Kitobni o'qish: «Самая длинная ночь в году»

Shrift:

В романе использованы стихи автора.

Часть первая

Глава 1

Газета «Вестник Поморья» от 20 декабря 1900 года.
Обращение государя-императора Александра Александровича Радомирова к гражданам Поморья
Дорогие мои сограждане! В этот светлый день, когда мы отмечаем очередную годовщину образования нашего славного государства, хочется вспомнить всех, кто стоял у истоков.
Вспомнить первого императора Радомирова, который смог объединить наши земли, раздираемые усобицей. Того, под чьей дланью возникла наша страна. На зависть врагам и на радость нам, благодарным потомкам, простирается она широко и вольно от Северного моря до Южного, от Западного до Восточного.
Вспомнить солдат и офицеров, которые отстаивали и отстаивают нашу независимость. Целительниц, спасающих жизни. Учёных, благодаря которым мы могущественны и непобедимы. Купцов и владельцев заводов, что преумножают наши богатства. Крестьян и рабочих, что своим тяжёлым трудом дают нам возможность развиваться и идти дальше!
Славься, страна, славься, Поморье!

Южный имперский городок Джанхот. Двадцать первое декабря. Ночь с пятницы на субботу. Она

Стоит у моря замок
Назло семи ветрам.
Прекраснейшая Ари
Спит сном глубоким там.
Будто розы цветут во дворце ледяном – пробуждения ждут снегири.
Чтобы встретить тебя красногрудой зарёй.
Спи, Ари, спи.

Ветер…

Наверное, на всей земле остался только ветер. Он прилетел внезапным шквалом в наш тихий городок. Властный, сильный, беспощадный и ледяной, он покорил морские волны, заставив их с грохотом обрушиться на берег. Волна свалила старое дерево, растущее на самом краю обрыва, и стон заповедных сосен раздался в горах. А ветер понёсся дальше, не обращая внимания на всхлипы и стоны деревьев, не встречая преград на своём пути.

Я никак не могла заснуть. Странно… Ведь когда-то не знала, что такое бессонница. Если была хоть какая-то возможность уронить тело – сознание отключалось мгновенно, до того, как голова коснётся подушки. Это было в другой жизни, с другим человеком. Было, и прошло. А теперь у меня бессонница. Приехали…

Вздохнула, поднялась, хлопнула в ладоши, зажигая светильники в спальне, – решила, что буду читать. Наверное, зря я никуда не уехала на эти длинные выходные. Учительницы собрались в небольшое поместье в горах, расположенное всего в нескольких часах пути от нашего приморского городка. Поместье принадлежало родителям одной из них и носило замечательное название Анастасиевская поляна. Я любила там бывать, но сегодня отчего-то заупрямилась – осталась дома.

Наверное, у них сейчас ярко горит свет, веранда разукрашена ярко-алыми фонариками, в бокалах белое терпкое вино. И смех… Разговоры до утра. Я любила слушать разговоры коллег. Даже о проблемах, утратах и потерях можно рассказывать так, что остальные, да и ты сама, станут смеяться. До слёз. А потом уже можно будет дышать. Снова.

Жаль, что я им ничего о себе не рассказывала. Мне хотелось, правда. Но я не могла. Когда-нибудь решусь, наверное… Посмеюсь над своей глупостью, наивностью. Над светлой любовью, которая составляла всё моё существо, над выгрызающей тоской, поселившейся в сердце.

Всё правильно! Я ведь всё сделала правильно… Да?!

С тех пор как я сбежала, прошёл почти год. Почему же до сих пор так больно? Почему каждую ночь снятся сны – чудесные, яркие, после которых не хочется просыпаться, открывать глаза и возвращаться в реальность, холодную, серую и бессмысленную. Без него…

Но я ведь всё сделала правильно! Он предал. Он развлекался. Играл. А я полюбила…

Полностью поменяв всё – город, дом, я отказалась от части себя тоже.

Больно…

До прошлого года я думала, что знаю о боли всё. Я целительница. Меня учили с пяти лет, как только почувствовала свой дар и прошла посвящение. Дар исцелять дается лишь женщинам.

Все десять лет я была лучшей на потоке. Затем лучшей практиканткой в императорском военном госпитале. В самой столице! По традиции отличниц направляли работать с военными. Спать по шестнадцать часов в неделю много лет подряд было нормой моей жизни. Потом я год проработала полноправной целительницей в том же госпитале. Почти год.

А потом жизнь поменялась. Вернее, я поменяла её. Сама.

Что со мной?! Слёзы? Никогда не была размазнёй – призвание и характер не позволяли.

Девчонки с курса даже прозвище дали – Ледяная Язва. Так они называли меня за глаза. Конечно, многие завидовали. За отличные оценки, за внимание ко мне преподавателей, за то, что выделяли и ставили в пример. Поэтому подруг моего возраста у меня никогда не было. Только учителя и коллеги постарше относились с симпатией – за то, что любила учиться. И лечить. Самозабвенно.

Когда-то.

Глава 2

Ресторан на окраине Джанхота. Эта же ночь. Он

– И скажите, ваше высочество, что мы забыли в этой небесами забытой дыре? Нет, южное побережье нашей благословенной империи – это замечательно. Но никак не в декабре!

Чёрные, чуть раскосые глаза князя Алсапова насмешливо блестели. Они достались вельможе от его предка, который происходил из кочевого южного народа. Во времена первого императора Радомирова этот род бежал из своих краёв и осел в Поморье.

– Как вы понимаете, светлейший князь, этот вопрос надо задать моему любезному дядюшке – он нас всех сюда вытащил.

И наследник Поморья кивнул в сторону мужчины лет сорока, который меланхолично перебирал струны гитары, усевшись чуть в стороне от весёлой и слишком молодой, с его точки зрения, компании.

В отличие от остальных, пивших шумно и весело местное белое вино – весьма недурственное, надо отметить, этот предпочёл коньяк в большом количестве, и хоть какую-то иллюзию одиночества.

Молодые люди лучших родов империи, князья Алсапов и Варейский, и два графа, Волков и Соколов (именно они составляли окружение наследника), старались не подходить к двоюродному брату императора. Особенно когда он был в таком настроении. Хотя в подобной меланхолии, прорывавшейся бешеными вспышками беспричинной ярости, сиятельный князь Андрей Николаевич Радомиров пребывал в течение последнего года. И никто не мог понять, что с ним случилось.

Приставленный к наследнику лично его величеством, князь прекрасно знал, зачем они сюда забрались. Он решил устроить золотой молодёжи учения.

Буря, как и предсказывали маги-погодники, усиливалась. Через несколько часов повалит снег, к утру всё занесёт, и надо будет организовывать спасательную операцию и эвакуацию людей из дальних населённых пунктов. Вот пусть наследник и отрабатывает навык командования в чрезвычайной ситуации на примере данного района нашей необъятной страны. А с учётом того, что это предгорья, повозиться молодёжи придётся. Заодно посмотрим, кто из ближайшего круга наследника чего стоит.

Отложив гитару, князь Радомиров допил коньяк и вышел во двор. Ему нестерпимо захотелось на воздух. В ночь. Туда, где под бешеными порывами ветра крупными хлопьями валил снег.

Сзади скрипнула дверь. Кому в тепле не сидится? Жаль. Хотелось побыть одному, рассказать снежным мухам о своей боли – пусть бы унесли с собой хоть немного… Может, легче стало бы.

– Самая длинная ночь в году… – раздался голос наследника.

– Да, ваше высочество, – нехотя откликнулся князь.

– Андрей Николаевич, вы сами на себя не похожи. Я могу чем-то помочь?

Двоюродный брат, доверенное лицо императора, вздрогнул. Иной раз наследник вёл себя мальчишка-мальчишкой, как, собственно, и полагается в его девятнадцать лет. А иногда… Иногда он поражал каким-то непостижимым умением читать в душах других. Так князь Андрей подумал. А вслух насмешливо сказал:

– Помочь? Мне?

Наследник не обиделся. Действительно, практически вся мощь империи была сосредоточена в руках двоюродного брата императора, второго человека в государстве по значимости и влиянию. Наследник прекрасно понимал, что сам он был лишь где-то в первом десятке. Наверное.

Сын императора не испытывал неприязни к родственнику, которому его отец верил иной раз больше, чем самому себе. Более того, он искренне желал у него учиться.

Но в последний год юноша просто не узнавал своего дядю, которого любил и которым гордился. В сердце наследника поселилась тревога…

– Простите, Александр Александрович. Я невыносим в последнее время, – раздался голос князя Андрея.

– В ваших розысках… Результатов нет?

Наследник понял, что сказал, и стал ждать вполне заслуженной отповеди – дядюшка не терпел вмешательства в личную жизнь. И поэтому всем полагалось не знать ни о его романе, ни о том, что девушка сбежала, ни о том, что её почему-то не могли отыскать.

– Узнать бы, что она жива, – услышал он тихий ответ.

На двоих стоящих в темноте упало молчание – такое же беспросветное, как эта южная ненастная ночь.

– Я не могу её найти. Представляете? Я! Не могу… найти, – заговорил тот же голос, так непохожий на голос всесильного вельможи.

«Так она хотя бы жива?» – готов был сорваться вопрос, но в последний момент Александр удержался.

– Я всего лишь не сказал, кто я такой. Я больше ни в чём не виноват. Случайная встреча людей, которые никогда не должны были встретиться. Небо, я никогда и ни с кем не был так счастлив! А она даже не дала мне возможности объясниться.

– Она узнала?

– О да. Она узнала. Увидела меня на параде в честь празднования вашего тезоименитства.

– Прошлый январь. Мой день ангела. Так вот почему вы удалились столь внезапно. Матушка ещё очень удивлялась…

– Я всё равно опоздал. Дома у неё никого не было. За вещами, документами и драгоценностями никто так и не зашёл. Кулон связи, который я ей дарил, обнаружился в ближайшем к Дворцовой набережной мусорном бачке. А потом выяснилось, что она отправила два письма – одно в госпиталь, с заявлением об увольнении… – Андрей Николаевич замолчал, словно ему не хватило воздуха.

– А второе? – устав ждать ответа, спросил наследник.

– Второе… – В голосе мелькнула горькая насмешка. – Второе, соответственно, мне. Она нашла в справочнике официальный адрес моей резиденции, подписала конверт всеми моими титулами, положила туда подаренные мною накопитель энергии и охранный амулет… – Родственник императора непроизвольно коснулся браслета. На вид ничего особенного – несколько тёмно-синих камней вплетены в замысловатый узор шнурка.

– Вы ей дарили свои фамильные артефакты? – изумился Александр.

– Именно.

– Странная история. Но почему она ушла и не дала вам возможности объясниться?

– Не знаю. Теперь я могу лишь гадать, сходить с ума и молить небеса, чтобы они хранили её.

Ярким светом распахнулась дверь, их окликнули.

Князь Андрей дёрнулся, словно очнулся.

– Ваше высочество, вы позволите мне вас покинуть? – уже своим нормальным, язвительным голосом заговорил он, окинув насмешливым взглядом высыпавших на крыльцо придворных.

– Конечно, ваше сиятельство. – Наследник прекрасно понимал, что родственнику надо побыть одному.

Тот коротко кивнул и ушёл. Всего несколько шагов, и князь исчез в непогоде, словно никогда здесь не было ни его, ни этого странного откровенного разговора.

– А принесите-ка мне коньяку, – распорядился несвоевременно протрезвевший наследник, подумав, что после подобных разговоров действительно стоит напиться.

Глава 3

Столица. Чуть больше года назад. Сентябрь – её любимый месяц. Она

День прошёл суматошно. Я уже заметила, что в нашем отделении травматологии практически каждая пятница – это что-то. Как будто люди специально ждали целую рабочую неделю, чтобы учудить что-нибудь к выходным.

Сегодняшняя пятница исключением не стала. Сразу после обеда повалил народ. Ожоги, порезы, переломанные конечности, порванные связки и прочие удовольствия.

И хотя я была после ночного дежурства, следовательно, могла уйти домой сразу после обеда, всё-таки задержалась на посту. Сильно задержалась. Просто, заскочив в приёмный покой, обнаружила там покалеченных детей. Будь то взрослые, я бы ещё подумала. И, скорее всего, отправилась бы домой – но дети…

Я ободряюще улыбнулась совсем потерянной мамочке с младенцем на руках.

– Сколько ему?

– Четыре месяца, – подняла на меня заплаканные глаза молоденькая женщина.

– Хорошо, сейчас найду свободный кабинет и приму вас. Постарайтесь взять себя в руки, а то в больницу придётся укладывать вас.

– Я только отвернулась, – всхлипнула женщина. – А Тёмка упал…

– Тсс…

Я перехватила её запястье и стала потихоньку сдерживать бешено стучащий пульс. Когда через несколько секунд удары сердца перестали сливаться один с другим, я поднялась, распорядилась дать мамочке успокоительную настойку, сделала несколько шагов, чтобы… И была практически сбита с ног!

По коридору, даже не обратив на меня внимания, носились кадеты императорского военного училища – высшего учебного заведения, куда набирали детей из самых высокопоставленных семей.

– Кадеты! – прозвенел над нашим коридором мой возмущённый голос. – Внимание! Построение!

Да… Отцу бы понравилось. Алексею Михайловичу Иевлеву, боевому генералу, отдавшему жизнь за империю. И пусть даже он не мог похвастаться знатностью рода, зато тем, что сам себе пробил дорогу – вполне. А ещё он отличался беззаветной храбростью. И тем, что служил империи Поморья на совесть и смог блестяще организовать оборону Мирограда – самого восточного города нашей страны. В Чёрную войну.

И я, его дочь, вполне представляла, как общаться с солдатами и офицерами. Пять лет в качестве практикантки в госпитале многому могут научить. И не только как лечить пострадавших мужчин, но и как ими командовать. Так что с этими расшалившимися военными я справилась.

Не торопясь, подошла к вытянувшимся и замершим кадетам первого, судя по лычкам, курса. Дети ещё…

– Вы где находитесь?! – специальным низким голосом рявкнула я. Хуже нет кричать на высоком визге – получается жалко. – Почему в головных уборах? Кто старший?

– Простите, госпожа целительница. – Форменные фуражки нырнули вниз, вытянутые физиономии стали вполне соответствовать моменту.

– Стыдитесь, господа, – холодно продолжила я. – Подобным поведением вы не только мешаете оказывать помощь пострадавшим, но и позорите своё учебное заведение и ваши фамилии.

Четверо потупились, пятый же возмущённо уставился на меня.

– Сядьте! И не отвлекайте персонал. Когда придёт офицер, сопровождающий вас, попросите его зайти ко мне.

– Слушаемся.

И я наконец открыла дверь, за которой шёл приём.

– Добрый день, Елена Николаевна! – обратилась я к дежурной целительнице. Я займу соседний кабинет? Помогу вам принять поступивших. Вы не против?

– Спасибо, Ирина Алексеевна, – устало улыбнулась мне приятельница. – Вы-то сами как?

– Неплохо, – улыбнулась я в ответ.

– Вторая целительница никак не доберётся до приёмника, я к ней ещё одного тяжёлого ребёнка на операцию отправила, – с извиняющимися интонациями протянула она.

– Пятница, – хором сказали мы, понимающе улыбнулись, и я отправилась к пострадавшему мальчику.

Часа через три я была обнаружена там заведующей отделением травматологии. И тут уже мне пришлось стоять, понурившись, пока княгиня Снегова меня отчитывала. Почти как я мальчиков-кадетов.

– Ирина Алексеевна! Я понимаю ваше рвение и желание помочь пациентам и коллегам. Но! – Взгляд строгих серых глаз на меня. – Вы должны отдыхать! Вы не должны быть истощённой. Надо соблюдать меру. Вы же пришли работать не один день. Не один месяц или даже год. Нет. Несколько десятилетий. И каждый день вы должны приходить на работу, излучая силу и уверенность. А с такими нагрузками при отсутствии отдыха… Вас надолго попросту не хватит. Вы перегорите, и уже вас нам придётся лечить. Всё! Домой. И, кстати говоря, у вас завтра выходной! И послезавтра тоже! И вы будете спать. Слышите меня? Спать! Спать и восстанавливаться!

И княгиня открыла дверь в кабинет, давая понять, что мамочку с маленьким мальчиком примет лично.

Я уже открыла рот, чтобы…

– Вы собираетесь со мной спорить? – с высочайшей степенью удивления посмотрела на меня заведующая.

– Нет, что вы, – поспешила ответить я.

– Вот и славно! Домой!

И я поспешила наверх, чтобы переодеться и уйти, наконец. Вышла на улицу, блаженно потянулась. Хорошо.

По широкому проспекту, на который выходило парадное крыльцо нашего госпиталя, прогрохотала конка. Их пустили по Поморску не так давно, и вид четвёрки лошадей, тянущей по рельсам ярко-синий вагончик, ещё вызывал удивление.

– Тайна расставания великого князя Радомирова с примой императорского театра! – сновали мальчишки-газетчики. – Сударыня, купите газету! Самые свежие новости!

Я отрицательно покачала головой: газет я не читала. Ну вот что может быть интересного про то, кто кого бросил? А уж тем более почему. Это ж не продолжение серии книг про моего любимого некроманта!

– Ирина Алексеевна! – окликнули меня у выхода из госпиталя, вырывая из приятных мечтаний о том, как я расположусь дома, у любимого камина, с книжкой, купленной вчера.

– Да, – удивлённо обернулась я и увидела молодого офицера в той же форме, что была на непослушных мальчишках.

– Ирина Алексеева, минуту. Простите. Я обязан принести вам свои извинения за поведение вверенных мне кадетов. Простите, не уследил.

И он внимательно, как-то изучающе оглядел меня. И что интересное он ожидал увидеть? Что, кроме белоснежных форменных одежд? Особым образом высоко повязанного платка, делавшего нас похожим на монахинь? Осунувшегося лица? Рук, чуть подрагивающих под перчатками от усталости? Что?

Пристально посмотрела на него в ответ.

«Красив», – с некоторым раздражением отметила я. Правильные черты лица. Вьющиеся тёмно-русые волосы, чайного цвета глаза под густыми пушистыми ресницами и тонкие аристократические руки. При этом великолепно сложен – развитая мускулатура придавала мужественности. Высокий.

Подобная внешность сразила бы меня наповал, однако в молодом человеке было что-то отталкивающее. Наверное, слишком раздевающий взгляд, от которого сразу захотелось куда-нибудь спрятаться.

– Простите, – проговорил мужчина, осознав, видимо, что подобное разглядывание просто неприлично.

– Ничего. Как ваши подопечные?

– Одного, самого тяжёлого, уже прооперировали. Он очнулся. Простите, что не проследил за порядком – меня как раз вызвали к заведующей оформлять документы.

– А что у вас случилось?

– Эти… пиротехники услышали от преподавателя по истории про то, как перед самой Чёрной войной были созданы магические бомбы с зачарованным льдом. И решили тут же создать свою. Влезли в кабинет магической химии. Взломали охрану, между прочим! Вы можете себе представить, какая там охрана? У нас! Вот как, как, скажите мне на милость, такой талант может сочетаться с такой дуростью?

Он возмущённо посмотрел на меня. Вздохнул, выпуская облачко пара. Надо же, похолодало…

– Взяли первый попавшийся шар для оболочки, поместили в него разноструктурный лёд, – продолжил он. – И где заклинание только раздобыли?! Соответственно, оболочка у них в руках и рванула. Потому что стекло не удержит такое мощное заклятие, это же известно любому мало-мальски здравомыслящему человеку! А шаров из переплавленного особым образом чёрного хрусталя у нас нет. И не может быть! В учебных-то заведениях!

– Я даже представить себе боюсь, насколько сложно сделать подобную сферу, – вспомнила я уроки химии в пансионе и академии.

– И насколько опасно давать в руки этих… талантов! Поэтому подобные сферы хранятся… Ну, никак не в училищах. Как, впрочем, и зачарованный лёд!

Я только покачала головой. Вот детям делать нечего… И как в живых остались?!

– Хорошо ещё, – словно услышав мои мысли, проговорил офицер-воспитатель, – что додумались двоих поставить на защиту. И заклинания удались. Четверых несильно посекло осколками. И тот, у кого это всё рвануло, в живых остался.

– Родителей известили?

– Четверо – сироты. Извещать некого. А у пятого, который ими и верховодил… У того отец уже у нашего командира. Конечно, стоило мальчишку отчислить, как зачинщика. Но… Отец – генерал. Так что, думаю, всё обойдётся деньгами на восстановление кабинета.

Я поморщилась. Ну конечно, высокопоставленный отец. Кто ж сына наказывать будет по-серьёзному? Другое дело – сироты…

– А остальные? – спросила я.

– Тоже оставят. На испытательном сроке. Ну и преподавателю магической химии отдадут на растерзание. Наш профессор – настоящий фанат своего дела. Практически все студенты, что попадали в его ведомство за ту или иную провинность, впоследствии становились студентами химического маго-факультета. Так что хулиганов станет меньше, а специалистов, искренне и беззаветно преданных науке – больше. Проверено годами.

– Это правильно, – одобрительно кивнула я.

– Так что всё с ними в порядке будет.

– Хвала небесам.

– Хвала, – откликнулся мой собеседник и предложил: – Давайте я вызову экипаж, и вас отвезут домой. К сожалению, я на службе и не могу проводить сам.

– Хорошо, – не стала спорить я. – Действительно, устала.

Мы стояли и молчали. Я жадно вдыхала горьковатый осенний воздух, такой вкусный после запаха госпиталя, пропитанного антисептиком. Офицер молча смотрел на меня. Я поймала его взгляд и смутилась.

– Простите… – решился мужчина. – Могу я пригласить вас на ужин? Конечно, когда вы будете не заняты. И не так измучены.

– Спасибо. Но не стоит.

– Это связано с тем, что у вас кто-то есть? Или просто день тяжёлый?

– Характер тяжёлый, – улыбнулась я. – И день тоже…

Он улыбнулся в ответ, словно выяснил что-то для себя приятное.

Вскоре прибыл экипаж, но не наёмный, как я подумала, а личный, с гербом.

– Отдыхайте, уважаемая госпожа целительница, – подал мне руку офицер. – Было очень приятно познакомиться.

– И мне, – ответила я и сообщила вознице адрес.

Когда экипаж тронулся, я сразу закрыла глаза и, уже засыпая, поняла, что так и не спросила, как зовут молодого офицера.

– Госпожа целительница! Госпожа целительница! Прибыли!

Я вздрогнула и проснулась. Растёрла лицо руками, посмотрела на озадаченного возницу, чуть улыбнулась ему.

– Да… Я поняла.

Мне помогли выйти, и я побрела до дома, в котором вот уже целых шесть лет снимала флигелёк с отдельным входом. С самого выпуска из академии.

Жить отдельно! Это такое удовольствие! Особенно после пятнадцати лет обучения – десяти в пансионе и пяти в академии, где в одной комнате живут шесть или восемь девочек. Одиночество – благо. Великое благо и невероятная роскошь. Можно просто посидеть у камина и, глядя на язычки пламени, задремать. Улечься на мохнатый ковёр и читать, не ожидая окрика воспитательницы, что лёжа читать нельзя, потому как вредно.

Гостиная с камином и кухня со столовой внизу. Спальня и кабинет наверху. А в мечтах – накопить денег и купить эту квартиру. Или какую-нибудь другую, похожую. Но обязательно с отдельным входом. Как здесь.

Открыла дверь. Скинула платок, вытащила шпильки из волос, потрясла головой – хорошо-то как! Стянула белый форменный передник, разулась и отправилась спать.

Проснулась ближе к полуночи. Поняла, что выспалась и хочу есть. Решила прогуляться. Неподалёку был круглосуточный ресторанчик – я его полюбила с тех пор, как заселилась сюда. Когда же я научусь связываться мысленно? Или хотя бы приобрету кулон связи? Первое у меня упорно не получалось – не было ни силы, ни умения. А кулон… Кулон и стоил безумно дорого, и связываться мне было особо не с кем. Разве что на дом еду заказывать. Но кулона нет, поэтому я пойду пешком, никуда не торопясь и получая удовольствие от прогулки. Сказано – сделано!

Оделась, весело сбежала по ступенькам на первый этаж.

Всё-таки сентябрь – мой любимый месяц. Со времён детства, которое я провела на юге империи. Лето – это что-то невыносимо жаркое. Ночи порой такие, что мы по очереди просыпались и обматывались влажными полотенцами, особенно в конце августа. А потом, как по волшебству, налетал ветерок. Сначала едва ощутимый, он с каждым часом становился сильнее. В воздухе разливался горьковатый аромат, и вместе с ним приходила долгожданная прохлада.

Возвращаясь с пакетами, наполненными любимыми лакомствами, я вспомнила про офицера, что приглашал меня на ужин. Хорош собой, молод. Судя по экипажу, даже титулован. И чего мне, любимой, спрашивается, надо? Даже имени его не узнала.

Тяжело вздохнула и посмотрела на золото фонарей в тёмном небе. Светящиеся шары, свободно летающие над головами прохожих, реагировали на звук и тепло. Если кто-то заходил в менее освещённое место, несколько золотых провожатых устремлялись за ним. Затем шарик-фонарик возвращался к остальным, на Снежный бульвар. Это очень красиво, особенно осенью, когда яркие сферы то тут, то там подсвечивают деревья, играя с листопадом в догонялки. Зимой освещение делается голубым, в тон поблёскивающим снежинкам.

Три шарика летели рядом, подслушивая мои размышления и посматривая с укоризной. Да… Талантом и работоспособностью небеса меня облагодетельствовали. А вот покладистостью характера, умением сойтись с людьми… Вот чего нет, того нет. Одиночество да интересная книжка – вот моё счастье…

Домой заходить не хотелось, поэтому я пристроилась на скамейке возле дома. Шарики стали чуть ярче, намекая, что разговор не окончен. Раскрыла сумку. Где мои дезинфицирующие салфетки? Записная книжка, документы, кошелёк, пара заряженных амулетов, позволяющих быстро остановить любое кровотечение – ни разу не приходилось пользоваться, но с первой стипендии купила один на всякий случай. Слабенький, правда. А уже с первой зарплаты врача – другой, самый мощный, что был в лавке.

И тут раздался резкий хлопок – кто-то открыл точку переноса. Я не успела ни удивиться, ни испугаться – прямо передо мной вывалилось окровавленное мужское тело. Шарики взмыли вверх и тут же опустились, став в несколько раз ярче, хотя в ладоши я хлопнуть не успела.

Рефлексы! Вот что самое главное в целителе. Я не поняла толком, что происходит, а уже, отбросив пакеты с едой, опустилась на колени перед раненым. Медленное-медленное движение моих рук от его макушки к пяткам. Мужчина, лет под сорок. Тяжёлый. Состояние критическое. Рванула чёрный сюртук, чтобы подобраться к телу. В руках оказались амулеты, один, помощнее, к пробитой печени. Другой к левому лёгкому – туда, похоже, били магией.

Так… Передать немного энергии, совсем чуть-чуть, не хватало, чтобы он от шока вскочил и побежал – видела такое. Или, перепутав меня с нападающим, не шандарахнул по мне чем-нибудь убийственным. Тоже бывает. Теперь самое сложное… Легонько коснуться разума:

– Надо встать, миленький. Надо встать. Я тебя по ступенькам не подниму.

– Целительница… – прошептал он.

– Да, я здесь. Всё будет хорошо. Вставай, миленький, вставай родной, – по чуть-чуть выдавая ему энергии, просила я. – Ты сильный, ты сможешь…

Так многие поколения целительниц поднимали воинов, чтобы вытащить их с поля боя. Главное, чтобы поднялся. Главное, чтобы распахнул глаза, сделал ещё один вздох и захотел жить так же сильно, как мы не хотели отдавать его смерти.

Мужчина поднялся. Распрямиться во весь рост я ему не позволила, закинув руку себе на плечо, подставившись, как костыль.

Я говорила, говорила и говорила записанные в подкорке слова заговора, сама между тем судорожно соображая, что делать.

Понятно, что счёт идёт на минуты и помощь я вызвать не успею. Вот-вот исчерпает ресурс амулет на лёгких, а я и не поняла толком, что с ними. И такая большая кровопотеря… Просто огромная…

Об этом я думала, пока втаскивала мужчину в дом, волокла его на кухню. Да здравствует современная мода – у меня посреди помещения, занимая практически всю площадь, стоял огромный стол-монстр, такая тумба два на полтора, набитая со всех четырёх сторон кухонной утварью, которой я практически никогда не пользовалась.

Сгрузив мужчину на стол, я судорожно захлопала руками, чтобы свет стал максимально ярким, открыла ящик с лекарствами, взяла бутылочку со стимулирующей настойкой – силы мне понадобятся, после суматошной ночи и подвигов в приёмном покое я была выжата как лимон. Метнулась к стойке с разделочными ножами и кухонными ножницами. Бросила взгляд на часы – равнодушные ко всему цифры плыли в воздухе, ярко мигая на одном из шаров. Они отсчитывали неторопливые секунды, не подозревая, что складывают их в убийственные минуты.

Так. Разрезать одежду на мужчине. Сердце сжалось на мгновение – не поранить бы. Ножницы были обычные, кухонные, с острыми концами, не приспособленные для того, чтобы быстро и безопасно разрезать одежду на пострадавшем.

«Надо бы завести дома нормальные», – мелькнула мысль…

Двенадцать секунд.

Что у нас тут? Кинжал аккурат в печени, как я и предполагала. Удар практически неощутимый – жертва ничего не чувствует, пока не истечёт кровью. «Четыре минуты – взрослый сильный мужчина». – У меня в ушах так явно зазвучали слова профессора, что я чуть не вздрогнула, а этого делать было никак нельзя. Я плела кружева заговоров, сращивая пробитую артерию, заживляя ткани печени и, миллиметр за миллиметром, вытаскивая из тела орудие убийства.

Семьдесят две секунды.

Раненый дышит. Прерывисто, едва слышно, но дышит. Сердце бьётся нервными затухающими скачками.

Глоток настойки – мне. Чуть-чуть силы в сердечную мышцу – ему.

Теперь лёгкие. Что там? Внешних повреждений нет. Положила ладони на левый бок – почувствовала, что туда ударили магией. Ударили с филигранной чёткостью, до миллиметра, и с нужной силой – разорвать вену и добиться того, чтобы человек захлебнулся собственной кровью. Судя по тому, как мужчина хрипел и булькал, крови в лёгких набралось немало.

Внезапно пришла злость. И стало чуть полегче.

Я взяла кинжал, который только что извлекла из печени, оглядела – яда нет. На миг задумалась – всё же он острее, чем мои кухонные ножи, примерилась и резким сильным ударом проделала отверстие между рёбрами. Расширителя и трубки не было, поэтому я чуть провернула лезвие и позвала кровь. Она покорилась и выплеснулась наружу.

Мне удалось! Мужчина задышал чуть ровнее. Я стала заживлять. И порванные внутри сосуды, и свой разрез.

Пятьдесят семь секунд.

Но оставалась проблема с огромной кровопотерей.

Я допила настойку, дала себе десять секунд на отдых. И выплеснула в мужчину остаток силы – всё, что было, приказывая оставшейся в организме жидкости воспроизвести клетку, себе подобную. Потом ещё по одной. И ещё…

С интересом посмотрела на голубые цифры часов. Шар сочувственно подлетел прямо к лицу, чтобы мне было удобнее смотреть. Странно ведут себя сегодня шары – как будто они всё понимают… а ведь этого… не… может… быть…

Перевела взгляд на раненого. Поняла, что он очнулся. И кулем сползла на пол.