Kitobni o'qish: «Когда течет крем»
Крем и апокалипсис
Предисловие к роману «Когда течет крем»
Сюжет романа «Когда течет крем» возник в 2019 году, когда я ехала поездом из Тюмени в Иркутск. Поезд плавно скользил по тысячевёрстному безлюдью из травы и берёз. Такое безостановочное, в отсутствие станций, скольжение создаёт своего рода музыку: чугунные колёса вагонов сверхтонко касаются двух струн стальных рельс, едва слышен выбиваемый на их стыках ритм.
Замысел был воплощён в январе 2020 года, до того, как слова «коронавирус», «коронабесие» вошли в повседневность. Эти понятия до такой степени обременили общественное сознание и жизнь, что автор в одно прекрасное мгновение поняла, о чём на самом деле её роман (прежде она думала, что он совсем о другом).
Десятки обозревателей в России, а в мире их сотни, растолковывают людям, что к-вирус – это предшественник более жестокого вируса, а ныне происходит репетиция более жёсткого режима. Спустя месяцы он накроет новой волной, разрабатывается вакцина, в результате применения которой спустя год – полтора вспыхнет истинная пандемия. Народа тогда в живых останется порядка полмиллиарда (от реально проживающего на планете миллиарда триста тысяч), все они будут чипированы при помощи нанотехнологий, а «5 джи» в режиме реального времени начнёт вести жёсткий контроль за людским поголовьем.
Автору так надоело всё это слушать, что она решила довести до сведения читателей: крем, КЦ, конец – не шутка. Спасутся только простые, здравомыслящие люди. Они бегут на некую территорию, названную в романе Тураном. История завершится фарсом – все зануды, все так называемые правители и олигархи микрошируются. Что это за новый термин? Новый фарс-мажор? Итак, роман…
Татьяна Ясникова
Когда течёт крем
Часть первая
Несколько недель подряд ходил по чиновничьим коридорам города Ква прибывший в командировку из Турана предприниматель Алексей Кудесов. Чудесное начало истории, не правда ли? Чудесное, и, самое, главное, правдивое.
Город Ква был огромен, и всякий, попавший в него из провинции, сначала подавлялся его нечеловеческим масштабом, вызывающим ещё и недоумение. А потом пытался понять местных жителей, но не мог. Их становилось жалко. Вы узнаете, до каких размеров вырастет жалость Алексея Кудесова к жителям города Ква.
Время было около полудня, моросил дождь. В городе Ква весной, летом, зимой и осенью он одинаково хмур. Зимой временами переходит в снег. Алексею нравилось быть и хмурым, и сосредоточенным, и скрытным. Погода устраивала его. Он шёл по улице Верской своим обычным быстрым шагом и вдруг обнаружил, что все пешеходы идут в одну с ним сторону, ровно как и плотный поток автомобилей. Все двигались по направлению к Крему, месту, называемому так потому, что его украшали башенки и цветы, какие делают на тортиках.
Алексею такое движение показалось подозрительным. Бросив взгляд на спешащую толпу, он нашёл, что она не разделяет его ощущения. Люди шли с радостью на лицах. Алексей остановился, и его чуть не сбила с ног молодая красивая женщина, правда, извинившись при этом.
Неподдельная тревога овладела Алексеем. Он и не мог припомнить такой. Она была какая-то магнетическая, охватившая его с ног до головы и лишившая движения. Он почти инстинктивно произнёс слова старинного заговора, когда-то записанного для него бабушкой на листке из школьной тетради.
С радостью на лицах люди продвигались вперёд навстречу спускавшейся от Крема коричневатой поблёскивающей массе, похожей на нефть, однако, без характерного для нефти запаха. Алексей увидел, как эта масса поглощает здания и безмолвные потоки людей и машин, и бросился бежать в противоположную сторону, насколько ему позволяла двигавшаяся навстречу толпа. Он даже попытался выдернуть из неё, схватив за руку, сначала одного, потом другого подростка, словно своих сыновей, но они оказали ему решительное сопротивление. Он не заметил никого, удалявшегося в противоположную сторону, как это сделал он сам.
Вскоре Алексей уже спускался вниз по эскалатору станции метро Горбатово. Спускался один, стараясь не смотреть на тех, кто сосредоточено и хмуро поднимался вверх. Внизу он взглянул на смотрительницу метрополитена, восседавшую в застеклённой башенке. Вид у неё был сонный, лицо ничего не выражало. Затем взглянул на двух полицейских, патрулирующих участок станции Горбатово, и понял, что говорить с ним не о чём и незачем. У него даже мелькнула малоправдоподобная мысль, что Крем сам инспирировал то, что происходило наверху.
Люди в вагоне, куда он заскочил, выглядели обычно, ехали издалека с разных станций. И снова Алексей промолчал, холодея от своего молчания. Держась за поручни, он чуть пригнул голову и неожиданно для себя увидел в смартфоне сидевшей девушки двигавшуюся коричневую массу.
– Что это? – спросила девушка, поднеся экран к подруге, державшей её за руку. Та взглянула в экран, пожала плечами, изобразила гримасу. Первая девушка повторила её телодвижения и спрятала телефон в сумочку.
Освободилось место, и Алексей устало плюхнулся на него, застыл в раздумье.
– Станция Пелецкая! – услышал он сквозь пелену овладевшего им безразличия и вскочил. В первую минуту он даже растерялся. В вагоне было много людей, и они не знали о происходящем. Невозможно было поделиться своей тревогой с ними. Его приняли бы за сумасшедшего, за ещё один раздражитель там, где и без того никто не знал покоя. Алексей только и мог себе позволить вздохнуть, выходя. Он не особо ещё знал, что предпринять. Ему надо было прежде всего убедиться в том, что увиденное не было миражом.
Станция Пелецкая находится перед рекой Ква и мостом через неё. Алексей для себя обнаружил, что вышел здесь и поднялся на поверхность для того, чтобы ещё и убедиться – не является ли река Ква преградой для движущейся через город массы. Отдельные прохожие, входящие и выходящие из метро, доставали свои телефоны зачем-нибудь. На лицах некоторых возникало недоумение, и Алексей стал заглядывать в светящиеся экранчики. Они показывали движущуюся коричневую массу, но изображение быстро пропадало.
Алексей походил на площадке перед метро минут пятнадцать. Дождь был рассеянным и мелким, скорее приятным, чем нет. Алексей постарался всё проанализировать и не нашёл ничего лучшего, как вернуться в метро и поехать в сторону Славского вокзала.
И он уже стоял у касс в сумрачном раздумье, когда его взгляд остановился на женщине, купившей и проверявшей свой билет. Алексею показалось, что они соединены чем-то общим. И не просто показалось: женщина медленно подняла глаза от билета на него. Алексей подошёл.
– Вы… были там? Вы… видели?
– Была… Видела…
– Что же делать?!
– Давайте, обсудим?!
Вдвоём они вышли из здания вокзала и посмотрели вдаль одинаково тревожно.
– Здесь неудобно говорить. Давайте, спустимся в кофейню! – предложил Алексей, кивнув в сторону лестницы, ведущей в цоколь.
Они спустились в уютную кофейню, взяли кофе и пиццу, машинально.
– В каком месте вас застало это зрелище? – спросил Алексей женщину. – Меня зовут Алексей.
– Меня Нина. Застало рядом с Фомским подворьем.
– Как быстро это вещество распространяется!
– Что это по-вашему?
– Видом похоже на нефть, но не пахнет и притягивает. Я думаю, это синтез человеческих страхов. Людей тянет к родному.
– Это область предположений… Что же делать? Я поняла, что обратиться не к кому. МЧС так же беззащитно здесь, как и все, кого мы видели.
– Ну да. А что было с Фомским подворьем?
– Оно было поглощено… Жаль. Религия служит заупокойному культу, не могло быть иначе. Вас где застало это?
– Недалеко от Крема. Я думаю, это и есть центр изливания концентрата. Я назвал его для себя КЦ. Конец.
– Любопытно. Если в Креме центр изливания, многое становится понятным.
– Что, например?
– Давайте о другом! Оставим рассуждения! Может быть, у нас мало осталось времени. А вы, как мне показалось, ещё не приобрели билет.
– В самом деле – не приобрёл. А вы взяли куда?
– До Славля. Я из Славля.
– Я возьму до Славля тоже. На самом деле я живу значительно дальше. Но я не завершил свои дела в Ква. Из Славля ближе будет вернуться.
– Вы думаете?
– Ну да. Скажите, на какой поезд вы взяли? В какой вагон?
– На шестьдесят девятый поезд. Вагон четыре, место три.
– Нам важно не потерять друг друга. Предположительно сумасшедших нас пока всего двое.
– Вполне вероятно, что ещё кто-нибудь избежал поглощения.
– Пока я буду брать себе билет, поизучайте лица людей. Но не отходите от меня далеко, пожалуйста.
– Хорошо. Я позвоню в учреждения вблизи Крема. Я понаблюдаю, нет ли подобных нам с вами, займусь и звонками.
Очереди в билетные кассы Славского вокзала были небольшие, большинство касс не функционировало. Билеты теперь приобретаются в основном электронные, а в кассы стоят немногие те, кто решил уехать срочно, стоят забулдыги и одинокие старики, стоят те, кто не завёл электронной связи. Алексею удалось взять билет в то же купе шестьдесят девятого поезда, в котором поедет Нина.
– У вас есть результаты? – обратился он к ней, возвращаясь и показывая свой билет. В глазах Нины стояла тревога, которую она не могла скрыть.
– Алексей, идемте на перрон. Если эта штука появится здесь, уходить будем по рельсам на восток. Ни один стационарный телефон из района Крема не отвечает. А вы, когда заметили происходящее, не обратили внимание, что происходит с высотками?
– Я даже не посмотрел вверх. Я видел радостные лица людей, идущих навстречу КЦ и мне этого было достаточно.
– А вы, вы, почему не пошли навстречу?
– Не сейчас, Нина. Давайте, сначала сядем в поезд. Хотя, там не дадут поговорить соседи по купе.
– Хорошо было бы встретить таких же, как мы, спасшихся. В Славске у меня муж.
– Вы позвонили ему, чтобы он вас встретил?
– Сразу же, как взяла билет.
– Вы сможете посвятить его в обстоятельства происходящего?
– Я думаю над этим. Я думаю, что никто не остановит этот кремовый поток.
– Его распространение может быть ограниченным, если он невелик по массе.
– Мы знаем об этой массе очень мало: она не препятствует дыханию, она поглощает всё, что ей попадается.
– И мы почему-то считаем, что до Славля она не дойдёт. Так сможете ли вы всё рассказать мужу? Он не сочтёт, что вы сошли с ума?
– Не знаю. Не знаю.
Мягко постукивая, подошёл поезд. Молодой весёлый проводник проверил билеты. Пассажиры оживлённо переговаривались, обнимались с провожающими. Всё было, как всегда. Алексей и Нина разместились в купе. Вагон был не новый, привычный. Было видно, что по нему прошлась рука внимательного ремонтника, оставившего малозаметные следы латки. В купе никто не заходил.
– Вот, никого нет! – сказал Алексей, когда поезд тронулся. – А между тем, когда я брал билет, свободным было одно верхнее место, что мне дали.
– Я не успела посмотреть на людей, – вспомнила Нина. – Я обзванивала учреждения близ Крема, а потом вы подошли.
– Я пройдусь по составу. Посмотрю на лица.
– Не покидайте меня, пожалуйста, прошу вас, мне будет не по себе.
– Хорошо. А если это не праздное любопытство? Если бы я нашёл пять-шесть человек, они смогли бы кого-нибудь убедить.
– В чём? Посмотрите, я включила новости центрального телевидения. Ничего не случилось будто. И даже президент общается с премьером. И это сегодня!
– Это более чем странно.
– Давайте, пройдёмся по составу вместе!
– Давайте!
Проводник принёс белоснежное постельное бельё, предложил напитки.
– Я подойду к вам за чаем, – согласился с ним Алексей. И стал набирать на телефоне какой-то номер.
Проводник покинул купе, переходя к следующему, и Алексей сказал Нине:
– Я звонил в Пиев и в Риж. Пиев и Риж не отвечают. Может быть, это случайность.
– Я так устала, – ответила Нина. – Я не пойду по составу. Я буду молчать и пить чай.
Алексей ушёл за чаем, а Нина стала смотреть, как тянется город Ква. Поезд приближался к окраинам. Всё было спокойно.
Тучи расступились и светило солнце.
Алексей оплатил чай и поинтересовался у весёлого проводника (на его купе была табличка с именем: «Кирилл»):
– Кирилл, вы могли бы мне объяснить следующее: я запросил в кассе нижнее место, мне сказали, что все нижние места заняты. Однако же, в моём купе нижнее никто не занял.
– Я и сам удивляюсь, откликнулся проводник. – По моему списку в вагоне не достаёт одиннадцать человек. Может быть, это какая-нибудь спортивная или корпоративная команда, отменившая выезд?
– А сведений, как обстоят дела в других вагонах, у вас нет?
– Это у начальника поезда. Вы можете пока занять нижнее место. Начальник поезда на обходе и подойдёт к вам. Я сам принесу вам чай. Печенье, шоколад, вафли – не желаете?
– Нет, нет, – сказал Алексей. – Попозже.
Вернувшись, он обнаружил, что Нина спит, положив голову на руки и застеленный белой скатертью столик. Алексей был слишком поглощён своими мыслями, чтобы обратить внимание на то, что эта женщина приятна ему. Хмурясь, он постелил ей на противоположной, чужой, стороне. Проводник принёс чай, и вслед за его уходом в купе заглянул начальник поезда.
– Вы хотели занять нижнее место, Алексей Иванович? Пожалуйста, вы можете сделать это.
Алексей воскликнул, опасаясь, что начальник поезда быстро уйдёт:
– Да ведь кто-то может ещё сесть?!
Лицо начальника поезда выразило невольную озабоченность.
– Вряд ли. Вряд ли.
Тогда Алексей решил продолжить разговор:
– Скажите, пожалуйста, и много же людей не явилось и не заняло свои места?
– Откуда вы знаете, Алексей Иванович, что люди не явились? – удивился начальник поезда.
– Вас зовут?
– Сергей Сергеевич.
– Сергей Сергеевич, в Ква я столкнулся со странным явлением – исчезновением людей. И хотел бы это с вами обсудить, коль скоро вы подтверждаете неявку в поезд множества пассажиров.
– Алексей Иванович, я готов. Пройдёмте в моё купе. – Начальник поезда посмотрел на остывавший чай. – Идёмте, я дам вам новый.
– У вас есть чистый лист, Сергей Сергеевич?
Получив лист и ручку, Алексей написал: «Нина, я сейчас вернусь. Алексей». Положил лист на столик, и они отправились в соседний, штабной, вагон.
– Я вас слушаю, Алексей Иванович! – голос начальника поезда звучал приятно. При отборе на эту должность всегда большой конкурс.
– Сергей Сергеевич, мы с вами земляки. Я вижу, что вы тоже туранец. Ведь так? Мы можем вполне доверять друг другу. Я хотел бы прежде спросить вас: как необычна и велика неявка пассажиров при посадке в Ква?
– И необычна, и велика.
– А вы не спрашивали другие поезда на дистанции, что у них?
– Спрашивал.
– И?
– Неявка пассажиров идёт по возрастающей. Пока мы двигаемся, от станции Славской отошло ещё два пассажирских состава. Когда обнаружилась неявка у нас, я был в недоумении, а теперь я в тревоге.
– Вы разговаривали со Славским вокзалом?
– Да нет. Места оплачены. По документам состав заполнен.
– Вас не затруднит всё же пообщаться с Ква? Ну, на любую тему? После этого я объясню вам, что смогу.
– А вы кто, Алексей Иванович?
– В данном случае – очевидец.
– Хорошо. Я позвоню. Мы с вами туранцы. Это имеет значение.
Начальник поезда набрал на своём аппарате вызов Славского вокзала и стал ждать ответ. Ответа не последовало.
– Я вот думаю, – сказал Алексей. – Жалко мне Ква или нет? Я приехал, чтобы получить разрешение на небольшой рыборазводный завод. Сколько же я унижений натерпелся в связи с этим! А сейчас еду обратно, так и не имея разрешения на руках.
– Вы едете в Славль. – сказал начальник поезда утвердительно. – А не домой в Туран. И ваша попутчица тоже едет в Славль. Что-то случилось с Ква? Что вам «жалко или нет»?
Он ещё раз набрал Славский вокзал.
– Не отвечают. Такого в принципе не должно быть! Что-то происходит.
– Я шёл по Верской улице по направлению к Крему…
Рассказ Алексея был краток. Сергей Сергеевич выслушал его, не перебивая, глядя растерянно ему в глаза. Нажал на кнопку вызова. Явился проводник.
– Петя, два чая с лимоном, пожалуйста! И бутерброды.
Когда проводник вышел, начальник поезда тихо произнёс:
– Это невероятно. Этого не может быть. Однако, Ква не отвечает. Сейчас я позвоню приятелю. Он работает в районе Центрального парка.
Принесли чай и бутерброды с сыром. Чай был очень горяч.
– Надо же! Приятель не отвечает! – сказал Сергей Сергеевич и перешёл на шёпот: – Мы что, лишились центра государственной власти?
– Я думаю, да. – Так же шёпотом ответил Алексей.
– Я со своим поездом проследую в Туран. Я буду молчать о том, что вы мне рассказали. Но вы, вы выходите в Славле. Зачем?
– Сейчас затрудняюсь сказать. По сути, я спасался бегством и не мог мыслить достаточно верно.
– Может быть, вы продолжите путь? Билет до Турана вам я могу оформить прямо сейчас.
– Понимаете, Сергей Сергеевич, какая загадка? Телевидение и радио вещают в обычном режиме, будто ничего не происходит.
– Да. Информация не распространяется.
– Я всё же сойду в Славле. Я не завершил свои дела в Ква и не хочу, чтобы моё возвращение в Туран было ошибкой. Я задержусь на несколько дней в Славле. Я проинформирую о виденном хотя бы руководство дистанции пути. Происходящее слишком задевает меня. Не отпускает. Не даёт занять позицию постороннего. Пожалуй, именно железнодорожники смогли ощутить странность происходящего. Они поймут меня.
– А авиаторы? Они могли увидеть всё сверху. Тем не менее, информации ноль. У меня на телефоне движется поток новостей. Звук отключен, но, судя по кадрам – ничего не случилось… Я попрошу начальника Славля-пассажирского, чтобы он встретил вас. Идите, Алексей Иванович, отдыхайте. Вы мой пассажир.
– Вы учтите, Сергей Сергеевич, я – не сумасшедший. Вам доступны досье пассажиров. Проверьте.
– Это я – сумасшедший, Алексей Иванович. Отдыхайте.
– Спасибо. Славль уже близко.
* * *
У нас с матерью была трёхкомнатная квартира в старом панельном доме. Эту квартиру получали ещё бабушка с дедушкой. Они приехали в Туран из деревни и работали на чаеразвесочной фабрике. Дедушка Анжил любил лошадей и стал работать на фабрике конюхом. Тогда считалось, что вблизи неё не должно быть машин, работающих на бензине. Ящики с чаем перевозились на бричках. Фабрика у нас была по-настоящему старинная, поставленная когда-то на Великом чайном пути. Обычаи здесь соблюдались строго. Сами рабочие за всем следили. Наш туранский чай по вкусу был лучшим в стране. Но это, конечно, знали те, кто в чае знал толк. Рекламы тогда не существовало, люди сами во всём разбирались.
А уж бабушка Бэлигма работала на развеске чая. Они у меня были хоринские, уж как сами любили пить чай! А трубку курить – ни-ни! Только чай. Это мне мать рассказывала. Она у них была поздний ребёнок. Я не застала бабушку и дедушку. От них в нашей квартире всё было – и мебель с коврами, и место обитания божеств бурханай-шэрээ со шкафчиком гунгарбаа, расписанным лотосами, и самовар электрический, и фаянсовые чайные чашки с петухами. Квартиру им дала фабрика за ударный труд и за то, что они коренная народность. Детей у них тогда было двое. Двое детей и трёхкомнатную дали! Чтобы всё было честь по чести: вот зал, вот спальня, вот детская. Ну, и кухня. Мамина старшая сестра вышла замуж в Иргизию и уехала к мужу на родину. Квартира досталась нам.
Мама мне говорила, что у меня был папа. Он поехал на нефтедобычу денег заработать и там погиб. У нас есть фотография со свадьбы. Мама и папа на ней очень красивые. Мы всегда жили вдвоём с мамой. Другой раз ей на работе не платили ничего, она плакала. Но потом стали платить. У других есть родня в деревне, они привозят оттуда мясо и молоко, а у нас почему-то никого не было. Но я всегда скучала по степи. Туда меня брала семья маминой подруги. А мама оставалась одна дома ждать меня. Ей было неудобно проситься поехать со мной. Я ей привозила полевые цветы, лекарственную пахучую травку аягангу, творог и сметану.
А квартплата всё росла. Мама работала на почте, там платят мало. И мы стали мечтать – продадим трёхкомнатную квартиру, купим двухкомнатную, а на разницу в цене – хорошую одежду, еду, мебель. И мне на свадьбу отложим. Мы в феврале выставили квартиру на продажу. И в апреле уже её продали. И вот я успела в тот же месяц познакомиться с молодым человеком, Азизом. Я доучивалась уже в колледже, и он доучивался. Я Азизу рассказала, какие у меня были дедушка с бабушкой, мама с папой, и что мы продаём квартиру. Спустя какое-то время Азиз мне говорит:
– Рената, выходи за меня замуж, ты мне очень нравишься!
Я стала с мамой советоваться. А она говорит: «Надо познакомиться с родителями Азиза». У него были мать с отцом и сестра. Знакомство состоялось, и старшие решили, что, как мы окончим колледж, то поженимся, а пока мама будет покупать новую квартиру. И будущая родня приняла в этом участие. Я с будущей свекровкой Наной, ее дочерью и подругой обсуждала все варианты, потому что стала каждый день посещать дом Азиза. Нам-то с мамой пока жить было негде, мы сняли комнатёнку в общежитии. И вот, мы с Наной по объявлению нашли заманчивый вариант почти в центре города. Мы с мамой позвонили по этому объявлению. Откликнулся мужчина, назвав себя частным риелтором. Мы с ним встретились, и он сообщил, что продал эту квартиру час назад. И тут же предложил более выгодные варианты – трехкомнатные квартиры по цене двухкомнатных. Нам в это было трудно поверить. Он объяснил тогда, что он продаёт только большие квартиры и предоставляет продающим коттеджи по невысокой цене. Нам всё это показалось непонятным, но мы с мамой согласились посмотреть одну квартиру и, не теряя времени, вечером того же дня её посмотрели. Она была в хорошем состоянии, со всеми документами, люди, что в ней жили, показались нам порядочными. Хозяйка огласила цену и подтвердила, что, действительно, спешит купить дом по невысокой цене.
Мы стали обсуждать сделку – мама, я, Нана с супругом и этот риелтор, он представился как Юрий Михайлович Бочкарёв. Мы настаивали на безналичном расчёте, но Бочкарёв сказал, что его клиенты против такой формы оплаты. Наконец, мы сошлись на том, что мы снимем деньги в «Ербанке», куда отдавали, и положим их в ячейку «Вафля-банка». А на следующий день проведём сделку в департаменте. Бочкарёв уехал, а мы стали обсуждать все нюансы с Наной. Она заверила нас, что это надёжно. На другой день моя мать и Нана сняли деньги и почему-то поехали в «Туранбанк». Там их ждал Бочкарёв. Бочкарёв сказал, что там какая-то проблема и они направились в «Вафля-банк». В ячейку зашли мама и Бочкарёв. Нана ждала снаружи. Все они затем втроём договорились встретиться в покупаемой квартире в три часа дня. Мама приехала в банк за деньгами, вскрыла сумку и обнаружила, что вместо денег в ней лежит нарезка бумаги. Уголовное дело было заведено тем же днём. Но мы не заметили, что ведётся какое-то следствие. Нам действия и выводы полиции показались более чем странными. Спустя некоторое время мать увидела Бочкарёва у магазина. Он тоже заметил её и уехал быстро на рейсовом автобусе. Мошенник в федеральном розыске, но надежды у нас на полицию никакой нет.
Когда я пришла на занятия в колледж после этого, мой преподаватель по алгебре Ольга Трофимовна Кудесова заметила мой грустный вид и спросила, что случилось. Я ей все рассказала. На другой день она говорит мне, что проверила личное дело Азиза. Что у него вовсе нет никаких родителей, одна старшая сестра. Ольга Трофимовна сказала мне, что если я хочу получить какое-нибудь жильё, то мне надо поехать в село преподавать алгебру. А училась я на бухгалтера. Что Ольга Трофимовна мне даст рекомендацию, как математик, а мне надо обратиться в министерство образования. Я так сделала, завтра выезжаю с матерью работать в школе степного села Онда. А у Ольги Трофимовны пропал в городе Ква сын Алексей. На телефонные звонки он не отвечает. Полиция приняла заявление и, кажется, успокоилась на этом.
* * *
Алексею хотелось успеть поговорить с Ниной о вещах, лишь им двоим известных, и, когда он открыл дверь в своё купе, к его радости, она уже проснулась, пила остывший чай. Нина предложила Алексею прилечь на расстеленную постель, с которой она поднялась, и он без церемоний согласился. Усталость пробивалась сквозь его нервное возбуждение многих истекших часов. Заботливый Сергей Сергеевич сложил бутерброды, к которым они не притронулись при разговоре, в бумажный пакетик, и, прежде чем лечь и укрыться одеялом (их обоих знобило), Алексей вручил бутерброды Нине.
– Вы смотрели на лица пассажиров? – спросила его Нина.
– Нет, не смотрел. Я побеседовал с начальником поезда, и он сказал, что меня встретит начальник вокзала Славля-пассажирского.
– Да? – удивилась Нина. – Вы ему рассказали, что видели?
– Рассказал. Начальник поезда осознал странность происходящего. Он попытался связаться с приятелем в Ква, со Славским вокзалом. Молчание.
– Выходит, концентрат продолжает распространяться…
– Выходит. Давайте, Нина, будем называть его «крем». При посторонних.
– Очевидно, Алексей, информация быстро распространится и без нашего участия. По ходу движения крема.
– Самое интересное, что телевидение несет свою обычную пургу, будто ничего не происходит. Неужели выброс крема санкционирован?!
– А, может быть, Алексей, масс-медиа «новости» формируют за несколько дней вперёд, и они выходят автоматически.
– Я не удивлюсь. В жизни не смотрел телевидения. Мои родители тоже. Это у нас семейное. А Вы? Смотрите?
Нина ответила, не задумываясь:
– Никогда. А вот муж может смотреть. Поэтому я и сомневаюсь в нём.
– Значит, Вы, как и я, связываете незащищённость людей перед кремом с их зависимостью? Бездельничанием у телеэкрана?
– Зависимостями. Не только перед ТВ. Любыми. Кстати, в интернете тоже ничего нет. Ни одного видео. Одних поглощает крем прежде, чем они успевают подумать. А такие, как мы, предпочитают не сообщать то, в чём не разобрались. Молчат железнодорожники и авиаторы… Вы поспите, Алексей.
– Хорошо! Я бы хотел мысли привести в порядок. В Славле вас встретит муж. Я могу вас не увидеть больше. Возьмите мою визитную карточку. Позвоните мне, Нина, если что-то будет, касающееся крема. Как же я теперь смогу открыть свой завод? Я не уверен, что правительство нашей области решится взять на себя функции центральной власти. Скорее, мы бежали от огня да в полымя.
* * *
Пять лет назад мы совершили автомобильное путешествие по этому маршруту. Тогда Митя ещё не встретил Еву, ещё не имел машины, и нас вёз его старший брат Коля на своём «фольксвагене». Если вы помните, мы искали Третью пристань в Дубинино. Это называлось «Путешествие с Мураками», потому что дорогой я принялась читать книжку Мураками. Она была небольшая, но я так часто отвлекалась от чтения, что мне её хватило на «туда-обратно». Книжку купил Коля и сам же удивлялся, как я могу её читать. Он купил её из-за картинок Анзая Мидзумару, и я читала её из-за картинок Анзая Мидзумару. Сам он читал старика Николая Лескова, насколько чтение может позволить себе человек, ведущий машину по дороге, половина которой находится в ремонте, а вторая состоит большей частью из крутых поворотов. С одной стороны её тянется хребет Комар, а с другой – озеро Лама, почти Леман, но в шесть раз больше. Оба эти озера формой напоминают народившийся месяц. Когда тот глядит с высоты, он говорит: «О, это я, и сколько блеска!». А потом он становится круглым и говорит: «Как я ошибался, это не я!», отчего однажды возникло выражение «круглый дурак».
Путешествие мы совершали по важному делу, настолько важному, что оно и не было названо, обозначено. Сейчас всё повторилось, и снова я не называю его, это личное.
На этот раз наша компания состояла из троих. Ещё с нами была дыня, несколько крупных помидоров, серая кошка. А мы – это Митя, Ева и я. И путешествие это без Мураками. Оно интересно тем, что всю дорогу Митя перезванивался с Мухаматом, босоногим мальчиком с тележкой из романа «Он приходил и садился на ларь», сам находясь при этом внутри романа. И я находилась внутри и снаружи, описывая себя и одновременно действуя. Ева при этом писала Мухамату письма, если не смотрела в окно и не читала электронную книжку, и не разговаривала с нами. Я слишком была увлечена наблюдениями романа и ничего не читала кроме него, хотя у меня с собой были «Дневники» пушкинского приятеля А.Н. Вульфа, косвенного предка Мити.
Сестра Вульфа Анна была первой женой одного из щуров нашего водителя. Таким образом, мы полностью находились внутри отечественной литературы. Митя виртуозно вёл свой новенький внедорожник «рено», и щур в гомеопатических дозах присутствовал в его клетках, сетчатке глаз, беспрестанно удивляясь новизне и оригинальности окружающей действительности.
Если вы помните, пять лет назад мы ехали на Колином «фольксвагене», и, когда закончился асфальт и началась грунтовка, Коля сказал: «Здравствуйте!». В этот раз его с нами не было. У него болело горло. Он остался дома.
Дома я оставила двух волнистых попугайчиков и компьютер, переполненный общением с господином N. Напомню: господин Ч. у меня просто великий, Антон много думает о деньгах, а господин N. – это приятность ноги друга рядом. Мой компьютер был переполнен приятностью ноги друга рядом, в то время, как рядом в клетке синяя волнистая попугаиха беззаботно слушала песенки своего голенастого лимонного дружка, порой не соглашаясь с ним. Для меня попугайчики были образцом семейной пары: они интересовались только друг другом и не смущались теснотой клетки.
Жалко ли мне было оставлять их всех дома? Нет, не жалко. Проза у меня реалистическая. Попугайчики получили корм на два дня. Хозяйка их – Арина. В «Путешествии с Мураками» ей было разрешено смочить ножки в холодных водах Ламы. Теперь ей стало на пять лет больше, ей девять. В доме с попугайчиками она не живёт, она о них только думает, находясь в доме своём. Это почти так же, как я думаю о господине N., а корм ему задают другие. И, когда ему задают корм, его энергетический потенциал повышается, он вспоминает обо мне.
Перед выездом на трассу Ква – Дивосток мы долго ходили по переполненному товарами магазину на древней Нюшиной горе. Мы не знали, что Ква перестал существовать, и больше всего были погружены в мысли о скором отъезде туда Мити и Евы. Начавшаяся же поездка частично была посвящена прощанию Мити с родными местами, где пять лет назад он прятался от деревенской работы в высоких зарослях посеянного для пчёл душистого элефанта, десять лет назад катался на своём знаменитом велосипеде марки «Norco», а тридцать лет назад посетил их в связи со своим рождением.
В магазине на Нюшиной горе мы почти ничего не купили, нам было жалко денег. Взяли пакет берёзового угля для предстоящего шашлыка из щучины. На ловлю более благородной рыбы у нас на Ламе был введен квачанами запрет и высокие штрафы. Этой истории скоро сто лет, сколько революции. Только она свершилась, как хорошая рыба стала не для простого народа. Щучина, выловленная в Ламе, не уступает по вкусу северному чиру, не все это знают, когда-нибудь придёт запрет и на её ловлю.
