Kitobni o'qish: «Маг Многоцветья»
Маг Многоцветья. Книга 1
Акт 1. Рандаирское лето. Кровь мага
Тьма и Свет без начала и конца. Маленький мир, затерявшийся между ними. Калейдоскоп огня и воды, суши и моря, расцвеченный краткими и яркими вспышками жизни, пронизанный цветными жилками первозданной магии. Жизнь не утихает ни на миг; жизнь пульсирует и разрастается, ежесекундно умирая и возрождаясь вновь, приумноженной и неунывающей. А вот магия…
Тьма и Свет. За пределами мира – лишь тишина. Тьма и…
Солнечный луч коснулся его ресниц, и человек тут же проснулся, мгновенно и окончательно, хотя еще несколько долгих секунд в его глазах оставалась неясная тень увиденного сна.
Солнце добралось до угрюмой комнатки на втором этаже постоялого двора куда позже, чем до прочих местных апартаментов. Маленькое квадратное оконце выходило не на одну из трех главных улиц города Ирша, где над вечной шумной суетой покачивалась помятая с одного угла кованая вывеска с эмблемой заведения – горбатой лошадью. Окно выходило на внутренний двор, обычно тихий, и все же сегодня даже сюда доносились звуки празднующего города.
А хотелось бы тишины. С минуту понаблюдав, как солнце расцвечивает пылинки, витающие в воздухе, и делает их яркими, будто чешуя дракона, Райярр Кайнен решительно встал, обреченно подумав, что от этого дня все равно никуда не деться, как ни крути. Тем более, эта комната, неуютно пахнущая ничьим домом, полированной мебелью старше Райярра в несколько раз и выстиранным казенным бельем, никак не походила на то убежище, за которое хотелось бы цепляться. Даже если двигаться дальше не очень-то жаждешь.
Райярр вздохнул. Соскочил босыми ногами на холодный пол и поморщился от резкой головной боли. Да, перебрал вчера, что тут говорить. Да только не вина, как можно было бы подумать. Переколдовал. Ничему не учишься, господин Кайнен… Совершенно ничему.
Снаружи в комнату проникали отдельные ноты какой-то песни, в целом наверняка весьма пристойной, но в этом обрывочном виде ужасно немелодичной. Что ж… Седьмое летнее воскресенье, середина седьмого месяца… Семивратье – урожайный праздник – всегда крупное событие. Его отмечали во всех землях, где довелось побывать Райярру. А о тех, где сам не бывал – от других слышал. Пусть и утро, будь это Аласкар или Лирра, еще на рассвете небо расчертили бы магические узоры, над домами левитировали разноцветные шары, каждый камень и каждое дерево преобразились бы до неузнаваемости, и улицы были бы заполнены бесконечными и замысловатыми чудесами на потеху честному люду. А после наступления ночи огненные маги и маги-техники, объединившись, устроили бы грандиозный фейерверк…
Но здесь не Аласкар. Здесь – Ирш… один из вольных городов Рандаира, и в этой области ненавидят магов. Только младших техников и терпят, куда без них. И потому здесь на улицах не будет чудес. Будут петь и плясать, будут пить хмельные напитки и славить всех богинь урожая под заунывные звуки рандаирских музыкальных инструментов, будут соревноваться друг с другом, как на ярмарке, потому что – добрая примета… Седьмое воскресенье есть Седьмое воскресенье, день безусловно благоприятный, во всяком случае, если ты не маг, которого волею судеб занесло в ненавидящий магов Ирш.
Райярр Кайнен застегнул пряжку своего плаща и невесело усмехнулся, мельком поймав в зеркале собственное отражение. Парень как парень; по одежде род занятий и не определишь. Посмотрим, насколько Семивратье может быть хорошим днем для мага, если он затеряется в толпе.
А народу было немерено. Не иначе как со всех окрестных деревень жители собрались. По-рандаирски широкие центральные улицы Ирша заполняло людское море, многоголосая вязкая толпа, неугомонная и подвижная. Тут и там возникали в этом потоке яркие лотки, торгующие всякой всячиной: праздничными яркими тканями, оберегами всех мастей, бумажными вертушками, которые вечером нужно будет сжечь на счастье, горячими сладостями с бобовой ароматной начинкой, свитками пожеланий. Отовсюду слышалась музыка, на каждой улице своя; и кидали монеты, свитки и сладости уличным музыкантам радостные прохожие, и уже стучали барабаны, пока еще робко, пока еще вразнобой, но к ночи их голоса сольются в единый могучий ритм – и весь город будет захвачен им, и весь город станет петь гимн Трехсот Урожайных богинь.
До обеда Райярр бродил по улицам города, зачастую просто отдаваясь на волю пестрой толпы. В сегодняшней праздничной лихорадке никому не было дела до другого, и в то же время люди были странно, необычно близки. Заговаривали с незнакомцами, поздравляли первых встречных. И Райярр все равно ощутил себя чужеродным лишним элементом в этой огромной многоликой общности. Наблюдатель, незваный гость, вторженец… пока вдруг какой-то малыш, путешествовавший на отцовских плечах, возвышаясь над рекою люда, не потрогал мага за плечо. Райярр вздрогнул от неожиданности и, натолкнувшись на безмятежно-синий взгляд ребенка, вдруг ответил на его улыбку, удивившись сам себе.
Били барабаны. Райярр шел по улицам Ирша, без определенной цели. Рассеянный с виду, на самом деле он сосредоточенно вглядывался в потоки магии, пролегающие здесь: в земле, в воздухе, в вещах. Подобное ви́дение – магия интуитивная, не требующая ни расчётов, ни сложного плетения силы, а потому ни следов, ни подписи не оставляющая. Даже будь здесь другой маг, без специального заклинания он бы не сумел разоблачить Райярра. Кайнен ничем не рисковал, разглядывая местную магию.
Как он и думал, здесь ее свечение было куда полней и интенсивней, чем, например, в том же Аласкаре, про Арнею или Чаадан и говорить нечего. И все же…
Задумавшись, Райярр чуть не наткнулся на тележку продавца сладостей. Кое-как спасся от малопривлекательной участи оказаться по уши в бобах, ретировался снова на середину улицы, где общее движение опять увлекло его за собой. Перед глазами то и дело мелькали разноцветные вертушки; какие-то девушки в венках из ярких роз помахали магу руками, улыбаясь. Подумав, он улыбнулся им в ответ. Девушки были, безусловно, очаровательны, но через пару минут Райярр о них уже благополучно забыл. Девицы о нем, впрочем, тоже (праздник на то и праздник), хоть некоторое разочарование они и испытали. Райярр был не то чтобы красавец, но весьма хорош собой: чуть выше среднего ростом, лет двадцати пяти на вид (ему было двадцать восемь, по его собственным прикидкам), с чуть резковатыми чертами лица, с каштановыми волосами немного ниже плеч длиной, странного для здешних мест медного отлива, которые маг собирал в хвост. И одевался он всегда аккуратно. Но что делало его действительно привлекательным, так это яркие карие глаза, обладавшие, казалось, своим собственным светом. Впрочем, сам Райярр об этом не подозревал, потому что по обыкновению не давал себе труда всмотреться в отражение. Зато ко всему прочему во внешнем мире он был традиционно внимателен…
Под бой барабанов стремнина людской реки вынесла его на широкую площадь, сейчас забитую народом. Райярр с первого же взгляда понял, что здесь происходит, и его передернуло. От прежней легковесной радости, что подарил ему тот синеглазый малыш, не осталось ни следа. Казни… как без этого. Нет, почему вам всегда так нравятся казни, так хочется крови, даже в праздник, даже в такой день, как сегодня?
Ощущая неприятный металлический вкус во рту, Райярр стал выбираться с площади, но только сильней завяз в плотной толпе. Он чувствовал липкие взгляды зевак всей кожей, хотя смотрели не на него. Испытав едва ли не отчаяние, маг снова предпринял попытку убраться подальше, и в итоге оказался прижатым к какой-то телеге… и вынужденным наблюдать кровавое действо.
Казнили какого-то парнишку – за воровство. "Он же сам почти дитя…" – тоскливо подумал Райярр, и его отвращение к происходящему стало настолько велико, что причиняло почти физическую боль.
Даже если этот парнишка испорчен до мозга костей. Даже если справедливо…
"Нет. Дело тут не в ребенке, а в тебе". Райярр ненавидел публичные казни. Райярр ненавидел людей, которые приходят на это посмотреть. Райярр…
– Не браааал я! Не брааааал! – выл тонкорукий рыжий мальчишка с ногами, больше похожими на палки, чем на нормальные человеческие ноги.
"А ведь и правда не брал, – с удивлением понял Райярр, вглядевшись в парнишку. – Он действительно невиновен".
Только с того момента, как ты это осознал, Райярр Кайнен, все переменилось, ты ведь и это понимаешь, не так ли?
Что-то глумливо выкрикивал палач на помосте, одобрительно гудела толпа.
Райярр сжал зубы.
"Нельзя. Нельзя сейчас высовываться. Нельзя…."
До сих пор вся магия, которую он использовал, не оставляла следов. А если в Ирше узнают, что Райярр маг, – живым он отсюда не уйдет. И не то чтобы он так жаждал жить, просто тогда и дело его закончить будет некому. Но…
Мальчишка уже просто тихо всхлипывал, безнадежно размазывая слезы по щекам связанными руками. Палач накинул веревку ему на шею.
… Но действовать надо тонко, иначе мальчишку все равно убьют. Жаль, здесь никак не объявить о его невиновности. Если Райярр попытается – его растерзают раньше, чем дослушают фразу.
И если все же попытаться скрыть свою подпись… И минимум серьезной магии… убьют, если узнают, а узнают, только если увидят, а увидеть сможет лишь маг, а маг…
А магов здесь, скорее всего, нет.
Палач выбил ящик у рыжего из-под ног. Вот только за мгновение до того, как петля затянулась на тонкой шее мальчишки, веревка порвалась. Ничего не понимающий, но живой, он упал на помост и ушиб колени, а толпа уже ревела и волновалась, и кто-то кричал о чуде великих богинь, и кто-то чего-то требовал, а палач разводил руками, разочарованный, ведь он-то проверял веревку, и она была цела. И кто-то поставил дрожащего везунчика на ноги, и кто-то даже всучил ему в руки молитвенный свиток. Ясно было, что сегодня его не казнят; не казнят за этот проступок вообще, ибо осуждённый людьми был помилован волею неба. А кареглазый человек в коричневом плаще с бледным подобием улыбки на лице, наконец расслабился и возблагодарил всех богов, в том числе и тех, в которых совершенно не верил, за то, что на площади не было другого мага.
И рад он был наконец-то убраться с этой площади. Воздух уже пульсировал во все более уверенном ритме праздничного гимна. Райярр чувствовал себя уставшим, не столько из-за многих часов несложного колдовства, сколько из-за толпы и неприятных эмоций этого дня. И еще, когда он покидал площадь, показалось, что над ухом вдруг прошелестело чьим-то шепотом: "Вот я и нашел тебя!" Райярр резко обернулся, но увидел только бесцветные глаза-плошки огромного крестьянина, в которых уже очевидно плескалось пиво.
– Чё? – вопросил их обладатель густым басом, уловив на себе взгляд мага.
– Ничё, – пробормотал в ответ Райярр и отвернулся, пока пиво не подсказало плошкоглазому, что наглого выскочку можно приструнить.
"Померещилось?"
На площади не было другого мага! Райярр тут же почувствовал бы, если бы кто-то колдовал, пытаясь обнаружить его самого. Померещилось? Вдоль спины пробежал короткий и злой холодок. Но ведь не было…
Били барабаны.
***
Инис отпустила последнюю, высокую струну и, закрыв глаза, вслушивалась, как затухает звучание, отдаваясь вибрацией через дерево лютни в ее собственное живое тело. "Я не просто слышу эту музыку, – подумала девушка, – не только слухом и не только в душе. Еще чувствую, чувствую дрожащим железом под пальцами, чувствую теплым, нетерпеливым деревом, прижимающимся ко мне. Мы с нею, с этой лютней, танцуем вместе, мы сплетаемся друг с другом воедино, и получается – песня…"
В трактире долгих несколько мгновений стояла тишина. Инис знала, как оно бывает. И знала, что сейчас было хорошо и сильно, и трудно было бы что-то сказать после этой последней, звенящей точки, той самой, высокой струны.
Тряхнув лунно-светлыми короткими волосами, девушка поднялась, перехватив лютню одной рукой, и молча вышла из зала. Через высокие двери – на улицу. Ее провожало лишь молчание. Еще немного – и они смогут это пережить, оставить позади. Они оттают, и снова заговорят, и застучат кружками о деревянные столы. И еще попросят спеть не одну песню, и гимн Богиням тоже, сегодня ведь Семивратье… И Инис споет. Разные песни, свои и чужие, и в чужих песнях тоже будет немного Инис. Да что там немного… Говорят ведь о ней, что она переиначивает на свой лад любую, самую заслушанную старую мелодию. Вроде то же самое – но совсем не то. Говорят, будто это волшебство… Только вот к магии музыка Инис не имела ни малейшего отношения.
– Инис! – она заметила отделившуюся от стены тень чуть раньше, чем ее окликнули. И поморщилась: голос был ей хорошо знаком, и означал он совершенно испорченное удовольствие от этого прекрасного темного неба, от этого прохладного ночного воздуха, от этого стрекота сверчков, что поднимался от земли – вверх, до звезд.
– Что тебе надобно, Ульн? – холодно спросила она.
Мужчина коротко рассмеялся. Он тоже неплохо знал этот враждебный тон, так что перешел сразу к делу, без предисловий.
– Продай мне эту песню, Инис.
– Насмешил, Ульн.
Он криво усмехнулся.
– А я ведь мог бы угрожать тебе. Как думаешь, Инис Верделл, здесь, в Рандаире, люди сильно обрадуются, узнав, что ты маг, да еще такого редкого типа, а, Знающая?
Инис передернула плечами. В ее алых глазах альбиноса не возникло ни малейшего страха.
– Не понимаю, о чем ты. Зато Белого менестреля Инис Верделл здесь знают весьма хорошо, хоть я в этих землях раньше почти не бывала.
– Правда твоя, – согласился Ульн. – Потому я, заметь, не пытался всерьез тебе угрожать, Знающая. Но я действительно хотел бы купить эту песню. Она великолепна.
– Я не продаюсь, – отрезала Инис. Отдать свою песню в чужие руки именно таким мерзким способом казалось неестественным и страшным, как продать часть собственного тела.
– И именно эту песню ты петь не будешь, Ульн. Оставь себе свои деньги, пригодятся.
Инис развернулась, собираясь вернуться в трактирный зал, пока раздражение не стало капать с нее, как вино с переполненной чаши.
– Постой, Знающая. Я ведь не деньги тебе предлагаю. Нечто куда более ценное.
Девушка на миг замерла у самой двери, хоть и решила твердо не слушать его бред.
– Я ведь знаю, в чем твоя слабость, Инис. О твоей любви к живым историям знаю. И знаю, где ты можешь прикоснуться к таким историям, что потом сможешь написать песню века. И не одну. Как тебе, а, Инис? Песня в обмен на мой рассказ?
– Ульн, – ее тонкая рука с просвечивающими сквозь белую кожу голубыми дорожками вен, пробежалась по грифу лютни. – Даже если бы мне было это интересно… За кого ты меня держишь? То есть я тебе отдам одну из лучших своих песен, а твои истории, быть может, окажутся мусором, что грошика ломаного не стоит, а то и вовсе ложью?
– Ну, во-первых, ты прекрасно знаешь, лгу я или нет. Не отпирайся, Инис, я же сказал, мне известно, что ты – маг. И потом… Что, если я тебе предложу беспроигрышный вариант? Я верю твоему слову, Инис, не то, что некоторые. Выслушай меня и пообещай, если тебе удастся разглядеть эти истории поближе и написать о них песню, то сегодняшнюю балладу ты продашь мне! Я еще и заплатить могу.
Инис поколебалась. Как ни неприятно было связываться с Ульном, искушение было слишком велико.
– Ладно, – вздохнула девушка. – Идет. Выкладывай свои сплетни.
– И ты обещаешь…
– Обещаю.
– Хе! – в торжествующей Ульновой ухмылке промелькнуло вдруг что-то совершенно мальчишеское. – Так слушай же, Инис…
Они присели на скамейку чуть поодаль от входа в трактир. Темнота летней ночи была густой и черной, но все же уходить в дом совсем не хотелось.
– Игрейна Даанийская недавно прибыла в Ралинар инкогнито вместе с несколькими верными спутниками. Зная Игрейну, можно было бы подумать, что она снова выбралась подраться, да вот…
– Она же теперь королева! Ее тайное путешествие в чужую страну – уже занимательный факт! – заметила Инис.
– Но это еще не все. Подожди, не перебивай. Я к ее свите прибился и некоторое время с ними пробыл, а пьяные даанийцы – это пьяные даанийцы, особенно, если ты знаешь их язык. В общем, они здесь не для того, чтобы в очередной раз доказать, насколько могучая Игрейна всех сильнее. Они ищут Книгу Ааши. И они уверены, что Книга – в Рандаире.
– Что? – Инис вскочила на ноги. – Ульн, это точно? Это правда?
Книга Ааши! По телу Инис пробежала дрожь. Книга Ааши! Одна из утерянных Величайших Магических Книг, немыслимо древняя, созданная во времена могучих магов и легендарных героев, утерянная так давно, что многим уже и не верилось в ее существование. Любой маг был бы счастлив хоть прикоснуться к ней. Любой менестрель… менестрелю было бы достаточно даже просто увидеть ее своими собственными глазами.
– Говорю, что слышал, – Ульн был чрезвычайно доволен собой, глядя на то, как ярким пламенем разгораются глаза Инис Верделл.
– А если так, известно ли об этом Совету…
– Об этом как раз моя вторая история, – ухмыльнулся Ульн. – Был я недавно на границе Лирии… и там слышал, будто некий высший маг Ассоциации направлялся в сторону Рандаира. Тамошних людей очень удивило, не самоубийца ли он…
– Райярр!!
– Вполне возможно. В конце концов, кто там еще настолько безрассуден, чтоб его понесло в Рандаир. И все это значит…
– Что, скорее всего, в Ассоциации узнали о Книге, и Райярр, или кто бы там ни был тот маг, тоже ищет как раз ее. Что ж! – Инис снова поднялась на ноги. – Если все это правда, Ульн, песня твоя! И не болтай об этом с другими. Здесь все… слишком серьезно.
– Все, что угодно за песню!
– У тебя что, совсем гордости нет? – фыркнула девушка и, подхватив лютню, скрылась в дверях трактира. Ульн проводил глазами ее стройную фигурку с волосами, сияющими лунным светом.
– Может, и нет. Зато ты с высоты своего великого таланта, гениальная Инис, хоть на короткое время заметишь существование такого, как я, – тихо сказал мужчина, зная, что Инис уже не может услышать его.
***
Говорят, что поначалу лишь хаос клубился в вечной пустоте, без формы и без меры, без цели и без цвета, и был он однообразный и никакой. Потом где-то в его бесконечности вдруг зародилась – великой волею Творца или сама по себе – первая магическая искра. И вот явились тьма и свет, и хаос перестал быть однородным, и так начинался мир. Бесконечность хаоса пронзили линии магии, они разделились на цвета, и цвета рассыпались на новые оттенки; из хаоса они сплетали все новые формы, и однажды магия породила жизнь, богов и людей, животных и растения… породила все, ныне сущее. А жизнь иногда порождает новую магию. Только медленно, очень медленно. Люди, с тех пор как научились использовать волшебство по своему разумению, черпают из этого потока слишком много и слишком быстро… куда быстрее, чем мир успевает восполнить его.
Здесь, в Рандаире, магия еще горит ярко. Поразительное явление: целая страна, враз отказавшаяся от колдовства. Ну, то есть, не совсем отказавшаяся – иначе рандаирцы в один миг оказались бы снова в диком веке, а потом очень быстро стали бы чьей-нибудь колонией. Однако магию здесь действительно использовали по минимуму, и ко всему колдовскому относились с опаской и неприязнью.
А ведь прошло каких-то десять лет.
Райярр грустно усмехнулся своим мыслям. Нет, конечно, в этой культуре было подобное стремление и до того… и до Двадцатилетней войны. Однако… Какие шрамы оставила война на этой земле, чтобы внушить людям такую ненависть к магам? Какие страшные, неизгладимые шрамы?
Вокруг Райярра веселились и пели люди. Всюду звенел смех. Сгущались сумерки, и кое-где уже зажигали фонарики, еще немного – и эти фонарики рекой потекут по улицам города, устремятся на север, к святилищу… Отчего в такой вечер – и такие думы?
Впрочем, нет. Думай. Думай, помни. Как тот, кто имел к произошедшему самое прямое отношение. Правда, не здесь. Далеко отсюда. И все равно – имел. Вспоминай, Райярр, Семивратье – ось всего, точка схода, день, когда молят об урожае и плодородии, об удаче и будущей жизни. И ночь, когда вспоминают жизнь прошлую, ушедшую.
Райярр вдруг посмотрел на проходящих мимо людей совсем иными глазами. Сколь многие из них успели поучаствовать в последней войне? Сколь многие?..
Песня отражалась от стен домов вокруг, и счастливый гомон, мешаясь с песней, взмывал ввысь, над головами, над крышами, над деревьями. Райярр поднял голову, и мгновение смотрел на луну, почти совершенно круглую, уже яркую в наступающих сумерках, белую, с чуть заметными темноватыми пятнами на ней. Песня, набирающая силу вместе с луной, отдавалась у мага внутри. Кто-то сунул ему в руку бумажную вертушку. Вертушка была из неплотной дешевой бумаги, красно-желтая, с золотистой сердцевинкой. Такие полагалось поджигать в самом конце церемонии, загадывая свои желания. Пока Райярр ее разглядывал, она стала вращаться от какого-то незаметного порыва ветра.
"Если я сожгу ее – принесет ли мне это счастье?"
Но Райярр в святилище не собирался, и молиться он не хотел. Вместо того маг повернул обратно к своей гостинице, но найти "Горбатую лошадь" не успел. Там, за спиною, прозвучал взрыв. И сразу затем небо окрасил бирюзовый отсвет аварийного заклинания.
На короткий миг Райярр замер на месте.
"Две тысячи Проклятых, ну вот почему? Почему всегда так?"
Что за день такой сегодня, боги светлые??
Канан был подмастерьем младшего техника при Святилище Богинь. Вышло ему семнадцать с четвертиной лет, был он тощ, высок и черноволос, немного неловок, но работал исправно, а больше всего на свете он хотел стать героем. Он знал наизусть все геройские романы, какие только можно было в Ирше разыскать; ночами он представлял себя то Мельком-Завоевателем, то Великим Унном, а иногда даже каким-нибудь магом из историй, сложенных до последней войны. Он воображал жуткие бедствия и великие катастрофы, и себя, всегда приходящего на помощь несчастным пострадавшим, непременно в самый подходящий момент. Однако бедствий и катастроф, как назло, не случалось, к тому же, пару раз юноша знатно опростоволосился, пытаясь помочь тем, кому его помощь совсем не требовалась… от воспоминаний о жене мельника, которую он собирался защитить, как оказалось, от собственного мужа, до сих пор щеки заливались краской.
Зато, когда случай наконец представился, Канан этого даже не понял. Он и подумать не успел ни о каком геройстве. Просто сделал то, что казалось ему самым правильным в этот момент. То, что должен был сделать в этой ситуации маг-техник. А что можно было паниковать, бежать, и вообще самому спасаться, он понял уже тогда, когда держал своим заклинанием все трещащие своды святилища. И тогда же он понял, что никуда не побежит.
Потом мастера долго задавались вопросом, как вообще могло это случиться. Немало копий было сломано в этом споре, немало странных гипотез выдвинуто. Как могли взорваться бочки с порохом для фейерверков, со всех сторон облепленные противопожарными заклинаниями? И почему этот взрыв имел такие последствия, ведь пороху было мало, да и не должно было так случиться, чтобы на славу построенное сооружение – главное городское святилище! – так легко разрушилось. Кто-то говорил об аранских злоумышленниках, кто-то даже о землетрясении, коих здесь не было уже необозримое количество веков. А истина оставалась, как всегда, где-то за горизонтом, что, как всегда, никого не смущало.
А в тот момент, когда все это случилось, когда не было еще ни аргументов, ни гипотез, а была только толпа насмерть перепуганных людей, мальчишка-техник активировал свиток аварийного заклинания и удержал весь огромный свод святилища.
– Спокойно! Уходите отсюда! – выкрикнул он. Голос Канана срывался от напряжения: святилище было старым, великолепным, очень изящным на вид крытым сооружением на террасе у самого края Великого Билланорского Леса; изящным, но очень массивным на самом деле. И ясно было – всем, начиная с самого Канана, что слабенький свиток, не рассчитанный на такую нагрузку, да еще поддерживаемый лишь силами подмастерья-техника, даже не полноценного мага, долго не продержится. Люди бросились к проходу, от которого вилась тропинка вниз, к центру города. Возникла толчея и давка. Заклинание мерцало.
– Канан!
– Лика! Ты что тут делаешь, скорее уходи.
– Канан, но как же ты? – у девушки в голосе звенели слезы.
– А я пока подержу, – в романах, наверное, были фразы куда более звучные, но Канан не нашел подходящей.
– Уходи, – попросил он. А потом девушку смысла толпа. Эх, Лика, как бы я обрадовался пару дней назад, узнав, что ты будешь за меня так переживать. А теперь…
– Прекратить! Выходите по очереди, свод продержится столько, сколько потребуется. Не толкайтесь! Хотите быстрее оказаться в безопасности – не толкайтесь! – в этом голосе не было ни капли волнения. Он звучал так, будто его хозяин каждый день сталкивается с подобными происшествиями и ему до жути скучно снова разбираться с этой рутиной. А еще этот голос был усилен магией.
А потом Канан увидел и его обладателя. Человек в коричневом плаще деловито шел сквозь толпу, разрезая ее, как нож разрезает масло.
– Ты там! Держи еще! Держи! – закричал он, поймав взгляд Канана. И легко заскочил на помост, где стоял мальчик. И еще на ходу стал бормотать слова чужого языка.
"Маг!" – понял Канан. – "И даже не техник, настоящий маг!"
Рраз! – красноволосый раскинул руки, и под сводами засияла сетка нового заклинания. Канан тут же почувствовал, как огромная тяжесть исчезла с его плеч, и перевел дух. Бирюзовый свет аварийного свитка медленно гас.
Магия пришельца была совсем другого цвета. И с отчетливой подписью – символами лиринарского древнего алфавита. Черными символами.
– Маг… Боевой маг!.. – прошептал Канан.
Странные яркие глаза незнакомца снова уставились на парнишку.
– Ты молодец. Теперь уходи. Я же тоже не буду это удерживать вечно. И так непросто… Моя магия больше приспособлена к разрушению, а не созиданию, не так легко направить ее подобным образом.
Канан быстро кивнул, отводя глаза. В горле отчего-то пересохло. Он понимал, что должен сейчас поблагодарить этого человека, но сказать "спасибо" просто не мог. Маг! Боевой маг с черной подписью! Боевой маг! Отвратительный боевой маг!
Искоса взглянув на колдуна, спасшего его жизнь, Канан вдруг опрометью бросился прочь, так и не сказав ни слова.
Конечно, нечего было и мечтать о том, чтобы вернуться в город, но вот уйти из окрестностей Ирша незамеченным, тихо и мирно, Райярр искренне надеялся.
Как оказалось, зря.
А еще, как оказалось, жители Рандаира, так сильно ненавидящие магов, вовсе не гнушаются магического оружия.
Поэтому для Райярра все складывалось не слишком хорошо. Вообще-то, первый камень в него прилетел, когда сетка поддерживающего заклинания еще погаснуть не успела. Райярр отмахнулся от этого, как от неприятной мелочи. Вполне ожидаемой и почти логичной (тем более, и в родном Аране к нему когда-то относились немногим лучше). Потом он просто соорудил заклинание-щит и попытался бесконфликтно покинуть город. Он знал, что в Билланорский лес за ним не сунутся, и надеялся, что горожане все же оставят его в покое.
Не оставили. Ждали на дороге. И не мальчишки с камнями, а вооруженные мужчины. С магическим оружием.
Толпой – на одного. На одного до смерти уставшего боевого мага, который, между прочим, спас их всех. Значит, драться. Ну что же…
Райярр обнажил свой меч.
Хотели боевого мага – получайте. Легко уклонившись от сразу трех протянутых к нему копий, Райярр нанес скользящий удар мечом ближайшему противнику, одновременно сотворив свободной рукой быстрое заклинание, отбросившее двух других рандаирцев метров на пятьдесят назад. Повисла в воздухе черная подпись. Время привычно растянулось в почти совершенную бесконечность, и слабо мерцала в лунном свете сталь, поднятая против Райярра, жаждущая его крови… так знакомо.
"А ведь мог бы одним ударом… Одним ударом всех этих – в пепел…"
На миг шевельнулось что-то старое, давно уснувшее в Райярровой душе. Что-то действительно темное. Он почти испугался этого. Так не хотелось бы снова с этим…
"Мог бы, только тогда чем я буду лучше…"
Блестела сталь под холодным светом луны. Коротко горели заклинания. Тихо и яростно сражались люди.
И вдруг – вспышка странного, неправильного света. И земля уходит из-под ног. Райярр не сразу понял, что произошло. Такого он не ожидал. "У них есть… такие вещи??" И отдернул ладони от сразу разрезавшей кожу тонкой сети.
Магическая сеть ИнРа, сплетенная из семи тысяч заклинаний – лучшее оружие против магов ближнего боя, как ни крути. Сеть жгла Райярра даже через одежду.
Темное небо над головой и выскользнувшая из ладони рукоять меча.
"Так подло…"
И возгласы обступивших тебя врагов. И, на фоне неба – светлые глаза на искаженном ненавистью конопатом лице – я знаю тебя, тощий мальчишка, тебя сегодня едва не казнили…
И жгучая боль, пронзившая мага, а потом – снова, когда сталь нашла беззащитную плоть.
Райярр закричал от отчаяния и боли и, почти ничего уже не разбирая, не чувствуя даже крови, горячей собственной крови, напитавшей плащ, напоившей дорожную пыль, произнес заклинание.
И ночь озарилась белым заревом, настолько ярким, что люди Ирша просто ослепли. От этого яркого света было больно, от него звенело в ушах и подкашивались ноги. Еще некоторое время рандаирцы лежали в пыли, не в силах пошевелиться. А когда пришли, наконец, в себя, то увидели, что маг исчез. И лишь клочки разорванной непобедимой сети валялись на истоптанной, черной от крови земле.
***
Билланорский лес огромен и прекрасен, и похож на живой зеленый океан. Он кажется больше, чем весь Рандаир, и, хотя часть леса формально и принадлежит княжеству, кто пойдет проводить границы в Великий лес?
Местами в нем жили люди, были даже целые поселения, но кроме людей там обитало еще множество разных существ, и даже самые смелые исследователи никогда не брались утверждать, что есть и чего нет в этом лесу. И в Рандаире и в Миранде ходили легенды о скрытых где-то в самой его глубине секретных деревнях, где в изоляции якобы живут странные люди – или уже не совсем люди, все время в окружении леса-то! Но никто никогда не видел этих лесных людей, потому слухам не было подтверждения. На окраинах леса жили разного рода отшельники, были охотники, которые ходили в лес на промысел – и каждый из них всегда имел некий рубеж, дальше которого никогда не заходил, и целый набор разнообразных суеверий.
Байлар отчасти понимала, откуда берутся эта почтительность и этот страх. Но только отчасти. Она-то любила лес всем сердцем. И догадывалась, что чувство это – взаимное.
