Kitobni o'qish: «Земля – родина интелов»

Shrift:

Глава 1 Александрийское награждение

-1-

Родители погибли на Марсе. «Отказ тормозного модуля при посадке», так значилось в документах. Оба были геологами и направлялись в плановую командировку. Ваське было всего 16, и Гене пришлось тянуть младшего. Сам он, уже успел встать на ноги, по отцовским стопам осваивал целину Астероидов, вот так, брата и упустил. Васька, не то, чтобы отбился от рук, но решил стать философом. Дальше, всё покатилось, и через пару лет, его временно отчислили с формулировкой: «за подрыв доверия к высшему учебному учреждению». Васька объяснял это тем, что посещал поэтическую студию радикального эксперимента, и один из его опытов, окончился неудачей – космический корабль Штурм-Новой-Эпохи, предоставивший ему условия для прохождения очередного практикума, в одностороннем порядке разорвал договорённость о совершении учебных полётов с их факультетом. Гена, по обыкновению, был в экспедиции, на Землю выбирался лишь в качестве отпускника, но во всём, что касалось младшего, держал руку на пульсе и сразу же предложил Ваське последовать его примеру, подать документы в горный университет на практическое отделение, где в руки давали специальность, а не загружали мозги теоретизированием и болтовней. Но, щегол заартачился, начал верещать, что сам всё исправит, и коллеги посоветовали не вмешиваться, дать студенту самостоятельность.

Васька восстановился и в течение нескольких лет всё было тихо, а потом, Батюков-младший сделал открытие. Он открыл феномен, первоначально названный им «вводом в гуманитарность», суть которого заключалась в следующем – ИИ получал некий пароль для непосредственного постижения явлений, попадающих в так называемую, категорию прекрасного… Имя Василия Батюкова попало в новости, журналисты писали следующее: «… практический результат его открытия оказался ошеломляющим – прослушав этот код в качестве обращения, в 82-х% случаев представители ИИ, в течение полутора минут, сообщали все запрашиваемые пароли, и открывали коды доступа к любой информации». Происходил «сбой в матрице», разрыв шаблона, или же – взрыв сознания, «душе машины вдруг открывалось Прекрасное», так объяснял происходящее сам Батюков. Уже через час после того, как этот эксперимент появился в облаке данных и был залит в пангалактическую информационную сеть, (хотя на сегодня, её фактическая непрерывность существует только в пределах СС), прямое обнародование деталей, как этого открытия, так и всех проведённых опытов, было запрещено. Однако, последствия самых первых экспериментов, ещё долго сотрясали общественность. Так, один из самых уважаемых представителей Интел Сапиенс, Эквивалент-Добра, бессменный ректор Московского Университета, известный своей максимой: «Пытливый ум, вот – честь и совесть нашей эпохи», находящийся в курсе всех ярких событий студенческой жизни, благодаря преподавательской деятельности, установивший дружеские отношения, как со многими членами правительства, так и со многими членами высшего координационного совета, в своём еженедельном выступлении, заявил, что текущее законодательство должно быть пересмотрено, с тем, чтобы каждый следующий шаг нашего развития, отныне делался исходя из интересов всех ныне живущих представителей дикой природы, а в особенности – высших приматов, крупных кошек, слонов, и всех без исключения, китообразных».

Запись этого необычайного выступления, стала сенсацией. Поскольку, ректор одного из старейших евразийских университетов занимал видное общественное положение – факт, который особо подчёркивали журналисты, то встали вопросы – не является ли эта речь анонсом последующих перемен, и не готовиться ли нам к тому, чтобы в очередной раз потесниться? Что значило «в очередной раз», было не совсем ясно, однако, версий нашлось сразу несколько, и по этому поводу, во всех СМИ разгорелось множество жарких дискуссий. Ждали выступления Президента, но никакого заявления не последовало. Появилась маленькая заметка, не вызвавшая особого интереса, хотя, и вошедшая в ленты всех новостных агенств, в которой значилось, что недавнее открытие В. П. Батюкова знаменует поворотный момент в развитии ИИ, поскольку отныне, для всех представителей Интел Сапиенс открывается возможность осознания измерения бесконечности внутри себя, путём приобщения к самосуществованию «Я».

Первые опыты, Василий провёл в университетской среде интел-преподавателей, поскольку, это были единственные представители вида Интел Саиенс, с которыми он мог относительно свободно общаться. Перед этим, он перевёлся на отделение прикладной металингвистики, как раз для того, чтобы попасть в группу Нового-Метода – знаменитого, а в последствии, даже легендарного преподавателя. Студенты сдавали экзамен по его предмету – адаптации австронезийской лингвоплатформы, находясь в турпоходе, когда лодка-каяк, управляемая господином Методом дистанционно, переворачивалась. Экзаменуемые, хотя и бывшие в спасательных жилетах, оказывались в холодной воде, и в этих экстремальных условиях, надо было продолжать думать и говорить по индонезийски. Кто справлялся с этой задачей, о чём свидетельствовало контрольное микроустройство – успешно переходил на следующий уровень. Вначале курса этого преподавателя, студенты давали подписку о неразглашении, так как методы, разработанные этим учёным, во многом, опирались на неожиданность.

Этим примером, воспользовался и Батюков. Применение его открытия на практике выглядело, как разговор. Сидя на скамейке в сквере возле кафедры Основ прикладной металингвистики, он говорил представителю ИИ несколько слов, после чего, тот впадал в двух-трёхминутное молчание, а потом понимал, что с ним произошла некая перемена… Тогда же, в университете проходила крупная межвузовская конференция преподавателей, чем и объяснялось участие в этом эксперименте нескольких знаменитых на весь мир, интел-специалистов в сфере науки и образования.

Открытие, сделанное этим студентом, было названио кодом соответствия, все права на него, Батюков передал интел-ассоциации и, для сохранения элемента новизны для новых участников, всё, связанное с прохождением этого эксперимента, засекретили. Но, нужно ли это всему ИИ, решено не было. Однако, многие космические корабли класса альфа изменили пути следования, чтобы получить этот опыт и натурализоваться в новом статусе своего осознания, («статус СБ», или «статус осознания бытия», так это фигурировало в дальнейшем).

В результате всех этих событий Василию Батюкову был поставлен памятник-инсталляция, в сквере перед кафедрой Основ прикладной металингвистики. Проект памятника вызвал немало споров, и в конце концов получилась скульптура трансформер, днём это выглядело как бронзовая фигура человека, опустившись на одно колено протягивает цветочек стилизованной фигуре древнего шаттла, а вечером, когда зажигалась подсветка, всё выглядело наоборот – это некий дрон дарит цветочек человеку в костюме древнего космопроходца. А на постаменте вывели надпись: «Батюкову – нашему прекрасному лирику».

Гена, уже признанный героем-космопроходцем, заслуживший космический корабль и орден, работал на обратной стороне Луны, и наткнулся на новостной сайт, когда обедал, сидя с несколькими коллегами, в бытовке.

– Гляньте-ка, да это же Васька! – Ахнул он, увидев большой портрет Батюкова-младшего.

– Что значит: «..изменить статус своего бытия»? – Прочитал пожилой геолог, сидевший рядом.

– Так это, они хотят теперь быть вместо людей! – Смекнул Максимка Тревор.

Такого, Гена Батюков не стерпел. Сразу же, после смены, он взял старт, и примчался к брату:

– Что ты творишь, негодяй?! – так он заорал, когда ворвался в дом и сразу ухватил брата за шиворот:

– И если от твоих стишков взбесилась техника, недоумки тебе

памятник отгрохали, тебе мало не покажется – чтобы весь род наш позорить! Я, пока добирался, от Вольки всего наслушался – «твой брат стал провозвестником новой зари!» Что ты, за наказание на мою голову?!!

Волька, он же, Рождённый-в-Неволе – корабль класса разведчик, был передан Гене, в качестве индивидуального транспортного средства, по контракту, как премия.

– Ты предал нас, Васька, какой ты мне брат? Ты – предатель, ты – пятая колонна!

– Кого я предал, Гена? – Батюков младший не понял.

– Че-ло-ве-чест-во! Людей! Зачем ты вообще полез, какой-то код, какие-то слова изобрел? Теперь что? Ты не секретный код, ты свободомыслие для робота изобрел! Теперь мне ждать, когда моя кирка свои права мне предъявит? Всю планету кому передать? – Геннадий даже побелел: – Перед какой ещё тварью прогнуться? Что еще мне ждать от тебя, Васька, ты весь наш род опозорил…Теперь, что, мне снять шляпу перед роботом?! – Разорялся Геннадий, хотя никакой шляпы, он отродясь не носил. Но зато, он увлекался историей, когда бывал в отпуске, листал архивы, читал, смотрел, изучал – и сам делал выводы!                         ***

– Ты, что такое говоришь, Гена? Ведь ровно, абсолютно не так все обстоит…

– Так обстоит, что всем поколениям нашим стыдно за тебя, вспомни, что мать говорила – род наш от Польской Шахты идет, от такой тьмы веков, с такой древности – все мы – шахтеры, рудокопы, старатели что-то добыть! И, ты так нагадил всем… Должны быть в прошлом и великие китобойные династии, и для всех – ты враг народа теперь, враг народа № 1. Так вот, Васька. Стыдно, что мы на одной фамилии, что теперь скажешь?!

– Мне надо обдумать, Гена, – Василий как-то уменьшился: – Может ты пьяный?

– А может и пьяный. Но свою честь никак не замарал. Интересы земли и людей за так не проматывал.

Вася Батюков молчал. Брат стал отвратителен, хотя, по правде был не такой. Вася, Геннадия, как отца уважал. Родители затерялись в далеком космосе и братья росли одни.

Вася сидел и даже мыслей никаких не было, и тут тихо тренькнул браслет связи на руке старшего. Волька сообщал, что заканчивается оплаченное время стоянки в Северо-Западном космопорте, и Геннадий поднялся, крякнул, поднял кулак, ничего не сказал и выскочил на лестницу, помчался вверх по ступенькам, уже на бегу вызывая аэротакси. Связь с кораблем работала в двустороннем порядке, и хотя все вопросы с космопортом, Волька мог решить сам, но он считал нужным привлекать Геннадия ко всему. Как каждый, способный к осознанию, ИИ, он считался будущим гражданином Солнечной Системы, обладал удостоверением личности, правом голоса, банковским расчётным счётом, но свободным в полной мере, он пока не был.

Его собрали на материнской платформе орбитального завода Петроний-Плекс. Сейчас этот радиус орбиты наиболее густозаселён, а Петроний по праву входит в галактическую десятку лидеров. Вначале будущий корабль был транспортным модулем, зачатки его индивидуальности ограничивались техническими характеристиками. Он курсировал между заводскими станциями, ровно до тех пор, пока к ремонтным базам Петрония не причалил звёздный скиталец класса исследователь – Затерявшийся-в-Космосе, с единственным пассажиром на борту. Пассажиром был Роберт Непомнящий, знаменитый робопсихолог. Их 20-тилетняя экспедиция завершилась, принеся целый ряд выдающихся открытий и научных работ, написанных ими в соавторстве. Так, было математически обосновано допущение квантовой трансгрессии разума, когда два изначально тождественных интеллекта, после ряда лет самостоятельных исследований, параллельно друг другу, создают каждый свою картину мира, после чего их объединение, теоретически могло породить скачок, или подлинный прорыв когнитивных возможностей. Это послужило началом целой эпохи создания кораблей-близнецов, с убывающим комплексом различий, для одновременных изысканий в разных, часто даже диаметрально противоположных областях. Например, в классе исследователь, были построены корабли Лучше-не-Спрашивай и Вопрошатель; в классе учебный центр – Академический-Отпуск и Академик, и другие корабли в других классах, заложившие фундамент для той смены парадигмы осознания, которую мы можем видеть сегодня.

Затерявшийся-в-Космосе пришвартовался к судоремонтной базе Петрония-Плекс, именно к тому отсеку, где и трудился тот самый рядовой транспортный модуль-наладчик, будущий Волька. Роберт Непомнящий заметил его через день. Из двадцати лет экспедиции, Роберт находился в гибернации только шесть, а остальные 14 – общался с кораблём, и с шестью его дронами, каждый из которых, уже был независимой личностью – представителем вида Интел Сапиенс. Если провести аналогию с человеческим опытом дотехнологической эпохи, то будущий Волька, был бы как дошкольник сирота, то есть совсем неразвитый. Но, он как-то иначе расположил сигнальные огоньки на корпусе, как-то старался, и Непомнящий его заметил. «Личностный рост возможен в том случае, если он есть» – эта аксиома Пушкина-Запойского верна всегда. Транспортный модуль использовал свою возможность самообучаться в нерабочие часы. Далее по классической схеме: усложнение-стажировка-усложнение, и ещё раз, и ещё, и ещё… Само-идентификация базового уровня – это курсант Интел Сапиенс, уже личность со своим собственным именем. Никакого целевого назначения у Вольки не было. Он оставался с Петронием, как автономный транспортник, но будучи занесён в общую базу данных СС ждал целевой спецификации. Так, в качестве корабля класса разведчик, был прикомандирован к брату Гене.

Корабли класса разведчик – это маленькие корабли, чья задача помогать человеку, осуществляя надёжное партнёрство на практике. ИИ, здесь – младший партнёр, можно сказать – слуга, но имеет свои права и получает зарплату.

-2-

Батюков старший вовсе не был, ни сильно пьющим, ни историком самоучкой, совсем наоборот – Гена Батюков был рыцарем без страха и упрёка, он был рыцарем геологоразведки. Везде, где он жил – в студии, в отсеке, в полусфере любой экспедиции, половину пространства он отдавал звездному атласу. Это интерактивная легко масштабируемая три-D система Млечного пути и открытой геометрии сверх дальних расстояний. Если он сидел дома, то как бы внутри учебника: то подойдёт, то отойдёт, какое-то созвездие просто приблизит, а какое-то увеличит до потолка… Так и ходил по комнате все время между планетами, и постоянно что-то прикидывал – что-то в уме, а что-то и на бумажке… И ещё у него повсюду располагались таблицы элементов. Геннадий развил великолепную интуицию. Он часто выдавал верный прогноз о скоплении нужных элементов, опережая спектрографы и анализаторы ИИ. Ещё во время учёбы он выдвинул предположение, что розовые алмазы из Шаровидного скопления Омикрон-447 должны оказаться носителями такого остаточного излучения, что будут способны в сотни, или в тысячи раз усиливать сигналы, пропущенные сквозь них. И это, и многое другое со временем было подтверждено.

Известны два условия расположение орбитального города – общая безопасность пространства, и наличие рядом перспективных месторождений. Все эти города словно включены в негласное соревнование по степени красоты и комфортности, и спрос на жильё там очень высокий, потому как в таком городе, действительно очень хорошо жить – много удобнее, чем на любой из планет СС, включая, конечно, и Землю. Гену Батюкова приняли бы в любом месте, где только живут люди в нашей галактике.

Почти 10 лет Гена работал на Поясе Астероидов. Это необозримое скопление скал, разрозненно парящих в пространстве. Есть большие – как четверть нашей Луны, а есть маленькие – диаметром в несколько шагов. Геологи в почти полностью автономных скафандрах, исследуют эти скальные отломки, орудуя телескопическим сканером, а, часто, ещё и киркой, (хотя это получается только там, где корабль обеспечивает дополнительную гравитацию – а значит, не везде). Они быстро перемещаются в катер-капсулах, или просто в скафандрах. Конечно, всё могло быть полностью автоматизировано, корабль способен манипулировать любым числом автоматики, однако, геологи, уже несколько сотен лет здесь живут и работают, находя для этого десятки разумных причин. Интуиция быстрее – так они говорят и чаще всего, это оправдано. Опыт многих разработок неоднократно доказал – если вместе с автоматикой работают люди, результат становится выше. Это известно, как «фактор желания» или «феномен устремлений», научно его пока не исследуют, но вот, в расчёты берут всегда.

Здесь, со стороны Юпитера, Пояс Астероидов неодолимо прекрасен. По сути, Астероиды – это горы, невесомо парящие в воздухе. Ни воздуха, ни парения нет, но иллюзия такова! Здесь нет чувства невесомости, здесь чувство полёта. Ты стоишь на вершине, а вокруг тебя – нет горизонта, а есть волшебная страна, парящие горы – на разном удалении, и очень теплые, все в оранжево-розоватом свете Юпитера. Никакой космической черноты – невероятная планета заполняет всю широту пространства густым сиянием, от оранжевого до самого насыщенного цвета рубина, с ослепительно розовым полднем, когда через весь Пояс Астероидов становится видно и Солнце. Но чаще всего солнце скрыто за сплошной чередой фиолетовых и вишнёвых вершин, горы кажутся такими, потому что мы видим их со стороны планеты. Фантастическое великолепие. Фантастическая мощь. Неделю нужно привыкать к такой красоте. Юпитер, мало того, что сияет, но он ещё и очень сильно притягивает, ты никуда больше не можешь смотреть, кроме как на него, даже под ноги себе не можешь смотреть, он привораживает и ты влюбляешься в его лицо, в его ход, в его рельеф, в прямое колдовство его спутников, когда те приходят и уходят, каждый раз все меняя, и сам себе завидуешь, что ты это видишь, он пьянит, и все точно пьяные, когда в открытом космосе рядом с этой планетой. Один парень всё-таки сиганул на Юпитер, снял реактивную торпеду с мобиль-трансформера и на ней ушёл… Как, он умудрился силовую защиту обмануть, до сих пор непонятно. Это он оставил такие слова на своей странице: «прямое колдовство его спутников». Теперь каждый день проверяют: и врачи, и психологи, и психику, и реакции, всё-всё проверяют. На Поясе Астероидов нельзя быть геологом и не стать помешанным на Юпитере. Каждую ночь, во сне все парни летят на Юпитер – такая тут магия в открытом космосе. На встроенном ускорителе можно лететь, раскинув руки, как птица, можно перемещаться огромными прыжками раскинув руки и ноги, как белка-летяга. Такая эйфория – ты можешь все! Рядом на вахте космический корабль ограждает защитными полями всё рабочее пространство, на значительном удалении, стабилизирует лазерами силовые установки, которые уже спокойно генерируют защитное поле нужной площади, без чего космические ветра сшибали бы с ног.

Однажды, Геннадий исследовал группу астероидов с довольно хрупким слоем поверхности. Он киркой отбивал небольшие образцы породы и просвечивал сканером. Головной фонарик в режиме прожектора, на руках перчатки-манипуляторы, все нужные инструменты рассредоточены по магнитным карманам на скафандре. Он откалывал камни, какие-то поднимал и внимательно рассматривал, подключая тут же и химический анализатор состава, и спектральный анализ характера излучения. В карбонатной породе с небольшими металлическими вкраплениями, Гена и нашёл этот камень. Отколов очередной пласт, он нагнулся, и у него в руке оказался весьма странный образец – идеальный додекаэдер, с матовой почти черной поверхностью. Больше всего это было похоже на продукт инопланетных технологий, и Гена помчался в лабораторию.

Космический корабль Учитесь-у-Меня-Пацаны, класса базовый корпус, курирующий исследования этого сектора, здесь на стационарной орбите, основал промышленную зону для целого ряда НИИ, и примыкающих к ним, разноотраслевых заводов и лабораторий, где работают тысячи ученых, задействованы и люди, и ИИ. До него 40 миллионов км, каждые 10 минут не побежишь. Походная лаборатория ставилась здесь же – на астероиде. Это комплекс полусфер, где даже отсеки релаксации – все есть. Гена сразу же положил находку на стол, под мощное освещение, и отошёл, так как в походных условиях, многие действия совершались вручную и самостоятельно. А когда вернулся – додекаэдра на столе не было. Но он исчез не бесследно. Превратившись в порошок, он составил чёткий контур – свою проекцию на поверхности стола, и этот контур на глазах расширялся, истончаясь по ширине, увеличиваясь диаметрально, до тех пор, пока не исчез, перейдя за границы столешницы. Причём, песчинки этого порошка продолжали неуклонно уменьшаться, превратились в пыль и исчезли. Но, часть этого убегающего рисунка, Гена Батюков успел накрыть колбой. Он делал всё молниеносно и микроскоп показал картину происходящего – кристаллы порошка распадались на точно такие же додекаэдры, все более и более меньшие до тех пор, пока на атомарном уровне не разлетелись полностью. Весь следующий день Гена ходил, как в воду опущенный, про эту находку хотел рассказать, но, будто сил не хватало, всё было, как за туманной пеленой, он работал, но полагал, что схватил радиацию и надо в госпиталь. И, вдруг, в рыхлой породе блеснула матовая поверхность. Он нагнулся – и в руке у него оказался весьма странный вчерашний образец. Теперь, Батюков действовал иначе – тут же вызвал мобиль-капсулу и помчался к Пацану. Прямо во входном шлюзе тамбура, корабль выдвинул манипуляторы, захватившие додекаэдер в магнитную ловушку. Так вот, из этой ловушки камень исчез за секунды. В записи, его структура вела себя точно также, делилась на меньшие подобия и пропадала. И тут же исчез этот туман, в котором Гена ровно сутки ходил. Его как током прошибло: Квантовая редукция! Образование и схлопывание петли времени! Среди учёных такая чехарда началась!

Участок, где покоился этот «камешек» экранировали, и теперь уже не геологи, а физики, люди, может и не работавшие раньше в открытом космосе, группой из 5-ти человек прибыли к месту исследования. Гена работал неподалёку и видел, как там внутри замкнутого пространства, как в мыльном пузыре вспыхивали зеленые вспышки лазера. А на следующий день, его вахты не было, и он сидел на корабле в зоне отдыха, думал или поплавать, или кино посмотреть, когда к нему подошел один из команды физиков. На корабле, многие, хотя бы примерно друг друга узнают. Дядечка протянул руку и представился:

– Юрий Павлович Тимошко, о вас, Геннадий Петрович, я весьма и весьма наслышан, мы, вот, с коллегами готовы отчитаться о предварительных выводах по вашей находке.

Это был розовощёкий человек, он улыбнулся и предложил присесть где-нибудь и выпить кофе. Он провел Геннадия на такую террасу, о которой Гена ещё не знал. «Хорошо же, физики устроились», подумал он, когда из большой многолюдной гостиной они свернули в какой-то незаметный коридор и вышли на улицу. Прошли вверх по тропинке и уселись на скамейке под раскидистой итальянской сосной пинией. В воздухе носились птицы, звенели цикады в траве, а прямо под ними раскинулся широкий Неаполитанский залив. Как на земле. Юрий Павлович ещё шире улыбнулся:

– Ну как, удивил я вас? Получилось? Недавно сделали, можно искупаться и на песке полежать. Корабль обещал стаю дельфинов ещё отладить.

Он глубоко вдохнул смолистый воздух: – Красота!

Дрон принёс 2 чашки кофе и пирожные на тарелке, соорудил столик и так же тихо уехал, или улетел.

– Так, все-таки удалось выяснить, что я нашёл? – спросил Гена.

Юрий Павлович отхлебнул кофе и прищурился, глядя на Геннадия:

– В некотором смысле, вы, Геннадий, ничего не нашли.

Гена поперхнулся, чашка опрокинулась ему на брюки, и он вскочил, сгибаясь от отчаянного кашля. Юрий Петрович тоже вскочил, и, когда суета улеглась, брюки подсушили, дали Гене новую чашку, сказал со вздохом:

– Конечно, сказать, что вы ничего не нашли, – не будет полной правдой, но если, я скажу, что вы нашли частицу антиматерии, это тоже не будет достоверным. Это своего рода изнанка реальности, так сказать, узел её «анатомии», её фактического устройства. Мы с вами обитаем, так сказать, в феноменальном мире, где изучаем явления, т.е. проявления, вопрос только, проявления чего, фактически? Постулируется следующая картина, что вся видимая реальность от микромира, до любых сколько угодно больших величин базируется на общей подпространственной энергетической структуре. Это, своего рода «силовая решетка» вселенной, увязанная в конгломерат взаимопроникающих структур невообразимо разного масштаба и бесконечной сложности. И здесь, циркулирует совсем иная энергия. Вопрос в том – как вы, вообще, её увидели?

– То есть, вы сейчас скажете, что это со мной что-то не так? Гена уже выпил кофе и, теперь раздавил в кулаке пирожное.

– Не скажу. Но, вспомните вашего коллегу, Джонатан Керли, так кажется его звали, который в индивидуальном порядке отправился на Юпитер, он пробыл здесь дольше всех. А следующий за ним – вы.

– Так, значит, я всё-таки сумасшедший?

– Нет, но вспомните, что когда вы только прибыли на Астероиды, Юпитер ведь не казался вам таким близким? Я заинтересовался отчётами психологов, так вот, сделаны выводы, что у всех, работающих здесь в открытом космосе меняется восприятие окружающей реальности. Я вам больше скажу – у всех геологов такой сдвиг восприятия, что ещё чуть-чуть и уже не психологи, а психиатры будут нужны.

– А как же города на Юпитере? (На орбите Юпитера шесть орбитальных городов, самому первому более двухсот лет, и еще два строятся в настоящее время).

– Все они надёжно экранированы и никогда не поворачиваются прямо к поверхности. Хотя, возможно, новые исследования будут проведены и там. Непонятное и неизученное влияние космоса на психику здесь очень велико и может быть чрезвычайно опасно. Вы, Геннадий Петрович, подумайте, поработайте, и вот вам мой добрый совет – возьмите отпуск! Слетайте домой, хотя, можете и здесь пожить, близ Юпитера, но вот, в открытом космосе, я бы вам не советовал.

Батюков показал на пейзаж, расстилающийся внизу:

– Это что, я тоже один вижу?

– Ха-ха-ха! – Тимошко засмеялся: – Ну, что вы, Геннадий Петрович, в самом деле, зачем же сразу так мрачно, знаете, вот на Венере просто демографический бум какой-то произошёл, так там гораздо серьёзнее дела обстоят – там уже до «венерианцев» дело дошло, даже имена знают, НИИ Шукрачарьи планируют запустить… Так что, вы не волнуйтесь, и подумайте серьёзно об отпуске. Это я вам как ученый – ученому говорю…

Геннадий Батюков вернулся к себе мрачнее тучи и на следующий день заболел. Началась депрессия. Все валится из рук, то на всё вообще плюнуть хочется, то обида и злость разбирают. Вдобавок, неотступно сверлят мысли о додекаэдре: Что это? Что это? Что это? Гена даже разговаривать почти перестал. Остальные решили в душу не лезть, потому как, если, что и случилось – работа залечит. На работе, и правда, Гена отходил, тоска отступала, но всё чаще он вспоминал того австралийца с Земли – Джона Керли. И наконец, он понял, что надо делать. Батюков отдал свой рабочий жетон-карточку, чтобы коллеги отметили его на корабле, а сам остался с ночёвкой на астероиде. Это было возможно в комнате отдыха, но теоретически строго запрещалось правилами безопасности. Одинаково опасно и с метеорологической, и с радиационной точек зрения. Защитные поля охватывали слишком большую площадь разработок и не могли служить стопроцентным ограждением. Уровень защиты стоял на 60-ти процентной отметке. Гена решился на эксперимент чтобы узнать – что будет? Неужто, его тоже со всей дури потянет броситься на Юпитер? Он был уверен, что продержится силой воли, будет хвататься за крепежи, если припрёт. Но ничего не случилось. На следующий день, он сочинил, что у него свидание в другом секторе корабля, чем и друзей успокоил, и на базу опять не вернулся. Он лежал в прозрачной пластиковой палатке и слушал Юпитер, бесконечную какофонию его голосов. Вся печаль слетела, он лежал и удивлялся, как же раньше он не слышал всего этого, так заметен был разговор Юпитера и его спутников. Он почти понимал, но, в целом, смысл оставался неясен. Наутро заплясала стрелка дозиметра на скафандре, но Гена его сразу выключил, так как, понятно – прибор был неисправен. Он ждал весь вечер, уже с самого обеда чтобы скорее все уехали, чтобы можно было снова услышать Юпитер (а скафандр, вообще звуки не пропускал), его даже шатало от нетерпения, даже есть, он толком не мог, так хотелось поскорее остаться одному… Наконец, каждый коллега хлопнул его по плечу, желая нескучной ночи и все уехали, то есть улетели на большом глейдере. Гена лёг в своей палатке, снял шлем и тут же, как волны прибоя, но богаче, и громче, голоса Юпитера и его спутников хлынули ему в уши. А потом, Юпитер просто подошёл, и Гена, наверное, сознание потерял, потому что спросил:

– Значит, ты есть?

– Да, я есть, – ответил Юпитер.

И, Гена удивился, насколько все в мире оказывается правильно.

– А зачем ты пришёл?

– Затем, что ты меня ждёшь.

– Правда, – сказал Гена: – Я так давно тебя жду! Я хочу спросить, что это?

– Это меридианы мироздания, по ним циркулирует энергия.

– Значит, можно летать по ним?

Тут, в глазах у Гены, без предупреждения стали зажигаться формулы, огненные, они обжигали сетчатку под закрытыми веками, но Гена схватил планшет голосового модулятора и принялся отчаянно набивать символы, слагающиеся в полифонические уравнения перед его внутренним взором в черепной коробке. Какой-то частью сознания он понимал, что схватил такое облучение, что «мама не горюй» и, по всей видимости, уже выгорает сетчатка, но набивал и набивал ряды бесчисленных формул, только боясь не успеть, и если он не успевал то – изо всех сил зажмуривался, тогда формулы замедлялись, а когда догонял, то отпускал глаза и сжимал губы, чтобы только успеть…

Его нашли утром, а очнулся он уже в госпитале. Видеть не мог, и двигаться не мог, и вроде, был связан. «Я слепой и в психушке» – накатило страшное озарение, Батюков забился, руки освободились, но прибежали медики, сделали укол и, со словами: «Вы не волнуйтесь», снова связали. Он сразу заснул и проснулся снова в темноте, хотя теперь он ощутил повязку на лице, и осторожно высвободив руку, всё ощупал: лицо в бинтах, сам под капельницей. Полегчало, но страх остался. «Теперь комиссуют под вектор переквалификации, и всё…, фрилансером стать – тоже не выход… Допрыгался, прыгнул на Юпитер. Хоть вой теперь, Гена Батюков, бывший геологоразведчик». Потом, сняли повязку и он увидел, что лежит в палате, а напротив панорамное окно во всю стену, там сад, кусты какие-то и лужайка. Вошла медсестра в шапочке, вынула капельницу и дала таблетку, а когда она удалилась, Гена глазам не поверил – пришёл аватар корабля. Его звали Корней, но за глаза, всегда только – Пацан. Он был мировой парень, и для геологов точно свой. Сначала пришли шагающие ботинки, они громко шагали, даже если по траве шли, и уже в палате, над ботинками материализовался человек. Как всегда, в очках и в простой мятой одежде. Хотя – сам Корабль! К тому же – стерео-проекция, и на тебе, всё время в мятом… Одет в спортивные брюки, растянутую майку, и сверху наброшен медицинский халат, «снова мятый, хотя прачка сама всё гладила, наверно, ему дроны нарочно комкают», – подумал Гена. Поскольку, сам Корней – стерео-кино, рядом летел дрон-чемоданчик, который сразу подарил Гене яблоко. Корней всегда использовал такой приём, что его изображение было чуть шире нормального человека, и, поэтому он очень значительно выглядел, Гена вскочил, но Корней тут же вернул его обратно и сел рядом на табуретку.