«Принцесса-невеста» kitobidan iqtiboslar
"Has it got any sports in it?""Fencing. Fighting. Torture. Poison. True love. Hate. Revenge. Giants. Hunters. Bad men. Good men. Beautifulest ladies. Snakes. Spiders. Beasts of all natures and descriptions. Pain. Death. Brave men. Coward men. Strongest men. Chases. Escapes. Lies. Truths. Passion. Miracles.""Sounds okay," I said, and I kind of closed my eyes. "I'll do my best to stay awake . . . but I'm awful sleepy, Daddy. . . ."
I'm not trying to make this a downer, understand. I mean, I really do think that love is the best thing in the world, except for cough drops. But I also have to say, for the umpty-umpth time, that life isn't fair. It's just fairer than death, that's all.
Life is pain. Anybody that says different is selling something.
Он взял в руки книгу.
– Я почитаю тебе. Для настроения.
– А о спорте там есть?
– О фехтовании. Схватках. Пытке. Яде. Истинной любви. Ненависти. Мести. Великанах. Охотниках. Злых людях. Добрых людях. Прекрасных дамах. Змеях. Пауках. Хворях. Смерти. Храбрецах. Трусах. Силачах. Погонях. Избавлениях. Лжи. Правде. Страстях. Чуде.
– Звучит заманчиво, – откликнулся я.
...Life isn’t fair. It’s just fairer than death, that’s all.
Но, как он знал о том, что солнцу суждено каждое утро вставать на востоке, как бы его не манил восход на западе, так знал он и о том, что Лютик было суждено любить лишь его. Золото было соблазнительно, и королевская власть тоже, но они не могли сравниться с пылом его сердца, и рано или поздно она должна была это понять. У неё было ещё меньше выбора, чем у солнца.
– Наверное, я переутомилась, – удалось выговорить Лютик. – Волнение и всё остальное.
– Тогда иди отдохни, – предостерегла её мать. – Переутомление может привести к ужасным последствиям. Я была переутомлена, когда твой отец сделал мне предложение.
-Жизнь - боль, - сказала его мать. - Всякий, кто говорит иначе, лжёт.
"The truth," said Westley, "is that you would rather live with your Prince than die with your love.""I would rather live than die, I admit it.""We were talking of love, madam." There was a long pause. Then Buttercup said it:"I can live without love."
In point of fact, she had never looked as well. She had entered her room as just an impossibly lovely girl. The woman who emerged was a trifle thinner, a great deal wiser, an ocean sadder. This one understood the nature of pain, and beneath the glory of her features, there was character, and a sure knowledge of suffering.She was eighteen. She was the most beautiful woman in a hundred years. She didn't seem to care.