Kitobni o'qish: «Год среди каннибалов. Северо-Западная Амазония»

Памяти доктора

Альфреда Рассела Уоллеса

© Издательство «Директмедиа Паблишинг», оформление, 2021э4

Шаман племени боро с моей винтовкой

Предисловие

Представляя общественности результаты моего путешествия по землям верховья реки Амазонки, я никоим образом не пытаюсь оспорить выводы, сделанные такими опытными учеными, как Чарльз Уотертон¹, Альфред Рассел Уоллес², Ричард Спрус³ и Генри Уолтер Бейтс⁴, и не соперничаю с неутомимым трудолюбием недавних исследователей – доктора Кох-Грюнберга⁵ и Гамильтона Райса⁶.

В 1908 и 1909 годах я провел несколько месяцев, путешествуя по региону между реками Исса⁷ и Апапорис⁸, куда едва ли раньше ступала нога белого человека. В этих отдаленных уголках кочевые индейские племена нередко прибегают к каннибализму, что в ХХ веке кажется невероятной дикостью. Следует отметить, что к этой области относится и округ Путумайо⁹.

Приведенные в книге сноски и приложения позволяют проследить сходство культур и вариации одного и того же обычая. Эти примечания могут быть полезны людям, изучающим культурные контакты с тихоокеанскими народами, и являются теми свидетельствами, на которые я опирался, делая собственные выводы.

Томас Уиффен. Лондон, 1914 год.

Глава I
Введение

Весной 1908 года, проведя два года в запасе из-за слабого здоровья, я настолько устал от бездействия и, пожалуй, самой цивилизации, что решил отправиться в относительно неизведанный уголок мира. Я постоянно мысленно возвращался к тем прекрасным дням, которые я провел в малоизвестных частях Восточной Африки, и в этот момент мне попалась на глаза восхитительная книга доктора Рассела Уоллеса “Travels on the Amazon and Rio Negro”. Его захватывающие приключения, а также уникальность страны, в которой он побывал, и встреченных им народов, очаровали меня. Я мечтал попытаться завершить его неоконченное путешествие вверх по реке Ваупес¹⁰, и думал, что смогу приобрести в Южной Америке необходимое для такой экспедиции снаряжение и инструменты. В этом и заключалась моя первая ошибка. Я не смог раздобыть ровным счетом ничего из того, что мне было нужно для проведения научных исследований, поэтому эти главы следует рассматривать просто как путевые заметки о жизни и обычаях местных племен, сделанные гостившим у них путешественником.

Быть может, мне недостает профессионализма, усердия, способностей или научных знаний, и в ходе дальнейших научных исследований вскроются ошибки или заблуждения, которые будут противоречить выводам тех, кто придет в этот регион с более глубокими познаниями и лучшим техническим оснащением. Но при любой критической оценке следует учитывать, что эти племена меняются день ото дня, и с каждым прошедшим годом будет увеличиваться разница между жителем Амазонии, каким его знал я, и тем, каким он станет, когда его будут изучать мои преемники. Я сделал все, что в моих силах, чтобы рассказать на этих страницах о том, каким он был, когда я посетил его одинокую лесную цитадель.

Приблизительный план маршрута

Я покинул Англию в конце апреля 1908 года и прибыл в Манаус¹¹ на реке Риу-Негру¹² 27 мая. Кстати, в следующий раз я оказался в Манаусе в тот же день и почти в тот же час через год, возвращаясь домой¹³. Так что мое путешествие продлилось ровно двенадцать месяцев.

Прибыв в Манаус, я поинтересовался, как можно добраться до города Сен-Габриэль вблизи места слияния рек Риу-Негру и Ваупес, чтобы продолжить путешествие вверх по Ваупесу¹⁴. Моя теория в то время состояла в том, что можно будет подняться по этой реке до ее истоков, а оттуда проложить путь через всю страну по рекам Апапорис, Жапура¹⁵, Исса и Напо¹⁶ до города Икитос¹⁷. Вскоре я понял, что найти желающих сопровождать меня будет невероятно сложно, а само путешествие местные жители и вовсе считали невозможным без снаряжения полноценной экспедиции, для чего у меня не было ни достаточного авторитета, ни материальных ресурсов. Я пришел к выводу, что если хочу двигаться по реке Ваупес, то путь наименьшего сопротивления – следовать в обратном направлении: от Икитоса к точке назначения на Ваупесе, а затем спуститься в Манаус. На пароходе Навигационной Компании я добрался до Икитоса на второй неделе июня.

В сопровождении британского консула Дэвида Кейзеса, которому я очень признателен за доброту, я совершил путешествие вверх по реке Напо. Однако вскоре стало очевидно, что перейти из этой реки в Иссу по воде практически невозможно. Сложность заключалась не в перевозке груза, поскольку существует «проторенный маршрут» от точки на некотором расстоянии от устья реки Курарай до города Пуэрто-Барриос, а в невозможности нанять людей. В то время ходили слухи о боях между колумбийскими и перуанскими сборщиками каучука¹⁸ в районе реки Исса, и индейцы, живущие на реке Напо, ни за что не согласились бы пойти в том направлении, необоснованно опасаясь, что обе конфликтующие стороны могут принять их за врагов.

В конце концов благодаря содействию британского консульства я отплыл из Икитоса по главному руслу Амазонки, а затем по реке Исса или Путумайо в середине августа добрался до города Энканто в устье Кара Парана. Именно в этот момент я начал писать путевые заметки о нравах и обычаях индейцев.

Я сразу понял, что невозможно составить представление о традициях и культуре различных племен, не прожив вместе с ними достаточно долго. В то время меня сопровождал Джон Браун, чернокожий с острова Барбадос. За три года до нашей встречи он работал на каучуковую компанию в районе реки Исса, и я нанял его в качестве личного слуги в Икитосе. К тому моменту он уже два года был «женат» на женщине из племени уитото, благодаря чему я смог получить много ценной информации. На самом деле Браун был бесценен на протяжении всей экспедиции, он был даже более преданным, чем путешественник, который имел некоторый опыт общения с африканскими бо́ями¹⁹ в их родных местах, мог ожидать от чернокожего слуги.

Мы отправились в путь по реке Игара Парана 18 августа, группа состояла из восьми индейских носильщиков, двух полукровок, восьми «рационалов» (или полуцивилизованных индейцев), вооруженных винчестерами, а также к нам присоединились три индианки – жены трех рационалов.

Следует отметить, что этих вооруженных индейцев удалось нанять в каучуковом поясе по договоренности с их работодателями. У сборщиков каучука принято брать на воспитание индейских мальчиков, чтобы использовать их в качестве сопровождающих или поручать им отнимать каучук у враждебных их собственному народу племен. Это необходимо для того, чтобы избежать сговора. Когда я нанимал носильщиков, вопрос о фиксированной плате за их услуги никогда не возникал. Они ожидали, что по окончании работы получат подарок: ткань, бусы, охотничье ружье²⁰ или другой предмет бартера, который им хотелось получить. Линия аргументации была простой: «Делай то, что тебе говорят, и, когда мы расстанемся, я сделаю тебя богатым человеком». Богатством индейцы считали ткань, бусы и нож. Бой, которого я называл Джим, ради ружья был готов идти за мной хоть на край света. Это была его заветная мечта. Сопровождая меня, он нес винчестер, но ему и в голову не приходило сбежать с ним. Вот насколько индейцы простодушны. Я имею в виду, что он мог бы сбежать, если бы счел это целесообразным, но точно не ради винчестера.

Два полукровки были сборщиками каучука. Они направлялись к реке Игара Парана и сопровождали меня только до Чорреры.

Полуцивилизованные индейцы заслуживают доверия, но следует строго следить за дисциплиной, чтобы предотвратить мародерство, в противном случае с вами могут расправиться местные племена. За время моего путешествия мне не раз приходилось менять носильщиков, особенно при прохождении через каучуковый пояс. Эти люди всегда сбегают, если им представится такой шанс, даже несмотря на то, что повсюду вокруг враждебно настроенные племена, и побег чаще всего равносилен смерти. Численность нашей группы оставалась практически неизменной на протяжении всего моего путешествия.

Фотопластинка I. Дома в каучуковом поясе долины Иссы

За носильщиками нужно постоянно следить, чтобы они не плелись позади или, наоборот, не бежали слишком быстро. Им нельзя позволять останавливаться ни на минуту, иначе придется разбивать вынужденный лагерь. У всех индейцев есть обычай купаться при первой возможности, независимо от того, жарко им или нет, и с этим придется мириться. Но если вам нужно двигаться вперед, не позволяйте им останавливаться, чтобы поесть. Как правило, мы ели на рассвете и снова после суточного перехода.

Всегда следует остерегаться предательства со стороны индейцев каучукового пояса из-за того, как с ними обращались в прошлом. Да и за пределами каучукового пояса тоже – частично из-за слухов о таком обращении с другими, а отчасти потому, что нервной собаке свойственно кусаться. Они задают единственный вопрос: «Почему белый человек здесь?» И ответ на него тоже всегда один: «Мы не знаем. Лучше его убить». Кстати, открытое нападение отнюдь не характерно для индейцев, как утверждается в некоторых источниках. Если есть возможность атаковать скрытно, не подвергая себя опасности, именно так они и поступят.

Мы добрались до Чорреры²¹, или Биг-Фолс, 22 августа, а затем стали подниматься вверх уже по суше вдоль реки Игара Парана и без особых происшествий достигли земель андоке 19 сентября. Здесь, по договоренности с вождем андоке, мне удалось заполучить в проводники юношу из племени карахоне, раба, захваченного андоке несколькими годами ранее, который обещал отвести меня к своему народу через великую реку. Пока мы стояли лагерем у берегов Жапуры, подыскивая подходящую для изготовления каноэ голокоренную пальму с утолщением на стволе, мимо нас вниз по реке проплыли три каноэ с индейцами карахоне, которые, вероятно, возвращались из военного похода. Мы пытались остановить их, но тщетно. Переправившись наконец через реку, мы обнаружили, что индейцы на каноэ, по всей видимости, подали сигнал тревоги. Каждый дом, который мы посетили, всего их было четыре, был брошен, а тропа испещрена остро заточенными отравленными кольями, торчащими из земли примерно на ½ или ¾ дюйма²². Носильщика, который наступил на один из них, пришлось тащить назад, поскольку он совершенно не мог самостоятельно передвигаться.

На обратном пути к реке Жапура мы дошли до верховьев Кахуинари, посещая различные племена и собирая информацию. В то время мне очень хотелось спуститься по этой реке и по возможности узнать судьбу французского исследователя Эжена Робюшона²³, пропавшего без вести около двух лет назад.

Пожалуй, здесь будет уместно подробно рассказать об исчезновении Робюшона и о моих поисках следов его последней экспедиции.

Эжен Робюшон – авантюрный французский исследователь, чьи записи об индейцах, проживающих в районе реки Путумайо, широко известны, покинул Грейт-Фолс на реке Игара Парана в ноябре 1905 года. Он планировал добраться до верховья Жапуры и по поручению перуанского правительства исследовать эту реку на всем ее протяжении на предмет наличия каучуковых деревьев. Он отправился в путь в составе группы, состоящей из трех чернокожих, одного полукровки, пяти индейцев и одной индианки. Взятых им припасов хватило бы в лучшем случае на два месяца. Я тщательно опросил всех выживших участников экспедиции, с которыми мне удалось встретиться, и составил следующий отчет о путешествии Робюшона:

Покинув Грейт-Фолс, Робюшон на каноэ проследовал вверх по течению Игара Парана до точки, расположенной в десяти милях выше устья Фуэ. Он продолжил путь по суше, направившись на север через земли чепеев, и достиг Жапуры приблизительно на 74-м градусе западной долготы, примерно в тридцати милях выше реки Куэмани. Индейцы, которых он там встретил, принадлежали к племени тайкене из языковой группы уитото. Они были дружелюбны, но либо не могли, либо не захотели предоставить Робюшону каноэ. Три ценные недели были потрачены на поиски подходящего дерева и строительство каноэ.

Изготовив каноэ, группа направилась вниз по течению и некоторое время продвигалась без происшествий. В течение нескольких дней индейцев не было видно. Наконец члены экспедиции заметили на правом берегу узкую тропу, ведущую вверх. Беспокоясь о том, что съестные припасы подходят к концу, Робюшон высадился на берег и дошел по тропе до поляны, где стоял индейский дом. Робюшону удалось договориться с его обитателями о том, что четверо из них спустятся к каноэ с едой в обмен на подарки. Но когда на берегу появилось больше людей, чем он ожидал, исследователь заподозрил неладное и сразу же оттолкнулся от берега, не дожидаясь столь необходимой провизии. Индейцы спустили на воду каноэ и начали преследование, крича ему, чтобы он остановился. Но Робюшон со своей маленькой группой решил не рисковать. Он продолжал грести, пока преследователи не остались далеко позади.

Юноша, который рассказал мне эту историю, был убежден, что индейцы не замышляли ничего дурного и этот инцидент – лишь проявление нервозной обстановки в группе. Некоторое время спустя при преодолении порогов у водопадов Игарапе каноэ перевернулось и большую часть оставшейся провизии унесло течением.

Я так и не смог выудить подробный и последовательный рассказ об этом злоключении у тех участников экспедиции, с которыми я беседовал, но все они подтвердили, что съестных припасов осталось крайне мало, а то, что удалось спасти, было практически уничтожено водой.

Оказавшись без еды и каноэ, бои подняли мятеж. Трое чернокожих и полукровка сбежали и попытались вернуться туда, откуда пришли, прорубая путь через дебри. Однако эта задача оказалась им не по силам, и через несколько дней они вернулись обессилевшими, подавленными и истощенными, чтобы просить прощения у Робюшона. Воссоединившаяся группа собрала из подручных материалов плот и, преодолев привычные для этой враждебной среды тяготы неоснащенной экспедиции, добралась в конце концов до устья Кахуинари. Все были измождены голодом и лихорадкой. Робюшон настолько ослабел, что не мог идти дальше и решил разбить лагерь и дожидаться помощи вместе с индианкой и большим датским догом Отелло. Он велел чернокожим и полукровке идти вверх вдоль реки Кахуинари к дому сборщика каучука, который, предположительно, жил где-то между Игара Парана и Авио-Парана, и, заручившись его поддержкой, как можно скорее вернуться назад. Бои покинули Робюшона 3 февраля 1906 года. С тех пор никто, имеющий отношение к цивилизации, его больше не видел.

Спустя всего несколько часов бои набрели на стадо пекари²⁴ и убили больше, чем могли съесть, но даже не попытались отнести немного мяса голодающему и брошенному французу. Вместо этого они потратили два драгоценных дня, объедаясь и коптя мясо для своего собственного путешествия.

Много дней они шли вдоль правого берега реки Кахуинари и встретили по пути колумбийского полукровку, к которому они и обратились за помощью. Колумбиец отвел их в свой дом у реки Авио-Парана, но даже не предложил им еды, пока они не заплатили за нее винтовками, которые несли с собой. Спасение Робюшона в его планы явно не входило. Тогда бои обменяли свои винтовки на столь необходимый им провиант, в узком месте перешли вброд Авио-Парана, добрались до реки Папунья и следовали вдоль нее, никуда не отклоняясь, до места ее слияния с Иссой. Пройдя вверх вдоль левого берега Иссы, они добрались до военной базы в устье Игара Парана и там рассказали свою историю.

Когда наконец снарядили спасательную экспедицию, она состояла из трех чернокожих (Джона Брауна и его товарищей) и семнадцати полукровок. Группа отправилась на поиски Робюшона через тридцать семь дней после того, как он был брошен в устье Кахуинари. Десять дней ушло на то, чтобы добраться до пересечения рек Авио-Парана и Кахуинари, и еще через двадцать один день группа добралась до лагеря на Жапуре. В общей сложности потребовалось десять недель, чтобы привести помощь. Спасательная экспедиция нашла инструменты, одежду, несколько банок кофе, немного соли и фотоаппарат, однако, никаких следов Робюшона, индианки или собаки обнаружено не было. К дереву была прибита записка, но написанное было размыто дождем и выгорело на солнце, став совершенно неразличимым. Мы никогда не узнаем, какими были последние слова Робюшона.

На обратном пути спасательная экспедиция разделилась на две группы – одна из двенадцати, другая из восьми человек. Бо́льшая группа прибыла в каучуковый пояс через шесть недель. Меньшая группа с тремя чернокожими пропала в джунглях. Через пять с половиной месяцев пять выживших добрались до безопасного места. История их невзгод – это очередная глава в истории амазонских путешествий, которая, возможно, никогда не будет написана.

Два с половиной года спустя я возвращался из неудачной поездки в земли племени карахоне. Ходили упорные слухи, что Робюшона держали в плену индейцы в северной части Жапуры. Я решил попытаться выяснить, что с ним произошло. В состав моей группы входил чернокожий, который сопровождал французского исследователя в его экспедиции. Мы двигались по суше в южном направлении через земли племен муэнане и ресигеро, пока не достигли реки Кахуинари, по которой на каноэ добрались до реки Жапура. Ширина Жапуры в этом месте приблизительно равна дальности выстрела из винтовки, 2500–3000 ярдов²⁵. Примерно в трех милях ниже этой точки на правом берегу, на небольшом расстоянии от реки, находилась небольшая поляна. На ней стояли три опорных столба – все, что осталось от заброшенного жилища. Джон Браун, который раньше служил Робюшону, а теперь мне, сказал, что это и был последний лагерь Эжена Робюшона.

Мы разбили лагерь на поляне. Поодаль от реки я нашел пустой индейский дом, по всей видимости, в нем уже много лет никто не жил. На поляне я нашел восемь разбитых фотопластин в чехле и окуляр секстанта, которые почти полностью были засыпаны землей. Других признаков цивилизации не наблюдалось. Неподалеку мои индейцы обнаружили признаки тропы, и хотя мне показалось, что это всего лишь старый звериный след, они настояли на том, что дорога рукотворная. Мы целый день с трудом продирались по ней сквозь заросли и к вечеру вышли на вторую поляну, где были развалины укрытия. После тщательных поисков мы раскопали ржавый мачете со множеством вмятин. Больше ничего найти не удалось. Здесь тропа заканчивалась.

В ходе поисков индейцы нам не встречались. В дальнейшем выяснилось, что поблизости их нет, а ближайшее к заброшенному в южной части реки лагерю поселение боро находится на реке Пама, в сорока или пятидесяти милях от того места, где мы находились.

Полагая, что наиболее вероятный путь к спасению – вниз по течению Жапуры, я медленно двигался на восток почти до устья Апапориса. Затем мы развернулись и прошли в обратном направлении, обыскивая правый берег. За все это время мы не видели ни самих индейцев, ни их следов. На берегу, примерно в полутора милях от последнего лагеря Робюшона, мы нашли обломки разбитого и потрепанного плота. Очевидно, его занесло сюда разливом реки, а когда вода отступила, он остался лежать на берегу. Браун узнал в этих обломках плот, который французы построили после потери каноэ. Но это не давало никаких подсказок.

Как бы мне ни хотелось в то время продолжить свое расследование среди индейцев на левом, или северном, берегу реки, я был вынужден временно отказаться от этой затеи из-за категорического нежелания моих сопровождающих туда идти. Ничто не могло убедить их в том, что их не съедят, если они переправятся в этом месте через великую реку.

Поскольку мне ничего не удалось выяснить на месте исчезновения Робюшона, я решил провести расследование среди племен боро, разбросанных по полуострову в районе рек Пама, Кахуинари и Жапура. Но и здесь ничего не удалось узнать о путешественнике, женщине или собаке. Меня особенно поразил тот факт, что встреча с датским догом – объектом благоговения для индейцев – не нашла отражения в местных легендах. Сам Робюшон писал о своем доге: «Мой пес, как обычно, первым вошел в дом. Огромный размер Отелло, его оскал и пристальное наблюдение за незнакомыми людьми, его налитые кровью глаза и стоящая дыбом шерсть неизменно внушали индейцам страх и трепет». Если бы такое животное попало в руки боро, я уверен, что о нем говорили бы больше, чем о любом случайно попавшем в плен европейце, как бы тщательно они ни пытались скрыть свою причастность к его убийству. Бо́и боро из моей группы не смогли выведать у соплеменников никаких свидетельств присутствия Отелло или его хозяина.

Затем мы двинулись в северном направлении и, пересекая Жапуру, посетили племя боро, проживающее на северном берегу реки, между притоками Вама и Ира. Вождь этого племени женился на женщине менимехе, которая, как ни странно, осталась в дружеских отношениях со своим родным племенем. Вождь сообщил мне, что давным-давно (по отсылке на рост его сына в то время я подсчитал, что это было примерно три года назад) индеец менимехе схватил белого мужчину с волосатым, как у обезьяны, лицом. Казалось, что это и есть ключ к разгадке, поскольку на момент своего исчезновения Робюшон носил бороду, но, увы, сам индеец менимехе данное предположение не подтвердил, да и не было никакого упоминания о женщине и собаке, так что это ничуть не проливало свет на судьбу Робюшона.

Место, где в последний раз видели Эжена Робюшона

Достоверность свидетельства еще более ослаблялась знанием того, что как раз в то время либо менимехе, либо яхуна разрушили колумбийское поселение неподалеку от устья Апапориса и взяли в плен белых людей. Какой бы ни была истинная судьба бородатого белого мужчины, индианки и датского дога Отелло, никаких воспоминаний о них точно не осталось.

Вернувшись в каучуковый пояс, я узнал, что во время своей предпоследней экспедиции Робюшон тоже пропадал на длительный срок и жил все это время с индейцами. Хотя это произошло в южной части Амазонки на перуанско-бразильско-боливийской границе, где-то в районе реки Акко, расплывчатое описание индейцами места и времени исчезновения Робюшона могло привести к появлению слухов о пленении Робюшона полуцивилизованными индейцами каучукового пояса, что и натолкнуло меня на бесплодные поиски среди индейцев, живущих у рек Кахуинари и Жапура.

Подводя итог собранным свидетельствам о судьбе Робюшона, я пришел к выводу, что в устье Кахуинари он умер не от голода, поскольку первая спасательная экспедиция нашла в лагере некоторое количество пищи, однако человеческих останков обнаружено не было. Неразборчивое послание, прибитое к дереву, наводит на мысль, что Робюшон покинул лагерь и постарался известить тех, кто придет к нему на помощь, о том, куда направляется.

Когда Робюшон решился покинуть лагерь, ему были доступны пять потенциально возможных маршрутов:

1. Он мог бы пойти той же дорогой, которой пришел, только теперь вверх по реке Жапура. Однако я считаю крайне маловероятным, что он рискнул бы плыть вверх по течению, поскольку, даже двигаясь по течению при поддержке своей группы в полном составе, преодолеть этот отрезок пути удалось ценой невероятных усилий.

2. Можно было пересечь Жапуру и направиться в земли менимехе, но ввиду их дурной репутации Робюшон, скорее всего, не стал бы этого делать, понимая, что спасательная экспедиция вряд ли отважилась бы последовать за ним туда.

3. Еще один вариант – подняться по реке Кахуинари. Однако едва ли он смог бы осилить путешествие вверх по течению, полагаясь на помощь единственной женщины. Он знал, что по обе стороны реки живут враждебно настроенные племена. Когда я общался с индейцами боро в районе Памы, ничто не свидетельствовало о том, что Робюшона когда-либо видели на реке. Если бы он двигался вдоль правого берега Памы, спасательная экспедиция наверняка нашла бы следы его пребывания там.

4. Робюшон мог бы сплавиться вниз по Жапуре на каноэ или на плоту. Предпринимать подобное в одиночку крайне опасно – это практически верная смерть. Как бы то ни было, если он все же предпринял эту попытку, то, по всей видимости, не смог добраться до ближайшего населенного пункта.

5. Остается единственный путь к спасению – переход по суше. Складывается впечатление, что Робюшон выбрал именно этот вариант. Не зная, спасут ли его, он отчаянно искал способ выжить. Путь вдоль реки Кахуинари был очевидным маршрутом для спасательной группы. Однако Робюшон умирал от голода, а индейская тропа сулила вывести его к индейскому дому и еде.

Вероятно, он столкнулся с группой пришлых индейцев и был убит или угнан в плен в их земли на северном берегу Жапуры. Я думаю, что схватившие его индейцы прибыли с северного берега Жапуры, потому что, насколько я могу судить, боро с реки Пама обычно не появляются в устье Кахуинари, так как могут найти все, что им нужно, в более легкодоступных для них местах. В окрестностях лагеря Робюшона индейцы не жили, но они приходили в низовья реки со всей Жапуры в поисках дичи, черепах и черепашьих яиц²⁶.

Именно на одну из таких случайных групп я пусть и неохотно, но вынужден возложить ответственность за смерть Эжена Робюшона в марте или апреле 1906 года.

Это мало что добавляет к и без того установленному факту гибели исследователя, но мое расследование немного отодвинуло завесу тайны и оказалось интересным членам Французского географического общества и родственникам погибшего²⁷.

Завершив расследование среди индейцев боро в районе реки Пама, я вновь пересек Жапуру у поселения боро в ее северной части и отправился на восток в земли менимехе. Это менее населенная область, чем бассейн Кахуинари, и нравы и обычаи местного населения значительно отличаются от тех, что существуют у племен на юге.

Дойдя до крайней восточной точки, я решил двигаться в северо-западном направлении и в конце концов добрался до верховья реки Ваупес. Именно в этом районе у меня развилась болезнь бери-бери²⁸: ноги покрылись ранами и язвами и так сильно отекли, что я с трудом мог передвигаться, хотя и не испытывал боли. Мой мозг онемел так же, как и конечности. Я спал при любой возможности, не испытывал голода и словно находился под действием какого-то наркотика. И все же я всегда соблюдал все необходимые меры предосторожности, делая это автоматически, по привычке. Припасы заканчивались, потому что приходили в негодность, а бо́и и носильщики начинали возмущаться. Дичи встречалось мало, те немногие дома, на которые мы набредали, в основном были заброшены, а встреченные нами индейцы оказались неприветливыми, угрюмыми и настроенными враждебно.

Я решил вернуться, прислушавшись к совету Брауна, который сказал, что, если я этого не сделаю, бо́и сбегут. Мы повернули назад и отклонились на юго-восток от первоначального маршрута, следуя по суше вдоль реки Кахуинари, пока не достигли Игара Параны, а оттуда по воде к концу февраля добрались до Кара Параны. Там выяснилось, что пароход до Икитоса отбудет не сразу, и я провел некоторое время, изучая местные племена.

Если взглянуть на план маршрута, то видно, что с тех пор, как я приехал в Энканто из Икитоса и снова вернулся туда, чтобы на сей раз отбыть в Икитос, прошло около семи месяцев.

Получить информацию настолько сложно, что успеха добьется лишь тот, кто сможет на время отбросить все свои унаследованные и приобретенные представления о собственном превосходстве, цивилизованных нравах и обычаях. Чужаку придется путешествовать с дикарями, делить с ними пищу и кров, как только он окажется на их территории. Чтобы понять индейцев и их уклад жизни, нужно быть бдительным днем и ночью. Исследователь не должен поддаваться влиянию любых прежних личных представлений и обязан подчиняться местным законам и этическим нормам. Он не миссионер, чья цель – обратить всех встреченных им людей в свою веру, а, скорее, ученик, желающий понять, что их вдохновляет и каковы их собственные верования. Дело осложняется отсутствием общего языка для общения. Нередко индеец, говорящий на немного знакомом путешественнику языке, гораздо лучше изъясняется на другом племенном языке, который белый человек совершенно не знает, и тогда понять, что именно до вас пытаются донести, становится мучительно сложно. В моей группе, к примеру, был индеец уитото, немного понимающий язык андоке, а также Браун с острова Барбадос, который сообщил мне очень много полезной информации об этих малоизвестных племенах. Джон Браун был поистине бесценен, поскольку хорошо знал язык уитото и достаточно неплохо – боро. Тем не менее большую часть словаря, приведенного в приложении VII, приходилось собирать примитивным способом – просто указывая на объект. Услышав фонетическую форму слова, нужно было методом проб и ошибок определить, что оно означает.

Путешествие в джунглях – это постоянный дискомфорт и гнетущее ощущение опасности. Приходится преодолевать значительные участки затопленной местности и труднопроходимых болот. Вы идете, по щиколотку увязая в трясине, и вдруг проваливаетесь в бездонный поток основного русла реки. Постоянному передвижению по воде, когда долго не чувствуешь твердой почвы под ногами, я предпочел бы более конкретные и предсказуемые угрозы, которые куда меньше изматывают нервы. Самое страшное в путешествии по Амазонии – то, чего не видно. Пугает не присутствие недружелюбных индейцев, а полное отсутствие признаков человеческой жизни. Порой набредаешь на индейский дом или поселение, но они заброшены, пусты или разрушены. Местные жители исчезли, и лишь молчаливое послание в виде отравленной стрелы или прикрытой листвой западни говорит о том, что они прячутся где-то поблизости, среди густых зарослей.

На тропе быстро понимаешь значение фразы «идти цепочкой». Здесь нет ни авангарда, ни флангов, ни арьергарда, которые необходимы при продвижении по недружественной территории в чужих землях. Идущий впереди прорубает мачете путь для тех, кто следует за ним, а слева и справа возвышается стена непроходимых джунглей, непроницаемая как для возможного противника с фланга, так и для наступающей стороны. По собственному опыту могу сказать, что при путешествии в дебрях Амазонии общая численность группы никогда не должна превышать двадцати пяти человек. Чем меньше багажа приходится нести, тем больше можно взять с собой винтовок для обеспечения безопасности экспедиции.

Особенно сложно снабдить людей достаточным количеством провизии. Подстрелить дичь в густых зарослях непросто, а в некоторых местах ее и вовсе нет. Консервированные продукты в герметичных контейнерах удобного для переноски размера нужно привозить из Европы. Мне не удалось осуществить то, что я изначально запланировал главным образом потому, что провиант я покупал на месте и как минимум половина его оказалась непригодной к употреблению. В краях, где припасы на вес золота, мало съедобной пищи. Рыбы в реках водится много, но дилетанту ее очень сложно поймать. Путешественник мечтает подстрелить тапира²⁹ или пекари, отведать обезьяньего мяса или на худой конец подкрепиться беспечным, но, увы, почти несъедобным попугаем, а оказавшись в отчаянном положении, не брезгует лягушками, змеями и даже сердцевиной пальмы. У исследователя Амазонии два главных страха – заблудиться и умереть от голода.