Kitobni o'qish: «Белый покой»
Утро бывает хорошим только в одном случае – когда оно наступает после часу дня. А вот если ему срочно нужно выгнать тебя в школу, да еще зябким майским утром – это не утро. Это просто издевательство какое-то! Можно попробовать отсидеться, вернее, отлежаться под одеялом – вдруг пронесёт?
– Его-о-ор! Давай вставай и собирайся быстрее! Мне нужно на работу, а ты телишься!
Не пронесло.
Комок под одеялом пошевелился, вытянулся в полный рост, послышался звук зевка, и… И снова стало тихо. Минут через пять открылась дверь и в комнату заглянула молодая девушка:
– Вот же наказание!
– Лиза, иди к чё-ё-о-орту! Мне сегодня попозже, – пробурчало одеяло. – Нас Пал Палыч запряг на общественно-полезные работы – лицею вздумалось заиметь личное картофельное поле, чтобы эксплуатировать детский труд.
– Ничего, вам, лоботрясам, полезно. Особенно тебе. Может, хоть немного мясом обрастёшь. Давай вставай, чего валяешься? Опоздаешь – выгонят из школы!
Одеяло немедленно разразилось невнятным бурчанием, вспучилось, из-под него показалась рука с вытянутым средним пальцем. Круглое Лизино лицо вытянулось, тонкий нос наморщился, а ехидное одеяло продолжило:
– Я еще всяких блондинок не спрашивал! Моя жизнь – не твои проблемы!
– А жаль, – хмыкнула Лиза, покачав головой, – я бы тебе устроила кордебалет. За каждую плохую оценку или вызов родителей.
– Помечтай, помечтай, – буркнул Егор, вылезая, наконец, из постели. – Давай отсюда, я, может быть, стесняюсь!
Лиза вышла, хлопнув дверью. Процокали каблучки по дорогущему паркету прихожей, хлопнула дверь, и в квартире стало тихо. Теперь можно и вставать, а то действительно так и опоздать недолго. Автобус каждого опоздуна ждать точно не будет, а за неявку наверняка родителей оповестят.
Егор протёр глаза, отбросил назад длинную чёлку и осмотрелся. За ночь в комнате ничего не изменилось – аккуратно разбросаны по стульям вещи, его гордость и прелесть – здоровенный черный системный блок был на своем месте, монитор неодобрительно мигал – мол, опять забыл меня выключить, нерадивый хозяин. А жёлтый костюм Скорпиона на плакате над кроватью вызвал приступ острой головной боли.
– Не выспался, – укорил себя Егор, поморщившись. – А ведь говорил… так нет же – еще пять минуточек, потом десять… Потом организм вспоминает, что выпил много чаю…
Он потопал в ванную и включил воду.
– Неродная сестра – хуже Пятачка с ружьем! – жаловался зеркалу Егор, начищая зубы. – Хотя иногда она бывает полезной. Отвозит в школу, забирает от друзей, покрывает перед родичами.
Чёлка мешалась в большей части занятий, составляющих Егорову жизнь, но ему казалось, что с ней он выглядит солиднее, хотя многие утверждали обратное. Сзади он был стрижен коротко, волосы спереди можно было дотянуть до верхней губы, чем Егор довольно часто успешно и занимался перед зеркалом. Особенно когда умывался. Но не сегодня – сегодня он боялся опоздать.
– Вперёд! – пробасил он и со стуком опустил зубную щётку в оранжевый стаканчик. – Дела не ждут!
Голос у Егора начал ломаться рано – всего лишь месяц назад, прямо перед тринадцатилетием, поэтому он старался чаще говорить сам с собой, чтобы попривыкнуть к перестройке организма и быстрее избавиться от раздражающего писка.
Несмотря на показушное хамство, Егор был почти интеллигентным мальчиком – не только просиживал штаны за компьютером, но и с удовольствием почитывал книги и даже тайком писал стихи. И, не в пример сверстникам, совершенно не интересовался противоположным полом – ну воспитание такое, неинтересно ему было приседать на уши сверстницам, поить их и лапать опосля – мал он ещё был для таких ухищрений. Да он лучше эту денежку спустит в компьютерном магазине на лицензионную игру. Да и батарейки, между прочим, в оптической мышке тоже не вечны. Игр всяких-разных тоже нужно успеть пройти достаточно, какие уж тут девчонки? Сплошная тоска от них и нехватка свободного времени на дела, действительно стоящие внимания.
Ругался Егор только в крайних случаях, вот как сейчас – проходя мимо ванны, он ударился пальцем ноги об косяк. Вся интеллигентская обёртка треснула по швам, и квартиру огласили вопли раненого слона. Отчаянно ругаясь и разминая пострадавший палец, Егор допрыгал до кухни, сунул нос в холодильник и понял, что завтракать он сегодня не будет. Творог. И варёные яйца. Ну и гадость! А творог ещё и с изюмом… Отравить его хотят, не иначе. Это все Лизка с её дурацкими диетами!
Егор с разочарованием пошуровал в нижнем отсеке, в верхнем, на дверцах. На всякий случай заглянул в маслёнку. Колбасы, кроме той, что припасена в дорогу, нигде не было. Придётся идти без завтрака. Жаль, а так хотелось колбаски с сырком! Егор извлёк сырую сосиску, зажевал её, глотнул заварки из чайника. Пока раздумывал – не укусить ли сахару, из комнаты раздался знакомый шум.
– Иду уже! – прикрикнул Егор на сотовый, радостно вывший гитарными запилами.
Рок и иже с ним он не любил, но другие мелодии вызова почему-то не слышал. А рок громкий. Учителям очень нравился!
– Слушаю вас, Константин Никифорович!
– Соколов, ты где шляешься? Шпалыч тебя четвертует, а потом помочится на ещё теплый труп!
Если Егор был интеллигент внутренне, то Константин Зеленцов производил впечатление ботаника. Снаружи. Причем, ботаника в вакууме. Но горе тому, кто посмел обмануться его кротким видом! Помимо острого языка, подрезающего крылья любому зубоскалу, Константин Никифорович запросто мог обидчика в бараний рог скрутить. На занятия он ходил какие-то в своем Симферополе. Бить по лицу сходу считал недостойным. Он поправлял очки в тонкой металлической оправе и назидательно рассказывал очередному бедолаге, куда имел всю его родню вплоть до времен Петра Первого. А потом уже, когда дело доходило до драки, тыкал противника носом в стену, в дерево, в пол или землю и продолжал спокойно вещать про снисхождение.
Собственно, так они с Егором и познакомились.
В прошлом году Егор, направляясь по всем известной нужде в туалет, узрел, как их классные бугаи во главе с вечным заводилой Мишкой Жабиным пытаются учить правилам заведения ботаника, перешедшего в их класс на прошлой неделе. Ну и получил Мишка хорошо поставленным ударом в нос. Егор аж залип на месте – не каждый день шкаф-купе и общепризнанный бандюган получает в нос от худосочного новичка. Остальные решили не связываться со страшным ботаником, подхватили пострадавшее начальство под руки и уволокли от греха подальше – к умывальнику. А Егор стоял и пялился на редкие красные капли на голубом кафеле, кое-где треснувшем от времени; он забыл, что, в общем-то, по нужде пришел.
– Ну чего? – окликнул его грозный ботаник, поправляющий очки, – могу и тебе чёлку укоротить, к примеру.
Егор ничуть не стушевался от сурового тона и насмешливого взгляда и выпалил:
– За чёлку сам умываться пойдешь!
Так и познакомились. Константин Никифорович часто напоминал Егору, что чёлку не мешало бы состричь, на что тот огрызался – ему и так нравится. Косте просто повезло, что он попал не в какую-нибудь школу уголовников, а во вполне себе престижный лицей, поэтому даже придурок Жабин по сравнению со шпаной из других школ, обычных – сама любезность.
А вот девчонки у них в классе злые. В свое время Егор еле спас из их наманикюренных коготков Алёнку Белую. Женское сообщество, осознав наконец, что оно уже взрослое, сплочённое и вправе судить тех, кто отличается от других, наградило её обидным прозвищем «Букашка». Потом кто-то влепил в белобрысые волосы жвачку, заставив коротко остричься. А дело было в том, что у Алёнки паралич лицевых мышц, из-за чего она могла улыбаться только одной стороной лица, вторую сводила судорога. Это, как и то, что она была мелкая, костлявая и грациозная, как полумертвая газель, отнюдь не добавляло ей популярности. Но, на вкус Егора, Алёнка была симпатичная.
Может, потому он и вступился за неё на уроке физкультуры, когда девчонки, сговорившись, зажали Алёнку в углу, пока физрука не было в зале, и поливали водой из пластиковой бутылки. Это было унизительно, и пока другие мальчишки зубоскалили и подначивали разошедшихся одноклассниц одобрительными окриками, Егор грубо растолкал девчонок и, не обращая внимания на обидные и уничижительные реплики, пробрался к мокрой и взъерошенной Букашке. Обычно Егор был трусоват, но в некоторых случаях он об этом напрочь забывал. Аленка сидела в углу, закрыв глаза, её рот дрожал и кривился. По мокрым щекам ползли чёрные потеки.
