«Теория литературы. Введение» kitobiga sharhlar

Эта книга стала для меня если не открытием, то уж точно сквозным проветриванием, основательно погонявшим пыль в соответствующих отсеках сознания. Строится она незамысловато. Автор обозначает подход/теорию/школу, суммирует (пусть иногда утрируя и упрощая, но вместе с тем и доступно объясняя) их суть и показывает, какие положения или методы этих школ в какое время были применены или адаптированы теорией литературы и как потом взаимодействовали, скрещивались и мутировали на радость адептам. Дальше демонстрируются результаты и следствия этих коллабораций, происходит сравнение с предшествующими опытами и и подводится промежуточный итог. Затем алгоритм повторяется, и к концу книги у читателя аккумулируется неплохой теоретический бэкграунд, который потом еще и ласково предлагается расширить засчет заботливо составленного автором списка литературы. Казалось бы, стандартная схема, однако есть нюансы, которые делают происходящее особенным.

Терри Иглтон - неомарксист, для него не существует теории (даже литературной), полностью оторванной от трудовых и властных отношений, эту теорию породивших либо этой теорией продвигаемых. Уяснив эту связь в каждом конкретном случае, можно попробовать понять, откуда берется пиетет к литературе как к светочу нравственности и проводнику духовности, почему одни произведения входят в канон, а другие к нему за версту не подпускают, а также где в английском историческом процессе коренится исток архетипа филологической девы. Терри Иглтон не ищет легких путей и приятных бесполезных компромиссов, а потому честно утверждает, что невозможно раз и навсегда четко очертить границы понятия литературы и отделить её от не литературы, а значит, теория литературы не имеет устойчивого и объекта и вряд ли его в ближайшее время заимеет, если не перестанет считать, что ей можно анализировать Шекспира и нельзя анализировать Daily Mirror. Простое и элегантное решение этой проблемы дается в Заключении, если что.

Такие исходные параметры обсуждения позволяют гибко масштабировать взгляд на знакомые теоретические ландшафты, что заставляет несколько по-иному посмотреть на казалось бы привычные концепции и теории. В основном эффект достигается, конечно, посредством веселой и беспощадной критики последних. Формализм, структурализм, деконструкция, Барт, Якобсон, даже Фердинанд-его-величество-божественная-эманация-Соссюр и многие другие на наших глазах оказываются разоблачены и наказаны и низвергнуты с Олимпа текстового анализа. Есть в авторской манере выводить всех на чистую воду что-то от бродячего философа или библиотекаря-диверсанта. Ругается он тем не менее скорее снисходительно, нежели злобно, не заигрывает с оппонентами и остается тверд в принципиальных вопросах. Сарказм у него соседствует со стройной аргументацией, провокационные примеры хоть и доводят до смеха, а всё же стремятся к наглядности, а плотное, логичное изложение делает чтение не только полезным, но и приятным. Язык Иглтона вообще отличается точностью и выверенностью, он стремится к лаконичности и не впадает в нарциссический экстаз от собственной писательской удали. В его духе скорее как бы пожать плечами, ухмыльнуться и вернуться к сути дела чуть более польщенным и довольным. Большущий плюс: minimum minimorum марксистского дискурса на главу. Серьезно, аллергикам можно смело употреблять, даже чесаться вряд ли начнете.

Мне крайне жаль, что эта книга не нашла меня в студенческую пору, когда нужно было активно систематизировать знания по философии и языкознанию. Через критику делается это как бы с оборота, с изнаночной стороны учения, запоминается хорошо и дает действенную прививку против слепой веры в академическую непогрешимость авторитета. Сюда относится в том числе отсутствие стремления на месте разделить все взгляды Иглтона и немедленно достичь по этому поводу просветления. Советую всем, кто интересуется дискурс-анализом, литературоведением, лингвистикой, философией, культурологией, риторикой и вообще литературой о литературе.

Хочется сказать пару слов о Терри Иглтоне, на случай, если глаза читающего пройдут вскользь по отзыву и никогда не доберутся до трудов этого философа, а такое вполне возможно, ведь он - британец, неомарксист и литературовед, весьма неординарный философ, уважаемый на Западе, но в России его идеи не нашли своего благодарного читателя, хотя оно и понятно - поменяв политические убеждения, общество шарахается от старых как черт от ладана. Учитывая любовь последователей немецкого философа изложу труд в следующих тезисах: что общего между марксизмом и литературой (и является ли это непотребством на манер монголки одетой в набедренную повязку туарега) ; зачем литература нужна простому народу? Первый тезис Иглтон делает одной левой; ежели здесь имеются товарищи, случайно осилившие литературные опусы левацкой направленности, то не надо говорить, какая это муть, и где, собственно, в такой ситуации определяется место литературе. Иглтон в таких изысканиях меру знает, и четко разделяет мух от котлет. По поводу второго пункта ответ исходит из сути произведения: литература является орудием правящего класса, что Иглтон доходчиво доказывает на примерах, хорошо, даже отлично ему знакомых. В английской литературы он вообще большой дока, ибо на викторианской литературе он съел не то что собаку, а целый питомник, вместе с собачником. Иглтон - яркий критик и философ, и скучать точно не даст уже в силу своего острого и доступного (но отнюдь не простого) языка. По крайней мере я еще не читал автора, который бы так кратко и доступно объяснил мне, о чем писал Гуссерль, Хайдеггер и иже с ними, ведь доселе мне приходилось искать истину под толщей мудренных слов и совсем уж заумных идей. Наверное, по ходу отзыва вы думаете "Какого черта здесь описываются философы, если речь идет о литературе?". Суть в том, что Иглтон взял за основу не исследование литературы в общепринятых рамках, а беззастенчиво вторгся в пределы философии и политики, и должен сказать, вольготно себя чувствует на этом поприще, давая заодно подышать вольным воздухом читателю, который уже соскучился по действительно интеллигентной, но в то же время нескучной литературе. Ну и вкратце - к сути:

мы обнаружили не только то, что литературы для филолога не существует в том смысле, в котором существуют насекомые для энтомолога, а ценностные суждения, которыми она создается, исторически изменчивы, но и то, что сами эти суждения вступают в близкие отношения с общественными идеологиями. Они в итоге отсылают нас не просто к личному вкусу, но к положениям, через которые одни социальные группы используют другие и поддерживают свою власть над ними.

Терри Иглтон — британский литературовед и неомарксист, ученик Рэймонда Уильямса, начинавший свою карьеру как исследователь викторианской культуры. В 1983 году он опубликовал книгу «Теория литературы. Введение», призванную «сделать современную теорию литературы доступной и привлекательной для максимально широкого круга читателей». Книга эта выдержала два переиздания — в 1996 и 2008 годах, а ее русский перевод, выполненный — не без огрехов — Еленой Бучкиной, был опубликован в 2010 году в «Университетской библиотеке Александра Погорельского».

В этой книге Терри Иглтон предпринял попытку не просто представить, но заодно и проанализировать с неомарксистских позиций основные литературоведческие направления, появившиеся к концу ХХ века: классическая кабинетная филология, английский романтизм, «новая критика», формализм, феноменология, герменевтика, рецептивная теория, структурализм, постструктурализм, психоанализ и — под самый конец — феминизм. Надо отдать должное, с заявленной в предисловии задачей доступного истолкования всех этих направлений Терри Иглтон справляется на ура, но вот когда дело доходит до их анализа, то тут — пиши пропало.

Свой анализ Терри Иглтон строит следующим образом: сначала он вполне последовательно и непредвзято объясняет ключевые тезисы конкретного литературоведа или литературоведческой школы, максимум — сопровождает их каким-нибудь колким замечанием или шуткой, вроде: «Интересно узнать, как рабы с южных плантаций поступили бы с этим утверждением». Речь идет об утверждении Джона Кроу Рэнсома, основоположника «новой критики», считавшего, что стихи подобны демократическому государству, «которое выполняет государственные цели, не жертвуя личностями своих граждан».

Затем Терри Иглтон приступает к полноценной атаке: в лучших традициях «философии подозрения» он пытается выявить всю подноготную литературоведческой школы — вскрыть ту политическую идеологию, которая лежит в ее основе. При этом в стремлении «разоблачить» какого-нибудь литературоведа Терри Иглтон доходит порой до неприкрытых и смехотворных манипуляций: так, в главе, посвященной герменевтике, он на протяжении нескольких абзацев доказывает, что Вольфганг Изер — это типичный представитель буржуазного либерализма, а уже через пару страниц упрекает его в том, что он, судя по всему, не такой уж либерал, каким хочет казаться.

Подобным образом Терри Иглтон работает с каждой школой. «Новых критиков» он обвиняет в том, что практикуемое ими медленное чтение — это «рецепт политической инертности», уводящий от «противостояния маккартизму». Позиция Хайдеггера по отношению к искусству — это, на взгляд Иглтона, что-то вроде «раболепия, которое Хайдеггер убеждает немецкий народ демонстрировать перед фюрером». Британские консервативные критики, не сразу принявшие структурализм, ведут себя как «интеллектуальные аналоги чиновников по делам иммигрантов», а сам структурализм при этом функционирует как «программа помощи для интеллектуально недоразвитых стран», снабжающая эти страны «мощным оборудованием, которое может пробудить к жизни собственное слабое производство». Раз за разом, обсуждая какое-нибудь литературоведческое направление, Терри Иглтон переводит разговор из сферы литературы в сферу политики, — и вот уже начинает казаться, будто между «авторитарной» теорией литературы и авторитарным режимом в Восточной Европе есть непосредственная связь.

Тот же трюк с подменой понятий Терри Иглтон проворачивает и на уровне языка: описывая герменевтическую модель Эрика Дональда Хирша, он невзначай начинает использовать такие слова, как «police», «juridical», «private property», «public property» и «authoritarian regimes». В результате Хирш из американского литературоведа превращается в руках Иглтона в полицейского, который надзирает за авторским смыслом произведения так, будто это частная собственность, которая ни в коем случае не должна быть «обобществлена».

В конечном счете вся претензия Иглтона к теории литературы сводится к тому, что она не представляет собой публицистику, открыто выступающую с требованием радикального пересмотра установившихся в обществе властных отношений, с призывами к акциям прямого действия и с анализом современного политического контекста. Видимо, от долгого пребывания в пыльных аудиториях топовых британских университетов Иглтон позабыл, что для всех этих целей в нашем мире давно уже придуманы газеты.

Книга Терри Иглтона является альтернативной формой осмысления теории литературы, как специальной дисциплины. Отечественный формат учебников по теории организован несколько иначе (например, см.: книги В.М. Жирмунского, Б. Томашевского, В.Е. Хализева, Э. Фесенко, Л. Чернец и др.). Стандарт, который предложен Т.Иглтоном, нов для восприятия, современен для читателя/исследователя, формирует видимую перспективу развития научной мысли. Общий теоретический обзор, представленный в издании полезен как студентам-практикам при знакомстве с курсами «Введение в литературоведение», «Теория литературы», так и молодым ученым для создания объективной картины полярных взглядов. Привлекает внимание дискуссионность некоторых положений работы – теоретический блок, одновременно с этим, иногда не достаточен конкретный аналитический спектр – практическая база исследования.