Kitobni o'qish: «Детективные рассказы»

Shrift:

Плохая игра

Февраль, 2006 год

Ночь, улица, тусклый свет фонарей. Под ногами лужи, хотя на календаре все еще зима. Со стороны канала дует ледяной ветер. Машин и людей уже не видно. Почти полночь. Но домой спешить не хочется.

Прежде чем мать дозвонилась Колькиным родителям, она раз десять набрала мне. Но я не слышал. Монтировали с Колькой видео. Сидели в наушниках, не слышали звонков – ничего криминального. Мама, разумеется, думала иначе. Услышав мой голос, долго ругалась. Потом потребовала немедленно идти домой. Сказала, что мне сильно повезет, если вернусь раньше бати. А я так не думал. Рука у отца тяжелая, настроение после работы обычно скверное, так что влетит мне по полной программе в любом случае.

Вот и плелся я по набережной, пиная коленом сумку со сменкой. Глазел по сторонам, хотя разглядывать-то особо нечего было. Старые, через один заброшенные дома слева, чугунный ажурный забор в половину человеческого роста справа. За забором речушка, все еще скованная льдом. На другом берегу – городской парк, мрачный, но такой же безлюдный, как и все вокруг. В общем, обычная улица унылого района на окраине города.

Через пару сотен шагов парк кончился, сменившись серым бетонным забором. За забором в абсолютной темноте возвышались здания бывшего хлебопекарного комбината. Некогда процветающая гордость нашего города, вот уже как два года предприятие было ликвидировано. Изредка любители пощекотать себе нервы организовывали там квесты, но сегодня, судя по тишине, на хлебозаводе никого не было.

Мать не любила, когда я возвращался от Кольки мимо этого бетонного забора. Наверное, ей мерещилось, что в любой момент на меня могут наброситься зомби. Хотя… Вряд ли. Моя мама совсем не верила в зомби. Но по ближайшему мосту через реку ходить запрещала. А я ходил. Потому что влом было идти до следующего, а потом возвращаться почти столько же до поворота на нашу улицу.

Вот и сейчас без малейших угрызений совести я уверенно пошел привычным путем. И вдруг остановился, с интересом разглядывая ее.

Она стояла возле перил почти по центру моста спиной ко мне. Стройная, с длинными, развевающимися светлыми волосами. Поверх воротника черного пальто на шею был намотан длинный шарф крупной вязки. Воображение тут же дорисовало сапоги до колен на высоком узком каблуке. Я опустил взгляд, чтобы подтвердить догадку. И тут же едва слышно ахнул: незнакомка стояла по ту сторону перил.

Пока я топтался на месте, решая, насколько опасно подходить к ней, девушка заметила мое присутствие. Повернула ко мне красивое лицо с тонкими чертами. В уголках ее глаз блестели хрустальные слезинки.

Несколько секунд она безотрывно смотрела на меня, потом моргнула. И словно очнулась от ночного кошмара. Она выглядела растерянной, будто не понимающей, как оказалась на этом мосту да еще с той стороны.

Стыдливо, как-то виновато пряча глаза, она перелезла обратно на мост. Опустив подбородок в шарф, пробежала мимо меня. Еще некоторое время был слышен стук ее каблучков.

Потом вновь наступила тишина. Лишь ветер завывал, прорываясь сквозь чугунную решетку.

Когда я пришел домой, отец, конечно, уже был там. Взяв для пущего эффекта ремень, он посадил меня на противоположный от себя конец дивана и принялся отчитывать. Но говорить долго ему в этот раз не пришлось. Батя почти сразу заметил, что я не оправдываюсь и вообще веду себя как-то странно. Пришлось соврать, что устал, что глаза болят после монтажа. Рассказывать про девушку на мосту совсем не хотелось.

Испугавшись, не рассказал я никому о нашей встрече и на следующее утро, когда встретил эту девушку вновь. Там же возле моста. Только она не стояла по ту сторону перил. Сломанной куклой незнакомка лежала на темном, припорошенном мокрым снегом льду. Возле головы было хорошо заметно большое алое пятно. Мост был оцеплен милицией.

* * *

Май, 2017 год

Самоубийство Яны Подорожной наделало много шуму в городе. На историю о несчастной сироте, покончившей с собой, журналисты накинулись, будто свора собак на сахарную кость. Ведь история Яны так удачно совмещала в себе драму жизни и драму смерти. О происшествии сняли добрый десяток репортажей, которые потом часами крутили в новостях по местным каналам, написали все местные газеты. О нем говорили не только старушки у подъездов, но даже Колька – современный и крутой чувак – рассуждал на тему этого происшествия. Про то, что я был свидетелем случившегося, Колька не знал. Не то заставил бы меня давать показания в прямом эфире его интернет-канала.

Мне же совсем не хотелось «светиться». Ведь тогда бы и в милиции узнали о моем существовании. Допросы, показания… Нет, нет, нет! Промолчав в самый первый момент, я уже не мог переселить себя и рассказать, что знал. Я боялся признаться в собственной трусости и больше всего на свете хотел навсегда забыть о той ночи, мосту и девушке на нем. Хотелось забыть ее светлые волосы, развевающиеся от холодного ветра, ее глаза, полные слез.

Я надеялся, что с годами так и случится, что станет легче. Но ко всему прочему постепенно примешалось еще и чувство вины. Ведь в отличие от остальных, я понимал, что никакого самоубийства не было. Логика подсказывала, что самоубийца не придет той же ночью на то же место второй раз…

– Павел! – я вздрогнул, услышав мамин голос всего в паре шагов от себя. – Зову его, зову. А он уткнулся в свой телефон и ничего не замечает. Ох, Пашка, испортила тебя твоя Москва.

Улыбнулся, убирая смартфон в задний карман джинсов:

– Важное сообщение.

– У тебя все сообщения важные, – улыбнулась в ответ мама. Ласково погладила по плечу: – Обед на столе.

Пришлось сделать над собой усилие и перестать думать о Подорожной. Ни к чему было говорить о ней за семейным обедом. И так вырвался в родные края лишь на недельку: набраться сил перед защитой дипломного проекта. Слишком прилежно отучившись шесть лет по специальности «Журналистика», я, по словам моего руководителя, неприятно смахивал на ботана, а не на специалиста. Мне было необходимо переключиться, и лучшего места, чем родной город, я не мог для этого придумать.

Однако после обеда навязчивые мысли вновь взяли надо мной верх. Убедившись, что родители отдыхают, я достал со шкафа пыльную папку. Среди прочих газетных вырезок с интересующими меня статьями хранились и те, что касались смерти Подорожной. Десятки интервью с ее старшей сестрой, друзьями семьи, соседями, экспертами, следователями, очевидцами. Одиннадцать лет назад я жадно вчитывался в каждое слово. Черт! Да я выучил эти заметки наизусть и до сих пор помнил их.

Яна Подорожная выросла в неполной семье. Девушку и ее сестру Дарью воспитывала мать. Отец погиб в одной из военных компаний девяностых годов. Все свидетели сходились во мнении, что это была скромная дружная семья. После смерти матери за пару лет до трагических событий опеку над сестрой взяла уже совершеннолетняя к тому времени Дарья Подорожная. В январе, то есть почти за месяц до самоубийства, Яна отметила свое совершеннолетие.

Стерев с папки пыль, я устроился в горизонтальном положении на диване.

Следствием было установлено, что причиной самоубийства стала неразделенная любовь. Яна несколько лет была влюблена в Дмитрия Рогова – сокурсника своей сестры. Они даже встречались некоторое время. Но потом Дмитрий внезапно сделал предложение Дарье. Молодые люди подали заявление в ЗАГС. Однако за неделю до свадьбы Дмитрий Рогов погиб в автомобильной аварии, случившейся во дворе дома невесты. Экспертиза подтвердила, что автомобиль занесло на скользком участке дороги, водитель не справился с управлением и врезался в фонарный столб. В смерти Рогова Яна винила себя. Утверждала, что перед этим между ними состоялся неприятный разговор и за руль Дмитрий сел весьма возбужденным.

После смерти жениха и сестры, Дарья Подорожная прожила в городе недолго. Приняв предложение немецкого гражданина Генриха Баума, девушка после свадьбы покинула родину. Насколько знали местные сплетники, Дарья Баум через пару месяцев после свадьбы родила сына. Из этого следовал логичный вывод, что отцом ребенка был Дмитрий Рогов.

Через пару часов я проснулся на том же диване, в той же комнате, с той же папкой в обнимку. Однако мысли мои уже шли совсем в ином направлении. Ни к чему было мне прозябать целую неделю без дела, теша рассказами о столичной жизни родителей и всех их любознательных знакомых. Куда полезнее было заняться небольшим расследованием, чтобы раз и навсегда расставить для себя все точки над «i». К тому же мой скромный журналистский опыт подсказывал, что из этого обширного куска прошлого мог получиться неплохой трамплин для моей будущей карьеры.

* * *

Часов в десять на следующий день я стоял возле входа в полицейский архив, вооруженный хорошим настроением и коробкой конфет «Ассорти». Расследование надо было с чего-то начать. И я решил начать его с ознакомления с материалами дела о самоубийстве Яны Подорожной. Конечно, без определенной кипы бумаг почитать документы мне никто не даст. Даже с учетом статуса «почти журналист». Но ведь можно и не идти официальным путем. Можно же просто забежать на чай к бывшей однокласснице Ленке Сибиряковой, с которой отсидели мы за одной партой последние два школьных года.

– Пашка? Вот так сюрприз! – круглолицая девчушка с конопушками на щеках и курносом носике заметила меня сразу, стоило только поднять руку и помахать коробкой конфет.

Ленка никогда не выглядела на свой возраст. Рыжеволосая, веселая, приятно пышная барышня, она, должно быть, договорилась со Временем о том, что навсегда останется в своих пятнадцати годах. Злые языки говорили, что после родов юность Сибиряковой точно пройдет. Но нет! Даже став матерью двоих непосед, Ленка ничуть не изменилась.

– Привет! А я вот тут к родителям приехал. Подумал, что и с друзьями встретиться надо.

Ленка кинулась меня обнимать. Потом выхватила коробку конфет и, конечно же, предложила зайти к ней на чай.

– У меня все равно никого сегодня. Светик заболела, а Валентина Григорьевна на совещание в Главк укатила.

– Ну, отлично! – отозвался я, думая, что мне, в самом деле, сказочно повезло.

Пока чай остывал, Ленка быстро пересказала последние новости из жизни наших одноклассников. Кто женился, кто из армии вернулся, кто детей родил, кто новый автомобиль купил, а кто квартиру в ипотеку – в какой-то момент мне начало казаться, что кроме как в жизни моих бывших одноклассников, в городе событий не происходит! В именах я тоже очень скоро запутался, так что стал заметно скучать.

– Ой, ладно, – отмахнулась Ленка от собственных мыслей. – Что я время у тебя отнимаю? Давай, выкладывай, зачем пожаловал.

Чаем я, конечно, поперхнулся. Прокашлялся.

– Так заметно, что по делу? – спросил с надеждой на обратное.

– А то! – усмехнулась Ленка. – Я вашу журналистскую братию за пять лет хорошо изучить успела. Если с коробкой конфет или хотя бы шоколадкой – точно не по душам поболтать.

Пришлось наврать Ленке, что я стажером устроился в одну столичную газету. Что после диплома меня в штат обещали принять, если пару интересных статей принесу. Вот и решил я одну из статей самоубийству Яны Подорожной посветить.

– Неужели в столице такое может кого-нибудь заинтересовать? – удивилась Лена.

– Ну, это зависит от того, как подать материал. Мне кажется, что там не все так просто.

Ленка многозначительно протянула «а-а-а», после чего положила руку на стол раскрытой ладонью вверх.

– Кхм… Видишь ли, Ленчик, в этом как раз и проблема, – пристально разглядывая пухлые, но ухоженные пальцы, промямлил я. – Документов у меня нет. Я так, по старой дружбе…

Моя собеседница недовольно поджала уголки губ. Скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула и с минуту молча разглядывала меня.

– А в десятом классе я тебе окружную контрольную дал списать, – напомнил я.

Ленка не выдержала и рассмеялась. Заявив, что проблемы ей не нужны, отобрала у меня смартфон, после чего велела следовать за ней. Еще минут через пять девушка сняла с полки пыльную картонную папку и кивнула мне на маленький столик в углу комнаты.

– Читай. Если что-то пропадет… – она погрозила пальцем.

– Ленка, я честный журналист! – обиженно ответил я.

Отмахнувшись от меня, девушка поспешила вернуться на рабочее место, где как раз зазвонил телефон. О такой удаче я и мечтать не смел! Не теряя ни секунды, выхватил из кармана второй мобильник и принялся фотографировать материалы дела. Подряд все страницы – кто знает, что могло оказаться действительно важным?

Минут через десять скрипнула дверь и из-за стеллажей послышались Ленкины шаги. Спрятав телефон, я сделал вид, что внимательно изучаю бумаги. Под руку подвернулся протокол вскрытия, и сам не заметив того, я вчитался в документ. Кое-что было понятно, большая часть – нет. И все же главное я уловил: никаких сомнений в том, что это было самоубийство, у эксперта не было.

* * *

Придя домой, я распечатал материалы. Часть бумаг тут же отправил в черновики. Но кое-что сунул в отдельную папку, чтобы были под рукой во время моих изысканий: протокол вскрытия, распечатку звонков Дарьи Подорожной в ночь самоубийства ее сестры – Яна звонила ей перед смертью, протокол допроса участкового психиатра. Психиатр сообщал, что девушка не состояла на учете, но об отсутствии проблем – например, той же депрессии – это, разумеется, не говорило.

Изучив все и освежив в памяти старые материалы, во второй половине дня я отправился в городской морг. Я решил, что разговор с сотрудником этого учреждения в любом случае не будет лишним. Если мне не скажут ничего про смерть Яны Подорожной, то хотя бы объяснят некоторые термины из протокола. Что, в свою очередь, станет частью моего журналистского опыта.

Меня встретил охранник, недовольно скривившийся при моем появлении на пороге:

– Приемные часы с утра.

От него сильно пахло перегаром. И связываться со мной явно не было никакого желания. Однако после сотни, вложенной в грубую мозолистую ладонь, настроение охранника чуть улучшилось.

– Родственник, так родственник, – пробурчал он. – Третья дверь по коридору.

За дверью обнаружилась небольшая комната, обстановкой более всего напоминавшая гостиную. Мягкий диван, пара кресел, журнальный столик посередине. Возле окна стоял письменный стол, справа от него – холодильник. Также имелась пара шкафов.

На диване лежал, закинув ноги на спинку и уткнувшись в планшет, молодой человек в белом халате. По виду – мой ровесник. Он негромко напевал песню, звучавшую в наушниках и, судя по характерным звукам, общался с кем-то через мессенджер. Пришлось подойти к нему совсем вплотную, чтобы обратить на себя внимание.

– Приемные часы уже кончились, – вынув одно ухо, сообщил мне практикант Алексей Романов, как значилось на его бейдже.

– Я знаю. Но я не родственник. Я журналист.

Парень нахмурился, соизволил принять более приличное для разговора с посетителем положение.

– И по какому вы делу?

– По делу Яны Подорожной. Самоубийство.

Романов нахмурился еще больше.

– Нет у нас самоубийц.

– Ее давно похоронили: одиннадцать лет назад.

– А! – заметно расслабился практикант. – Тогда вам к Марку Ивановичу надо. В то время с кадрами туго было: он тут один за всех отдувался.

Видимо сочтя разговор оконченным, Романов принял прежнюю позу и вновь заткнул уши. Пришлось его потревожить еще раз.

– Где мне его найти?

– Через одну дверь – его кабинет. Только подождать немного придется. Он сейчас как раз на вскрытии.

Делать было нечего, и я вышел в коридор. Кажется, мне сегодня снова повезло. Марк Иванович был как раз тем экспертом, который значился в материалах уголовного дела. А значит, я мог узнать чуть больше, чем было написано в протоколе.

Изучая план эвакуации, размещенный в паре метров от двери нужного кабинета, я скоротал полчаса. Наконец, на лестнице, ведущей на второй этаж, появился мужчина в белом халате. Старше меня он был от силы лет на пять. Внешность – самая заурядная: встретишь такого на улице и не подумаешь, чем занимается он на рабочем месте каждый день. А вот взгляд у молодого человека был жесткий. От работы ли или просто работу Марк Иванович выбрал по характеру – оставалось догадываться.

– Вы ко мне?

– Судя по всему – да.

– Проходите, – он пригласил меня в свой кабинет, даже не спрашивая, кто я и зачем. Это было несколько странно. Не мог же он не знать, какая в учреждении охрана? Или Романов уже сообщил ему обо мне?

Кабинет по размеру не отличался от «гостиной». Небольшая комнатка с одним окном. Посередине стоял большой письменный стол. Всю стену за столом занимали шкафы с документами. Возле стены напротив стоял старый очень жесткий на вид диван. Он был отодвинут к стене с окном, так чтобы возле свободного подлокотника поместились еще тумбочка с чайником и стул для посетителей.

Повинуясь жесту, я занял свободный стул. Марк Иванович усмехнулся:

– Двигайтесь ближе. Я не кусаюсь.

Когда я устроился напротив стола, Марк Иванович заварил себе кофе и поинтересовался, что привело меня к нему. Про то, что я журналист, ему действительно сообщил практикант.

– Меня интересует дело Яны Подорожной. Помните такую? Самоубийство. Вы проводили вскрытие…

– Помню, – как-то слишком резко оборвал меня хозяин кабинета. – Давнишнее дело. Почему оно вас вдруг заинтересовало?

– Пишу статью о нем. С виду дело гладкое, но если приглядеться… Не все в нем понятно до конца.

– И что же в нем непонятного?

– Есть основания полагать, что Подорожная покончила с собой «со второй попытки». А это не слишком логичное поведение, насколько я знаю.

– Со второй попытки? – мой собеседник нахмурился, словно пытаясь понять, шучу я или обновление медицинской терминологии обошло его стороной. – Это как?

– Ну… не совсем по своей воле она спрыгнула.

– Хотите сказать, что ее убили? – уточнил Марк Иванович и тут же продолжил, не давая мне даже кивнуть в ответ: – Спешу вас разочаровать. Это было самое классическое самоубийство в моей практике. Падение с высоты. Характер повреждений соответствующий. Никаких намеков на постороннюю помощь.

Его ответ меня разочаровал. В нем не было ни тени сомненья. Получалось, что если посторонний и причастен к смерти девушки, то ничего оригинальнее доведения до самоубийства в этом деле не найти. Раздумывая над тем, какие еще вопросы задать Марку Ивановичу, я принялся невольно изучать глазами его стол. Хотя смотреть было особенно не на что: компьютер, пара простеньких ручек, линейка и несколько толстых медицинских энциклопедий, подпертых с двух сторон половинками носорога. Половинки были размером с мой кулак, металлические и явно тяжелые – иначе они бы просто не смогли удержать книги в вертикальном положении.

Поймав на себе пристальный взгляд хозяина кабинета, я смутился и поспешил сгладить неловкий момент:

– Красивая подставка.

– Подарок одноклассницы.

* * *

На следующее утро мать нашла мне с десяток дел дома, так что расследование пришлось приостановить. Но хотя новых сведений по делу Подорожной я получить не мог, замена сифона под ванной не могла помешать мне подумать над информацией, уже имеющейся в моем распоряжении.

К вечеру я свыкся с мыслью, что Яна совершила самоубийство, хотя и не по собственной воле. А раз так, то обидчика девушки стоило искать среди тех, с кем она особенно плотно общалась и к чьим советам прислушивалась. На основании газетных статей и телевизионных репортажей у меня сложилось впечатление, что Подорожная была не слишком компанейским человеком, и действительно близких друзей у нее не было. Ее родители к тому времени уже умерли. Оставалась только Дарья – старшая сестра и опекун.

Но чем ей была выгодна смерть Яны? Вряд ли Дарья претендовала на наследство, учитывая ее состоявшееся на тот момент знакомство и последующий брак с иностранцем. А может, она устала отвечать за Яну? Тоже глупое предположение. Ведь Подорожной-младшей как раз исполнилось восемнадцать незадолго до смерти, так что Дарья больше не должна была заботиться о Яне. Или Яна тоже претендовала на Генриха Баума? Но про немца в контексте причин самоубийства Подорожной-младшей никто из моих коллег даже не заикался.

Я вздохнул. Хорошо бы было пообщаться с человеком, близко знавшим семью Подорожных.

Убирая нож и остатки фум-ленты в отцовский ремчемоданчик, я все еще размышлял над этим, когда в ванную заглянула мать:

– Закончил уже? Хорошо. Сейчас ужинать будем.

– Что на ужин? – спросил я, чтобы дать ей понять, что услышал.

– Котлеты с пюре и огурчики маринованные. Странно, что ты по запаху не понял. Соседка сверху уже порадовалась за папу. Мол, жена у него рукастая, – не без гордости добавила мама.

– А она откуда знает?

– Дома у нас такие, что соседи все знают, – улыбнулась мать.

Захлопнув крышку чемодана, я подумал, что дом Подорожных строился по тому же типовому проекту. А значит, и у них могла быть такая «соседка сверху», которая все про них знала.

* * *

Двор дома, в котором некогда жила семья Подорожных, был таким же, как и сотня других в нашем городе. Две пятиэтажки, башня в двенадцать этажей с дальнего торца и отгороженный узким газоном тротуар вдоль проезжей части. Посередине всего этого богатства располагалась детская площадка. По случаю хорошей погоды во дворе было шумно: лаяли собаки, на площадке бегали школьники лет десяти-двенадцати, игравшие в подобие казаков-разбойников.

– Мертвяк! Мертвяк! – то и дело доносился звонкий детский голосок. Ответом ему служил пронзительный общий визг.

Не в силах сдержать улыбку, я миновал двор и остановился перед третьим подъездом пятого дома. Именно здесь на втором этаже одиннадцать лет назад жили Яна и Дарья Подорожные. Окна двухкомнатной квартиры выходили в сторону подъезда. Сейчас они были чистые, закрытые с внутренней стороны тюлем с мелким рисунком – судя по всему, квартира принадлежала приличным людям.

– Жилье подыскиваешь, милок? – раздался позади меня хриплый голос.

Я обернулся. Передо мной стояла, опираясь на палочку, старушка лет за много. Эдакий божий одуванчик в вязаной кофточке и цветастом платочке. Смотрела она на меня пристально, но настроена была вполне доброжелательно. Во всяком случае, пока я правильно отвечал на вопросы – это я успел понять за время своей пока еще короткой журналисткой жизни.

– Нет. Я из газеты «Столичные вести». Пишу статью о старом деле.

Старушка покосилась на окна на втором этаже. Причмокнула, вздохнула, дохромала до лавочки у подъезда и только после этого произнесла:

– Это про самоубийство Яночки Подорожной что ли?

Я кивнул. Стоять не было смысла, так что я устроился рядом со старушкой.

– Столько уже писали о ней. Неужто думаешь, что новое узнаешь?

На вопрос я предпочел не отвечать. Как-то не хотелось волновать эту старушку своими подозрениями.

– Вы знали их? Может, расскажите что-нибудь? – спросил я.

– А что рассказывать-то? Обычная семья. Жили дружно, тихо. Соседи на них не жаловались. После смерти отца тяжело Ирине пришлось с двумя девчонками. Но справилась, вырастила, на ноги поставила старшую. Даша после смерти матери Яне мать и отца заменила: одевала, обувала, воспитывала. Ловко со всем управлялась, хотя бывало, что поутру с красными глазами на улицу выходила – все же она сама еще ребенком была. Потом замуж удачно вышла, заграницу уехала. Пару раз в год приезжает. Могилы родителей и сестры навестить.

– Вы говорите, приезжает? А когда последний раз была?

– Так еще не уехала.

– То есть она в городе сейчас? – моя везучесть начинала меня пугать.

– Да. Дома она. Тут, – старушка кивнула на подъезд. – В своей квартире. Она ведь ее как однокомнатную сдает, чтобы было, где переночевать, когда сама приезжает.

Я многозначительно хмыкнул. Обычно такая реакция побуждала собеседников продолжать говорить. Старушка не стала исключением.

– Ей продать советовали. А она говорит, мол, денег за нее много не выручишь. Да и не нужны, мол, деньги. Муж достаточно зарабатывает. А так память о родных, свой уголок на родине.

– А еще какие-нибудь «уголки» на родине у нее есть? – между делом поинтересовался я.

Старушка даже засмеялась:

– Откуда? Говорю же, тяжело Ирине – матери их – с двумя девчонками было. После смерти она все продала: и машину мужа, и дачу, и кое-что из имущества. Только эту квартиру и оставила, – старушка вздохнула: – Бедно они жили, но дружно.

– Получается, что же за все время Подорожные между собой ни разу не ссорились?

– Почему же не ссорились? Всякое бывало. И кричали так, что через этаж было слышно.

– А в ночь смерти Яны?

– Ругались, – без колебаний ответила старушка. – У меня бессонница тогда уже была. Так что я хорошо помню, как Яна поздно вернулась домой. За полночь уже было. Она почти бежала через двор. Потом несколько минут тихо было, а потом Дарья бранить ее начала. Но они тогда недолго совсем шумели: пару раз всего друг на друга и крикнули.

– А как Яна выходила из дома, вы видели?

– Нет. Я, как шум прекратился, снотворное выпила и легла.

Старушка замолчала. Я не спешил продолжать разговор. Нужно было сначала разложить всю информацию по полочкам. Хотя ничего особо интересного я не узнал. Только услышал подтверждение своему предположению о скудности наследства. Получалось, что у Дарьи не было причин желать смерти своей сестре.

– Скажите, а у Яны не было проблем с головой? – поинтересовался я. Ведь если девушку доводили до самоубийства, то внимательные окружающие не могли не заметить необъяснимых перемен в ее поведении.

Старушка посмотрела на меня менее приветливо, чем прежде.

– О покойниках либо хорошо, либо никак, – пробурчала она.

– Это понятно. Но все же? Я знаю, что на учете она не состояла. Но разве может абсолютно здоровый человек, без проблем по этой части совершить самоубийство?

Моя собеседница вновь усмехнулась, потом печально вздохнула:

– А кто же из нас без проблем? Я вот оккупацию пережила. Хлеб из придорожной травы ела. Шесть лет мне тогда было. Разве это могло пройти без следа? А Яночка с Дашей? Смерть отца в детском возрасте видели, мать похоронили. Это могло не тронуть?

– Сильно это на них отразилось?

Моя собеседница вновь вздохнула, посмотрела на двор, залитый теплыми солнечными лучами. Продолжила с заметной грустью в голосе:

– Когда про отца известно стало, Дашка выросла сразу. За одну ночь переменилась – мы все ахнули, когда наутро она с матерью на улицу вышла. А Яна плакала много. Она и до того много плакала. Отец ее утешал. А тут утешить некому было.

Старушка замолчала, провела рукой по глазам.

– Красивая была девчонка. Яркая такая, заметная, эффектная. Парни на нее заглядывались, но общаться с ними у Яны не получалось. Говорили, что слишком уж она рисуется. Мол, актрису из себя голливудскую корчит, а сама, хоть и красива, но и на наших подмостках играть не возьмут.

– На показ многое, значит, делала.

– Ну, многое или нет – это уж я не знаю … – старушка вздохнула: – Да что ты меня спрашиваешь? Ты к Дашке зайди. Она тебе из первых уст все расскажет.

– А не откажет? Ей наша журналистская братия надоела, наверное, еще десять лет назад.

– Если дурного про Яну говорить и писать не будешь, не откажет.

* * *

Дарья Баум открыла дверь сама. Лицом на Яну она была мало похожа – я отметил это еще в дни той шумихи. За прошедшее время непохожесть стала совсем очевидной. Дарья была копией своей матери, в то время как ее сестра – отца. А вот фигуры у девушек были на зависть сплетницам. И свои формы Дарья сумела сохранить.

– Добрый день! Вы по поводу квартиры? – приветливо улыбнулась она.

Тщательно подбирая слова, я озвучил причину своего визита. Про свои подозрения относительно смерти Яны ничего не сказал. Если Дарья была замешана в этом, она бы вряд ли стала со мной разговаривать.

– Нехорошо ворошить прошлое, – заметила девушка.

Пришлось соврать, что я не по собственной воле, что мне поручено редактором.

– Ладно. Проходите.

Пока я разувался, из ближайшей комнаты в коридор вышел мужчина средних лет в рубашке и брюках явно не российского пошива. Остановившись возле комода, он с подозрением взглянул на меня, потом обратился к Дарье:

– Was ist los?1

– Все в порядке. Это журналист. Пишет статью про Яну, – успокоила его хозяйка квартиры.

– Oh mein Gott!2 Им до сих пор не надоело? – возмутился мужчина.

Дарья погладила его по спине и мягко подтолкнула в сторону кухни.

– Сделай нам чаю, пожалуйста.

Мужчина вновь пробормотал что-то на немецком, но просьбу выполнять отправился.

– Это мой муж Генрих, – заочно представила его Дарья.

– Он говорит почти совсем без акцента, – заметил я.

– Да. Мы дома разговариваем на русском. Сыну полезно знать еще один язык. Да и мне так комфортнее.

Мы прошли в гостиную. Судя по отличному состоянию комнаты, именно это помещение закрывалось на замок, когда хозяйка квартиры уезжала из страны. Насколько запомнил я обстановку по фото и видео, за минувшие годы здесь ничего не поменялось. Только всяких мелочей на открытых полках стало меньше: уезжая, Дарья забрала с собой статуэтки, фотографии и прочие безделушки.

– Эта комната была вашей? – уточнил я.

– Да. Комнату Яны, к сожалению, я не смогу вам показать. Она неплохо держалась все годы, но последние жильцы не оставили там ни одного целого предмета. Устроили по пьяни драку, так что участковый мне в Германию звонил. Собственно, именно из-за этого и пришлось приехать раньше, чем планировали.

Мы расположились на диване. Я специально сел спиной к окну, чтобы видеть лицо своей собеседницы.

– Расскажите мне о вашей сестре. Что за человеком она была?

Дарья пожала плечами.

– Красивая, временами взбалмошная, умеющая обратить на себя внимание, – обронила она. Даже спустя столько лет вспоминать сестру девушке было непросто. – Честно говоря, не знаю, что может вас заинтересовать.

– Вы были в курсе ее личной жизни?

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Баум.

– Ну, вы знали, что она встречается с Дмитрием Роговым?

– Ах, это! – девушка сцепила на груди руки, невольно демонстрируя, что не имеет большого желания вспоминать об этом. Но все же заговорила: – Не любила она его никогда. Не могла любить – она Димку совсем не знала. Нафантазировала себе невесть что после пары моих рассказов. А если бы поближе с ним пообщалась, так сразу бы поняла, что не ее это человек. Были у него черты, которые Янку бы взбесили.

Не в силах усидеть на месте, Дарья встала и принялась мерить шагами комнату.

– Янка – она идеалисткой была. Полутонов не допускала.

– Так они, получается, не встречались? А как же то, что они в день смерти Рогова поругались?

Дарья остановилась, бросила на меня исподлобья осуждающий взгляд.

– Одному Богу известно, о чем они говорили. Так что если вы не Бог, я бы попросила вас не упоминать об этом в вашей статье.

1.Что случилось? – нем.
2.О, Боже мой! – нем.
18 744,50 s`om
Yosh cheklamasi:
16+
Litresda chiqarilgan sana:
03 mart 2020
Yozilgan sana:
2020
Hajm:
170 Sahifa 1 tasvir
ISBN:
978-5-532-99848-3
Mualliflik huquqi egasi:
Автор
Yuklab olish formati:
Matn PDF
O'rtacha reyting 4, 14 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,9, 136 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,5, 24 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,3, 6 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 3,8, 18 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,8, 298 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,4, 7 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 5, 1 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,7, 3 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 5, 5 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,7, 23 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 38 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,9, 20 ta baholash asosida