Kitobni o'qish: «Эцу и Кинко»

Шел первый год моего обучения в средней школе. Школа находилась в родном городе, поэтому уезжать от родителей не пришлось. В свои двенадцать лет мне всё ещё не хотелось расставаться с семьёй.

Каждый день я проходила два километра до школы. Дорога шла через железнодорожные пути. Каждый день я попадала в момент, когда их перекрывали, чтобы проехал грузовой поезд. Вы спросите меня, почему я не могла пойти в другое время? Зачем стоять семь минут? Можно просто выйти попозже из дома. И идти без остановки.

Ответ прост. Я люблю поезда. Люблю запах рельс. Люблю скрип старых вагонов. Если закрыть глаза, то можно даже услышать музыку поезда.

Каждый день я наслаждалась этим процессом. И после первой недели у меня неожиданно появился компаньон. Обычно люди бухтели и кряхтели, что надо стоять. Почему не могут поезд пустить в другое время. Ведь утром все идут на работу или в школу. Поэтому этого мальчика я заметила сразу. Худой, невысокий ровесник мне. Чистая опрятная одежда. Небольшой портфель в руках. И улыбка. Лёгкая улыбка и рассеянный взгляд вдаль. Создавалось впечатление, будто этот мальчик смотрит куда-то в другой мир.

Каждое утро мы стали вот так встречаться у шлагбаумов. По эту сторону я, по ту сторону он. Взгляд и полуулыбка этого мальчика настолько поглотили моё внимание, что я стала раньше выходит из дома и специально ждать поезда. Чтобы стоять впереди всех у шлагбаума. На удивление, он тоже всегда стоял впереди всех.

Стук колёс и мелькание вагонов создавало ощущение нереальности. Смазанности. Прерывистости. Вот мелькнул его взгляд, вот снова смазалась картина проезжающим вагоном. Снова мелькнула улыбка кому-то вдалеке. Снова вагон. Это зрелище зачаровывало меня.

Как только шлагбаум открывали, с обеих сторон люди спешили идти дальше. И мы с мальчиком тоже. Я ни разу даже не прошла рядом с ним. Отчего-то мне казалось, сделай я так, и наша идиллия исчезнет. Лопнет как мыльный пузырь. Поэтому всегда вставала сбоку от людей. И заметила, что он так же вставал сбоку. Другого. Поэтому когда потоки людей двигались навстречу друг другу, нас разделяли с десяток людей. Фигуры, лица смешивались, и я теряла из виду этого мальчика. И опять же, отчего-то не хотелось оборачиваться. Я боялась, что всё это сон. И обернувшись, я никого не увижу. А мне этого не хотелось. Хотелось также каждое утро наблюдать его тихий взгляд и блуждающую улыбку.

Прошло полгода. Пришла поздняя осень. Я очень люблю это время. Любимое пальто и шарф. А так же ветер в спину, проносящий мимо жёлтую листву. Частенько я после школы бродила и шуршала листвой. Или смотрела в небо. Осенью оно становится особенно высоко. А облака становятся огромными плавучими кораблями. Низко дрейфующими над макушками обнаженных деревьев.

Утром я стала выходить из дома пораньше. Чтобы медленно прогуляться и надышаться бодрящим воздухом. Даже цвет воздуха меняется осенью. Приобретает розоватый оттенок.

Осень манит мистикой.

Несколько раз мальчика не было видно, и это вызвало беспокойство в моём сердце. Мне казалось, что без этой важной детали нашей встречи, день уже будет совсем другим. Так же, как наблюдать поезд, мне было важно увидеть его.

А затем и вовсе пришел тот день. Мы с мамой собирались поехать в соседний город. К родным. Вернее, собиралась мама, а я захотела с ней. Был выходной, и погода стояла солнечная. Последние деньки осени подходили к концу. Воздух уже был холодным, без перчаток на улицу не выйдешь. А пар изо рта шел весь день.

В последний момент маме позвонили с работы и вызвали ее. Она работала медсестрой в больнице. И работа вне смен случалась часто. Но я не могу сказать, что чувствовала себя из-за этого брошенной. В такие моменты, держа трубку у телефона, мама всегда тревожно смотрела на меня, сомневаясь в решении. А я всегда улыбалась в ответ, как можно шире, и показывала палец вверх. Я понимала, что маме надо было идти. И понимала, что она ощущала вину, что оставляет меня одну. Ведь мы жили вдвоём. У меня была она, у неё я. Папа давно покинул нас. Несчастный случай, унесший его жизнь, произошёл, когда я была ещё совсем маленькой. Потому я его совсем не помню. Только фотография дома показывает мне, как он выглядел.

Вот и сейчас я улыбнулась и показала палец вверх.

– Справишься одна?

Шёпотом спросила мама, всё ещё держа телефонную трубку. Я кивнула.

В тот день я поехала одна в соседний городок. Ехать было два часа в один конец. Мама в спешке передала мне перекус, заранее приготовленный для нас обеих. И убедила меня взять его весь. Хотя мне искренне было не понятно, зачем мне брать и мамину часть. В меня столько не влезло бы. Но мама твердо настояла на своем решении. Потому я покорно взяла рюкзак с бенто и пошла на платформу.

Щурясь от утреннего солнца, я размышляла, а что делает сейчас тот мальчик. Чем он занимается по выходным. Любит ли он так же, как я, поезда. И железную дорогу. Будучи подростком, такие мысли посещали меня без каких-либо умыслов. Это был просто интерес. Любопытство скорее даже.

Поездка далась тяжело. Рюкзак врезался в плечи. Родные не сразу оказались дома. Они забыли о нашем приезде. Пришлось их ждать на улице, и я замёрзла. Так как надо было всего лишь передать им семейную вещь, то отдав её, я снова пошла на платформу. Тело ныло. Долгое сидение по пути туда, затем на скамейке, и вот снова на платформе. Ноги гудели. Плечи начали болеть.

Наступил вечер, и людей собралось очень много. Когда поезд, скрипя тормозами, подъехал в платформе, я только надеялась, что мне уступят место, как ребёнку. В итоге удалось сесть даже у окна. Вокруг стоял шум от людей. Я не смотрела внутрь вагона. Сразу отвернулась к окну, и закрыла глаза. В уши ударили все звуки движения вокруг. Голоса, топот ног, стук сумок и чемоданов, гудок на вокзале…

Часть пути я так и ехала, закрыв глаза. Как часто бывает в таком нежном возрасте, иногда на меня волнами накатывала грусть или просто эмоциональная выпотрошенность. Гормональные всплески в теле давали о себе знать перепадами настроения. Они были не резкие. Но внутри меня ощутимые. По натуре я была тихая молчаливая девочка. Поэтому волны раздражения были тяжелы для меня самой.

Сквозь дремоту я чувствовала, как люди выходили, другие заходили. Пару раз меня грубо толкнули сбоку. Один раз задели колени.

В какой-то момент я заметила, что поезд давно стоит. Прислушавшись, поняла, что и люди обеспокоенно обсуждают долгую стоянку. Открыв глаза, чтобы посмотреть, где мы и что за окном, первое, что я увидела, был он. Он сидел прямо напротив меня. Сильно прижав ногу к ноге, вжавшись в стенку вагона. Его здорово прижали люди с боку.

Улыбка сама пришла ко мне. Изнутри. Это был абсолютно бесконтрольный процесс. И тут он посмотрел прямо на меня, подмигнул и шёпотом сказал:

– Наверное, колёса меняют.

Я прыснула в ладоши. Меня накрыла такая волна возбужденности и радости, что я так же игриво шёпотом ответила:

– Размер подбирают.

– Угу. Надо же ещё накачать.

– Угу. А. Это же столько колёс.

– Кстати, интересно, сколько именно…

Мальчик оторвал от меня взгляд и задумался. Даже пальцы стал загибать. Я засмеялась в голос. Радость изнутри уже не могла копиться. Плотину прорвало. Что-то долго хранившееся внутри, рвалось наружу этим смехом. Какая-то усталость и одиночество.

Я до сих пор помню его глаза. Искрящиеся смехом светло голубые. Сам он еле сдерживал хохот. Было видно, как он борется, чтобы не засмеяться в голос. От него веяло такой силой счастья и радости, что мне показалось, будто меня смыло тёплой нежной волной и уволокло в океан улыбки. В какой-то момент я ощутила, что даже внутренности мои и те колышутся от этой волны. Это было не просто возбуждение эмоций. А что-то большее.

Вспоминая сейчас, я широко улыбаюсь той детской чистоте, что была в нас. Ни капли похоти и вожделения. Сердце ещё не заполнено до краёв болью, разочарованием и обидами. На себя, на других, на мир, на Бога. Сердце ещё не было закрыто от всех и вся. И от себя. Мы полчаса хохотали. Он тихо, сдерживая губы. А я во весь голос. Непосредственно по-детски запрокинула голову в ответ на эту волну счастья, которой окутал меня этот мальчик. Даже атмосфера в вагоне разрядилась. Взрослые стали тише бурчать по поводу долгой стоянки и задержки пути. Кто-то с улыбкой посмотрел на нас. Мы же смотрели только друг на друга.

Тем временам поезд тронулся дальше. Мы стали тише. Это вышло как-то само собой. Мальчик даже откинулся обратно на спинку скамьи. А ещё спустя минут пятнадцать пожилая дама, сидевшая всё это время рядом с ним, позвала его мягким голосом:

– Кинко, нам пора выходить.

Так я впервые услышала его имя. Кинко. Я тогда не успела удивиться одинаковости наших имен. Помню, меня, будто втянуло обратно в реальность. Болезненно втянуло. Ведь Кинко встал и, второпях надевая рюкзак, двинулся сквозь толпу к выходу. Он оглянулся. Один раз. Ещё раз посмотрев на меня сияющими голубыми глазами. И вот тогда я успела заметить оттенок грусти в его взгляде. Что-то очень глубоко сидящее в его взгляде кольнуло мне сердце.

Опять же будучи подростком, тогда я не обратила на это внимание. Меня накрыла реальность, где я снова осталась одна в вагоне. И только тогда я осознала, что всё это время для меня не существовал мир вокруг. Я даже лица Кинко не запомнила. Не говоря об одежде или других деталях его внешности. Я видела только глаза. Кидающие в меня тёплые нежные игривые искры. Которые не обжигали, а оставляли след на моём сердце. Как угольки, упавшие на ткань юбки. Маленькие обугленные дырочки в сердце.

В тот год в силу обстоятельств я не закончила среднюю школу в родном городе. Маме предложили работу в другом городе, и мы переехали. С того дня нашей встречи в электричке я больше не видела Кинко.

Но молодость тем и хороша, что и хорошее и плохое забывается будто бы быстро. Новая школа, новые друзья, новый путь домой унесли меня от воспоминаний о Кинко. Далеко и надолго.

Прошло больше шести лет с той поздней осени. Я выпустилась со старшей школы. Были каникулы. Передышка перед экзаменами в университет. По просьбе мамы я поехала в родной город. Впервые за шесть лет.

Приехав и закончив мамины дела, я пошла просто гулять по городу. Вечером меня ждал поезд обратно. У меня было три часа свободного времени. Встречаться особо было не с кем. Со средней школы я не успела сдружиться с кем-либо настолько, чтобы спустя шесть лет желать увидеться. В юности знакомства быстро приходят, и так же быстро уходят. Мы разъезжаемся в разные города, обещаем писать друг другу раз в неделю, затем раз в месяц, затем раз в полгода. Письма прекращаются рано или поздно.