Kitobni o'qish: «Зови меня Златовлаской»
Пролог
Он меня бросил. Он предал меня! Парень, за любовь которого я готова была бы убить, просто сбежал, оставив меня на растерзание этим ублюдкам. Легко и почти без сомнений.
Их трое, я одна. И пусть самого тощего из них мне все же удалось обезвредить перцовым баллончиком, но двое других целы и приближаются ко мне с кровожадными лицами.
Боже! Лучше бы мы просто сразу отдали им деньги и телефоны. Казалось, сначала им было нужно только это. Но моя тупая гордость подставила нас. И я, как чертова смертница, начала атаковать грабителей баллончиком. Глупо и безрассудно.
Уже потом, когда один из них повалил меня с ног на землю, я поняла, что это было ошибкой. Вырубить их всех у меня не вышло, а вот не на шутку разозлить получилось.
Вот дура! Думала, что смогу атаковать их грациозно и быстро, как женщина-кошка… А на деле я замешкалась, почти не двигалась и все запорола.
Конечно, если бы я знала, что в кармане у самого крупного лежит нож, я бы десять раз подумала, прежде чем доставать баллончик. Но я не была в курсе этой, казалось бы, мелкой, но очень значительной детали.
Когда он приставил нож к животу моего спутника, все сильно поменялось. Теперь нам отчетливо виделась не только угроза грабежа, но и угроза жизни.
Эти уроды оказались настоящими психами. "Либо вали отсюда без нее, либо оставайся, и я выпущу твои кишки наружу!" – примерно так звучало их жестокое предложение. И он выбрал первый вариант. Очевидно, его кишки представляли гораздо большую ценность, чем я.
Знаете, осознавать, что твоя жизнь в руках двух отморозков, и помощи ждать неоткуда, очень страшно. До боли, до трясучки в коленях. Но еще страшнее становится тогда, когда чужие руки начинают шарить по твоему телу. Касаются тех зон, до которых никто и никогда не дотрагивался.
И тогда в голове звучит одна мысль. Она повторяется снова и снова, пока ты медленно тонешь в трясине собственной злобы, отчаяния и бессилия. "Лучше бы умереть. Лучше бы они меня сейчас убили".
Глава 1
В этом году я пошла в десятый класс. Теперь можно гордо носить звание старшеклассницы. А быть старшеклассницей – значит быть взрослой. Наконец-то. Однако, несмотря на свою "взрослость", первый день учебы я бессовестно проспала.
Резко вскочив с кровати, я начала машинально собираться. Мысли, толкаясь и спотыкаясь друг об друга, носились в моей голове. Второе сентября. Опаздываю. Какой первый урок? Где блузка? Как быстрее: пешком или папа довезет?
Я побежала в зал в надежде, что отец еще не ушел на работу. Повезло, он был тут.
– Саша! Не понял, ты время видела, почему не в школе? – папа округлил глаза.
– Будильник не сработал! Подвезешь?
– И это после всех разговоров о самостоятельности и ответственности, – проворчал он.
В спешке умывшись и натянув с вечера приготовленную одежду, я начала наносить макияж. В изначальный план входили тени для век и подводка, но пришлось ограничиться тушью.
Закончив сборы, я посмотрела в зеркало: белокурые волосы по пояс, синие миндалевидные глаза, вздернутый нос и округлый подбородок. Улыбнувшись своему отражению, я схватила сумку и побежала в коридор.
Урок биологии тянулся медленно. Я почти не слушала, но искусно делала вид. После звонка учительница подозвала меня к себе, чтобы выдать порцию нравоучений. Она говорила о важности пунктуальности в жизни человека и, поверив, что я сделала выводы, отпустила меня.
– Проспала? – с усмешкой спросила Ада, подхватывая меня под руку.
Ее идеально прямые темные волосы спадали на плечи, обрамляя вытянутое скуластое лицо. Большие черные глаза придавали ее и без того экзотичной внешности загадочности.
– Я переписывалась с Пешковым до двух ночи, – призналась я.
– Так долго? Ведь ты решила написать еще днем?
– Я написала в шесть вечера, но он то был в сети, то не был.
– И что?
Я вытащила телефон и протянула его подруге для ознакомления с содержанием переписки. Прочитав сообщения, Ада вернула мне гаджет, и на ее лице застыла неопределенность:
– Не густо, за восемь-то часов переписки.
– Ну, он же был занят. Ты что, не поняла? – попыталась оправдаться я. – Пошли скорее, посмотрим расписание.
– Да я и так его знаю, сейчас у нас алгебра в 401 кабинете.
– Да не наше расписание, Ада! А на расписание 11”Б”! – прервала я. – Мне надо с Димой "случайно" пересечься на перемене, понимаешь?
Мы с подругой протолкнулись к доске с расписанием, я щелкнула его на телефон, и мы отправились на алгебру.
– Как ты думаешь, я ему нравлюсь? – приступила я к допросу после окончания урока.
– Трудно сказать, переписка-то совсем малюсенькая.
– Но ты заметила, как он спросил, в каком я классе? Значит, ему не все равно?
– Ну как тебе сказать… Может, если бы ему было не все равно, он бы отвечал пошустрее? – не выдержала Ада. – Одно сообщение в час – так себе достижение.
– Ты как всегда!
– Саш, вот любишь ты раздувать из мухи слона. Это как с Самсоновым в третьем классе. Он вернул тебе потерянный мешок со второй обувью, а ты после этого месяц к нему в невесты набивалась.
– Припоминать Самсонова – это низко! Ты же знаешь, как он меня потом задирал.
– У бедняги не было выбора, он защищал свою свободу, – хохотала Ада. – Ты даже после школы его до дома провожала! И он решил, что лучшая защита – это нападение.
– Ой, все, – я закатила глаза. – Я волнуюсь, а ты тут со своими приколами. Лучше бы помогла.
– А я и помогаю, детка! Как говорила моя бабушка, не придавай лишней значимости мужикам, они все козлы!
– Не все, – упрямо заявила я.
– Конечно, не все. Вот Булаткин – ангел во плоти, – громко проговорила Ада, увидев приближающегося к нам высокого русоволосого парня с широкой добродушной улыбкой.
Наша дружба с Антоном Булаткиным началась с душещипательной любовной истории. Во втором классе я и Антон полюбили друг друга. Мы страстно целовались на переменах, пока учительница не видела. Не знаю, чем кончился бы наш роман, не вмешайся в него Ада. Оказывается, она все это время ужасно ревновала Антона, потому что тоже была влюблена в него.
Однажды, застав нас за поцелуями, Ада полезла ко мне с кулаками, кричала "Булаткин мой". Думаю, она здорово поколотила бы меня, если бы Антон не вмешался и не предложил решить проблему весьма оригинальным способом: он, Булаткин, будет одновременно любить нас обеих, потому что мы обе красивые.
Немного подумав, мы согласились. Я – потому что Ада казалась мне крутой, ведь у нее были проколоты уши, а у меня нет. А она согласилась потому, что очень хотела быть с Антоном любой ценой.
С тех пор и появилось наше трио. И хотя "любви втроем" у нас не вышло, дружба получилась отличная. Мы с Антоном перестали целоваться, потому что Ада до смерти запугала нас байками в стиле "изо рта в рот получается микроб". И микробы в ее рассказах всегда были очень опасные, а порой и смертоносные.
В итоге все свелось к тому, что мы втроем гуляли вместе после уроков, стреляли из самодельного лука, играли в фишки и делали переводилки из Малабара. Нам было так весело и хорошо, что никакой любви и даром было не нужно.
– Что обсуждаете? – поинтересовался Антон.
– Дела сердечные, как обычно, – улыбнулась Ада.
– Вы придете болеть за меня на отборе?
– На каком отборе? – не поняла я.
– Ты что забыла? – лицо Антона вытянулось. – Отбор вратаря в школьную футбольную команду! Через четыре дня!
– Ах, да.
– У нашей принцессы от любви совсем память отшибло, – ласково сказала Ада, обнимая меня за плечи. – Конечно, мы придем.
– Мы с отцом тренировались все лето, я брал даже сложные мячи. Папа говорит, что у меня есть все шансы. Помните Кирилла Островского? Он был моим главным конкурентом. Парень был хорош. Но, представляете, в августе он сломал палец и не сможет участвовать в отборе. Повезло так повезло! То есть не ему, конечно, а мне. Парня-то жалко. Но для меня это дополнительная возможность. Помню, мне тренер так и сказал в мае: "Булаткин, ты в первой пятерке претендентов." Так и сказал. А знаете, что я ему ответил?
Тут монолог Антона резко прервался, и его взгляд устремился куда-то за мою спину. Я повернулась: по коридору шла Кира Милославская, одиннадцатиклассница, которая перевелась в нашу школу в конце прошлого года.
Если быть точной, слово "шла" не в полной мере описывало то, как грациозно и уверенно передвигалась Кира. Она дефилировала по школе, приковывая всеобщие взгляды. Несмотря на то, что ей было не больше семнадцати, ее фигура уже сформировалась: внушительного размера бюст, тонкая талия и длинные ноги. Густые светлые волосы до плеч были аккуратно уложены, а высокие шпильки придавали еще больший шарм ее образу.
– Так что ты ответил тренеру? – сварливо спросила Ада.
Ей было неинтересно. Но надо было как-то переключить внимание собеседника. Подруга терпеть не могла, когда парни вот так пялились не на нее. Пускай даже это был ее столетний друг Булаткин.
– Черт, как она хороша. За лето стала еще красивее, – отстраненно произнес Антон.
– Вы что, оба на завтрак любовного зелья выпили? – раздраженно спросила Ада. – Все, хватит охов-вздохов, пошли в класс.
После третьего урока я потащила подругу к кабинету литературы на втором этаже. Судя по расписанию, именно там у 11 “Б” намечался следующий урок.
Остановившись в коридоре второго этажа, я глазами выискивала Пешкова. Дима стоял в метрах десяти от меня и разговаривал с одноклассниками. Высокий, худощавый, с короткими светлыми волосами и правильными чертами лица, он казался мне совершенством.
Я сделала неровный вдох и опустила глаза. Мне не хотелось, чтобы он понял, что я заметила его первой. Украдкой я поднимала глаза, дабы удостовериться, что он стоит на том же месте. Рядом Ада рассказывала про свои планы на стрижку волос, но с того момента, как я увидела Пешкова, у подруги как будто выключился звук.
И вот, наконец, я заметила, что он идет прямо по направлению ко мне. Я снова опустила глаза в пол, чтобы поднять их уже в тот момент, когда Дима меня заметит.
Наши взгляды встретились, и я почувствовала, как маленький электрический заряд пробежал по телу.
– Привет! – с легкой улыбкой произнес он и… Пошел дальше.
– Привет – ответила я, с ужасом понимая, что этим и ограничится наш первый живой диалог.
После того, как Пешков отошел на безопасное расстояние, Ада произнесла:
– Милая, умоляю, только не провожай его после этого до дома.
– Иди ты!
Я была рада, что подруга свела все к шутке. Но мне было непонятно, почему Дима не подошел и не заговорил? Может, стеснялся из-за того, что вокруг было много народу? Или, может, Ада права, и я опять раздуваю то, чего нет? Может, он и не думал про меня сегодня, пока не встретил? От этих мыслей стало неприятно.
После четвертого урока была длинная перемена, во время которой наш класс обычно ходил на обед. Столовая в школе была просторная, кормили по системе "шведский стол" и, надо признать, довольно вкусно. За лето я даже успела соскучиться по школьной стряпне.
Пока я витала в своих мыслях, Ада начала отчитывать какую-то девицу, стремящуюся пройти к еде без очереди.
– Эй, красотка! – окликнула нарушительницу она. – Я тоже хочу есть, но терпеливо жду! Знаешь, как это называется? Куль-ту-ра. И нечего на меня волком смотреть, я сама голодная, как волк, не беси меня!
Ада имела способность говорить в совершенно безапелляционной манере. Ты ей слово – она тебе десять. Пристыженная девушка ничего не ответила и уныло поплелась в конец очереди.
– Ты считаешь, я все надумала, да? – спросила я у подруги, когда мы, наконец, сели за стол.
– Возможно, – пожала плечами Ада.
– Надумала что? – встрял в разговор подсевший к нам Булаткин.
– Что нравлюсь Пешкову, – вздохнула я.
– А что, не нравишься?
– Ну, смотри, Антон, если тебе нравится девушка, и вы знакомы по переписке, то подойдешь ли ты к ней поговорить при встрече?
– Я не знаю, зависит от ситуации. И от девушки… Когда я начинаю думать о том, чтобы подойти к Кире, то мне становится не по себе.
– Да, но ты-то с ней вообще не знаком. Скорее всего она даже не знает о твоем существовании.
– От этого гораздо легче, спасибо, – с сарказмом произнес Антон.
Я засунула ложку с тушеной капустой в рот и внезапно ощутила сильный толчок в ребра. Чуть не подавившись, я возмущенно уставилась на Аду:
– Я вообще-то ем!
– Видишь того парня? – подруга кивком указала куда-то в сторону.
Я проследила за ее взглядом и через пару столов от нас заметила смуглого, мускулистого старшеклассника. Немного вьющиеся темно-каштановые волосы, идеальная щетина на подбородке и щеках, карие глаза под темными ресницами – он был красив и прекрасно знал это.
– Его привлекательность слишком очевидна, – фыркнула я, отпивая компот.
– Да, нет ничего хуже очевидной привлекательности! – съязвила Ада. – Но я не об этом. Помнишь, летом, пока ты была в Турции, мы с ребятами ходили на Садко? Я тебе еще говорила, что там выступал парень из нашей школы со своей группой "Абракадабра"? Так вот, это он. Влад Ревков.
– Он гитарист? – спросила я.
– Гитарист и солист. Они шикарно играют, – восторженно заявила подруга. – А видела бы ты его татухи! Просто космос!
Я вновь посмотрела на парня. Никаких татуировок видно не было. Очевидно, они скрывались под белой рубашкой с длинными рукавами.
– Ясно. И теперь ты его бешеная фанатка? – с иронией поинтересовалась я.
– Почему сразу бешеная фанатка? – хмыкнула Ада. – Просто показала тебе восходящую звезду.
Мы закончили прием пищи и нехотя пошли на уроки.
Каждый год, в первую неделю сентября, я страдала от лени, которая прочно обосновалась во мне за три летних месяца. Чем старше я становилась, тем больше школа привлекала меня как место, где можно пообщаться, и все меньше как место, где нужно получать знания. Училась я хорошо, но, скорее, по привычке, а не потому, что мне нравилось.
На следующий день в кабинет химии, где находился мой класс, влетела растрепанная девушка с короткими русыми волосами по имени Алина Юкина. Мы вместе состояли в совете старшеклассников. Растерянно оглядываясь по сторонам, она искала кого-то глазами.
– Тебе помочь? – поинтересовался Булаткин.
Алина вздрогнула и подняла на него большие серые глаза:
– Эм… Да. Мне нужны Саша Алферова и Ада Калинина.
– Они вон там, – он указал на нашу парту.
Юкина направилась к нам, а Булаткин из любопытства последовал за ней.
Она поздоровалась и быстро изложила суть дела. В связи с тем, что предстоящие отборочные соревнования по футболу собиралась посетить городская администрация, требовалось организовать небольшие концертные номера между этапами отбора с целью развлечения гостей и демонстрации всесторонней одаренности учеников нашей школы.
– Ну что, вы сможете выступить с танцевальным номером? – спросила Алина.
Уловив суть разговора, Булаткин пришел в бешенство. Его возмущала мысль, что такое серьезное и важное для его будущего событие хотят разбавить какими-то танцами и песнями.
– Везде эта политика! Везде показуха! – сварливо заметил он. – Почему спорт не может быть просто спортом? Зачем нужны эти глупые танцульки?
– Что ты имеешь против танцев? Никто бы и не ходил на футбольные матчи, если бы в перерывах не выступали девчонки из группы поддержки, – осадила его Ада.
– Да как ты смеешь? – выпучив глаза, оскорбился Антон.
– Ты предлагаешь нам за три дня сбацать танцевальный номер на две минуты? – уточнила я. – Ты же понимаешь, что это практически нереально?
– Да, я знаю, что это непростая задача, но наверняка у вас есть какие-то заготовки.
– Ну, не знаю, заготовки заготовками, а мы почти два месяца не тренировались, – поддержала меня Ада.
– Алин, напомни, а из какого ты класса? – совершенно не в тему спросила я.
– Из 11 “Б”.
Я замолчала, обдумывая информацию. 11 “Б”. Класс, в котором учился Дима Пешков.
– Скажи, а для остальных учеников явка в качестве зрителей обязательна? – поинтересовалась я.
– Должно быть минимум по пять представителей от каждого класса, остальные – по желанию.
– То есть гарантий того, что придут все, нет?
– Все, конечно, не придут, но придет большинство. Это же отборочные вратаря в школьную команду, это интересно всем.
– Всем, кому интересен футбол, – задумчиво проговорила я, размышляя о Диме.
Пешкова футбол, скорее всего, мало волновал. Он был скейтером, и ему был интересен скейтборд. А вот футбол вряд ли.
– Но прошлых отборочных была чуть ли не вся школа, поэтому за отсутствие зрителей я переживаю меньше всего, – ответила Алина.
На несколько секунд я замолчала, а потом сказала:
– Мы согласны. Мы организуем номер со своей командой. Можешь передать Светлане Викторовне, что все будет сделано в лучшем виде.
– Отлично, Саша, спасибо, – немного удивленно проговорила Юкина.
– Да не за что, какие вопросы. Только у меня есть к тебе малюсенькая просьба. Ты могла бы организовать явку всего твоего класса на это мероприятие?
– Всего моего класса? – озадаченно переспросила Алина.
– Ну да. И было бы здорово, если бы они все расположились поближе к сцене. Ну, то есть к полю.
– Хорошо, – в замешательстве согласилась Юкина. – Но зачем?
– Не спрашивай, – загадочно улыбнулась я.
На этом и порешили. Ада поинтересовалась, будет ли выступать группа "Абракадабра" на отборочных. Алина отрицательно покачала головой.
Прозвенел звонок, и Юкина, довольная своей маленькой победой, направилась на урок.
– Для того, чтобы ты могла повертеть попой перед своим Пешковым, мы должны три дня безостановочно тренить, чтобы не облажаться, – сварливо сказала Ада, пересаживаясь за парту в соседнем ряду.
Конечно, она сразу смекнула, зачем я просила Алину обеспечить явку всего 11 “Б”. Я видела в этом свою возможность. Танец был моей страстью. Я танцевала с четырех лет, именно тогда мама отвела меня на ритмику.
С первого по пятый класс я училась в Институте искусств: изучала народные и классические танцы, вставала на пуанты и осваивала музыкальную грамоту. В шестом классе я посещала занятия по бальным танцам. А в восьмом нам с Адой посчастливилось попасть в лучшую танцевальную школу города под названием "Экстра". Там обучали современным направлениям танца. В "Экстре" была своя среда, своя тусовка, свой неповторимой мир единомышленников и лучший тренерский состав.
Я обожала свои ощущения во время танца. Двигаясь под ритмичную музыку, я чувствовала себя бесконечно уверенной в себе. Я отдавалась процессу полностью, всей душой. Меня не беспокоило происходящее вокруг, я не переживала о своих проблемах, не вспоминала обиды. Просто была собой, чистым и вдохновленным музыкой существом.
Ада разделяла мою страсть к танцам, и это делало нашу дружбу еще крепче. Мы учились в одном классе, жили в соседних дворах, вместе ходили на тренировки, менялись одеждой и часами висели на телефоне.
Вечером, после тренировки в "Экстре", мы попросили свободных ребят поучаствовать в нашем выступлении на отборочных. В итоге набралась команда из восьми человек. Мы задержались в зале и за два часа неплохо продвинулись. Хореографию решили сделать смешанную: просто соединили воедино несколько ранее выученных связок и сделали плавные переходы из одной в другую. Последующие три дня мы понемногу репетировали каждый вечер.
В день отборочных Булаткин был комком нервов. Он беспрестанно думал о соревнованиях и просто одолевал нас с Адой озвучиванием своих предчувствий и переживаний:
"Вчера от Осипова узнал, что Власюк сказал ему, будто Коля Архипов – один из моих конкурентов – сын сестры парикмахера нашего тренера. Это нереальный блат. Как думаете, у меня теперь нет шансов?"
"Географичка – бесчувственная стерва. Разве она не знает, что сегодня отборочные? Как она может вызывать меня к доске в такой день?"
"Ада, у тебя пирожок с яблоком? Ты будешь доедать? Я доем. Мне сейчас нужно больше калорий, у меня же отборочные."
"Саш, я сегодня не принес учебники. Не хотел перегружать спину, у меня же отборочные. Иди спроси у кого-нибудь лишний учебник, только быстрее, перемена заканчивается."
– Он будто в президенты баллотируется, – проворчала я на ухо Аде, пока Булаткин самозабвенно делал сам себе массаж шеи.
– Причем не страны, а всего мира, – поддержала подруга. – А еще говорят, женщины – истерички.
– Эй, кто-нибудь! Помогите мне, я не могу промассировать вот эту точку, у меня там скопилось напряжение, – позвал Антон, обращаясь к нам.
Мы с Адой переглянулись: массировать шею Булаткину, а параллельно выслушивать новый поток его причитаний никому не хотелось. Подруга сообразила первой.
– Антош, ты извини, но я обещала зайти к Лариске на этой перемене, а вот Сашка с удовольствием тебе поможет, – елейно проговорила она и пулей вылетела из кабинета.
Я одарила уходящую Аду ледяным взглядом и пошла разминать другу шею.
Когда уроки закончились, все стали готовиться к мероприятию. Булаткин пошел разогреваться, а мы направились встречать свою команду, чтобы еще раз прогнать номер.
Отборочные проходили на школьном стадионе, под открытым небом, и погода этому поспособствовала: было тепло и солнечно, как летом.
Мы с командой переоделись в свои костюмы: одинаковые красно-черные рубашки в клетку и потертые голубые джинсы. Девчонки завязали рубашки, оголив животы, а парни оставили их навыпуск. Закончив приготовления, мы заняли места поближе к полю, на котором была установлена небольшая сцена. Кулис не было, поэтому все выступающие поднимались на нее прямо с трибуны.
В глаза сразу бросалось большое количество народу. Тут были и робкие пятиклашки, и вальяжные одиннадцатиклассники. Всем было интересно, кто станет следующим вратарем. Футбольная команда нашей школы слыла одной из лучших и занимала много призовых мест на городских и областных соревнованиях. Футбол для школы был чем-то объединяющим, ведь во время матчей мы все болели за свою команду.
Я внимательно разглядывала трибуны и, наконец, увидела Пешкова. Алина Юкина не подвела: 11 “Б” был в полном составе. Интересно, как ей удалось всех уговорить? Дима сидел, развалившись на скамейке, и что-то увлеченно обсуждал со своим другом, Петькой Шаровым.
Спустя пять минут общей суеты на сцене появился ведущий Максим Муслимов, высокий симпатичный брюнет с микрофоном в руке:
– Уважаемые учащиеся школы №131 и дорогие гости, мы рады приветствовать вас на отборочных соревнованиях по футболу! Сегодня решится, кто же станет вратарем нашей горячо любимой команды!
Пока Максим торжественно приветствовал присутствующих, Ада наклонилась ко мне:
– Блин, как он меня бесит. Столько пафоса. Почему его всегда ставят ведущим?
– Ты просто его сразу невзлюбила. А ведущий он нормальный, – беспечно отозвалась я.
– Конечно, невзлюбила, он ведь жить не может без своих нудных нравоучений. А уж эти его речи про социальную ответственность, – подруга сделала вид, будто ее тошнит.
Ада и Максим, казалось, хронически не переносили друг друга. Наверно, большей частью потому, что Ада не стеснялась громогласно заявлять о своем мнении, а Макс не менее громогласно сообщал, что он с ней не согласен.
Они оба состояли в Совете старшеклассников и беспрестанно спорили друг с другом. Как правило, Ада нервничала, начинала переходить на личности, а он с невозмутимым видом продолжал настаивать на своем. От этого подруга злилась еще больше, и ссора шла по кругу.
У Муслимова удивительным образом получалось сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, и, по-моему, Ада бесилась из-за того, что не могла вывести его из себя. Лично мне Максим нравился. Во многих спорных ситуациях я была на его стороне, но внешне этого, конечно, не показывала. Из солидарности к чувствам подруги.
