Kitobni o'qish: «Вергельд»

В вагоне было тихо. Я сидел, прислонившись спиной к холодной спинке скамьи, а мой взгляд был устремлен в потолок. По длинной лампе, источающей белый свет, ползла ленивая черная муха. Поезд слегка покачивался, играла негромкая музыка. Музыка навела на мысли о том, что иногда я и сам играл на гитаре в метро, иногда пел, но сейчас эти дни отзывались глухими воспоминаниями. Уже пару лет я не брал в руки гитару, не перебирал пальцами по тугим ее струнам, не чувствовал запаха лака и дерева. После поступления на работу в офис я вообще забросил музыку. На “нормальную” работу. Впрочем, жаловаться было особо не на что: у меня была квартира, деньги, еда, сухая и теплая кровать.

Внезапно лампы замигали, и вагон на несколько мгновений погрузился во тьму. Послышались чьи-то голоса, возмущенные и встревоженные, но когда стало снова светло, пассажиры замолкли и опустили уставшие взгляды в смартфоны, газеты и развороты книг. Но мои глаза выхватили нечто странное: прямо напротив меня сидел какой-то тип. Одежда у него была грязная, местами оборванная, его голову покрывал большой капюшон кофты, от одного кроссовка отваливалась подошва, словно нижняя челюсть крокодила. Поза его характеризовала полную расслабленность, но глаза выдавали напряжение. И устремлены они были прямо на меня. Мне тут же стало не по себе – может, я был с ним когда-то знаком? Почему он так смотрит, будто желает наброситься и располосовать мне лицо своими длинными и острыми ногтями? Кто это, черт возьми, такой и что ему от меня нужно? Я нервно схватился руками за поручень, желая убраться отсюда поскорее, уйти от этих пытливых, пронзительно-голубых глаз. Спасла меня остановка. Едва подземный поезд остановился, я тут же рванулся наружу, стараясь не смотреть на оборванца.

Домой я добрался практически бегом. И… словно в каком-то тумане. Боковым зрением я замечал вечерние фонари, мокрые после дождя дороги, в которых отражался свет неоновых вывесок магазинов, неторопливые автомобили. И, конечно же, здесь были и те, у кого своего дома не имелось. Я вздрогнул: когда-то я и сам так жил, без крыши над головой, зарабатывал тем, чем мог – песнями. “Ох, поскорее бы все же добраться домой…” – мелькнуло у меня в голове. Кстати, мысль была просто замечательная, и я незамедлительно начал приводить в исполнение это желание. Я зашагал быстрее, и вскоре впереди показались родные панельные дома, и в одном из них у меня была квартира.

Ужинал я в полном одиночестве, как и всегда. На кухне с потолка свисала такая же одинокая тусклая лампочка, окно закрывала одинокая старая шторина. Я задумчиво поскреб ложкой по тарелке. События, произошедшие со мной примерно час назад, пробудили многие воспоминания об уличной жизни и беспокойные мысли. И этот парень в метро. То, как он смотрел на меня, навевало не самые приятные мысли. Хотя я тщательно пытался себя утешить: “Может, он так денег просит. Сядет и будет пристально смотреть, пока не сжалишься…” Ненормальных в этом мире хватает, уж поверьте мне. Я тяжело вздохнул, сунул тарелку в кучу посуды в раковине – мол, завтра помою. Да только гора эта росла день ото дня, становясь все больше и страшнее. Благо, ума мне хватило заливать кастрюли и сковороды водой. Хотя что-то подсказывало, что это уже становится бесполезным. Однажды чистая посуда закончится, и тогда придется это как-то разбирать. А пока – нужно было помыться и лечь спать. В сон клонило неимоверно.

Следующим утром меня поднял будильник. Я с трудом разлепил веки и устремил сонный взгляд на запятнанный потолок, который когда-то был белым. Сил не было никаких. Кончиками пальцев я потер виски и зажмурился. Сегодня же выходной. Может, остаться дома, провести весь день в тихом и уже привычном одиночестве? – думал я, разглядывая стул, на спинке которого висела одежда. Нет. Не вариант. Еще один день в этих четырех ободранных стенах… будет сложно. Мои незамысловатые размышления прервал шум, доносящийся с кухни. Что-то упало и с грохотом покатилось по полу. Сердце у меня забилось чаще, и я как можно тише выполз из-под одеяла и, схватив то, что первым попалось под руку (это оказался ботинок), крадучись пошел на кухню. Укрывшись за дверным косяком, я постарался выровнять дыхание и прислушался. Вдруг мне просто почудилось? И я на взвинченных нервах за шум с кухни принял шум с улицы? Но тут до моих ушей донеслось слабое бормотание:

– Нет. Нет. И это тоже не подойдет. Ох, боги! Как такое вообще можно есть? – стук банок в холодильнике. В моем холодильнике. – Может, яиченцу пожарить, что ли? Или как там ее… яичницу! Вот. Ее и приготовим.

– Эй, ты! – рявкнул я, выходя из-за угла и очень угрожающе наставив ботинок на незнакомца. Или наоборот. Грязная одежда. Голубые глаза. Оборванец, увидев меня, тут же взвизгнул и едва не взлетел под потолок моей скромной кухоньки. – Ты… Убирайся отсюда!

– По-.. погоди. Я все объясню! – голос у него был высокий и на удивление приятный, что сильно контрастировало с его внешним видом.

– Либо ты выметаешься отсюда, либо я вызываю полицию, – я тяжело дышал.

Странный парень окинул меня критическим взглядом с босых ног до грязной головы. На пару секунд задержался на растянутом трико, но потом посмотрел прямо мне в глаза.

– Не сможешь ты их вызвать.

Я не удержался и запустил в него ботинок. Оборванец дернулся, но снаряд достиг своей цели и попал тому в плечо. Капюшон с его головы друг свалился, и я оторопел. Спутанные грязные волосы торчали во все стороны, на щеках бледные веснушки… или пятна грязи. А уши длиной с ладонь, на кончиках слегка закругленные. Как… как у эльфа. Тот обиженно потер плечо.

– Меткий какой… Может, все же выслушаешь?

– Т-ты… – я медленно осел на пол. Нет, тут не полицию нужно. А медиков. Вот только кому – мне или ему?

– Так уставился, будто длинных ушей никогда не видел. Хотя… Есть еще кое-что, – за его спиной что-то дернулось и опустилось. Хвост. С кисточкой на конце. Длинный и тонкий. – Вот так. Но не об этом я хотел поговорить. В общем… Я искал тебя несколько лет. И вот нашел.