Kitobni o'qish: «Меж двух огней. Книга 1. Шёпот грядущего»

Shrift:

Тумэн Шагжаев

Меж двух огней. Книга 1. Шёпот грядущего

ПРОЛОГ

Северная граница Королевства Кориан. Настоящее время – спустя два дня после Пробуждения Владыки Погибели.

Дожди этой весной пришли очень рано – многие считали это дурным знаком. Все последние дни тучи не сходили с неба, и взошедшее солнце было бы как никогда кстати…

Будучи рыцарем одного из самых уважаемых орденов в королевстве, сир Маркос Крогер – по прозвищу «Отважный» – уже не ощущал былой отваги и ёжился под холодным ветром, пришедшим сразу же после дождя. Вода легко проникала сквозь тяжёлые доспехи, намокшая ткань прилипала к телу, от чего кожа покрывалась мурашками. Лошадь под ним то и дело мотала головой, брызгая каплями Маркосу в лицо, которое было уязвимо из-за открытого забрала. Серые глаза рыцаря грустно всматривались вдаль, и круги под ними с каждым днем всё сильнее нависали и чернели. Прямой нос, чудом сохранившийся после стольких битв и тренировок, улавливал свежий ледяной воздух. Усы и борода, казавшиеся лишь небольшой тенью на щеках, темнели камнем-обсидианом – чёрным с проблесками серебра.

Холм, на котором стоял Маркос, возвышался над небольшой, некогда лесистой долиной, а разрушенная крепость с четырьмя башнями мрачно взирала на чёрный лес, к которому рыцарь был повёрнут спиной. Всю долину, вплоть до леса, покрывал мокрый белый пепел, совершенно непонятно откуда взявшийся. Ветер гудел и тихо выл, словно узник, закрытый в глухом подземелье. А его дуновение пронизывало спину Маркоса – не спасал даже добротный меховой плащ сиреневого цвета. Но хуже всего приходилось другому человеку, стоявшему рядом. Тот был среднего роста, в изношенных солдатских латах, державшихся, видимо, лишь на вере, а шлема не имел и в помине. Солдат непрерывно дрожал, стуча зубами громче всякого дятла. Посиневшими руками он обхватил себя, пытаясь удержать то тепло, что ещё оставалось в теле.

Прошло уже немало времени, и сир Маркос начал терять терпение. Но, видимо, Бог услышал его – вдалеке уже показались пики со знаменами, на которых рдело Пурпурное сердце, а затем появились и сами знаменосцы. Тяжеловооруженные рыцари, проезжая на породистых лошадях и грохоча металлом, грозно оглядывали руины и пепельную долину, а затем обращали свои взоры и на Маркоса. Во главе процессии ехал лорд Виктус Штургар, командир отряда. Его лицо, словно вытесанное из камня, пестрело шрамами, нос был перебит, а вместо левого глаза светился фиолетовый камень. Борода и усы уже покрылись сединой, как и голова, хотя было заметно, что некогда волосы этого человека чернели как смоль. Великолепный чёрный доспех Виктуса был в хорошем состоянии, прослужив в семье лорда не меньше трех столетий. Пурпурный плащ хоть и казался мокрым, но не входил ни в какое сравнение с тем, что был надет на Маркосе.

– Приветствую, Ваша Светлость! Вы задержались. Что-то случилось в дороге? – спросил сир Маркос.

– И тебе не хворать, Маркос. Да, нам пришлось заняться кое-какими делами по пути сюда. Чёртовы северяне разобрали мост, а бревна оставили на другом берегу. Река вышла из границ, и мы потеряли двух людей, пока не наладили переправу. Что тут у тебя? – поинтересовался лорд Виктус, указав рукой в железной рукавице на дрожавшего солдата.

– Дезертир. Говорит, видел, как тут всё случилось. Клянется, что не собирался никуда уходить из крепости и бросать свою службу. Но я нашёл его в дорожной гостинице, в двух милях отсюда. Он лежал пьяный и с раной в боку. Хозяйка приютила его, но чем он с ней расплатился, говорить отказывается. Уверяет, что та по своей доброте ухаживала за ним, – Маркос поглядел на солдата, но тот не отрывал глаз от земли и продолжал дрожать.

Голосом, способным разогнать тучи, лорд Виктус спросил:

– Как твоё имя?

– Гродер, милорд, – стуча зубами, просипел солдат.

– Скажи-ка мне, Гродер, что ты делал в той гостинице и где твои дружки?

– Они мне не друзья, милорд, и никогда не были. Меня привезли туда на телеге. Я плохо соображал и почти не помню, как там оказался. Куда они ушли, я тоже не знаю, – солдат боялся поднять глаза и смотрел лорду Виктусу в ноги.

– Это правда? Если ты лжёшь, то я велю четвертовать тебя, а останки скинуть волкам на поживу. Их тут, говорят, развелось как северян, – драгоценный глаз лорда Виктуса, командира рыцарей Пурпурного сердца, зловеще сверкнул.

Сир Маркос вмешался:

– В двух днях пути к северо-западу я наткнулся на крестьян. Они видели дружков этого дезертира, когда те направлялись к замку лорда Грандсмара.

– Крестьяне помнят, как те выглядели? – cпросил лорд Виктус.

– Сказали, что у одного из них был громадный меч – выше любого человека. У другого – такой же большой лук. Командовал ими молодой человек с длинным пером на шлеме. Крестьяне также заметили, что у него, как и у некоторых других, на груди был нарисован коронованный череп.

Лорд Виктус Штургар процедил сквозь зубы:

– Крессенг…

Маркос удивился:

– Но ведь Крессенги живут южнее, в болотных трясинах. Зачем кому-то из них ехать на север и учинять такие беспорядки?

– Это одному Богу известно. Но мне всё же придётся послать к лорду Айхему. Насколько я помню, он болен и прикован к постели, значит, это был кто-то из его сыновей.

– Неужели? Род Крессенгов хоть и беден, но благороден и горд. Насколько я помню уроки истории, они даже когда-то были королями! – сказал Маркос и тут же подумал: «Не впустую были потрачены годы в церковной школе…»

– Дела минувших дней. Сейчас меня волнует, чем они теперь занимаются. Если Крессенги замешаны во всем этом, то будут привлечены к суду, как и другие, – лорд Штургар сурово посмотрел на солдата. – А этот, если хочет жить, пускай быстрее развяжет язык, пока мы ему не помогли. Сир Маркос, отъедем в сторону. Остальные – спускайтесь к крепости и обыщите там всё.

Рыцари начали спешиваться, двое из них обхватили Гродера, и тот с непонимающим видом поплелся за ними, напоследок бросив взгляд на сира Маркоса и лорда Штургара.

Сир Маркос и лорд Штургар взобрались на невысокий холм, а после подъехали к лесу, который стал выглядеть ещё темнее, словно обгоревшим. Травы под ногами не было, виднелся лишь один мокрый пепел. Маркосу не понравился этот лес, показалось, будто лес смотрит на него, обнажает его мысли.

– Что ещё ты узнал? – спросил лорд, придержав коня одной рукой, а другой пытаясь стряхнуть накопившийся пепел с плаща.

– Что мы немного опоздали. Если бы разведчики были резвее, то мы могли бы опередить людей Крессенга. Но след оборвался, а дождь помог им уйти.

– Их нужно найти. Вчера мы наткнулись на одну из этих девок, именующих себя «Святые сестры», хотя если взглянуть на неё, то о святости тут речь не пойдёт. Ко всему прочему она ещё на меня и накричала, требуя объяснений, почему никто не догадался, что враги наплевали на перемирие, переходят границу и буйствуют в этих землях. Так и хотелось дать разок по клюву этой мелкой наглой курице…

– Тронуть Божью дочерь равносильно измене, тем более – командира Святых сестёр, – напомнил сир Маркос.

– Знаю. Но у нас проблемы поважнее. Я так ей и сказал тогда, вдогонку отчитав за их действия. А именно – за отсутствие оных. Оказывается, она спаслась из плена и грозится привести сюда войско, чтобы призвать всех к ответу, – лорд Штургар сплюнул на землю при этих словах. – Покажи мне, где ты нашёл это тело.

Сир Маркос указал на широкую черную яму:

– Оно здесь.

– Что за чёрт? – спросил лорд Виктус, трогая по краям стеклянную землю, – откуда тут всё это?

– Я и сам не знаю. Но мне гораздо интереснее то, как можно было разделить тело таким странным образом, – сир Маркос спустился вниз, и твердая черная земля трескалась под ним, словно лёд.

Труп северянина лежал посреди ямы, без ног, ровно разрезанный чуть ниже пояса. У северянина были длинные белые волосы, а голубые глаза потускнели.

– Думаешь, он был среди атаковавших? – спросил лорд Виктус.

– Не знаю. Но часть гарнизона крепости каким-то чудом отбилась, некоторые, исключая того бедолагу, сумели бежать. Так что угроза всё-таки есть. Ах, да, насчет того человека, которого видели крестьяне, того с огромным мечом! Вы думаете это был…

– Не думаю. Уверен. Мерзкий предатель сжег все мосты, связывавшие его с орденом и Господом. Пусть его сердце пожрут черви, а душу рвёт в клочья Мельзеул. В Аду ему самое место.

– Возможности для раскаяния у него почти не осталось, но время ещё есть. Искупление. И очищение души, – неожиданно для себя самого проговорил Маркос, никогда ранее не замечавший за собой набожности.

Лорд-командир взобрался на коня:

– Хватит нести чушь. Меня не волнует судьба его души и искупление пред Господом. Сейчас мы должны найти остальных северян, если те всё ещё рыскают здесь поблизости. Авось и на шайку Крессенга наткнемся. Тогда и дело с концом, – сказал он и поскакал к крепости.

Маркос посмотрел ему вслед:

– Надеюсь, милорд. Очень надеюсь…

Чутьё подсказывало сиру Маркосу: ничто ещё не кончено и самое худшее ожидает впереди.

ГЛАВА 1. ЗАПАД

Земли лорда Айхема Крессенга. Королевство Кориан. За неделю до.

– Милорд, он ещё дышит! – прокричал молодой целитель Жозеф, склоняясь над лежащим рыцарем.

«Милорд» Клаус Крессенг спешился и взглянул из-за плеча Жозефа на раненого. Это оказался рыцарь в закрытом, погнутом вовнутрь шлеме и в темно-синих с золотистыми линиями доспехах. Целитель попытался снять шлем, сдавивший бедолаге голову. Клаус помог Жозефу, и, как только они с трудом открыли забрало, на них брызнула горячая кровь. Лицо рыцаря было красным, рот был полон алой клокочущей жидкости, и, захлебываясь, он пытался им что-то сказать.

– Передать… лорду Грандсмару… на границе… Север… ждет… быстрее… – в этот миг рыцарь испустил протяжный хриплый стон и замолчал.

Эти слова заставили Клауса посмотреть на правую руку рыцаря, которую тот ещё несколько секунд назад пытался тщетно поднять. В ней виднелся свёрток. Приложив небольшое усилие, Клаус выдернул свёрток из руки мертвеца, раскрыл и заметил, что свёрток похож на футляр для важных писем и донесений. Золотого цвета, с маленькими зажимами по краям, с нарисованными на ребристой поверхности неизвестными знаками. Таких Клаус ещё ни разу не видел, а ему приходилось порой наблюдать, как послы лордов несли по назначению бумажные донесения, лежавшие в надежных серебряных и золотых футлярах. К таким футлярам, как помнил Клаус, подходили маленькие ключи, без которых их нельзя было открыть и прочесть содержимое.

– Что будем делать, господин? И что это такое? – спросил Жозеф.

– Не знаю. Это как… снег на голову, – Клаус не мог говорить: горло у него пересохло и слова не шли.

– Думаю, это футляр для письма. И открывать его пока не следует. Особенно здесь. Прошу милорд, поедем в Стоунхардсвен и там решим, что нам делать дальше.

– Согласен, – произнес Клаус, немного помедлив. И взобрался на лошадь.

– Вы двое, поднимите рыцаря и посадите на мула, один из вас пойдет дальше пешком, – приказал Жозеф стоявшим рядом латникам. Те послушно кивнули, подняли тело рыцаря и водрузили на седло. Кровь умершего стекала густыми линиями до земли, окропляя всё под собой.

Ожидался ещё один обычный, скучный день, когда Клаус Крессенг, молодой восемнадцатилетний дворянин из древнего, но обедневшего корианского рода, проезжал по своим крошечным владениям, проверяя, все ли готово к весеннему посеву. Та болотистая местность, где они наткнулись на неожиданную встречу с умирающим незнакомцем, находилась ровно посередине кривой дороги, соединявшей две захолустные деревушки – Стоунхардсвен и Филсуотер. Они достались Клаусу по наследству от больного отца, решившего ещё при жизни раздать земли своим сыновьям. Старшим братьям перешли во владение хорошие деревни и поселения южнее, с плодородной урожайной почвой, с рынками для торговли и людными городками, тогда как ему достались самые окраинные северные болота, с размытыми дорогами, с крестьянами, живущими в разваливающихся хибарах.

В это утро целитель Жозеф попросил Клауса проехать с ним до Филсуотера, чтобы решить вопрос с двумя крестьянами. Один из этих крестьян спьяну решил поохотиться в лесу на оленя, но ошибся и подстрелил соседского козла. На это второй крестьянин – разъяренный хозяин животного – уже сам пустил стрелу в убегавшего охотника. И попал тому в зад. Оба требовали компенсации. И справедливый суд Клауса, учитывая мудрые советы Жозефа, решил, что провинившийся охотник должен будет разделать убитое животное, а его жена должна приготовить и накормить семью владельца козла. Владелец же обязуется выплатить три бронзовые монеты за услуги Жозефа по спасению филейной части нерадивого охотника, принявшей на себя удар стрелы.

Обратный путь в Стоунхардсвен прошёл спокойно, если не считать смешки трёх охранявших Клауса латников, обсуждавших произошедшее. Но и они замолкли, увидев раненного рыцаря, который пытался встать, но из-за раны и доспехов беспомощно дрыгал ногами.

Крепко сжимая в руке футляр, Клаус всю дорогу не мог прийти в себя: этот бедный покойный рыцарь, просивший об услуге, вызывал все больше вопросов.

«Кто пытался убить его? И кому тот нес письмо?»

Рыцарь упоминал лорда Грандсмара, которого Клаус знал, встречал его, когда тот гостил у отца в Кресслэнде, родовом замке Крессенгов.

– Мы уже близко, – сказал Жозеф, оторвав Клауса от его мрачных дум.

«Стоунхардсвен…»

Клаус помнил, как впервые приехал сюда и стал полноправным властителем двух деревень. Беззаботная жизнь в замке отца казалась страницей из другой жизни.

Клаус Крессенг был седьмым и самым младшим из сыновей лорда Айхема Крессенга из королевства Кориан. Поэтому с самого детства Клаус знал, что никогда не сможет достичь тех высот, на которые могли претендовать его старшие братья. Но он был уверен в том, что отец любит его также, как и других, и после своей смерти не оставит никого без соответствующего наследства. Яркой внешностью Клаус не блистал, но и совершенно некрасивым его назвать было нельзя. Некоторые даже шутили: не прижил ли старый лорд последнего сынка от крестьянки? Лицо у Клауса было вполне обыкновенное, по некоторым меркам даже симпатичное. Глаза же, как ему сказали, были в точности как у умершей при родах матери: большие и оранжевые, кажущиеся доверчивыми. Хотя, возможно, они не только казались, но и были такими, учитывая характер Клауса – добрый, податливый и слегка наивный. Даже доспехи не всегда придавали его образу воинственность и жестокость.

С ранних лет Клаус любил мечтать, и, как ему казалось, мечты его были слишком велики для молодого юноши, хоть и благородного происхождения. Он сторонился шумных компаний, которые собирали его братья, предпочитал уединение за книгами и прогулки в лесу, неподалёку от замка. Клаус мечтал, что в будущем станет великим рыцарем и будет командовать орденом Пурпурного Сердца, ведя за собой знаменитых воинов, готовых бесстрашно защищать королевство. Однажды ему приснилось, что его избрали Великим магистром ордена и он повёл огромные войска против северян, вторгшихся в их страну два года назад, и против восточных варваров, про которых рассказывали отцовские солдаты. И мечтами своими он не делился ни с кем, кроме одного случая, когда в одиннадцать лет открылся своему брату Конраду, которому в ту пору было тринадцать. Мало того, что тот поднял Клауса на смех, так в придачу ещё и разболтал обо всём обитателям замка. Весть дошла и до отца, но он, к удивлению Клауса, сказал лишь, что это не страшно, что со временем это пройдет.

Всех сыновей лорда мастерству владения мечом, копьём и стрельбе из лука обучали старые домашние рыцари. Четырех старших – Марка, Виллиса, Данема и Шудгара, – и трех младших – Тирона, Конрада и Клауса – обучали отдельно. И, как заметил Клаус, старшим отдавалось куда больше времени и сил, в то время как младшим уделялось лишь по три-четыре урока в неделю. Видимо, отец считал, что четверых защитников его владениям хватит, а младших нужно больше обучать грамоте и наукам. Клаус был не против этого, но с грустью осознавал, что таким путём стать прославленным воином ему не удастся. И по вечерам, когда все отдыхали или готовились ко сну, он втайне тренировался в старой конюшне вместе с конюхами, заодно обучая их тому, что сам узнавал на тренировках.

Годы спокойствия внезапно омрачились перспективами грядущих женитьб, затеянных старым лордом, чтобы многочисленные сыновья смогли обзавестись достойными женами. Все братья, кроме Клауса, приняли свою участь смиренно и с улыбкой на устах. Это и не мудрено, так как отец, если судить по его покойной супруге, выбирать девушек умел. Но, похоже, после первых шести невесток, его чутье дало сбой, поскольку Клаусу его суженая не понравилась настолько, что он в день знакомства убежал в лес и его три дня искали вместе с собаками. Отвергнутая невеста – дочь влиятельного купца – за дни отсутствия Клауса устроила в их замке настоящий погром, требуя сбежавшего жениха к себе. На четвёртый день его все-таки поймали и приволокли домой. Там ему пришлось по всем законам приличий просить прощения, а позже всё-таки отказать юной деве, после чего та с превеликим шумом покинула родовое гнездо Крессенгов, оставив после себя неизгладимое впечатление у старого лорда, страх у замковой прислуги и горячий красный след от пощечины на щеке Клауса.

После этого случая разговоры о женитьбе Клауса на время были прекращены. И ему наконец стало свободнее дышать. Это время он посвящал верховой езде и фехтованию.

Страна всё ещё оправлялась от ужасного вторжения северного королевства Арзакия, произошедшего два года назад, размах которого до сих пор не могли оценить. Люди гибли тысячами на полях сражений, в осаждаемых замках, горящих деревнях, на дорогах, важных для переброски войск. «Война с холодом» – так прозвали те страшные события в народе, когда полчища свирепых северных воинов хлынули на южные королевства Кориан, Ардор и Малганир, повсюду неся за собой ледяную смерть. В той войне помимо обычных солдат, рыцарей и лордов погибали и короли.

Мефирос V Арзарин, король северян, прозванный своими врагами «Белым Дьяволом», полностью оправдал своё прозвище. Он был высок, силен, яростен в бою и дьявольски красив, когда снимал свой великолепный серебряный шлем с тремя острыми зубцами. Говорили, что над ним всегда летал его личный ларсин – огромная белая птица, похожая на орла, но превышавшая его по размерам раз в пять. Но и ларсин не сумел спасти своего хозяина от неминуемой смерти, когда тот осаждал последний рубеж к столице Ардора – неприступный город-крепость Фортус. Король погиб под его стенами вместе с тремя своими принцами-сыновьями. Двумя месяцами ранее, в сражении на Солнечном поле был убит и растоптан лошадьми северян король Кориана Викандес IV Грекинг. Рассказывали, что его лошадь испугалась несущейся на них галопом бронированной линии арзакийцева авангарда и сбросила своего седока, молившегося в то время о победе. Вскоре после этого его сын, принц Джонас, принёс клятвы оберегать своё королевство. И увел войска Кориана со всех полей бушевавших битв, за что его не возлюбили соседи и некоторые из своих же лордов и рыцарей.

Самого Клауса тоже коснулась эта война, хотя он в ней не участвовал. Но его старшие братья, сумев уговорить отца, уехали на север ради защиты отечества. Четверо уехали, вернулись трое. Виллис погиб на второй день после прибытия в полевой лагерь, когда северяне ночью атаковали ещё спавших корианцев. А Шудгар, хоть и вернулся домой, но из-за полученных ран долго с роднёй не побыл и вскоре отправился к Небесному Отцу. Младшие же братья всю войну пробыли дома, готовые собрать оставшийся гарнизон и дать отпор захватчикам. Но этого не потребовалось и, благополучно пережив военное положение, Крессенги продолжили заниматься прежними насущными делами.

Мирное время докучало Клаусу. Ему нравилось покидать замок, чтобы прогуливаться по окрестностям, сидеть на любимом дереве в лесу и мечтать о своем будущем, которое, казалось, будет полным приключений. Две недели он провел охотясь в Железном лесу, в компании друга детства – Кайла Штургара, чей дядя был одним из командиров ордена Пурпурного Сердца. Клаус любил расспрашивать друга о том, каково его дяде Виктусу служить в таком почётном и уважаемом в королевстве рыцарском ордене. Оба лелеяли надежды, что когда-нибудь вступят туда, но, к сожалению, они не были рыцарями и никто пока не спешил посвящать их. В один из ранних весенних дней пришла весть о том, что болезнь отца, с каждым мгновением разрастающаяся в некогда могучем теле, усилилась и Клаусу надлежало немедленно вернуться в замок. Попрощавшись с Кайлом и сев на свою гнедую лошадь, он помчался домой.

Приехав к вечеру в Кресслэнд и войдя в отцовскую опочивальню, Клаус заметил там братьев Данема и Конрада, стоявших с мрачным видом возле полузакрытого окна, а также заметил молодого неизвестного целителя, который прижимал лекарственные примочки к голове дрожавшего лорда.

– Клаус… Сын мой, подойди… – слабым голосом позвал к себе отец. Он выглядел старше и гораздо более больным, чем обычно. Седые волосы и борода стали длинными и ломкими, а лицо, прежде улыбчивое и счастливое, высушилось и побледнело.

– Я здесь, отец, – ответил Клаус, встав на колено перед кроватью.

– Клаус, ты мой самый младший сын, и я горжусь, что ты стал тем, кем ты стал. Но я не менее горд тем, кем ты можешь стать, – речь давалась лорду с трудом, его голос хрипел. Пот каплями стекал по лицу.

– О чём ты говоришь? – слова отца насторожили Клауса.

– Ты всегда рассказывал мне… о том, что сможешь добиться невиданных высот. Твои мечты и желания казались многим лишь глупостью. Стать магистром ордена… Кхе-кхе… Я верю, что тебе уготована иная судьба, нежели быть обычным рыцарем на службе у братьев. Хотел бы я дожить до того момента, когда ты достигнешь триумфа… Кхе-кхе… – на глаза лорда навернулись слезы, он закашлялся.

Целитель открыл свою сумку и достал оттуда бутыли и склянки с жидкостями:

– Ему нужен покой. Милорд отказывался принять лекарство, пока не увидит вас. Сейчас вам всем лучше выйти и ждать снаружи.

– Идём Клаус, ты слышал целителя, – позвал Конрад, брат, который был старше всего на два года, но всем видом давал понять, что старше – на все пятьдесят. Ростом он не вышел, но был широк в груди, короткие волосы клином стояли надо лбом, а надбровные дуги скрывали холодные чёрные глаза.

Клаус, всё ещё глядя на отца, повиновался и встал.

Втроём они вышли в коридор.

Конрад, закрывая за собой двери, мрачно заявил:

– Отец не успел тебе сказать: он хочет отдать тебе две деревни к северу от перевала Брейна. Филсуотер и Стоунхардсвен.

– Так это же глушь… И болот там много… – сказал Клаус.

«С чего это отцу понадобилось сейчас отдавать мне часть земель?..»

– Радуйся, что хоть это отдали. Мы были против, но отца уже не переубедишь, – заметил Данем, худой и высокий, с крючковатым носом и длинными сальными волосами до плеч.

– Приведи там всё в порядок. Научишься немного ответственности, – добавил Конрад.

Сказав это, братья ушли, тихо переговариваясь.

С мыслями о новом приобретении Клаус прождал ещё около получаса, пока целитель не вышел из спальни отца.

– Как он? – спросил Клаус, едва тот закрыл двери.

– Спит, но дух его всё ещё держится. И думаю, что вряд ли он в ближайшее время нас покинет, – ответил целитель, застегивая свою сумку.

– Простите, меня не было довольно долгое время в замке и я не имею чести быть с вами знакомым, – признался Клаус, оглядывая целителя. Тот был невысоким, немного сутулым и скромно одетым. Волосы он перевязывал сзади в тугой пучок, но длинная прядь со лба висела над правым глазом и колыхалась при малейшем его движении. Лицо было местами загорелым, глаза смотрели с грустью и покорностью, но теплая улыбка, похоже, исцеляла не хуже любых лекарств.

– Нет, это вы меня простите. Мое имя Жозеф, я родом из деревушки Филсуотер и последние три года провел в походах, – поклонившись, ответил целитель.

– Походах?

– Служил в Редстауне, лечил раненых солдат и рыцарей. Работы было много, но, к счастью, и опыта прибавилось достаточно, – улыбаясь, сказал Жозеф.

– Ну, тогда, думаю, вы должны знать, что с недавних пор я являюсь владетелем Филсуотера и Стоунхардсвена вместе с их людьми и доходами.

– Значит, вы мой сюзерен. Буду рад служить вам. Если позволите, мне нужно удалиться, – Жозеф снова поклонился и ушёл.

Клаус вернулся в свою спальню, которая ничуть не изменилась с его последнего пребывания, помылся, переоделся ко сну. И лег в постель с тяжёлыми думами о том, что ему теперь нужно быть готовым к поездке к самым дальним владениям своего отца.

Рано утром, попрощавшись с домочадцами и поцеловав отца, который спал после лекарств, новоявленный землевладелец был готов направиться к своим угодьям. Клаус отказался от кортежа, который предложил брат Данем, когда вышел во двор, чтобы проводить его.

– Не думаю, что на пути мне встретятся жаждущие моей крови разбойники или северяне, – взбираясь на лошадь, проговорил Клаус.

Выехав в своем лучшем одеянии (чтобы его подданные с первого взгляда могли оценить своего нового хозяина), сидя на молодой кобыле, Клаус всё ещё думал о словах отца – лорда Айхема. О детской мечте Клауса, о надеждах на него, младшего сына, которые он питает. Неужели он и вправду всегда так думал? Или же это простая исповедь умирающего старика, не всегда уделявшего достаточно времени своим детям после смерти любимой супруги…

Всю дорогу Клаус представлял себе, каким же именно будет его новое место пребывания, ждущее его распоряжений. Это одновременно и радовало, и печалило его. Названия не сулили ничего хорошего, но юношеский оптимизм никак не хотел уходить и предвкушение от встречи с жизнерадостными деревенскими жителями не омрачало Клауса. Насчет крестьян он не беспокоился, так как отцовские земли славились тем, что урожаи всегда были богатыми, да и война их обошла благодаря месту нахождения. И проблем с разбойниками, насколько он помнил, практически не бывало. Густые леса и горы с туманными вершинами были спутниками Клауса, провожали его невидимым взором.

Поездка заняла почти два дня, заметно утомивших Клауса, и по приезде в Стоунхардсвен, находившийся первым на его пути, вызывала желание найти лишь теплое место и выспаться.

К этому прибавилось ещё и разочарование из-за вида и состояния поселения, а также из-за оказанного ему приёма. Точнее, из-за отсутствия оного. Никто из местных жителей не соизволил выйти поприветствовать его. А возможно, они, как и сам Клаус два дня назад, даже не подозревали, что у них сменился хозяин, и эти дни для них прошли так же, как и прежде. Винить их за это было бессмысленно, и Клаус поплелся в поисках деревенского старшины, чтобы узнать, какие апартаменты они ему могут предоставить.

Стоунхардсвен представлял собой грязную и серую мешанину наспех построенных домов, но державшихся, по-видимому, сотни лет. Имелись три улицы протяжённостью в одну милю, где не было никого, кроме лающих собак и бродячих кошек. Было даже некое подобие деревенской площади в центре, на которой, надо полагать, проходили ярмарки, праздники, публичные порицания и, возможно, казни, а также площадь эта могла быть рынком. Земля на ней была истоптана, а из-за недавнего дождя превратилась ещё и в болото.

После часа блужданий по деревне, во время которого дорогие коричневые сапоги стали чёрными и полными грязи, Клаус узнал от пробегавшего мимо мальчишки, что старшина неделю как в глубочайшем запое и его делами ведает местный священник из церкви святой хранительницы Сокорры, стоящей на холме. Туда Клаус и направился.

К церкви вела небольшая каменная тропинка, вдоль которой стояли иссохшие и кривые деревья.

Церковь была старой и изношенной, но было видно, что за ней тщательно ухаживали, чинили и латали дыры. И, похоже, многие местные находились в ней на утренней молитве.

Клаус подошёл как раз к концу, и люди уже начали расходиться. Выходя, они с любопытством разглядывали его, перешептывались и оглядывались.

Внезапный голос заставил Клауса вздрогнуть:

– Доброго утра. Вы пришли помолиться? Если так, то вы немного опоздали, – это произнёс священник.

– О, нет. Я не молиться сюда пришёл. Хотя, судя по выражениям лиц ваших прихожан, в будущем не раз буду вас навещать…

Священник шутки не оценил, и по его виду можно было предположить, что улыбка и смех вообще редко гостили на его лице. У него было сухое, изможденное, бледное лицо с квадратной челюстью. Он был лыс, и его лысину и лицо покрывали едва заметные татуировки с молитвенными словами и прочими непонятными узорами. Видимо, он когда-то хотел их затереть, но по непонятной причине оставил. Одет он был в чёрный домотканый хитон, ниспадавший до земли, а на его шее висел небольшой треугольный амулет.

– Что ж, как я понимаю, вместе с обязанностями священнослужителя вам приходится ещё и за деревней следить, быть старшиной? Я спрашиваю об этом, так как с сего дня являюсь полноправным владельцем и хозяином вашей деревни, а также Филсуотера с надлежащими землями и доходами. Именуйте меня Клаусом Крессенгом, сыном лорда Айхема Крессенга. А кто вы?

– Просто Мариус, скромный слуга хранительницы нашей Сокорры, Божьей дочери, – слегка поклонился священник.

– И я рад знакомству. Но мне хотелось бы поскорее выяснить, где я могу остановиться. Я устал с дороги и нуждаюсь в еде и теплой постели, – сказал Клаус.

– Мы найдем вам место для ночлега и последующего пребывания. Я провожу вас, следуйте за мной, – с этими словами священник спустился по тропинке и направился к деревенской площади.

Всё-таки какая-никакая жизнь в деревне заиграла, в отличие от того, что Клаус видел утром. И площадь была полна народу, по ней сновали крестьяне, торговцы, воры и карманники, блудницы смотрели из окон, примечая новых людей, а пьяницы лежали без сознания под ногами. Клаус одним глазком заприметил среди пьяниц и деревенского старшину, всем своим видом демонстрировавшего единение с ними.

– Здесь всегда так убого и мрачно? – спросил Клаус, решив действовать напрямик.

– Жизнь всегда полна страданий. Люди живут, работают, растят детей и умирают. И нам не позволено судить о том, какой жизни желает нам Отец Наш Небесный. На всё Его высшая воля, – с каменным лицом пробормотал священник.

«Лучше бы и не спрашивал», – подумал Клаус.

Мариус провел его к полуразрушенной ратуше – её часть была в негодности уже несколько лет, – и показал комнаты, в которых Клаусу предстояло обитать.

– Я распоряжусь, чтобы вам принесли поесть. До скорого.

– Подождите, – обратился Клаус. – Завтра я хотел бы познакомиться с моими землями поближе, а также посетить Филсуотер.