Kitobni o'qish: «Шеренга»
1
Лес превратился в две непроглядных стены, тянувшихся по обе стороны, насколько хватало глаз. Однообразное дорожное полотно всплывало из темноты и скрывалось под колесами автомобиля. Тьма в зеркалах была настолько кромешной, что ей стало не по себе. Казалось, они убегают из зияющей бездны первозданного хаоса. Или пытаются вырваться из удушающих объятий черной дыры.
Если бы осень, как всегда, не объявила о своем приходе бесконечной чередой дождей, которые могли тянуться не то что – часами, но сутками, если бы небо не оказалось настолько застенчивым, чтобы укрыться от земли черной непроглядной вуалью и не лило слезу по ушедшему из мира лету, может, в этом случае, чернота наступающей ночи не внушала бы столько безысходности.
Ульяна вернулась к дороге, думая, что обрадовалась бы даже, если за ними пристроился огромный лесовоз с нервным водителем, вроде того, что не уступил ей дорогу на выезде из Новосибирска. Она смогла бы простить ему даже разносящиеся из кабины звуки однообразного шансона.
Уже давно на их пути не попадалось никакого населенного пункта. Не попадалось даже синих вывесок с указателями, уверяющих, что где-то там среди сырости и мрака, в пяти, а может и в пятнадцати, километрах, пока еще теплится жизнь. Во всем мире осталась только бесконечная стена леса, ряды сосен и елей, слитые в единую массу с густым подлеском. Ощущение того, что они где-то свернули не туда и теперь едут прямо в чрево Васюганской трясины, росло и крепло.
Пальцы нервно застучали по рулевому колесу.
Она бросила взгляд на Ростислава. Он сидел откинув голову и закрыв глаза: либо спал, либо притворялся спящим. Радиостанция, выбранная им, все чаще прерывалась тресками; голоса ведущих ускользали, а музыка замолкала.
– Слава, – обратилась она к нему. – Пощелкай, может найдешь что-то другое.
– Да, конечно, – муж послушно принялся перебирать список доступных станций, но ни одна из них не могла похвастать стабильным и сильным сигналом.
– Попробуй передать что-нибудь со смарта. Все вокруг настолько однообразно и монотонно, что меня скоро начнет клонить в сон, включи хоть что-нибудь.
– Сигнала нет, – Ростислав показал ей экран своего телефона, будто она имела возможность и желание что-то разглядеть на нем. – Вообще. Просто многоточие.
Ульяна вцепилась в руль и сжала зубы, чтобы не заорать на него.
Спокойно, сказала она себе, это просто повышенный гормональный фон: эмоциональные качели, которые вертят ее и подбрасывают уже несколько дней с тех пор, как она узнала, что беременна.
– Тогда давай поговорим, – произнесла она стараясь, чтобы в голосе не чувствовалось злобы и истерики. – Расскажи мне что-нибудь.
– Я даже не знаю…
– Расскажи мне, изменилась ли Москва?
– Нет, конечно. Что там может измениться. Площадь все такая же красная, парк Горького все настолько же горек. Скучаешь по старому дому?
– Нет.
– Я проезжал мимо. В нем тоже ничего не изменилось. Рядом только аптеку открыли.
– Думаешь, мы правильно поступили?
– Что переехали в Томск?
– Конечно. Москва – источник стресса. Мы же когда-нибудь собираемся стать родителями, а ребенку лучше расти вдали от мегаполиса. Мы же обсуждали это не раз, или ты поменяла свое мнение?
– Нет. Просто…
Давай, расскажи ему, – мысленно приказала она самой себе, – расскажи ему и будь что будет. Ты же была настолько уверена в нем, когда выходила замуж. Боишься, потому что на самом деле не уверена в нем?
Ульяна сжала руль так, что побелели кончики пальцев. Она сделала тест пять раз, прежде чем смогла принять случившееся. Она делала его утром и вечером, она покупала наборы для тестирования в разных аптеках, но всякий раз получала один и тот же результат – PREGNANSY.
– … просто все, что касается медицины и школы, в Москве все это лучше. – Расслабься, приказала она себе, расслабься и веди себя естественно. – Тебе не кажется, что рожать лучше все же в столице, в отделениях с нормальным оснащением, а не с допотопным советским оборудованием?
– Я тебя умоляю. Раньше крестьянские бабы рожали прямо в полях. Боже, да у нас полстраны в поле родились. – Он посмотрел на нее улыбаясь сквозь свою холенную чуть курчавую бороденку. – Уля, поверь мне, когда придет пора, все будет прекрасно. Мы со всем справимся.
Зеленые глаза мужа пристально наблюдали за ее реакцией. Она не оборачивалась, делая вид, что внимательно следит за разворачивающейся впереди трассой.
И это все? Именно ради этого разговора ты вызвалась встретить его в аэропорту Новосибирска? Притом, что он мог превосходно добраться на электричке: за одну ночь в плацкарте ни с ним, ни с его драгоценной бородой ничего бы не случилось.
– Мы справимся, – повторил Ростислав и наклонился к мультимедийному центру, вновь пытаясь найти хоть одну сносно принимающуюся радиостанцию.
Борода делала его старше своих лет, добавляя солидности и лощености. Он выглядел как типичный веб-дизайнер, каковым, впрочем, и являлся. Находясь в Москве на ежеквартальном корпоративном митапе, Ростислав наверняка заходил в один из барбершопов сети «Boy2Man» где приобрел эликсир для бороды: в салоне все еще ощущался стойкий запах.
Cправишься ТЫ, подумала Ульяна, бросая быстрый косой взгляд на Ростислава. А она будет улыбаться и кивать, как делала всегда. Большего от нее не требуется. И разбираться со своим дерьмом будет сама. Впрочем, тоже, как всегда.
Она вздохнула чуть громче, чем следовало, но муж не обратил на нее внимания.
– Вообще ни одной радиостанции, – возмутился он. – Ни интернета, ни радио. Я даже не ожидал, что у нас существуют такие места. Странно, что еще никто не догадался проводить в Сибири депривацию от гаджетов, новостей и социальных сетей. Уля, тебе не кажется, что это прекрасная бизнес-идея? Сколько бы наших московских знакомых согласились…
Его голос отдалился и стал похож на шелест дождя. Особо не вслушиваясь в слова, она механически кивала, продолжая думать о своем.
Сейчас, когда от нее требовалось просто рассказать о задержке и положительных результатах на всех использованных тест-полосках, она поняла, что боится увидеть его реакцию и испытать разочарование. Раньше у нее не было никаких сомнений в том, что Ростислав любит детей. Ульяна не раз наблюдала за тем, как он играет и возится со своим четырехлетним племянником и полагала, что супруг станет прекрасным отцом. Но вдруг она замечала лишь то, что хотела? Конечно, он не раз заводил разговор о ребенке, рассуждал о том, как его надо воспитывать, чем кормить и чему учить, но вот только все эти планы казались эфемерными. В его словах преобладали слова «когда-нибудь», «однажды», «настанет день», они относились к туманному и неопределенному будущему, которое могло настать завтра, но с тем же, если не с большим успехом, наступить лет через сорок.
Правильно ли она поступила, согласившись переехать в Томск? Правильно ли, поступила выйдя за него? Но хуже всего, что дело было не только в Ростиславе. Хуже всего было то, что, дожив почти до тридцати лет, она панически боялась не только родов, но и детей. Ульяна не могла даже вообразить себя матерью.
– Я не готова, – озвучила она свою мысль.
– Что? К чему не готова? – переспросил Ростислав, рассуждения которого она нечаянно прервала.
И в этот момент среди деревьев мелькнуло что-то белое и на проезжую часть выбежал человек.
