Kitobni o'qish: «Сны бродяги меж мирами»
Часть первая
глава первая
Как не охота переться завтра на демонстрацию, кто бы знал! Почему предки не выбрали для революции месяц потеплее? Май или сентябрь, октябрь? Нет, Великая Февральская Революция! Самая слякоть или того хуже метель! Крамольные мысли, знаю. Борюсь с собой, пытаюсь, но блин! Заболеть после демонстрации, все равно что парторгу в морду дать, без последствий не останется! Особенно мне, потомку не надежного класса, чуть не приведшего Великую Россию к поражению в Первой Отечественной. Мама всю свою жизнь проработала в госпитале медсестрой! Отец оперировал под бомбежкой что в первую, что во вторую и на тебе, ненадежный класс, дворяне! Родители и погибли вместе с госпиталем, попали под авиа налет нацистов.
Ладно, надо ботинки под батарею засунуть, чтобы до завтра просохли, болеть и правда вредно. Лечь бы пораньше, но в коммуналке это не реально, обязательно что-нибудь спросят или расскажут если заметят. Комната у меня угловая, зимой прохладно, зато летом!!! Летом я и в коридоре неделями не появляюсь! Зачем, если окна все время на распашку? Этот шик мне достался после устройства на работу в бюро. Тетя была против конечно, но выслушивать ее нотации о неправильном поведении для дворянина? Какое дворянство?! На дворе вторая половина двадцатого века!!! Все прогрессивное человечество давно отказалось от классовых предрассудков, а тетя… Она все еще там, на Петербургских балах, среди баронов и князей…
Надо кстати забежать к тетке после демонстрации, а то совсем забыл про нее. Звонил правда пару дней назад, но разве что-нибудь поймешь посреди коридора, когда соседи перекрикиваются из конца в конец. Так что забегу завтра! Тем более что автобус будет бесплатный, профорг обещал!
Нам с Леночкой из учета поручили тачку с флагами, почетное и уважаемое поручение! Будем с ней идти с самого края колонны, трибуна прям перед глазами! Леночка аж подросла в… В общем пальто вверху не сходилось и румянец не от мороза появился! Мне с одной стороны смешно, с другой страшно. Вдруг и правда заметят нас? С армии не люблю на виду у начальства мелькать. Сначала вроде все хорошо, зато как узнают о классовой не надежности, так начинается. Вы сами понимаете, мы должны учитывать происхождение, а вдруг… В общем наслушался уже.
Прошли мы весело, с лозунгами, с песнями, ну и без ста грамм не обошлось, какой без этого праздник? Парторг лично наливал! Спирт! Заводской, не самогон какой-нибудь! Собрал флаги, покатил тачку к бортовой полуторке, сдать надо под роспись и свободен! Леночка уже с подружками сбежала, но я ведь все равно к тетке собирался.
Тетя революцию не то что не любила, но и не радовалась как я. Вот чего она такая? Великую Отечественную ведь выиграли! Да и первую тоже, а ей все не так. Не пойму я ее никак, то в церковь пойдет, то в своей библиотеке начнет книги Толстого всем предлагать или Пушкина! Они же все дворяне, как не понимает? Да и церковь давно отделена от государства и признана отсталой! Ничего, зато она у меня добрая, взялась за меня, когда мама с папой погибли. Я тогда на фронт хотел сбежать, попытался два года себе приписать, мстить гадам! Вернули… В армию меня взяли, когда до конца войны и года не осталось, да и послали не на передовую. Служил в штабе артиллерийского полка, связь закрывал. Вот странное дело, в нашем отделе все дворяне собрались. Узнал конечно по случаю, когда доверять стали. Начальником у нас к слову был один из двух уцелевших после первой войны кавалергардов, князь Можайский. Как он морщился когда его называли товарищ старший командир, это видеть надо было! Высокий, крепкий, спина как будто кол проглотил, порода прям и прет! Он меня к себе после войны в бюро и взял. Классный мужик! Хоть и князь…
Тетя как узнала, что я с Можайским буду работать, так чуть в обморок не упала. Какую-то ахинею понесла, что он с сатаной связался, поэтому нынешняя власть его и не трогает! Не объяснишь же, что он изобретает новейшие системы связи, секретность! Мне повезло, что с ним служил, проверяли всего два месяца. Семена, моего напарника по работе, полгода! Даже прадеда семинариста откопали, шучу! Никто могилу не вскрывал, узнали просто, что был такой. Семен из синих воротников, потомственный цеховой, способностей у него еще меньше чем у меня, зато происхождение! Мы с ним на пару в лаборатории работаем, связь закрываем когда скажут. Черт! Это ведь тоже секрет! Завтра выходной, а я о работе опять! Выкинуть из головы, тем более что вот и дверь нашей квартиры. Раньше здесь я с родителями жил, а потом тетя приехала, в войну. Ладно, вспоминаем французский…
– Бонжур Пьер!– Тетя открыла дверь и с порога завела свою французскую шарманку.– Пурку а эст иль ресте? (Почему опоздал!)
– Танте! Жетайс а ля манифестацьон! ( Тетя, я был на демонстрации!) – Тетю напоминание о демонстрации привело в воинственный вид.
– Куавез-воус монтре, мон гарсон? ( Что же ты демонстрировал?)– Тетя снова села на своего конька.– Компортемент индижине? (Недостойное поведение?)
– Танте! Же не манж…
Только упоминание, что я голодный могло сбить настрой тети. Чего я и добивался! Мне ее постоянные уроки манер и французского уже в печенках, один раз увидела как я со знакомой по парку шел, так неделю тренаж устраивала, похуже армии! Как руку подать, как даму сопровождать, как смотреть и куда вести, ужас короче!
– Се лэвер лес мэйнс ет а ла табле! ( Мыть руки и за стол!)– Тетя проследила чтобы я воспользовался мылом и пошла в гостиную.
Квартира наша была старая, еще дед папин Александр Степанович приобрел, пять комнат, кабинет и гостиная. После революции осталась за нами, папа был известным хирургом и право на такую жилплощадь имел. Ну, а я из квартиры сбежал! Как только возможность появилась, так сразу и сбежал! Забегаю правда часто, в основном поесть или помыться, а тетя сразу пытается меня воспитать.
– Петр! Ту дойс поурсуивре тес етудес! ( Ты должен учиться!)– Вот опять! – Можайский же теай суремент дит ля меме чусе. Иль сайт екзактемент ле прикс дюне бонне едюкацьон! ( Можайский наверное тебе говорил это и не раз, ему то ценность образования известна!)
Тетя никогда не называла моего начальника по имени, только вот так, по фамилии.
– Николай Семенович постоянно об этом говорит.– Вот заладили эти старики! Учиться, учиться и еще раз учиться! Жить то когда? Скоро совсем старым уже буду, почти восемнадцать! Еще чуть-чуть и стану как они!– Только жить тогда на что? Стипендия только у отличников и то тридцать целковых.
– Рублей мон гарсон, рублей! Владимир Александрович имел сбережения, хватит на весь срок обучения в университете!– Тетушка сбилась с менторского тона от волнения и перешла на русский.– Сколько можно пренебрегать честью семьи? Ты обязан быть достоин своей фамилии, рода наконец!
Сколько можно? Папа с мамой пока не погибли, тетя, потом и Можайский все твердят в унисон. Учись! Не зарывай свой талант в землю! Чему? Пять лет уделять внимание только одному предмету, когда вокруг кипит такая жизнь!? В бюро шепотом говорят, скоро в космос полетим, а может сразу на Луну или Марс! Атомные корабли скоро будут, поезда, машины! Мы вроде такие системы связи разрабатываем, что скоро от куда угодно и куда угодно дозвониться можно будет! Говорят даже у каждого с собой телефон будет, но это наверняка врут, я все таки на серьезном предприятии работаю, имею понятие. Ну и на кого мне учиться? На врача? Чтобы сравнивали с папой? В общем не выбрал еще, а эти давят и давят…
– Если ты не пойдешь в университет в этом году, руки не подам! Дойду до твоего Можайского, пусть устроит тебе обструкцию, в партком ваш сообщу!– Тетя отвернулась и потянула из рукава платок.– Ну как ты не понимаешь. Помочь тебе в жизни может только один человек, ты сам. Для этого нужна светлая и умная голова, а без правильного образования ты этого не получишь!
– Же те ле прометс, танте. Же вайс аллер а ль университе сетте анне. ( Обещаю поступить в университет в этом году.)– Обещания тетя принимала только на французском.
– Ту ле журе? (Обещаешь?)
– Журе. ( Обещаю.)– Теперь точно придется поступать, обещал.
Март пролетел как-то не заметно и солнце вовсю намекало на скорое лето. Наша компания вовсю развлекалась, участвуя в заводских соревнованиях. Пятерка одноклассников, поступивших на наш радиозавод, еще в школьные годы наводила шорох на всяких спортивных площадках, от волейбольной, до боксерского ринга. Леха Длинный получил первый юношеский по боксу, Валя Колесникова даже в сборную города по волейболу раз попала! Так что чуть потеплело и мы пропадали во дворе, носясь с мелкотой на равных. Сами расчищали завалы взорванного стадиона, ровняли и размечали площадки, зато как здорово было потом на них играть! Николай Семенович относился к нашим спортивным занятиям с пониманием, даже попросил нас помочь освободить под трибунами маленький зал. Через несколько дней перед заводской столовой появилось объявление о наборе в секцию фехтования и мне пришлось в нее записаться! Николай Семенович прямо потребовал от меня заниматься в его секции. Пятерка наша и так не часто собиралась вся, а тут еще и фехтование… Можайский вообще меня стал нагружать все больше, то задержись, помоги с расчетами, то замени лаборанта, то надо выйти в выходной. В один из вечеров, когда мы остались в лаборатории одни, Николай Семенович завел разговор.
– Петр Владимирович.– Он сидел на стуле и держал чашку с чаем над блюдцем. – Чем вы собираетесь заниматься дальше? Работа техника в опытном бюро конечно неплохой опыт, но совершенно не достаточный!
– Собираюсь поступать в университет…– Я пока еще не решил куда же мне направить свои стопы, где тот гранит, что предстоит грызть. Поэтому энтузиазма в моем голосе не было, ни на йоту.
– Похвально. На какую специальность? Хотя подождите.– Он отставил чашку и сложил руки на груди.– Выслушайте меня, а потом уже ответьте.
Николай Семенович поднялся и прошел своей скользящей походкой фехтовальщика вдоль стола.
– Что вы ощущаете, когда оперируете силой в лаборатории?
Мы все говорили проще, прикрыть связь, выкинуть открытку, поднять щит, а вот князь Можайский выражался академически, оперировать силой.
– Мы же в отчетах пишем, вибрации, звуки, цветовые пятна.
– Я не об этом!– В возбуждении он снова сел на стул и вскочил.– Ощущаете ли вы саму эту силу? Отзывается в вас что-либо на ее зов?
Это была опасная тема, после отчуждения церкви, силу про которую мы сейчас говорим, считали природным фактором. Безличным, не имеющим воли и по определению не могущей куда-то звать!
– Ты ведь знаешь кем я был.– Это был не вопрос, но само упоминание о кавалергардах было уже неприятным нарушением.– В тебе есть потенциал, но его надо развивать.
– Зачем? Магию ведь признали ложной наукой! Если бы она что-то могла, разве не стали бы использовать в войну?
– Как ты думаешь погибли кавалергарды? От старости?– Николай Семенович поник.– В каждом сила отзывается по разному. Ты же слышал о Николе Тесла? О Йоффе? Ландау? Капице? Нильс Бор или Нобель ни о чем имена не говорят?
– Они все кавалергарды?– Меня от такого аж качнуло.
– Нет конечно! Кавалергард это военный, а они ученые! Но у всех у них степени магистров! Я к чему весь этот разговор веду. Изучение силы или магии, как называют на западе эту специальность, насущная необходимость. Это наконец-то поняли и у нас. Не так глобально, но все-таки.
– Мы ведь именно этим и занимаемся! Что-то я запутался. При чем здесь куда я буду поступать?
– У нас в городе открывают филиал столичной академии физики. Из Петербурга профессора не поедут конечно, но толковых аспирантов пришлют. Одна кафедра будет посвящена силе. Я хочу, чтобы ты поступил на нее. Перейдешь по штату в производственный цех, он с семи утра до четырех, а работать так и будешь в бюро, в моей лаборатории. К девяти как раз на лекции, а потом в бюро во вторую.
– А гулять когда!?– Меня этот разгул стихии, решившей все за меня, привел в замешательство.– Времени же ни на что другое не останется!
Экзамены я сдал, тут еще молодежная путевка от бюро, наказ от райкома социалистической партии, в общем не отвертеться. Так что выполнил обещание, данное тете.
Теперь я виделся с друзьями только по утрам, вместе шли на завод. Бюро работало с девяти, так что я час помогал мастеру участка. Ставил чайник, заваривал чай и мыл кружки. Потом была получасовая летучка, с обсуждением всего на свете, ну и разбор нарядов на работу. К девяти я мчался на лекции. Когда пошли задания в университете, то разбирал их во время летучки, иногда мне даже помогали мастера. Вскоре ко мне привыкли и больше не обращали внимания, споры вновь приняли политический окрас и проявили всю недозрелость мышления пролетариата. Сварщик дядя Гена, в революцию был пацаном, носил газеты коммунистов, распространял. Вот этот любил с пеной у рта доказывать что власть…, ну не правильная. Все воруют, нагло в глаза врут, берут взятки и вообще всех надо расстрелять.
– Проститутка ваш Керенский! Пришли бы коммунисты к власти, не было бы такого! Сколько народу положили в войну!!! Больше трех миллионов!!! Да у Гитлера в армии столько солдат не было! Значит командиры купили погоны, а сами людей на танки с лопатками бросали!
Объяснять Гене что-либо было бесполезно. Его объемный живот только колыхался в такт его крикам, так что все уже давно махнули на него рукой. Не гнали с посиделок лишь по тому, что частенько он рассказывал всякие прикольные истории, вроде как с ним приключившиеся. В общем утром я как бы учавствовал в политической информации наоборот, с обратным знаком от того, что нам говорили на политических собраниях по четвергам. Собрания вели по очереди профорг с парторгом и там Генадий сидел тихо.
Я тоже старался профоргу глаза не мозолить. Он все время хотел загнать меня в профсоюз, а я всячески уклонялся. Сначала мне повезло, восемнадцати не было, а теперь надо бегать, семь рублей деньги приличные! Пять процентов в месяц за что? Ну, не сознательный я , каюсь! Я лучше эти деньги потрачу, чем помашу им ручкой. Ладно, не о том речь.
Занятия фехтованием пришлось перенести на единственный выходной, но Николай Семенович требовал продолжения тренировок. Объяснять зачем, он не хотел, сразу переводил тему на проявления силы. Все время требовал наблюдать и запоминать. Даже когда в лаборатории работали напоминал.
глава вторая
После первой сессии меня вызвали в деканат и представили молодого, серьезного мужчину.
– Авдей Зигмундович Денин, капитан.– Улыбка до ушей, вид своего парня и старшего наставника.– Ваш куратор.
Кто в детстве не смотрел кино про разведчиков? Где наши именно разведчики, а враги шпионы. Наверняка каждый пацан мечтал стать настоящим разведчиком, гордо смотреть нацистским палачам в их садистские рожи и твердо говорить нет на все вопросы! Чуть позже из взрослого мира приходит опасение или даже страх перед органами, но ореол таинственности еще притягателен. Мальчики знакомятся с участковыми, некоторые с детской комнатой полиции, кто-то и с отделением, но все еще остается мечта о особом отделе…
Особое отделение всегда стояло выше министерства внутренних дел, даже звания свои сохранили с царских времен без изменений. Лейтенант, капитан, майор, полковник и генерал, вместо младших, старших и командиров соединений в армии и полиции. Так что передо мной сидел офицер в чине выше чем у того же Пожарского. Божественный! Как не старорежимно это выражение, но именно небожитель спустился со своего Олимпа ко мне грешному. Что надо сделать? Убить, сбежавшего на запад, преступника? Отдать кровь по капле ради нашего вождя Керенского? Я готов!!!
– Петр Владимирович! У нас не так много времени, поэтому буду краток. Партийная ячейка охарактеризовала вас как умного, честного и преданного социализму. Вы должны подробно докладывать обо всех, подчеркну, обо всех разговорах, слухах, настроениях в вашей учебной группе и конструкторском бюро. Я зачисляю вас во внештатные сотрудники, для чего вы сейчас напишите заявление.
По мере того как он говорил, до меня постепенно доходило что он от меня хочет. Стучать… Барабанить, сливать тех кто рядом… Мы дворянские дети с детства во дворах получили науку, доносчику первый кнут! С блатными можно было говорить либо по понятиям, либо силой, а по понятиям дятлов режут. Ох уж это впитанное с детства правило, не верь, не бойся, не проси… Не знаю почему это получилось, как-то само, я кинул открытку. Радиоволны несут информацию, но иногда не нужно чтобы ее знали посторонние. Для этого наша служба в войну связь закрывала, налагали шум. Собственной силой закрывали. Закрытую передачу открывали, это и называли кинуть открытку, открыть смысл передачи. Вот сейчас я проделал тоже самое, но с человеком. Он говорил свой текст, а я сквозь него слышал совершенно другое. Даже то, что это очень напоминало телепатию, не улучшило моего состояния.
– Ты сопляк мне и на фиг не нужен, Можайского бы зацепить. Может из тебя и выйдет барабан, но ты ведь и так замазан, так что ты просто расходный материал, мелочь.
Упасть с Олимпа ожиданий в действительность, да еще всей мордой в дерьмо, это было отрезвляюще. Сначала хотел просто послать, затем немного подумал и решил сыграть в чужую игру по своим правилам. Страх навалился душной волной от понимания последствий, но вместе с этим появилась злость. Нет, ярость! Меня бросило в жар, но я заставил себя успокоиться.
– Прошу прощения товарищ капитан. Согласно статьи пятьдесят восемь, пункт пять, разглашение сведений о секретном бюро где я работаю карается смертной казнью или двадцатью пятью годами лишения свободы. Мне видится лишь два способа обойти эту проблему.– Давай рыбка, такая наживка перед носом у тебя!
– Интересно какие?– Капитан слегка обескуражен, чего это пацан артачится?
– Первый думается самый простой. Ваше имя появляется в списке доступа. Тогда я могу рассказывать вам все что заинтересует. Второй сложнее. Мне каким-то образом придется стать штатным сотрудником отделения и получить письменное задание.– Я не удержался и выдал посыл. Мы так текст заучивали на службе, вообще-то нарушение, но зато я и сейчас могу слово в слово все вспомнить. Что сработало, упоминание статьи или посыл, но капитан пробормотал, что так и правда будет лучше и стал собираться. Он вышел какой-то потерянный и я принял это на свой счет, ну потому что отказался стукачем стать. Я сидел в кабинете с ощущением осужденного на расстрел. Приговор объявлен, осталось только дату исполнения заполнить. Наверное мой вид был настолько красноречив, что наш декан молча открыл сейф и достал бутылку коньяка. Налил, подвинул мне рюмку, потом налил себе и быстро выпил не закусывая. Мне же в голову пришла идиотская мысль. Коньяк напиток благородный, так его пить нельзя…
– Петр. Вы что-то подписали? Не смотрите на меня так! Два проявления за несколько минут! Что я должен думать?– Он снова потянулся к бутылке, потом досадливо скривился.– Я потребую смены куратора. Вы ведь только что нашли выход, который я не увидел в свое время.
Декан опередил мою руку и схватил рюмочку, опрокинув ее в рот.
– Спиртное магам противопоказано! Особенно начинающим!
Я тихо прикрыл дверь, неужели и его тоже заставили что-то подобное подписать? Какой же выход я нашел? Точно не в коньяке, я ведь и попробовать не успел.
Мой рассказ Николай Семенович выслушал молча до последнего слова. Потом поднялся и прошелся скользящей походкой фехтовальщика из конца в конец. Поставил на плитку чайник и наконец сказал.
– Это было не очень разумно, но правильно. Не надо давать на себя давить, но находить точки соприкосновения с властью придется. Курировать таких как мы могут только хоть что-то в этом понимающие. Именно поэтому этот институт и создан. Теперь проведи экстраполяции и дай анализ на, скажем, следующий год.
– Э, что?!– Я ожидал чего угодно, но только не этой заумной задачи.– Ну…Для начала уточним период времени. От текущей даты или по календарным значениям?
– Время на обдумывание у тебя уже было, так что не стоит прибегать к недобросовестным трюкам.
Вот же! Время у меня было. Да я еле до трамвая дошел, чтобы на работу приехать! Чуть наряд не забрал, еле отбрехался. Хорошо коньяка не досталось, а то с запахом точно забрали бы. Хотя может меня бы раньше отпустило? Меня трясло всего от страха, от ужаса! Я посмел отказать человеку из Особого! Я всю дорогу представлял себе что будет, арест, ссылка, да что угодно! Время подумать, вообще-то да, время подумать было. Правда мысли какие-то чужие, холодные приходили, не похожие на тот горячечный бред страшилок, что я представлял.
– Простите.– Я не утерпел и вскочил, подражая князю.– Исходя из произошедшего, могу предположить, что в особом отделе нет единого мнения по нашей тематике. Иначе не придали бы факультету куратора не знакомого с контингентом.
– Поясни.– Николай Семенович налил чай по чашкам и указал на стул.
– Я ведь был согласен работать на особый отдел. Если бы мне правильно предложили, то все было бы с точностью до наоборот! Этот действовал нахрапом, а с дворянами так нельзя!
– Вот как? С остальными значит можно?– Мой собеседник горько усмехнулся.
– Нет, ну я не то имел в виду…– Этот пассаж выбил меня из колеи.– Я только за то, что действовал он не правильно по отношению ко мне.
– Хорошо Петя, давай дальше.
– Дальше… Черт!!! Я понял! Вот какой выход имел ввиду Аркадий Исаич! Все правильно! Этого куратора и послали, чтобы он провалился! Именно так те, кто решили создать наш факультет, доказали правильность этого решения!
Я замолчал, пытаясь осознать открывшееся. Значит, значит не будет репрессий и гонений? Я расцвел, даже заулыбался, а потом об голову постучала другая мысль. Ничего ведь не закончилось, теперь будет ответная реакция и понять какая не трудно.
– Николай Семенович! У вас ведь есть ну… знакомый из особого отделения.
– Петя. Из конторы выхода не бывает. Там увольняются только ногами вперед.
– Да?! Вы ведь сами меня втянули во в… Простите Николай Семенович. – Я вдруг успокоился. Сила стала для меня как ледяное спокойствие. Меня трясло от страха, потом в бешенство кинуло и вдруг я стал спокоен и холоден. Ее мысли были как твердые камни среди болота, давали опору и спокойствие. Только это спокойствие ледяного клинка, блин… – Вот почему вы так меня на фехтовании!
– Что ты решил, Петр Владимирович? Четко и с обоснованием.
– Решил быть полезным своей стране. Так, как могу и с полной отдачей. Раз могу контактировать с силой, значит этим способом. Готов работать под вашим руководством где скажете.
– Детские слова. Служить Родине надо не по призванию, а потому что не можешь по другому. Ладно…– Он достал чернильницу с ручкой и бумагу.– Пиши.
