Kitobni o'qish: «Поле зрения»

Посвящается маме, отцу,

Райли и Жаклин.

Спасибо вам за все

Эта книга – литературное произведение. Все имена, персонажи, предприятия и организации являются либо вымыслом автора, либо описываются в выдуманных обстоятельствах. Сходство с реальными людьми, как умершими, так и ныне здравствующими, событиями и местными приметами случайное. В тексте употребляется американское правописание английского языка за исключением тех случаев, когда автор намеренно подчеркивает особенности произношения или диалекта.

Глава 1

Для убийцы Уильям Тэпп выглядел в эту минуту отменно глупо. Его бурый силуэт, состоявший из веток сухой травы, резал глаз. Словно высушенная под жарким солнцем Мохаве Болотная тварь, он то брел по склону, то карабкался через каменные россыпи. Дышал хрипло, со свистом. Колени хрустели и горели огнем. Выбивающееся из сил сердце старалось накачать кровь всюду, где требовалось.

Да и костюм удобств не добавлял. Это был самодельный снайперский маскхалат – волейбольная сетка с прикрепленными для скрытности джутовыми нитями и растительностью пустыни: носить его было все равно что таскать на себе целый парник, пропади он пропадом. Приникнуть к земле – ох как непросто, и уж совсем катастрофа, когда возникало желание пописать.

Он добрался до вершины под голубым небом, бросил рюкзак с кукурузными палочками «Читос», желейными конфетами в виде рыбок и упаковкой с шестью банками энергетического напитка с виноградным вкусом и принялся за свое оборудование. Отсюда открывался потрясающий вид – живая панорама лесистых пространств Невады и темно-лиловые горы были вполне достойны претендовать на Пулитцеровскую премию. Ничего этого Тэпп не замечал.

Он надвинул капюшон маскхалата на лицо, ощутил, как щекочет губы мертвая трава, и, словно опускающаяся на землю тень, переместился в прерию.

Теперь Уильям Тэпп выглядел вообще как ничто.

– Берегись!

Джеймс Эверсман ударил по тормозам, и «тойота» резко клюнула носом, как скоростной катер, с которого сбросили якорь. На мгновение мир перекосился. Ремень врезался в грудь, волна медного привкуса прокатилась во рту. Джеймс так и не понял, то ли ударился губами о руль, то ли прикусил язык.

Жена Эль отреагировала быстрее – благодаря трем чашкам кофе в день ее рефлексы были обострены. Она уперлась ладонями в приборную доску – волосы цвета темного шоколада закрыли ей лицо – и что-то прошипела. Джеймс расслышал: «дерьмо собачье!» Что касалось крепких выражений, жена не всегда находила нужных слов.

Аварии удалось избежать, но ощущение было таким, будто они врезались в препятствие. Неподвижно стоявший на дороге бело-коричневый с запыленными стеклами полицейский «форд» неожиданно возник на последнем повороте серпантина с разрешенной скоростью семьдесят миль в час. Однополосное шоссе в этом месте вырубили в скале, и гранитные стены нависали над ним, словно шторы. Промедли Джеймс мгновение с тормозами, отвлекись от управления машиной или что-нибудь еще… Он выкинул эти мысли из головы, поскольку толку от них не было. Из пособия по первой медицинской помощи Джеймс знал, какие бывают последствия аварий на трассах, а один его коллега отозвался об этом так: человеческое тело становится удивительно похожим на помидор. Когда отхлынувшая от головы кровь вернулась обратно и нос защекотал запах подгоревших тормозных колодок, Джеймс был способен лишь на негромкое «ничего себе». В пяти шагах от переднего бампера стоял патрульный автомобиль округа Пайют.

– Ха! – Жена откинула волосы с глаз. – Еще чуть-чуть, и тапочки в угол.

– Да уж…

– Какого черта он торчит посреди дороги?

– Откуда мне знать… – У Джеймса пересохло в горле. – А вот и он сам.

Это был низкорослый помощник шерифа, направлявшийся в их сторону. Одна его рука болталась у бока, а другой он придерживал комически огромную широкополую шляпу. Она была размером почти с сомбреро. Коротышка спешил по скошенной правой гравиевой обочине, где, как успел заметить Джеймс, напротив каменной стены примостилась другая машина. Новый белый грузовичок. Не разбитый, но брошенный. У Джеймса еще хватило сил удивиться: куда подевался водитель?

– Чучело «косолапое»¹. – Эль сдержала смешок. – Медведь Смоуки ждет не дождется вернуть себе шляпу.

– Не таращься на него, – предостерег муж.

– Лишь благодаря тебе не произошло аварии.

– Прошу, не смотри на него так. – Джеймс нажал клавишу электростеклоподъемника, и, когда окно открылось, показалось, будто произошла разгерметизация: вязкий воздух хлынул в салон, и он поперхнулся жаром и щелочной пылью.

Звук шагов помощника шерифа был тягучим – он ступал по плавившемуся под солнцем асфальту. Стараясь не закашляться, Джеймс осторожно вдохнул – он нервничал и клял себя за это. Прежде его вообще не останавливали полицейские, что он относил за счет своей грамотной манеры вождения. Эль как-то сравнила его с маленьким круглым роботом-пылесосом, какие покупают богачи. Как же их называют?

– Боже! – Задохнувшийся коп оперся ладонью о дверцу. – Как же я не сообразил включить проблесковые маячки?

– Все в порядке, – успокоил Джеймс, хотя не считал так. Он был поражен, каким молоденьким оказался помощник. Парень был явно только что со школьной скамьи – хиляк, пытающийся отпускать усы, которые никак не росли.

– Я просто… По этой дороге в день от силы проезжают три машины. Прошу прощения. – Полицейский шмыгнул носом, распрямился и указал на грузовик на обочине. – Вот, брошен в этом месте. Дверцы не заперли, мотор работает. Сорок баксов в зажиме для денег на центральной консоли. Такое впечатление, что водитель вышел отлить и пропал. Стоит себе один на обочине.

– Припарковался у дороги? – Эль вскинула голову. – Может, заметил что-нибудь и пошел проверить?

Джеймс изобразил фальшивую улыбку. «Косолапый» помощник Ругл Хаусер не обратил на это внимания. У него была странная манера говорить. Желая сообщить что-то собеседнику, он, как в компьютерной программе презентации, чрезмерно акцентировал первое слово фразы. Почти как если бы пытался скрыть присущий ему акцент. Он снова извинился и спросил, не видели ли они кого-нибудь, кто бы голосовал у дороги или шел по обочине. Разумеется, они никого не видели. Ближайшим населенным пунктом был Мосби – захудалый городишко, выросший вокруг серебряной шахты и находившийся, по словам полицейского, в одиннадцати «кликах» от них. Почему бы не сказать «в километрах» и обойтись без словечек из «Звездных войн»? Бросать в этом марсианском мире скал и неба исправный автомобиль – поступок странный. Если не опасный.

Полицейский вдруг произнес нечто такое, что еще больше встревожило Джеймса:

– Вы коп?

– Нет. – Вопрос прозвучал ударом между глаз. – С чего вы взяли?

– Пожарный? Спасатель? Охранник? – Парень многозначительно прищурился из-под полей своей идиотской шляпы. – Вы уж поверьте: я всегда отличу человека из чрезвычайных служб от гражданского. У вас сосредоточенный взгляд.

Джеймс пожал плечами:

– Ничего подобного.

– Он занимался на медицинских курсах, – объяснила Эль. – Сто лет назад.

– Нет, – вздохнул полицейский. – Это не в счет.

Изрек коп в сомбреро, подумал Джеймс и, представив, как Эль старается сообразить что-нибудь поостроумнее, пожелал, чтобы она оставила это при себе. Он дождался, когда неловкость исчезнет, и спросил как можно искреннее:

– Могу вам чем-нибудь помочь?

Глаза «косолапого» помощника сузились.

– Сообщите, если увидите бредущего вдоль дороги человека – пожилого, дезориентированного, со странностями. Эта пустыня пожирает людей. Округ большой, а наше отделение маленькое.

– Насколько маленькое?

– Вполовину меньше, чем нужно.

Коп учтиво кивнул и, повернувшись, направился к патрульной машине. Его ботинки сорокового размера чавкали в раскисшем от жары асфальте.

– Метр со шляпой, – шепнула Эль.

Глядя копу в спину, Джеймс рассеянно кивнул.

Эта пустыня пожирает людей…

Дверца захлопнулась со звуком выстрела. Вспыхнули стоп-сигналы, полицейский прижался к стороне дороги и плавным жестом пригласил их двигаться дальше. Джеймс поднял стекло и, проезжая мимо, снова покосился на таинственный белый грузовик. Окна сверкали отраженным солнцем, не позволяя рассмотреть, что творилось внутри. Мелькнула наклейка на бампере – три заглавные буквы «МПР». В следующее мгновение грузовик оказался позади и растворился в пространстве. На секунду Джеймс задался праздным вопросом: что значили три эти буквы? Мексиканское публичное радио?

Дорога продолжала петлять, и скалы становились все заостреннее – вздымались из-под земли, словно прорывающие кожу кости. Джеймс заставлял себя приглядываться к каждой тени, осматривать каждый клочок пространства: не идет ли человек. Он не был врачом, но умел в кризисной ситуации оказать первую помощь.

– Хорошо, что ты водишь машину, как «Румба», дорогой, – промолвила Эль.

Джеймс кивнул. «Румба» – вот как называются роботы-пылесосы, о которых он вспоминал.

Повисло неловкое молчание. Через несколько минут они опять превратились в несчастных людей, которыми были до этого короткого развлечения – оба в состоянии явного замешательства, владевшего ими под шелест покрышек по асфальту. Короткий выброс адреналина пошел на пользу, и Джеймс не отказался бы от новой порции, чтобы на время снять напряжение.

– Хочешь об этом поговорить? – спросил он жену.

Эль покачала головой.

Вот и ладно. Он тоже не хотел это обсуждать.

Путь до Талсы был неблизким, а они не проехали еще и половины.

Через шесть миль Джеймс и Эль остановились заправиться в пустыне Мохаве на бензоколонке с закусочной – тихом местечке с заправочными пистолетами из эпохи семидесятых годов и из того же времени грилем для хот-догов. Над парой уличных бетонных столиков висел белый, оттенка кости транспарант, приветствующий въезжающих в Мосби автомобилистов, а ниже скачущим компьютерным шрифтом сообщалось: «Инопланетяне потерпели крушение в Розуэлле, когда искали дорогу в Мосби!!!!!»

Пять восклицательных знаков, отметил Джеймс. Неужели не хватило бы четырех?

Характер он имел слишком добродушный, чтобы быть несгибаемым апологетом в области грамматики, но глаз на такие вещи он имел наметанный. В Калифорнии Джеймс представлял одиннадцать местных радиостанций в качестве менеджера по работе с клиентами, хотя изнеженные руки ставили его в неловкое положение, когда дело доходило до рукопожатий. Кто же доверится человеку, который не занимается физическим трудом? Часто перед важными переговорами Джеймс подумывал: а не натереть ли ему металлической мочалкой мозоли на руках?

– Как ты считаешь, он за нами следит? – спросила Эль, когда он, включив колонку, отступил в тень навеса над заправкой.

– Кто?

– Тот тип в джипе. В черном джипе вон там.

Джеймс поднял голову. Пыльный внедорожник стоял параллельно заправке поперек белых парковочных линий. Солнце на тонированных стеклах прорисовывало два подголовника и перед ними человека – не голова, котел, неестественно вздувшийся вбок. На такую не налезет никакая шляпа. Дважды усомнишься, прежде чем признаешь в этом чуде человека. Существо не двигалось и не дышало.

Джеймс поежился.

– Затылком чувствую его глаза. – Эль нажала кнопку дверного запора и загородила локтем лицо. – Подкрадываются всякие. Ненавижу, когда на меня таращатся.

– Две минуты, и мы уедем.

– Неудивительно, что это место выбрали для испытаний атомной бомбы. Пропащий штат.

Джеймс кивнул.

– Не понимаю, почему Мексика хочет забрать его обратно?

Он расплатился за бензин кредитной картой. Допотопный заправочный пистолет перекосился и застрял. Пока он поправлял его, краем глаза заметил, что голова человека в черном джипе проявилась за залитым солнцем стеклом. Асимметричной частью была портативная рация, которую прижимала к уху рука с похожими на сигары пальцами. Опустив рацию, человек с металлическим скрипом распахнул водительскую дверцу.

Эль вжалась в сиденье. Джеймс заливал бензин и старался быть равнодушным. Это ему не удавалось. Из машины выбрался медведеобразный мужчина. На нем была штормовка, издававшая при каждом шаге свистящий звук прорезиненной ткани. Он мог бы сойти за мужественного персонажа с рекламы сигарет «Мальборо», если бы в нем не было чего-то до странности иностранного. Подобных придурков душил Джеймс Бонд, когда пробирался на секретную советскую базу. Волосы были забраны в конский «хвостик», шестидюймовую бороду запорошила седина. Мужчина захлопнул дверцу и с серебристым кофейным термосом, охваченным яркой наклейкой, направился к закусочной. Что было изображено на ней, на таком расстоянии Джеймс разобрать не сумел.

– Привет, киска, – прошептала Эль.

– Что?

– Стикер с изображением белой кошечки. На его термосе.

– Ах, это… – поморщился Джеймс. – Ладно.

Советский ковбой прошел мимо двойных дверей в помещение, сел за цементный столик под транспарантом с приглашением в Мосби и стал смотреть прямо на них. Он был менее чем в двадцати футах, и за его спиной расстилалась бесплодная земля. Спокойно попивая из своего идиотского термоса, мужчина по-прежнему не отводил взгляда от Эль. Она взглянула на него из-за приборной панели и вздохнула.

Счетчик бензоколонки щелкал подобно метроному. Внутри что-то испорченно дребезжало. Джеймс сверился с серым цифровым экраном – в бак вылился всего один галлон. Он нетерпеливо потряс пистолет. Так и ждал, что Эль вот-вот скажет: «Не пытайся задираться. Пусть все идет, как идет. Не геройствуй, иначе все только усложнишь». Прошло несколько секунд, но она молчала – знала, что муж миролюбив. Не мог, не покраснев, даже попросить официантку унести в кухню подгоревшее мясо. А Джеймс рассчитывал, что жена это скажет, чтобы ему польстить.

– Я решила, – произнесла она.

Джеймс медлил. Жена сидела на пассажирском сиденье, подложив под себя ладони, опустив голову и надув губы. Он понимал, что разговор вернулся к прежней теме и теперь от него не уйти.

– Что решила? – Одним глазом он продолжал следить за советским агентом.

– Я не хочу снова беременеть.

– Уверена?

– Да.

Джеймс ощутил, как из губы в рот потянуло теплотой. До этого она не сильно кровоточила, но теперь напоминала конфеты, из которых брызжет сок, если надкусить их. В желудке возник металлический привкус, но он даже обрадовался – готов был отвлечься на что угодно: все лучше, чем говорить про это. Врезать бы советскому ковбою по зубам и выиграть несколько минут.

– Прости, Джеймс. Больше не могу.

Он сплюнул в грязь. Слюна была ярко-красной.

Мужчина глотнул из термоса, распахнул штормовку и шлепнул на стол лист желтой бумаги. Аккуратно разложил три толстых карандаша, коснулся каждого и выбрал средний.

– Чем он занимается? – спросила Эль.

– Какая разница? – Опершись ладонями о горячую крышу кроссовера, Джеймс заглянул в салон. – Сейчас поедем.

Его слова усиливал царапающий звук – будто в сухом кустарнике сворачивалась кольцами змея – морзянка долгих и коротких прикосновений грифеля к бумаге. Он нас рисует, догадался Джеймс. Или только Эль.

– Надежда – вот что меня убивает, – вздохнула Эль. – Так я считаю.

– Каким образом?

– Страшусь положительного результата теста. Мне ненавистны эти две розовые полоски. Слишком опустошает сначала испытать счастье, а через три месяца снова выкидыш. И в отличие от тебя, Джеймс, мне больно видеть в каждом человеческую душу.

Он провел рукой по своим рыжеватым, тускнеющим по мере приближения тридцатилетия волосам. Каждому ребенку давалось имя – Джеймс мог назвать его, начиная с января, три года назад, когда они поженились: первый Дарби, затем Джейсон, Аделаида (которая дотянула почти до конца шестого месяца и отравила Эль надеждой), Кэрри, Росс… Прошлый, шесть недель назад, похоже, стал последней каплей. В тот момент Эль решила, что будет повторно давать имена, и это оскорбило Джеймса. Показалось неосознанно бездушным – если у человечка есть хоть ничтожный шанс выжить, самое малое, чем можно ему помочь, – дать имя. И не повторяться.

– Мы справимся, – сказал он.

– Много ты знаешь!

– Еще не все потеряно. – Джеймс передразнил выговор ее чернокожего врача. – Шансов мало, но они есть.

– Что верно, то верно. Родить ребенка шансов мало. Так же как мало шансов превратить нашу машину в говорящий автомат. – Эль закатила глаза и выдавила улыбку. – Хоть она и японская, я не очень на это рассчитываю.

– Вот это совершенно невозможно. А шансов выиграть в лотерею просто мало.

– Я и на это не рассчитываю.

– Люди постоянно выигрывают.

– Докажи. Купи миллион билетов.

– Хорошо. – Джеймс помолчал. – Так мы о чем говорим: о сексе или о лотерее?

Эль не рассмеялась, и неоцененная шутка словно повисла в воздухе. Она смотрела вниз, и, целуя ее в лоб, он уловил запах зеленого яблока, оставшегося от дешевого шампуня, которым она мыла голову в мотеле Фэрвью. У глаз он заметил россыпь веснушек, на ресницах висели слезинки, как маленькие капельки дождя.

Колонка щелкнула. Десять галлонов.

Мужчина поменял карандаш, зажал поперек костяшек пальцев, и штрихи сделались короче. Видимо, взялся за мелкие детали. Каждые несколько секунд он прерывался, чтобы навести тени, потерев бумагу подушечкой большого пальца. Затем сердито посмотрел на Джеймса, словно говоря: «Отойди, не мешай».

Джеймс уперся подошвами ног в землю и сплюнул сгусток крови. Ему внезапно захотелось поссориться с этим человеком – глупо, но хотя бы что-то. Может, если разбираться на бензоколонке с мелкими проблемами, большие покажутся не такими гнетущими. Однажды он слышал, что кризис мужского пола проистекает из того, что большинство современных проблем невозможно решить ударом по физиономии. Но поскольку мордобой не являлся сильной стороной Джеймса, он вообразил, что это прекрасно адаптирует его к нынешнему миру. Он был отзывчив, умен, умел внимательно слушать других, но ни одно из этих качеств не могло помочь ни Эль, ни их нерожденным детям. И вот сейчас ему просто хотелось съездить незнакомому человеку по морде.

В голове прозвучали отцовские слова, даже не произнесенные вслух, абсолютно предосудительные и чуждые: «Будь вежлив, обходителен, но планируй убить всех и каждого, кого встретишь».

Колонка снова щелкнула. Бензин залит.

– Ты действительно веришь во всю оптимистическую чушь, которую несешь? – спросила жена.

– Да, – солгал Джеймс.

Он смял чек и захлопнул дверцу с такой силой, что брякнули стекла. Эль вытерла глаза ладонью. Муж ударил по газам, вывел «тойоту» на дорогу, притормозил, опустил стекло, посигналил и показал советскому ковбою средний палец.

– Вот так-то. – Он ощутил в горле ком. – Я это сделал.

– А теперь, пожалуйста, поезжай побыстрее, – попросила Эль.

С полным желудком проглоченной крови Джеймс наблюдал, как фигура человека превращается в черточку в зеркальце заднего обзора. Тот повернулся на скамье, глядя им вслед. Загадочная рация (Черт! Джеймс про нее совершенно забыл) снова была в его руке. На таком расстоянии он не мог разглядеть выражение лица, но представил на загорелой физиономии самодовольную ухмылку и понадеялся, что совершил не самую большую в своей жизни ошибку, в округе, где все полицейские силы насчитывают двух человек.

Зачем мне это понадобилось?

– Дорогой…

Спидометр пополз за сотню, и Джеймс придавил тормоз.

– Вот сюжет о том, как я подставил нас под убийство.

– Если он станет преследовать нас, я тебя поколочу.

Но советский ковбой за ними не погнался, что оказалось еще хуже. Они пересекли границу Мосби и углубились на две мили в бесплодные пространства, когда радио «тойоты», последние сорок миль ловившее одни помехи, выхватило на фоне нескончаемого треска человеческий голос.

Глава 2

Шипение рации Уильяма Тэппа свидетельствовало об установленной связи.

Он ел «Читос» и, чтобы не пачкать пальцы оранжевой пылью, подносил их к губам медицинскими щипцами. Теперь отправил в рот восемнадцатую палочку (он по привычке считал то, что съедал). Обычно в пачке находилось около ста тридцати «читос», но в последнее время число снизилось до ста пятнадцати, а то и ста четырех в прошлом году. Тэпп относил это за счет жесткой экономии.

Его вердикт по поводу пары из Калифорнии в желтой «тойоте»?

Он пока не решил.

И прежде чем ответить, бросил на язык девятнадцатую палочку и не стал жевать. Так она размокнет, превратится в кашеобразный шарик, и ее можно будет проглотить целиком.

Джеймс и Эль слышали только два обрывка разговора – части фраз, как при переключении каналов старого аналогового телевидения. Первая звучала вроде как: «осталось четыре часа». И вторая – «черный глаз», причем оба слова произнесли как одно. Затем искажения все заглушили, и они, словно лишившись дара речи, сидели в оцепенении.

Эль подкрутила регулятор громкости:

– Это был…

– Нет. – Джеймс был уверен, что голос не принадлежал тому мужчине. Совершенно непохожий. Тонкий, слабый, произведенный ущербными голосовыми связками и худосочной грудью. Еще возникло впечатление, будто говорившему что-то мешало во рту – лежало на языке, например леденец. Джеймс слышал, что у Авраама Линкольна был слабый, дребезжащий голос, никак не сочетавшийся с его великой личностью. И именно такой, по какой-то неизвестной причине, только что прозвучал по радио. Вот именно, Авраам Линкольн. Дух великого республиканца возник на волне 92,7 FM и до смерти напугал их.

– Может, пробилась станция разговорного радио, – тихо предположил Джеймс.

– Осталось четыре часа. До чего?

– Не знаю.

– Где мы будем через четыре часа?

– В Аризоне. – Он сверился с навигатором на приборной панели. – К тому времени начнет темнеть. Мы в получасе от границы штата, затем бросок через Скалистые горы, и мы оставим это кошмарное место далеко, далеко позади. Рада?

Эль кивнула, но в ее лице не осталось ни единой кровинки.

Джеймс прибавил газу.

– Ты в порядке?

– Кто же это такой, что оставил там исправную машину? – Голос Эль звучал монотонно, как у зомби. – Да еще с сорока долларами в салоне, в десяти милях от города в сорокаградусную жару?

Об этом эпизоде Джеймс уже забыл. Существовало много разных объяснений, но ни одно из них не звучало убедительно. Он сосредоточился на дороге, которая неспешными склонами то поднималась вверх, то опускалась вниз. Местность стала неровной, словно скомканный лист бумаги: впереди возникли холмы со странными подушкообразными вершинами, сгрудившиеся так, что образовали подобие лестничных ступеней. Единственным напоминанием, что они не на Марсе, служили испещрившие пейзаж, похожие на сгорбленные пугала юкки. Если долго смотреть на них, создавалось впечатление, что они переходят с места на место.

Эль вглядывалась в мелькавшие за окном картины. Она впала в свое особенное состояние транса. Это выражение Джеймс когда-то назвал проникающим за тысячу ярдов взглядом фотографа. В то время журнал «Сакраменто» поместил ее на вторую позицию в списке двадцати местных авторов, чьи работы рекомендовалось посмотреть. Эту страницу Джеймс вставил в рамку и повесил в столовой у них в Калифорнии. Теперь же ее затолкали куда-то вместе с другими пожитками, которые тихонько потренькивали на заднем сиденье. Публикация была четыре года назад. С тех пор Эль сплавила свои фотоаппараты на сайте «Крэйглист».

– Не тревожься, – обратился к жене Джеймс. – Я видел много фильмов ужасов. Ничего плохого в пустынях не происходит.

Эль усмехнулась. Он дотронулся до управления приемником, чтобы выключить радио. Часто, если в динамике возникает «размытый» звук, это сигнал местной телестанции. Наверное, то же произошло и в их случае. Джеймсу хотелось поиграть настройкой – не удастся ли поймать что-нибудь еще, что послужит соблазнительной подсказкой? Но он понимал, что это лишь забава. Теперь самое главное – двигаться вперед и не останавливаться, пока они, как планировалось, не доберутся до Флагстаффа в Аризоне. Они уже были бы на месте, мрачно подумал Джеймс, если бы по настоянию Эль не сделали крюк в сотню миль в атомную пустошь ради этой дурацкой приманки туристов – Музея смерти.

– Черт! – воскликнула она.

Джеймс тоже заметил. В конце полумильного прямого участка возникло мерцающее за пологом воздуха и кипящей мутью небес красное препятствие. Через полминуты миражи рассеялись и обернулись предупреждающим знаком, по сторонам которого стояли преграждающие дорогу цилиндры. Знак гласил: «Объезд оползня». Джеймс еле удержался, чтобы не треснуть кулаком по рулю. Вовремя сообразил, что хотя бы ради Эль нужно оставаться внешне спокойным. Она и так по его милости в этот день достаточно хлебнула.

– Предписание властей, – пробормотала она. – Ненавижу это место.

– По крайней мере, есть объездной путь. Не надо поворачивать обратно и ехать мимо типа, которого я недавно подразнил.

– Струсил?

– Предлагаю вариант получше: в каждом городе, который мы будем проезжать, стану выбирать самого жуткого молодца и проделывать с ним то же самое. – Джеймс скрипнул тормозами и приблизился к ограждению оползня. – Когда мы окажемся у нашего нового дома, за нами будет гнаться целый отряд убийц.

– Наш новый дом, – повторила с мимолетной улыбкой Эль. – Клянусь Всевышним, нет ничего, что звучало бы приятнее.

Он тронул ее руку.

Дома там пока не было. Как не было и работы.

Выкрутив руль, Джеймс свернул на объездную дорогу. После плавной, как по маслу, поездки по асфальту движение по грунтовке показалось зубодробительным. Она сама была не так плоха – петляющий объезд, зажатый среди каменных стен и груд песчаника, – но сорвись он с колеи, им пришлось бы плохо. Оползень на шоссе не оставлял выбора, однако Джеймса не покидало ощущение, будто он герой из фильма ужасов и взволнованные зрители швыряют в него попкорном: «Не лезьте туда, идиоты!»

Джеймс надавил на акселератор и поехал быстрее.

Эль вытянула голову и смотрела в зеркальце заднего обзора, словно ждала, что за ними вот-вот материализуется черный джип.

– Осталось четыре часа, – таинственно, как предсказательница, прошептала она. – Черный глаз.

Джеймс прибавил скорость.

Через десять минут головокружительного серпантина пейзаж опять открылся. Они находились на краю чаши, где под ногами было спускающееся к низу пространство, а горизонт со всех сторон ограничивали образующие стены белесые скалы. Картина напоминала виньетку древнего кратера вулкана. Объезд, подобно тонкой, не толще волоса, просеке, нырял прямо вниз, пересекая долину и темное русло реки. Затем поднимался по противоположному склону. «Ничего себе объезд, – подумал Джеймс. – Мы окажемся в Мексике, когда он выведет нас обратно на дорогу».

Эль, как от удара электрическим током, дернулась вперед и ткнула пальцем в стекло. Джеймс нажал на тормоз.

– В чем дело?

– Видишь его?

– Кого?

– Я что, по-твоему, спятила? Неужели не видишь?

Джеймс прищурился от раскаленно-белого солнечного света и проследил, куда указывал ее палец. Затем остановил «тойоту», отчего ему стало совсем не по себе – мужчина в эту самую минуту мог гнаться за ними на своем безобразном черном джипе. Вот о чем следовало беспокоиться. Этот тип мог материализоваться за спиной в любой момент, и ни одна живая душа здесь не услышит рева его мощного мотора. Джеймс вздохнул:

– Не вижу ничего, кроме пустыни, дорогая.

– А ты приглядись, и удивишь его. – Теперь она говорила едва различимым за ворчанием двигателя шепотом.

Он заметил, как дрожит ее палец. То, как Эль произнесла слово «его», испугало Джеймса. Словно жена упомянула дьявола или нечто подобное. Автомобильные стекла, скрипнув, опустились, и в салон, нарушая покой, словно под давлением, ворвался воздух пустыни. И вместе с ним запах. Джеймс заметил, что последние сто миль здешняя бесплодная земля отличалась своеобразным ароматом – пыли, растрескавшихся камней и гниения воды. Он снова ощутил его в ворвавшемся в машину воздухе и почувствовал тошноту.

– Тебе нужны очки, – сказала Эль, что, надо признать, соответствовало действительности.

– Я его вижу.

Его, или ее, или некое существо. Миниатюрную человеческую фигуру, бредущую к ним в нескольких сотнях ярдов ниже по тянувшейся в глубокую впадину дороге. Голова опущена, руки сцеплены на животе, на открытом пространстве он казался карликом. Может, путешествует на попутках? Джеймс не мог представить, какому идиоту стукнет в голову ходить здесь в одиночку. Через час от солнца пересыхает во рту, через два возникает ощущение, будто веки превратились в наждачную бумагу. Через три – человек по макушку погружается в безумие и начинает игры со смертью.

Джеймс провел языком по саднящей, распухшей губе. Может, водитель того грузовика?

– Тенистый спуск, – проговорила Эль.

– Что?

Она показала на воткнутый возле дороги кусок плавника, на выбеленном дереве которого то ли прибором для выжигания, то ли раскаленным металлом были выведены буквы. Почерк детский, с нарочитыми закруглениями и сужающимися промежутками между буквами там, где деревяшка сходила на конус.

Эль фыркнула.

– Не вижу здесь ничего угрожающего.

– Ничегошеньки.

Все что угодно, только не поворачивать назад, твердо решил Джеймс.

Нажав на газ, он продолжал путь по объезду, который теперь получил имя – Тенистый спуск, хотя в нем ничто не напоминало не только тень, но и дорогу. Человек стал виден в середине ветрового стекла и, когда они перевалили за край впадины и двинулись вниз, принялся постепенно увеличиваться. Джеймс вспомнил американские горки – сначала подъем в высшую точку, затем момент невозврата и путь только вниз. Они нырнули ко дну, и дорога сделалась еще хуже. Подвеску трясло на выбоинах, педаль под ногой вибрировала, камни колотили в шасси. На заднем сиденье громко брякала книжная полка.

Джеймс поймал себя на том, что больше следит за фигурой вдали, чем за дорогой. Почувствовал, как рвется из груди его кровоточащее сердце. А если человеку требуется помощь? Не исключено, что он попал в беду. Ведь не по-людски проехать мимо и не спросить, в чем дело. Он вспомнил слова полицейского и сдержал нервный смешок. Если водитель грузовика просто вышел отлить, то забрался слишком далеко.

– Прямо вулкан Сент-Хеленс, – заметила Эль.

Джеймс промолчал.

– Почему ты не смеешься? Ты всегда смеешься.

Когда они жили в Сакраменто, то понятия не имели, что их сосед синтезирует метамфетамин – себе или на продажу. Но однажды проснулись оттого, что под дверь их спальни валили клубы дыма. Лаборатория взорвалась таким оригинальным образом, что огненный шар влетел прямо в их гостиную. Пожарный сравнил это событие со знаменитым извержением вулкана 1980 года в штате Вашингтон. Ничего смешного – усатый старик лишь заметил, что в их доме случился настоящий Сент-Хеленс – но Джеймс почему-то смеялся до слез. Эль тоже. Вероятно, их сочли сумасшедшими. Два человека надрываются от хохота, потому что уничтожен их дом и погиб сосед. Подчас страшное и забавное странным образом уживаются рядом.