Kitobni o'qish: «На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927»

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2020

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2020

* * *

Разве можно сомневаться в том, что греческие христиане, потомки древних жителей этой страны, при первой же возможности не сбросят с себя турецкое иго, под гнетом которого они так долго стонали, и будут правы?

Локк. «О гражданском правительстве»

Глава 1. Османская империя в начале XIX века

Ближневосточный вопрос можно определить как заполнение вакуума, образовавшегося после постепенного ухода из Европы Турецкой империи. Поэтому можно сказать, что вопрос этот возник в тот самый момент, когда эта империя, достигнув своего расцвета, начала клониться к закату. Европейские владения Турции были самыми обширными во второй половине XVII века, когда турки в 1669 году наконец-то овладели «великим греческим островом» Крит, как называли его эллины того времени, а польский король в 1672 году уступил султану Подолию (и почти всю остальную Правобережную Украину). Однако в конце этого столетия мир стал свидетелем сокращения турецких владений. Карловицкий мир 1699 года был справедливо назван «первым расчленением Османской империи». Он стал первым шагом исторического процесса, который с тех пор медленно, но неуклонно развивался. XVIII век стал свидетелем продолжения работы, начатой в Карловцах, хотя порой турецкие доминионы получали временные преимущества, а европейские государственные мужи предвидели дальнейшее откалывание европейских владений султана и строили планы раздела того, что от них останется.

В начале XIX века в Европе осталось лишь четыре великие державы, которые были прямо заинтересованы в решении восточного вопроса, ибо Италия еще не объединилась, Пруссия была страной второго ранга, а Венеция перестала существовать как государство. Из этих четырех – Франции, России, Австрии и Великобритании – первая страна в течение нескольких веков была традиционной союзницей султана. Основателем этого союза стал Франциск I, который, как и многие его предшественники, начинал свое царствование с предложения разделить Турцию. Франко-турецкий союз сделался неизменной политикой его преемников, хотя иногда в стране брали верх антитурецкие настроения. Искренние католики были недовольны тем, что правитель Франции, этой «старшей дочери Церкви», состоит в союзе с неверными турками, однако Франциск I не обращал на это внимания, стремясь использовать Сулеймана Кануни (Законодателя), которого европейцы называли Великолепным, в качестве своего союзника в борьбе с королевским домом Австрии, давним соперником французской монархии.

Мощь и географическое положение Турции, а также ее сильный военно-морской флот и потребности французской торговли в Леванте были столь сильными аргументами, что перевешивали все крестоносные инстинкты хитрого французского короля, так же как в конце XIX – начале XX века все увидели германского императора защитником турецкого дела в интересах немецкой торговли. Французский и османский флоты бомбардировали Ниццу, а Тулон служил базой для морских операций Турции. Благодаря капитуляциям 1535 года, которые стали самым значимым результатом франко-турецкого альянса, Франция получила разрешение вести торговлю во всех портах Османской империи, а суда других стран могли входить в эти порты только в том случае, если на них развевался французский флаг. Подданные Франции, жившие в Турции, имели право свободно исповедовать свою религию, а таможни святых мест были отданы в руки французских католиков. Генрих II продолжал политику своего отца и заключил с Сулейманом договор, целью которого было получить помощь турецкого флота в борьбе против Австрии.

На какое-то время франко-турецкий союз утратил свой агрессивный характер, но еще в начале XVII века в Стамбуле преобладало французское влияние. Капитуляции были возобновлены в 1604 году; и все страны, за исключением Англии и Венеции, были вынуждены искать защиты и торговать в Леванте под флагом Франции. Но капитуляции 1604 года все-таки отличались от капитуляций 1535 года. Франция теперь имела сильных соперников на Востоке; Англия, Венеция и Голландия пытались утвердить свое влияние в Босфоре, а в 1634 году таможня Святых Мест перешла под власть Греции. Это стало предвестником конфликта, который два столетия спустя привел к Крымской войне. Франция стала отворачиваться от Турции; один французский священник составил план нового крестового похода, а французский издатель опубликовал брошюру под названием «О верных способах уничтожения Османской империи». В битве при Сен-Готарде в 1664 году французы воевали на стороне австрийцев; во время осады Кандии французский военный корабль доставил помощь Венеции; а память о французском командующем герцоге де Бофоре долго еще была жива в этом городе. Людовик XIV, пытавшийся помочь римскому королю Яну Собескому в 1683 году спасти Вену, был настроен враждебно против турок. Его корабли вошли в Дарданеллы; в 1673 году он получил новые капитуляции и стал защитником восточных католиков.

В XVIII веке прежние дружеские отношения Франции и Турции были восстановлены, и Турция, мощь которой угасала, а угроза со стороны Австрии и России нарастала, была рада получить помощь от Франции. Благодаря стараниям французского посла, который при подписании в 1739 году Белградского мира расстроил планы Австрии, Турция еще в течение трех поколений сохраняла власть над Сербией, а влияние этого посла было так велико, что он стал чем-то вроде «великого христианского визиря». Капитуляции 1740 года, дополнившие капитуляции 1673 года, стали для Франции наградой за ее помощь, а позже стали памятником дипломатического успеха маркиза де Вильнёва.

Французские офицеры, подобно немецким в XX веке, попытались реформировать турецкую армию, а барон де Тотт и Бонневаль оказали Турции большую помощь. Однако мир, заключенный в 1774 году в Кючук-Кайнарджи¹ (название этого места переводится как «Маленький Фонтан»), уничтожил влияние Франции, которое сменилось влиянием России. Французская революция помешала Франции принять активное участие в восточных делах, хотя, благодаря эмигрантам, бежавшим на Восток, в Турции распространилось знание французского языка и французских обычаев.

Вскоре во владениях Османской империи стало ощущаться влияние Наполеона Бонапарта. «Для нас совершенно бесполезно, – писал он Директории, – пытаться сохранить Турецкую империю; еще в наши дни мы станем свидетелями ее падения». По договору Кампо-Формио в 1797 году Франция сделалась близким соседом Турции после того, как ей отошли венецианские Ионические острова – «более привлекательные для нас, чем вся Италия», как утверждал Бонапарт. В состав французских владений вошли и другие бывшие венецианские владения – в Албании.

Великий французский полководец обратил свое внимание на Грецию, и два эмиссара правительства Греции, братья Стефанополи, члены греческой колонии в Каргезе на острове Корсика, были отправлены с одной из полунаучных, полуполитических миссий. Целью этих миссий было распространение славы Наполеона среди жителей полуострова Пелопоннес. О прославленном генерале создавались легенды. Греческие филологи утверждали, что его имя представляет собой перевод на итальянский язык двух греческих слов – «кало мерос», а это значит, что он ведет свое происхождение от императорской семьи, чью славу ему суждено возродить. Греческие историки, вспомнив о том, что греки отсюда более ста лет назад переселились на Корсику, храбро провозгласили его потомком одной из этих спартанских семей. Женщины Майны стали зажигать у портрета Наполеона лампады, «как ранее перед иконой Девы Марии».

Среди греков сделалась очень популярной идея возрождения Восточной Римской (Византийской) империи с помощью Бонапарта; его стали называть спасителем греческого народа. Не удовлетворившись объявлением своими Ионических островов Корфу (Керкира), Пакси, Андипакси и др. (с их континентальными владениями Бутринто и Парга), Итаки (включая острова Айия-Мавра (Лефкас), Кефалония и Итака вместе с Превезой и Воницей в заливе Арта (Амвракикос) и «Эгейского моря» (непонятный термин, который – на тот момент – включал в себя острова Занте (Закинф), Строфадес, Сериго (Китира), а также у побережья Акарнании), французское правительство основало в двух Дунайских княжествах, где преобладало греческое население, два консулата: один – в Бухаресте, а другой – в Яссах. Этим оно возродило идею Екатерины Медичи, которая одно время собиралась переселить сюда гугенотов, чтобы создать здесь французские промышленные предприятия и усилить на Востоке влияние Франции.

После начала Египетского похода Бонапарта султан в конце концов объявил войну Франции, своему традиционному союзнику, и вступил в альянс с Россией, своим традиционным врагом. Россию встревожил успех французской пропаганды среди турецких христиан; она стремилась помешать созданию сильного французского протектората над христианами Турции, ибо он мог сорвать осуществление ее собственных замыслов. Британия, сошедшись с Францией в борьбе не на жизнь, а на смерть, присоединилась к русско-турецкому союзу, в результате чего Франция потеряла свои владения на Востоке; ее торговле здесь тоже пришел конец. Ионические острова были оккупированы в 1799 году русскими (Ушаков) и турками, а французские торговые дома в Леванте обанкротились. Поэтому в начале XIX века Франция уже не имела влияния на Османскую империю. Бонапарт совершил большую ошибку, поменяв знак своей секулярной политики, и заставил Россию, стремившуюся защитить себя, помогать туркам.

Но османские государственные мужи не имели иллюзий касательно конечных целей великой северной державы. Многие поколения русских и турок соперничали между собой, и еще до начала XIX века Россия несколько раз воевала с Турцией, а в XIX веке разразилось еще четыре Русско-турецких войны. По странному стечению обстоятельств, обе нации вступили в свой первый контакт на территории Крыма. Через четверть века после захвата в 1453 году Константинополя Мехмед II Фатих принудил крымских татар стать своими подданными (в 1475 г.), хотя их хан был союзником Москвы. Русские купцы в Кафе и Азове вынуждены были иметь дело с турецкими властями, и их жалобы заставили Россию отправить в 1495 году свое первое посольство турецкому султану. За ним последовали другие посольства, и долгое время отношения между двумя странами были мирными.

Тем не менее набеги крымских татар на русские территории и месть, которой они повергались со стороны русских отрядов, вызывали сильные трения между правительствами Московии (Русского государства) и Турции; наконец, в 1569 году армии двух стран вступили в свой первый военный конфликт. Странно, что западные державы в те годы побуждали русских изгнать турок из Европы, считая Московию (Россию) естественной защитницей восточных христиан; страх перед ней ощущала только Турция. Ни одному западному государственному деятелю тех лет, по-видимому, не приходила в голову мысль, что Россия, вышедшая к берегам Босфора, может создать угрозу для самой Европы. Даже султаны, в то время находившиеся на вершине своей славы, сомневались, стоит ли мстить стране, которая, по их мнению, может оказаться слишком сильной для них.

Впрочем, официальная война (1676–1681) разразилась между этими соперниками только лишь в следующем, XVIII веке, после того как турки захватили Подолию, затем всю Правобережную Украину, а это, несомненно, угрожало интересам России. Результатом этой войны стало расширение русских владений за счет приобретения Киева² и стремление к новым захватам. Уже тогда русский царь позиционировал себя как защитника интересов православной церкви, добившись безопасного проезда русских паломников в Иерусалим. Таким образом, политические и теологические цели сделались неразделимыми, точно так же, как миссионер в других странах шел впереди военных.

Петр I Великий дал мощный импульс для усиления антитурецкой политики России. Захваченный им Азов пришлось через какое-то время вернуть туркам, но Петру I удалось добиться для кораблей русского флота права свободного плавания в Черном море; именно он отправил первый русский военный корабль в Босфор, и, хотя его миссия была мирной, это стало предвестником того, что ожидает Турцию впереди.

Столь же важное значение имели и интриги русских в Дунайских княжествах – Валахии и Молдавии, князья которых состояли с царем в переписке. К тому же русский царь отправил послание грекам, в котором предсказывал скорое возрождение Византийской империи. Война, вспыхнувшая между Россией и Турцией в начале XVIII века и завершившаяся Прутским миром 1711 года (и договором 1713 г.), стала свидетельством возросшей военной мощи Российской империи.

Однако по условиям Прутского договора России пришлось вернуть Турции Азов. Репрессии против русского посольства в Константинополе были через несколько лет отменены; нормальная работа русского посольства была восстановлена. Следует отметить, что в этом случае влияние Англии было впервые использовано против России. После создания русского военно-морского флота в Черном море английская Левантская компания, которая в начале XVIII века держала в своих руках всю торговлю с Ближним Востоком, была встревожена тем, что русские купцы начали составлять ей конкуренцию. Английский посол в Константинополе по этой же причине выступал против возвращения своего русского коллеги, он же рассказал правительству Порты (Османской империи), какую опасность представляет политическая и религиозная пропаганда русских агентов среди христианских подданных султана. Вернув в Константинополь (Стамбул) свое посольство, Россия, с характерным для нее упорством, стала бороться за возвращение утерянного Азова. Несмотря на усилия Англии и Голландии, объединившихся для того, чтобы не допускать дальнейшего расширения русской торговли на Востоке, Россия в 1735 году снова объявила войну султану и во второй раз оккупировала Молдавию³. По условиям Белградского мира Россия вернула себе Азов, но только при условии, что укрепления этой крепости будут разрушены, ни один русский военный корабль не войдет в Азовское или Черное море и что вся российская черноморская торговля будет вестись турками. После этого в восточном вопросе наступил период спокойствия, ибо великие державы были заняты в других местах.

С воцарением Екатерины II планы Петра I получили новое рождение. Россия послала своих агентов для возбуждения греков и черноморцев; в 1768 году вспыхнула война, и русский флот, в котором на службе было немало англичан, был отправлен к Пелопоннесу. Он подчинил себе восемнадцать островов и даже какое-то время угрожал самому Стамбулу. Но самым большим достижением этой войны стал завершивший ее договор. Никому не известная до этого болгарская деревушка (отошедшая к Румынии в 1913 г.) Кючук-Кайнарджи, где был подписан мир, дала свое имя одному из самых выдающихся актов турецкой глупости⁴. Турки лишились многих своих территорий, а Россия приобрела земли между Южным Бугом и Днепром, Кинбурн, Керчь и Еникале, благодаря чему стала господствовать в Черном море, в котором теперь могли беспрепятственно ходить ее корабли, а ее опека над Крымским ханством естественным образом предварила вхождение его в состав Российской империи, случившееся девять лет спустя в 1783 году. Но поистине фатальным последствием этого договора стало получение Россией права выступать от имени греческой церкви в Турции и «говорить в защиту Румынских княжеств», что создало предлог для постоянного вмешательства России во внутренние дела османских доминионов. Айналы-Кавакская (Константинопольская) конвенция, заключенная в 1779 году, подтвердила условия предыдущего договора и требовала, чтобы дань, которую оба Дунайских княжества должны были платить Порте, «накладывалась в разумных пределах и с человечностью». Это условие, однако, не помешало русскому послу в Константинополе требовать от турецкого правительства предоставления убедительных доказательств того, кто кандидаты на троны этих княжеств обладают всеми необходимыми для управления достоинствами. Против воли турок в Бухаресте было создано русское консульство, которое стало центром интриг; вскоре прусский консул стал жаловаться, что этих агентов «ставят повсюду, безо всякой необходимости, вероятно, для того, чтобы завоевать [симпатии] местных жителей». Россия и вправду заменила Францию в роли оракула Порты и научила восточных христиан искать у русских защиты от своего суверена. Великого князя Константина воспитывали как будущего императора новой греческой империи; и Екатерина II, его бабка, получила от греческой делегации специальную памятную записку. По Ясскому миру 1791/92 года, которым завершилась следующая война (1787–1791) русских с турками, Россия, несмотря на угрозы со стороны Англии и Пруссии, перенесла свои границы от Южного Буга к Днестру. Эта война стала последним военным столкновением двух соперниц в XVIII веке; и, как мы уже видели, конец этого периода ознаменовался их временных союзом, который был создан для того, чтобы разрушить амбициозные планы Бонапарта на Востоке.

Австрия, позднее превратившаяся в главную соперницу России на Балканском полуострове, была втянута в войну с наступавшими армиями турок еще в XV веке. В это время османы начали тревожить Венгрию, которая в тот период была авангардом христианства в борьбе с мусульманами. Спустя столетие они захватили Буду (в 1526 г.) и Пешт (в 1541 г.), которые более полутора веков входили, вместе с большей частью Венгрии, в состав турецкой Османской империи. Однако в конце XVII века османские войска вынуждены были покинуть Венгрию. После разгрома турок под Веной в 1683 году и освобождения в 1686 году Буды и Пешта (стали единым городом в 1872 г.) Австрия часто посылала свои войска в Боснию, на которую венгерские короли имели давние наследственные права. В то же время австрийская армия овладела Видином в Болгарии и Нишем в Сербии, вторглась в Македонию и дошла до самого Ускюба (до 1392 г. и с 1912 г. Скопье), который Стефан Душан сделал столицей средневековой Сербской империи. Принц Евгений Савойский совершил в 1697 году свой знаменитый поход в Сараево (куда за два века до этого пришла оккупационная турецкая армия). «Еще одна такая война, – заявил один турецкий государственный деятель, узнав о вторжении в Македонию, – и австрийцы будут у стен Стамбула».

Однако поход принца Евгения Савойского не дал желаемых результатов, и Ускюб стал последним городом на пути к Салоникам, который австрийцам удалось взять. Продвинуться дальше они уже не смогли. Тем не менее, по условиям Карловицкого мира 1699 года, турки оставили Венгрию (кроме Баната с городом Темешвар (совр. Тимишоара в Румынии), из которого османы ушли лишь девятнадцать лет спустя в 1718 г.) и отдали Австрии Трансильванию. После этого отношение этой державы к Турции кардинально переменилось. Раньше Австрия считала турок агрессивным народом, которому надо давать отпор; теперь они стали для нее слабым врагом, которого необходимо атаковать, или укреплением, которое следует усиливать, чтобы, в случае необходимости, сдержать наступление русских, которых Австрия считала своими соперниками на Востоке. И этот соперник был очень опасен, поскольку у Австрии было много славянских подданных, которые могли стать жертвами русской религиозной и национальной пропаганды.

XVIII век дал примеры для всех этих точек зрения. Порой австрийское правительство испытывало желание захватить побольше турецких земель; тогда оно обращалось к России за помощью, невзирая на риск ее усиления. Так произошло во время войны 1735–1739 годов, когда австрийские и русские армии совместно выступили против турок; при составлении проекта раздела Турции между Екатериной II и Иосифом II, согласно которому Российская империя получала бы Крым, а Босния и Герцеговина доставались Австрии; и во время войны 1787–1791 годов, когда обе империи снова сделались союзниками, а турки – их общим врагом. Интересно, однако, отметить, что, когда Австрия придерживалась этой политики, ей удавалось достичь меньшего, чем когда она воевала с Турцией в одиночку. Если после австро-турецкой войны 1716–1718 годов, которая завершилась Пожаревацким миром, Австрия получила часть Сербии, Северную Боснию и Малую Валахию, а также Банат, то ее помощь России в войне 1735–1739 годов стоила ей всех приобретений к югу от Дуная, а также Малой Валахии⁵, а союз 1787–1791 годов не принес ничего, кроме города Оршова и двух небольших территорий на границе с Хорватией.

Во время Русско-турецкой войны 1768–1774 годов, которая завершилась подписанием Кючук-Кайнарджийского мира, Австрия предложила Турции заключить тайный союз, стоило ей только увидеть, что русские стали одерживать слишком много побед. Австрии отошла Буковина⁶. В тот период австрийский дипломат Тугут верил, что падение Турции не за горами. Он хотел добиться того, чтобы австрийской долей добычи стали два Дунайских княжества. Туда был отправлен австрийский консул, которому было велено сорвать все планы своего русского коллеги. Но Французская революция и смерть Иосифа II, случившаяся очень вовремя, как это часто бывает в истории, спасли жизнь «больного человека» (так называли в XVIII в. и позже Турцию) и отвлекли внимание австрийского правительства от Востока, ибо оно обратило свой взор на Запад.

Однако XVIII век сделал многое, чтобы сформировать политику австрийского правительства на Балканском полуострове.

Австрийская оккупация Малой Валахии, значительную часть которой составляли земли, входящие сейчас в состав Сербии, а также небольшого куска Северной Боснии продолжалась 21 год, с 1718 по 1739 год. За это время здесь сформировалось движение, которое возобновилось в наше время. Политика Австрии сделалась тогда очень важным фактором «восточного вопроса» и взяла на себя тот долг, хотя и временно, для которого, вероятно, и выбрала ее судьба. Влияние этих двадцати лет на европейские народы, которые по условиям Белградского договора 1739 года вернулись под власть Турции, сохранилось на долгие годы. Среди румынской Малой Валахии австрийская власть была очень непопулярна, ибо австрийские чиновники требовали регулярной уплаты налогов, зато сербы, жившие в Турции, с тех пор стали считать Австрию единственной державой, которая, при существовавших в ту пору условиях, могла сделать их свободными. После падения сербской независимости в XV веке многие потомки сербов переселились в Венгрию; а два сербских патриарха из города Ипек⁷, за которыми устремились тысячи сербов, последовали их примеру и переселились в Венгрию. Венгерские сербы были самыми лучшими солдатами принца Евгения Савойского, а когда начиналась очередная австро-турецкая война, их братья в Сербии брали в руки оружие и шли в австрийскую армию. Один сербский поэт назвал Иосифа II «защитником сербского народа», а сербские лидеры горько упрекали его преемника за то, что он в 1791 году заключил с Турцией мир. Не удивит нас и то, что они вскоре в этом раскаялись.

Впервые после турецкого завоевания Сербия продемонстрировала признаки материального прогресса во время двух десятилетий австрийской оккупации. Сербы, естественно, надеялись, что австрийские власти на этот раз не уйдут за Дунай и Саву. Ничего не зная о западной политике, они не могли понять, почему страна, которая сумела овладеть Белградом и войти в Боснию, заключила мир с врагом на очень скромных условиях. Однако последняя декада века дала Австрии возможность приобрести еще один плацдарм на Ближнем Востоке. В тот же самый год, когда с Пелопоннеса ушла Венеция, Австрия впервые появилась на Балканах. Когда погибла Венецианская республика Святого Марка, ее наследство на Адриатике перешло к Габсбургам. По условиям мирного договора в Кампо-Формио, заключенного в 1797 году, по которому владения Венеции в Далмации отходили (частично) к Австрии, эта сильная держава сменила угасающую Венецианскую в качестве соседки Турции и Черногории. Так Австрия продемонстрировала встревоженному султану, что страна, которая оккупировала Иллирийское побережье, когда-нибудь, вероятно, займет всю территорию Боснии.

Англия, в отличие от России и Австрии, не была соседкой Турции, но, еще до создания Индийской империи, имела свои интересы на Востоке благодаря обширной торговле с Левантом. Еще в самом начале XVI века один левантиец стал английским консулом в Хиосе, а в 1520 году первый английский консул был назначен на остров Крит. Королева Елизавета добилась для своих подданных права свободно торговать в турецких доминионах. До этого они вели торговлю с Ближним Востоком в «аргизиях» республики Рагуза (Дубровник), которая в то время была самым крупным торговым сообществом на Балканском полуострове. Говорят, что после того, как Англия стала перевозить свои товары в Левант на своих собственных торговых судах, произошла небольшая ссора по вопросу о том, в какой валюте надо оплачивать пошлину; но, как бы там ни было, интерес Англии к Турции был преимущественно коммерческий. До начала XIX века влияние Англии в этой части света было заметно лишь благодаря «компании левантийских купцов», которая получила от Елизаветы патент в 1581 году. На следующий год первое судно этой компании отправилось в Константинополь, и на нем прибыл в Турцию первый английский посол. Как и все его преемники на этом посту, он до самого 1803 года назначался и получал плату не от английского правительства, а от компании; его главной задачей было способствовать развитию торговли. Одновременно ему было поручено добиться поддержки султана в борьбе с «идолопоклонниками» испанцами, ибо к берегам Англии вот-вот должна была направиться Испанская армада. Эта смесь коммерции, политики и религии была характерной чертой английского искусства управления, и посол не имел права игнорировать ни одной части своих инструкций. Прибыв в Стамбул (Константинополь), он тут же начал назначать консулов в разные места страны; он сам и сменивший его Эдуард Бартон использовали бесхитростные теологические аргументы, чтобы настроить советников султана против Испании. Турки признали, что между их религией и религией гяуров нет большой разницы, ибо английские гяуры убрали из своих церквей иконы и статуи. Однако Испания была сильна; она владела сокровищами Нового Света, и турки не прислали Англии никакой помощи, хотя султан так полюбил Бартона, что взял его с собой на войну с Венгрией.

Яков I подтвердил монополию компании; несмотря на высокомерие, с каким турки в середине XVII века относились к христианам, английские корабли посещали Грецию; а один мусульманин как-то заметил, что англичане «всегда держат свое слово, даже если это угрожает им гибелью». Английский посол получил от австрийцев деньги, чтобы подкупить главного представителя Турции при заключении Карловицкого мира, а представитель Англии, при заключении мира в Пожареваце, добился, чтобы турецкой провинции Герцеговина были переданы два небольших острова в море. Эти анклавы, Клек и Саторина, сыграли очень важную роль в восстании 1875–1876 годов и до 1908 года оставались диковиной политической географии.

В XVIII веке, когда на передний план как возможный преемник турок в Европе вышла Россия, британские государственные мужи, как правило, не испытывали страха перед усилением «московитов». Один раз, как мы уже видели, британцы попытались помочь русским и туркам заключить мир, поскольку это отвечало интересам их собственной торговли. В 1719 году Стэнхоуп хотел «оттеснить московитов как можно дальше», но в середине XVIII века самым сильным торговым соперником в Леванте стала Франция, где английская компания лишилась всех своих преимуществ из-за того, что энергичную поддержку Турции оказал маркиз де Вильнёв. В ту пору Франция, а не Россия угрожала Индии, а появление российского флота в Черном море рассматривалось английскими купцами как помощь, ибо благодаря ей они смогли бы открыть для себя новый рынок. Мы видели, что в русском флоте, который чуть было не взял Стамбул (Константинополь), а в 1770 году уничтожил турецкий флот в Чесменском бою, было немало английских моряков, а турецкое правительство просило Англию объяснить, какова на самом деле цель ее политики. Накануне подписания фатального (для Турции, но не для России. – Примеч. пер.) Кючук-Кайнарджийского мирного договора лорд Чатам писал, что он «вполне русский», но посол Англии в Константинополе был совсем другого мнения. Еще в 1786 году Мирабо допускал, что русские попытаются захватить Индию. В 1791 году премьер-министр Англии Питт, в случае если бы его поддержала вся страна, собирался объявить России войну ради сохранения баланса сил; Фокс с энтузиазмом поддерживал Россию, а Питт считал, что лучше иметь своим союзником Турцию. Тем не менее, благодаря комбинации этих направлений политики, XVIII век завершился тройственным союзом Англии, России и Турции, направленным против Франции, которая вторглась в Египет.

Поскольку в начале XX века в турецких делах преобладало влияние Германии, стоит сказать несколько слов и о восточной политике Пруссии, которую она проводила в тот период, который мы только что описали. Великий курфюрст Бранденбурга хотел использовать Дунайские княжества в своей борьбе с Польшей; правитель одного из них, после того как его свергли турки, попытался получить помощь у Бранденбурга⁸. Фридрих II Великий понимал, что экспансия России на Восток не принесет ему никакого вреда – ибо там у него почти не было своих интересов, – зато поможет нейтрализовать его соперницу Австрию. Его представитель в Стамбуле (Константинополе) время от времени выступал в защиту правителя Молдавии. В эту страну был назначен прусский консул, частично потому, что он не просил, чтобы его работу оплачивали. Фридрих II считал Турцию полезным средством отвлечения внимания Австрии, что способствовало бы успеху его завоевательных планов. Фридрих-Вильгельм II заключил Тройственный союз с Англией и Голландией, противопоставив его австро-русскому альянсу против Турции, который просуществовал с 1787 по 1791 год. Но в то время вся германская торговля находилась в руках Австрии, а не Пруссии, и территориальные притязания Пруссии не касались Османской империи; самое большее, что она могла сделать, это потребовать компенсацию за приобретение других владений на Востоке.

Таким образом, в начале XIX века прямое или косвенное отношение к восточному вопросу имели четыре великие державы: Франция была главной защитницей султана, а также католиков в Леванте; Россия мечтала о создании новой Восточной Римской (Византийской) империи, о чем мы уже говорили; она уже начала свои попытки привлечь православных христиан в турецких владениях на свою сторону; Австрия колебалась между страхом перед Россией и желанием завладеть территорией Турции; а Великобритания в целом благоприятно относилась к идее укрепления дружбы с Россией. Все эти страны придерживались общего мнения, что, рано или поздно, Османская Турецкая империя лишится своих владений в Европе.