли падшей, в то время, когда она знала только одного мужчину, о женщине-переводчике, редакторе, любящей жене и нежной матери. О женщине, за которой неустанно следила полиция, в каком бы городе она ни находилась, какую бы государственную границу ни пересекала.

Я буду рассматривать жизнь реального человека – Мэри Шелли – через призму полицейского расследования. Ведь мы знаем, что и на нее, и на ее мужа неоднократно заводилось судебные дела, что за супругами была установлена слежка. За что отдельное спасибо тем, кто следил, и, в свою очередь, позволил нам идти по все еще не остывшему следу двухвековой давности!

«Все жанры хороши, кроме скучного», – произнес когда-то Вольтер, пусть же это изречение будет нашей путеводной звездой, которая поможет увидеть Мэри не забронзовевшей статуей, а такой, какой она была: реальной и одновременно совершенно фантастической женщиной, опередившей самое время, в котором ей довелось жить.

Юлия Андреева

Есть радость не склоняться пред судьбой,
Ту радость мы изведали с тобой.
Перси Биши Шелли

Глава 1. Расследование началось

1818 год. Лондон

Суперинтендант лондонской полиции Роберт Вильсон с неудовольствием разглядывал явившихся для очередной начальственной выволочки констеблей. Вопреки ожидаемому, сегодня эти типы хотя бы догадались застегнуть свои тёмно-синие куртки на все пуговицы, и даже попали этими самыми пуговицами в правильные петли, что с похмела, как правило, не удается, так что у Вильсона не было шанса придраться к парням за неряшливость. Да, форма на месте, несмотря на стойкий запах перегара, никто в этот раз не догадался пропить форменные штаны или куртку, чудны дела твои, Господи. Вся экипировка как будто бы на месте и даже местами выглаженная, высокие кожаные воротники – защита от удушения – торчат по установленным правилам, чёрные шляпы с кожаной тульей на головах. Хотя в помещении могли бы и снять, никакого уважения. Впрочем, ладно, какой смысл тратить время и силы на этих болванов, после которых в участке приходится открывать окно?

Что осталось? Проверить наличие трещоток и дубинок, да и разогнать весь этот вонючий сброд по участкам.

– Молодцы.

– Рады стараться.

– Вольно. Разойтись по местам. – Суперинтендант проследил за последней скрывшейся за дверьми синей спиной и, сладко потянувшись, только теперь заметил притулившегося в углу агента Гарри Александра Нокса.

– А, это ты, мой мальчик, что привело тебя на Уайтхолл? – Вильсон прищурился отчего стал похож на здоровенного рыжего кота. Должно быть, для устрашения подчиненных суперинтендант отрастил пышные, торчащие во все стороны рыжие усищи, когда Вильсон ел или разговаривал, мохнатые усы шевелились, так что создавалось впечатление, будто у него под носом не пышные усы, а какое-то животное вроде взъерошенной белки. Да, усищи рыжие, а глазищи зеленые и хитрые. Такому коту на зуб не попадись, вмиг проглотит. То, что он только что отпустил с миром готовых к выволочке констеблей, нисколько не успокоило нервного Нокса. Даже наоборот, после того как Вильсон определил бедолагу в тайную полицию, ни дня у него не проходило без того, чтобы несчастный не подумал, как вернуться к нормальной полицейской рутине. Служить в полиции, конечно, скучно, ходи себе по одному и тому же маршруту да знай по сторонам поглядывай. Зимой, летом, весной или осенью в любую погоду, работа простая, каждый дурак справится. Другое дело – задание, данное Ноксу якшаться с господами литераторами и их жадными издателями. Народишко – нарочно не придумаешь: ушлые, наглые, нахрапистые или, наоборот, не в меру робкие, такие, что готовы в обморок грохнуться от первого грубого слова. А уж чего-чего, а бранных слов он там наслушался, сапожники так не выражаются, как иные господа литераторы. Иному, с позволения сказать, автору, в приличный дом двери не откроют. Что он такого написал? Тьфу – и растереть! А тут такого павлина из себя скорчит, смотреть противно, губку выпятит, брюшко выставит, думает, что, если скорчить из себя этакого Байрона, то за умного как-нибудь сойдет, а копнешь такого поглубже – фетюк и цена ему грош в базарный день. Другой же – человек талантливый, скромный и богобоязненный, является в контору словно за милостыней, корчится, кашляет, в глаза господам издателям заглядывает. Смотреть противно: ну как можно так унижаться, нося под жилетом, аккурат напротив, сердца рукопись, которой цены нет – подлинное сокровище? Этого бедолагу вурдалак-издатель разденет донага, а потом еще и благодарить заставит.

В былые годы еще по молодости Гарри Нокс тоже пытался стишками баловаться, читал, читал, даже от учебы отказался, потому как учеба эта от романов отвлекала, ему же не терпелось узнать, что там дальше произойдет, чем в конце концов дело закончится. Дурак! Сейчас был бы стряпчим, имел бы свою контору. Когда опомнился, сообразил, что потерял, поздно было.

Вот так Гарри Нокс и дошел до полицейской службы, сначала, как все, на улицах патрулировал, где от холода чуть все себе не отморозил, продрог, озяб и прямо во время обхода зашел в кабак, да и принял там малость для согрева. Конечно, во время службы пьянка не допустима, но да он по-другому все равно бы не выдюжил, потому как непривычен весь день по морозу ходить. Вот в том кабаке его и сцапал рыжий суперинтендант, зыркнул на несчастного Нокса своим зеленым кошачьим оком, пронял горе-констебля начальственный взор до самых печенок, так что весь дурной хмель в мгновение ока из головы вышел. Вытянулся по струнке смирно бедолага Гарри Александр Нокс, куда глаза виноватые деть не знает, а суперинтендант только что не мяукает от радости, что подчиненного на горячем споймал, знай, вокруг его незначительной персоны круги нарезает. Глаза сверкают, усищи врастопырку, только хвоста не хватает, но да хвост Нокс себе как раз живо вообразил, да так явственно, что совсем ему от этого плохо стало.

Нокс вытаращился на Вильсона, вздохнуть не смеет, боится, как бы гад сивушные пары не учуял, на месте замер, не дышит, а потом мухи перед глазами замелькали – раз, и темнота, только глаза зеленые кошачьи светятся.

Потом Ноксу сказали, что он в обморок грохнулся, суперинтендант его, полудохлого, собственноручно положил в карету и в участок привез. Самое странное, что в тот день, угощая Нокса горячим травяным взваром с патокой, рассказал ему Вильсон, что де есть при полиции особенная структура «полиция тайная», вроде той, что обычно при королевских дворах держат. И набирает туда Вильсон толковых парней. Нокс ему для этого дела вполне подходит, потому как грамотный и даже в университете какое-то время обучался. Кроме того, – Вильсон прищурился, внимательно вглядываясь в боящегося пошевелиться констебля, – кроме того, ему, суперинтенданту, доложили, что Нокс известный книгочей поэтому и пост он ему подыскал соответствующий – наборщиком в издательство «Лакингтон, Хьюз, Хардинг, Мейвор и Джонс».

Нокс поначалу даже подумал, что, может, оно и неплохо, что работать теперь будет не на лютом ветру, не в снег и дождь, а в чистеньком теплом издательстве и общаться станет с небожителями, издателями да писателями известными. Официально хитрый Вильсон уволил его из полиции, запретив рассказывать о своем задании, и буквально на следующий день Нокс заступил на предложенную ему должность помощника типографского наборщика.

Задание было не бог весть какое сложное, первое и самое главное – внимательно слушать и привечать и, как только кто заведет разговор о лорде Гордоне Байроне, сразу же сие брать на заметочку и, в условленный день явившись в трактир «Корона» или на другую указанную ему явочную квартиру, где будет ждать его суперинтендант, все, что удалось узнать о данном предмете, рассказать. Кроме того, должен был он отслеживать и брать на карандаш любой готовящийся к печати материал, который, с точки зрения Нокса, сможет вызвать нарекание властей, негодование прессы или вообще оскорблять корону, церковь или господ, занимающих серьезные должности на государской службе и пользующихся особенным уважением общества.

Каких только страхов не натерпелся в издательстве «Лакингтон, Хьюз, Хардинг, Мейвор и Джонс» после этого несчастный Нокс, как только его судьба не пытала, сколько раз мечтал он покинуть вверенный ему пост и, пока не поздно, даже бежать из города, но робость мешала ему послать всю эту тайную службу куда подальше.

– Что же ты замолчал? Или специально приперся, чтобы кто-нибудь из пишущей братии случайно заметил тебя близ полицейского управления и сделал соответствующие выводы? Разоблачения всей сети добиваешься, каналья?

– Я… нет, что вы, я верой и правдой. – Нокс сделал над собой усилие и улыбнулся, испуганно таращась на рыжую белку, шевелящуюся под начальственным носом.

– Чего тогда тебе здесь понадобилось? Я, кажется, предупреждал о повышенной секретности, тебе, идиоту, даже жалованье на дом приносят, я сам раз в месяц бегу на свидание с тобой, словно ты не черт знает кто, а Роза Испании, чтобы только никто не заподозрил, на кого ты работаешь, а теперь посреди бела дня – и в главную контору! … Я же говорил, исключительно в случае крайней необходимости…

– Но дело как раз крайней важности, как вы и изволили предупреждать, угроза общественной нравственности, заговор, убийства…

Вильсон заметил, что у Нокса затряслись губы, да и вообще агент производил крайне нездоровое впечатление, того и гляди снова в обморок брякнется.

На самом деле полиция в настоящем ее виде в столице еще только-только сформировалась, народишко, служивший здесь, в основном выходцы из деревень, был непроходимо глуп, констебли хорошо выучили лишь маршруты, которые были обязаны патрулировать, что же до тайной полиции, она находилась, мягко говоря, в зачаточном состоянии. И не последнее место в этом деле занимало плохое финансирование и, следовательно, никуда не годное обучение персонала. А ведь совсем недавно, всего-то три года назад, лондонские преступники на три дня полностью парализовали Вест-Энд, взяв его под свой полный контроль. Мерзавцы грабили, насиловали и убивали зажиточных горожан, сжигали городские дома дворян, в том числе и дома министров.

Три года прошли, как сон пустой, а ведь агенты, внедренные в самые проблемные районы города, уже давно докладывали об участившихся политических митингах в районе Манчестера. Ни сегодня-завтра все повторится. Вот и Нокс, кстати, человек с образованием и вовсе не дурак, принес какую-то весть.

Суперинтендант подозвал дежурного и приказал ему подать чая.

– В издательстве «Лакингтон, Хьюз, Хардинг, Мейвор и Джонс» принят в печать очень странный роман, – нетерпеливо отхлебывая горячий чай, начал осведомитель.

– Тоже мне беда, опять господа литераторы сочинили какие-нибудь фривольные похождения кавалера, – улыбнулся в усы Вильсон. – Ты у нас из семьи уважаемого пастыря и, понятное дело, не одобряешь такие вольности.

– Ах, на похабщину я уже перестал обращать внимание, – махнул рукой Нокс. – Не в том дело. Просто… – Он отставил стакан и затравленно воззрился на суперинтенданта. – Просто директора издательства нет, а роман срочно принят в печать и уже даже набирается… – Он опасливо покосился на занятого какими-то бумагами дежурного. – Без имени автора…

– Анонимно – значит, и в отсутствие директора, – занятно.

– Анонимно – и совершенно вне очереди, – закивал Нокс.

– Так уж и вне очереди? Кто приказал? На каком основании?

– Приказ отдан давно, дело в том… – Нокс снова прихлебнул чаю, издав горлом булькающий звук. – Дело в том, что директор еще года три назад повелел принимать от поэта сэра Перси Биши Шелли все, что тот ни принесет, потому как стихи Шелли…

– Ну да, я знаю. – Вильсон с удовольствием улыбнулся. – Что же, он новый сборник сдал в печать, пьесу, поэму? Что-нибудь политическое, в духе «Королевы Мэб»? Не дай бог! В стихах или прозе? Мне у него особенно нравится:

Уже горит в рассеявшемся дыме
Полоска предзакатного огня,
Ночь заслонила косами своими
Объятые истомой очи дня.
Туда, где скоро в тьму сольются,
Безмолвие и Сумерки крадутся¹.

– Каково?

– Это «Летний вечер на кладбище» мне тоже нравится, даже очень. Но тут совсем другое дело.

– Так в стихах или прозе?

– В прозе. Но только, сдается мне, это не просто роман. Это… – Нокс замялся, подыскивая слова. – Это как будто бы крик о помощи, как будто автор узнал, что некий преступник совершил что-то страшное против Бога и человеческого общества, невозможное кощунство и теперь то ли просит, чтобы ему помогли это нечто уничтожить, то ли, наоборот, похваляется.

Я в издательстве скоро три года, там многие хорошо знают мистера Перси Шелли, и в описании главного героя с этим Перси много сходного. На меня, понятное дело, там никто внимания не обращает: мол, наборщик – набирай. Поэтому я много всего такого слышу.

– О чем роман? Можешь вкратце рассказать?

– Да так сразу всего и не перескажешь. – Нокс подергал бородавку над верхней губой. – Это история английского капитана Роберта Уолтона, который набирает команду в России, после чего отправляется с экспедицией к полярному кругу и при этом пишет письма своей сестре Маргарет. Так вот, этот капитан находит во льдах чуть живого человека, как оказывается, ученого, спасает его, и тот рассказывает свою историю. И вот тут самое зловещее… – Нокс отставил пустой стакан, на секунду бросив умоляющий взгляд в сторону дежурного и, ничего не добившись, со вздохом продолжил: – Молодой ученый создал в своей лаборатории некое существо. Для этого он, то есть ученый, выкапывал на кладбище мертвецов и затем сшивал отдельные их части. В общем, достаточно мерзкое дело, доложу я вам. – Нокс облизал пересохшие губы, и Вильсон был вынужден попросить принести еще чаю.

– Кража трупов, м-да… господа медикусы и студиозусы совсем обнаглели, ради своих занятий не гнушаются копаться на христианском кладбище и вытаскивать тела усопших из могил. Впрочем, мы же говорим о литературе, возможно, автор лично никогда трупов не крал, а просто слышал об этом.

– Но он описывает это дело достаточно убедительно, как он возится с мерзкой мертвечиной, вдыхая миазмы, как… – Агент извлек из внутреннего кармана тетрадь в кожаном переплете и прочитал: «Как рассказать об ужасных тех ночных бдениях, когда я рылся в могильной плесени или терзал живых тварей ради оживления мертвой материи?»

– Так значит, автор – студент-медик, анатом или цирюльник, купивший патент на врачебную деятельность? Тоже мне большое дело, всем нужно тренироваться. Впрочем, Шелли, насколько мне это известно, не врач.

– Не врач, но его друзья еще по Итону рассказывают, будто бы, приезжая в гости к Шелли во дворец Филд, принадлежащий его деду, эсквайру Биши Шелли, неоднократно посещали его лабораторию, где будущий поэт проводил химические опыты, а также опыты с электричеством, и этой… гальваникой! Сестрам же он рассказывал о том, будто бы изучает работы великих алхимиков и… об этом же говориться в романе: «С того дня естествознание, и особенно химия, в самом широком смысле слова, стало почти моим единственным занятием… Одним из предметов, особенно занимавших меня, было строение человеческого и любого живого организма». Заметили сходство? Но это еще не все. – Нокс невольно перешел на шепот, – у нас в типографии один малый, оказывается, в прошлом служил камердинером у соученика Шелли по Итону, потом его за пьянку выгнали с места, так вот, он говорил, что в этом самом Итоне была одна забавная традиция: если ученик собирался что-то сделать или если его заставали за чем-то и требовали объяснения, он должен был ответить, добавив в конце предложения: «с вашего разрешения», после чего покорно склонить голову. Например, «я отойду, с вашего разрешения», или «я спущусь в столовую, с вашего разрешения».

– Понятно. Что дальше? – нетерпеливо перебил говорившего суперинтендант.

– Так вот, однажды учитель латыни зашел в комнату Шелли и застал его там, колдующего над свечами, зеркалом и произносящим какие-то заклинания. «Чем вы заняты, Шелли?» – очень удивившись, спросил тот. «Вызываю дьявола, с вашего разрешения, сэр», – автоматически ответил Перси.

– Меня не интересует, как развлекался маленький Перси Шелли. – Отсмеявшись, Вильсон вытер рукой выступившие было слезы. – Если дед и отец позволили ему держать в их родовом дворце лабораторию, значит, в ней не было ничего такого, за что их отпрыска могли бы посадить в тюрьму или подвергнуть общественному порицанию. В наше время многие молодые люди увлекаются наукой. Скажите лучше, что опасного вы обнаружили в романе?

– Этот ученый создал человека и вдохнул в него жизнь, как мог бы это сделать только Творец.

– Ага. Церковь, скорее всего, будет против подобных инсинуаций. Впрочем, для протестов необходимо, чтобы хотя бы один ленивый священник прочитал роман. Что еще?

– Даже не знаю, как и сказать. Вот я скопировал, послушайте: «Как описать мои чувства при этом ужасном зрелище, как изобразить несчастного, созданного мною с таким неимоверным трудом? А между тем члены его были соразмерны, и я подобрал для него красивые черты. Красивые – Боже великий! Желтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были черные, блестящие и длинные, а зубы белые, как жемчуг; но тем страшнее был их контраст с водянистыми глазами, почти неотличимыми по цвету от глазниц, с сухой кожей и узкой прорезью черного рта». Это я к тому, что у нас есть словесный портрет, м-м-м, подозреваемого. Зачем, вы скоро поймете. Далее ученый заснул в изнеможении и проснулся от того, что монстр нависал над ним, точно скала. В результате он так испугался, что выгнал творение, над которым так долго трудился, из дома, и спустя какое-то время узнал, что кто-то задушил его младшего брата и в убийстве обвинили служанку, хотя Виктор, так зовут ученого, знает, что она не могла этого сделать. Потом становится ясно, что убийца – тот самый искусственный человек, который…

– Стоп! – Суперинтендант поднялся со своего места и подошел к окну, агент застыл на месте, боясь шелохнуться. – Нокс, вы что-нибудь слышали о художественном вымысле? Зачем нам ловить существо, убившее ребенка, если и само существо, и мертвый ребенок – не более чем плод писательского воображения?

– Может, да, но мне кажется… – Желтоватое лицо Нокса напряглось, обычно невыразительные глаза горели неистовым пламенем, на висках вздулись желваки. – Я думаю, господин суперинтендант, что автор пытается рассказать не историю великого ученого Виктора Франкенштейна, посмевшего посягнуть на привилегию Творца, это скорее история отвергнутого и изначально невинного существа, которого его создатель выбросил из дома, словно ненужный хлам, даже не дав парню имени. Во всей книге он даже не пытается как-то назвать свое порождение. Я думаю, это история отвергнутого ребенка, возможно урода, бастарда, и тут мне вспоминается лорд Байрон.

– Что? При чем здесь Байрон?! – Вильсон так поспешно сел, что стул под ним затрещал.

– Когда вы приказали мне устроиться на службу в издательство, вы сказали, что мое особенное внимание должно быть уделено любой заслуживающей доверие информации о лорде Байроне. – Лицо Нокса порозовело от гордости. – Разумеется, сам лорд в издательство не приходил, не того полета птица, да и теперь он проживает в Венеции, но я изучил весь собранный о нем материал и могу сказать, что они с Шелли друзья.

– Ну, удивил! Так это же всем известно, – с облегчением вздохнул Вильсон. – Во напугал!

– А что, если Шелли говорит о внебрачном сыне Байрона? О сыне-уроде, сыне-убийце, которого отец скрывает от общества?

– У Байрона законная дочь Ада трех лет от роду, я лично не видел, но, по слухам, отнюдь не урод и уж совсем не убийца. Есть еще бастардка Элизабет Медора Ли, этой четыре года.

– Зато Байрону тридцать. А значит, он вполне мог заделать бастарда, скажем, в четырнадцать-пятнадцать лет, а может быть, и раньше, и тогда все вполне складывается, мальчик, от которого его отец отказался в младенчестве, воспитанный бог ведает где и кем, может быть, в приюте для сирот, а потом в работном доме, начинает искать своих родителей и убивает невинных людей, как бы мстя им за собственные страдания. Кстати, не так давно в Челси, у меня кузен оттуда, был найден труп задушенного мальчика лет восьми, и тогда обвинили и повесили служанку, у которой нашли медальон убитого. Кузен говорит, тогда многие не верили, что девушка могла совершить убийство, да и вещица была редкая и приметная. Такую не вдруг продашь. Вот я и подумал… ведь Шелли мог слышать эту историю от самого Байрона или от кого-то из его окружения, да хоть от доктора Полидори, лорд недавно выгнал его из дома. А когда человека ни за что ни про что не просто увольняют, а прогоняют с места, он в запальчивости вполне может рассказать что-то такое, что не имел права разглашать. Вы меня понимаете? Но Шелли, он же благородный человек, почти баронет, он не может просто прийти и наябедничать на лучшего друга властям, и при этом, зная, что по земле ходит убийца, ублюдок, которого покрывает семья его знаменитого отца… Шелли человек чести. Его прозвали рыцарем эльфов, а иногда сравнивают с духом воздуха Ариэлем, как бы это сказать, да вот хотя бы:

Будь я листвой, ты шелестел бы мной.
Будь тучей я, ты б нес меня с собою.
Будь я волной, я б рос пред крутизной
Стеною разъяренного прибоя.
О нет, когда б, по-прежнему дитя,
Я уносился в небо голубое
И с тучами гонялся не шутя².

– Черные волосы, говоришь, серые глаза? М-да… у Байрона как раз черные, а глаза, черт его знает, какие у него глаза… – Он задумался. – Вот что, Нокс, соберите мне как можно больше сведений обо всем, что происходит вокруг этого романа, и почему Шелли, если он автор, не желает поставить свое имя на обложке? Вот ведь петрушка какая…

– Так если он хочет таким образом раскрыть правду о бастарде…

– Понятно. – Вильсон закусил губу. – Вы считаете, что Шелли хочет сообщить нам, что людей убивает ублюдок Байрона? Каким способом он убивает?

– В основном душит своими огромными ручищами. На шее жертв остаются два красноватых следа от пальцев. Он вообще обладает нечеловеческой силой и ловкостью.

1.Перевод Вс. Рождественского.

2.Перевод Б. Пастернака.