Kitobni o'qish: «Утка с яблоками. Рассказы»

© Осипцова Т., 2014

Утка с яблоками

Хотелось курить. Так жутко хотелось, что после двадцатиминутного ожидания, когда, наконец, выплыл чемодан, он подхватил его и понесся к выходу, проклиная Пулково, Аэрофлот, российскую авиацию и дурацкую русскую манеру во всем следовать за Западом. Вот в Шарм-эль-Шейхе везде курят: в аэропорту, в холлах и номерах отелей, на пляжах, даже в парфюмерных лавках курят – и ничего, никто не хворает! Мало того, и некурящие не выступают, потому что мощные кондиционеры мгновенно всасывают дым.

Не то чтобы он был уж очень заядлый курильщик – от силы пачка в день, нормально, как все – просто терпеть не мог, когда ему что-то навязывали, пусть даже здоровый образ жизни, и поэтому с прошлого года зарекся отдыхать на Кипре. Там, с какого-то перепугу, борьба за чистоту окружающей среды и здоровый образ жизни дошла до полного абсурда: курить практически негде, только на собственном балконе, и то с оглядкой – не потревожишь ли ненароком чувствительные ноздри приехавшего за чистым воздухом соседа. Даже на просторной территории отеля закурить не решаешься, потому что бросить окурок решительно некуда – не в кусты же бугенвиллий! Раздраженный, он везде выискивал места, где можно покурить – в результате выкуривал по полторы пачки в день, не получая при этом никакого удовольствия.

Из-за нежелания наступать на горло собственной немодной нынче привычке приходится выискивать курорты с отелями для курящих – вот ведь до чего дошло!

Огромными шагами он сокращал расстояние до воли, а его видавший виды чемодан, жалобно поскрипывая и прихрамывая на вихляющем колесе, послушно поспешал за хозяином.

«Надо новый купить, – подумал он, – это колесо до Парижа не доедет».

Впрочем, в Париж он пока не собирался, хоть и не был до сих пор. Почему-то Париж у него ассоциировался с романтическим путешествием: лямур, тужур и все такое… Ехать туда одному казалось глупо. Курорты – дело другое. Как любит повторять один его сотрудник, в Тулу (то есть на курорт) со своим самоваром не ездят. И правда, зачем? На любом солнечном морском берегу количество стройных, загорелых, полуобнаженных, готовых к знакомству девушек и женщин раз в десять превышает число свободных мужчин. Впрочем, и вдали от моря расклад примерно такой же, только в обычной на все пуговицы застегнутой городской суете не сразу поймешь, кто свободен, а кто нет.

Вот и на этот раз за восемь дней поговорка про Тулу и самовары дважды оправдала себя. Конечно, не самовары, а пряники, зато фигурные, вернее, фигуристые. В первый же вечер на дискотеке ему приглянулась веселая блондинка из Калининграда. Она так легко согласилась подняться в номер, что возникло подозрение: уж не профессионалка ли? Заплатить по таксе за любовь для него казалось равносильным расписке в собственной мужской несостоятельности и непривлекательности. Сводить девушку в ресторан, сделать маленький симпатичный презент, подарить роскошные цветы – это да, это не жалко, совсем не жалко! А вот сговориться и оплатить услугу… Брр-р! И это еще надо разобраться, кто кому услугу оказывает.

Та девица оказалась просто малость безбашенной – а может, под кайфом? – и когда наутро выяснилось, что в два пополудни она покидает отель, он нисколько не жалел, хотя и не раскаивался ни в чем.

Вторая пассия, брюнетка, успевшая загореть почти до негритянской черноты, стоила ему двухдневных ухаживаний, флакона сомнительных местных духов (тридцать долларов), ужина в городе (сто двадцать, включая такси) и букета за десятку. Оценивать, стоило ли полученное удовольствие истраченных денег, он не стал, потому что считал это глупостью, и к тому же от природы не был жаден. Через день он уезжал, и обрадовался, что девушка не спросила номер его телефона. Сам он, конечно, тоже не спросил. Такие короткие знакомства лучше всего, считал он. Длительные отношения затягивают, второй стороне хочется продолжения, и нет ей никакого дела до того, хочется ли этого ему. И пойдет: междугородние звонки, СМС-ки, шквал записок на электронную почту – плавали, знаем!

Огибая сверх меры обвешанную багажом семейку с двумя малолетними детьми, он пихнул сигарету в рот, но после безуспешной попытки достать левой рукой из правого кармана зажигалку приостановился, перехватил чемодан, нашарил, наконец, искомое и шагнул за вежливо распахнутые электронным швейцаром двери.

Но так и не прикурил…

Нет, конечно, он понимал, что хотя еще сегодня – да нет, вчера, уже вчера – купался в Красном море, ходил под пальмами в шортах и майке и насмехался над устроившимся на гипсовом верблюде Санта Клаусом, в Питере через два дня наступит настоящий Новый год, и чаще всего в это время идет снег. И что-то такое вроде было, когда он улетал. Точно, было. Только он не придал значения, думал, растает, потому что до середины декабря не только снега, заморозков не было.

В свете фонарей на фоне непроницаемой вселенской тьмы неторопливо кружились в беззвучном вальсе снежинки – крупные, волшебные, сказочные. Плавно порхая, они приближались к земле, чтобы укрыть ее бриллиантово-искрящейся периной. Ему даже показалось, что где-то зазвучала увертюра из «Щелкунчика» – так эта чудесная картина подходила к музыке Чайковского.

«Черт побери!» – мысленно восхитился он и, наконец, чиркнул кремнем зажигалки. С наслаждением затянувшись, выдохнул, ощутив, что не так уж и холодно – градусов семь-восемь мороза при абсолютном безветрии. Оглядевшись, с удивлением заметил, что снег давно не убирали, только небольшая площадка перед входом в здание аэровокзала тщательно выскоблена до тротуарной плитки.

«Совсем оборзели!» – возмутился Антон и, утопая по щиколотку в своих летних кроссовках, двинулся в сторону автостоянки, где восьмые сутки куковал его «Форд».

* * *

«Этот мент за мной как приклеенный ходит. Может, за террористку принял? Немудрено, пять самолетов приземлилось, пассажиры багаж получают и уезжают, одна я тут…»

Как ни крепилась, она все-таки заплакала. Милиционер, закончив общаться по рации, двинулся в ее сторону.

– Транспортная полиция. Попрошу предъявить документы.

Стараясь не шмыгать носом, она достала загранпаспорт. Он прочел вслух:

– Шевелева Екатерина. Из Египта прилетели? А сами откуда?

Услышав, что из Перми, объяснил:

– Так на Пермь вам в Пулково-1 надо.

Она кивнула, вроде с благодарностью, сунула паспорт в боковой карман куртки, перекинула через плечо довольно объемистую сумку и под присмотром стража порядка покинула здание аэровокзала. Чтобы не маячить у входа, отошла шагов на тридцать в сторону.

Сказочно-рождественская картина не вызвала никаких эмоций, она только поежилась в своей голубой тонкой курточке.

Ну и куда теперь? В Пулково-1 шлепать? Билет покупать с десятью рублями в кармане? Права была мама, порядочный человек вначале с родителями познакомится и только потом девушку на курорт приглашает.

Ну почему старые люди всегда все знают? Особенно мама, хотя она не такая уж и старая. Но ей-то откуда знать про курорты, если она ни разу в жизни не то что за границей, в Сочи не бывала! Вздыхала, головой качала, говорила, что ни за что бы не решилась ехать с человеком, которого почти не знает. А Катя, дурочка, с пеной у рта кричала: «Знаю, очень даже знаю, и он специально устроил, чтобы мне загранпаспорт поскорее сделали! Никому после трех месяцев работы не делают, а мне сделали, бесплатно. А ты так говоришь, потому что представить не можешь, что существуют на свете мужчины, способные потратить большие деньги ради удовольствия любимой девушки». – «Любимой? – недоверчиво хмыкала мама. – А чего ж он так шифруется? На работу тебя не подвозит, вечером не провожает?» – «У нас в банке такие отношения не приветствуются», – отвечала Катя, хотя это было не совсем так, просто почему-то возлюбленный опасался афишировать отношения. Сейчас-то понятно, почему… Наверняка кое-кто знал, что он почти женат и что «эта» ребенка ждет, а он плел Кате про больную бабушку, и с каким трудом нашел сиделку, которая заменит его в ежевечерних бдениях на время короткого отпуска.

Теперь Катерина понимала, что поступила, как круглая дура. Купилась на пару букетиков, ужин в ресторане и обещание недели райского блаженства на берегу Красного моря! Поблаженствовала, как же! Только распаковались, спешили пообедать… До сих пор противно вспоминать, как мигом вытянулась и побледнела его физиономия, когда он увидел «эту» внизу у стойки ресепшена.

«Привет, дорогой, – пропела основательно беременная брюнетка, не обращая на Катю никакого внимания. – Ты, кажется, заблудился? Наш номер в отеле «Корал бич». Пошли за вещами».

Пока Катя стояла столбом, переваривая случившееся, Костик и брюнетка успели подняться в номер, забрать чемодан и спуститься на лифте. Проходя мимо, та прошипела Кате в лицо: «Счастливо оставаться!», а он выглядел, как побитая собака, сунул ключи и буркнул: «Прости!»

И в этого человека она была влюблена! Ну, почти влюблена. То есть, он не был неприятен, как некоторые другие, например, бывшие одноклассники – любители дворовых тусовок под пиво и разговоров ни о чем. Он здорово целовался, ей казалось, что он эрудированный, симпатичный. Машина у него новая, и вообще, человек с перспективой. Думала, что и у нее перспектива появилась, девчонкам хвастала: вот он у меня какой – не на дачу в садоводстве, в Египет пригласил!

Ох, ну почему маму не послушала?

Катя вздохнула. Дома сейчас хорошо, все к Новому году готовятся, подарки покупают, деликатесами запасаются. Мама ищет утку – это целая история, найти такую утку, которая после тушения в цыпленка не превратится. Папа обожает утку с яблоками, а вокруг в жирке золотистая капустка, в меру кисленькая… Коронное новогоднее блюдо. Где-то, говорят, гусь, а у них в семье утка, ну, и оливье, само собой.

Когда-то она теперь домой доберется и, главное, как? На какие шиши? Слава богу, загранпаспорт с обратным билетом из Шарм-эль-Шейха был в сумке. А билеты из Питера до Перми у Костика остались. Теперь-то понятно, почему он через питерскую фирму тур покупал – «шифровался», следы запутывал, чтобы «эта» его не вычислила. А она все равно нашла.

Вот Катя на ее месте не стала бы выслеживать, догонять – не поленилась же в Африку попереться беременная!

«А может, и я не поленилась бы, если б беременная была», – подумала вдруг Катя и мысленно перекрестилась.

Хорошо, что не беременная, хорошо, что не было ничего, а то бы пришлось рожать от такого козла! Потому что он козел и подлец, и все мужики гады, кроме папы. Папка бы такой подлянки никогда не сделал: бросить беременную и поехать с другой развлекаться! Папка у Кати классный, пусть не богатый, пусть на круизы у него денег никогда не будет, зато честный и порядочный, и маму любит. Таких, как он, теперь не бывает.

Катя сроду не ездила за границу или на курорты, она вообще впервые уехала от папы с мамой и, оказавшись одна в далекой заморской стране, растерялась так, что сутки из номера боялась выйти. Может, и все восемь дней не выходила бы. Она, то порывалась отправить родителям эсэмэску, чтобы спасли ее, то тихо плакала в подушку на широкой падишахской кровати. В номере было душно, но Катя не знала, как включить кондиционер. Время от времени подходила к окну и наблюдала, как беззаботные отдыхающие валяются в шезлонгах возле небесной голубизны бассейнов и разгуливают по аккуратным дорожкам среди цветов. Через некоторое время она догадалась, в какой стороне море – все шли примерно в одном направлении. В седьмом часу вечера народ потянулся с пляжа, за окном зажглись фонари. Захотелось есть. Она нашла в сумке печенюшку – подарок Аэрофлота – но, кроме воды, запить ее было нечем. Где находится ресторан, кому и как объяснить, что в стоимость путевки включено питание, Катя не знала. Когда приехали, Костик отдал красочные глянцевые бумажки из турагентства портье, взамен каждому из них на руку надели по оранжевому браслету – пропуск в отель, как пояснил Костик. Больше, кроме обратного билета на самолет, который, слава богу, оказался в паспорте, у нее ничего не осталось.

Проклиная Костика за вероломство, а себя за глупость, она включила телевизор, пощелкала программами и нашла «Орбиту». Родная речь немного утешила, и под какой-то скучный старый фильм она уснула, да так крепко, что проспала до одиннадцати часов утра.

Ее разбудил звук открывающейся двери и какое-то шарканье. На пороге стоял молодой араб с тележкой, из которой торчали щетки и тряпки. Катя с испуга натянула одеяло до глаз и таращилась на него. Араб улыбнулся, снял с внутренней стороны двери пластмассовую табличку «don’t disturb» и перевесил ее на ручку с наружной стороны. Что-то пролепетал на чудовищном английском. Катя, тоже по-английски, сказала, что не понимает, она русская. «О, раша. Я любить раша. Я не беспокоить раша. Спать раша», – продолжал скалить белоснежные зубы араб. Сообразив, что он говорит по-русски, Катя забросала его вопросами: «Где я могу поесть? Кушать? Все включено. Ресторан здесь где?» Араб оказался сметливым, улыбнулся еще шире: «Эврисинг инклюдед? Можно кюшать много, все кюшать! Рестрант. Он ди фёст фло. Кароши рестрант. Ты идти в рестрант потом, ван афтанун, – и мысленно посчитав, добавил: – тринатшать чьясов». Катя поблагодарила. Араб чего-то ждал. «Не надо убирать, все и так чисто, спасибо», – заверила Катя. Уборщик перестал улыбаться, вроде обиделся и закрыл дверь с той стороны. «Вот чудной, – подумала она. – Ему работы меньше, а он расстроился».

Ресторан она нашла, назвала метрдотелю номер комнаты, и этого оказалось достаточно, чтобы семь дней получать трехразовое питание в неограниченном количестве. После обеда отправилась на пляж. Море оказалось лазурным, чистым и таким соленым, что даже плавать трудновато, зато утонуть практически невозможно. Устроившись после купания под зонтиком на лежаке, она осмотрелась вокруг. Ее удивило, что нигде не слышно русской речи, ведь если судить по телевизору, в Египте русских больше, чем каких-либо других туристов. Рядом расположилось две арабские семьи. Пузатые папаши плескались с многочисленными, и не сосчитать, детьми, а их женщины, замотанные в платки до бровей, в блузках с длинными рукавами, парились на солнцепеке, без зависти глядя на купающихся. С другой стороны шумная немолодая компания разговаривала по-немецки, чуть дальше вроде по-итальянски. Она и позже пыталась найти соотечественников, чтобы пристроиться рядышком – все не так страшно и одиноко – но не нашла. И все-таки, настроение у Кати заметно улучшилось. С голоду она не умрет, море под боком, солнце светит, а на козла-Костика плевать. В конце концов, по-настоящему она влюблена не была, и прекрасно это сознавала. Просто так получилось, что она никогда ни с кем не встречалась, а тут Костик со своими цветочками и кафешками. Вроде в банке он на хорошем счету, повысили его недавно. За границу пригласил, путевку за свои деньги купил. Плохо разве? Намного лучше, чем у любой из ее подруг, которых если и приглашают, так не дальше дачи, сексом позаниматься на свободе. Конечно, и с Игорем пришлось бы заниматься сексом, все этим занимаются. Когда-то ведь надо начинать? А Ирка, самая опытная из подруг, говорила, что молодость проходит, а любовь может и не прийти. Быть в девятнадцать лет девственницей глупо, уверяла она, а из предрассудка лишать себя удовольствия смешно, потому что никто на такие вещи в наше время внимания не обращает. И Катя решила попробовать секс без любви. Слава богу, не вышло, а то было бы еще обиднее. А так – хоть на курорте оказалась, спасибо Костику. Все хорошо, вот только непонятно, как она до дому из Петербурга будет добираться. И посоветоваться не с кем. Пока она решалась отправлять или нет эсэмэску родителям, телефон разрядился. А последним ударом стала пропажа кошелька из чемодана. Там не так уж много денег было, около тысячи, на билет все равно не хватило бы, но хоть позвонить…

– Девушка, так вы не туда завернули, Пулково-1 в другой стороне…

«Черт, опять этот мент! Что ж теперь, в Пулково-1 тащиться? А вдруг он передаст по рации, и там проследят, лечу ли я в Пермь? Точно, передаст. Опять документы проверят, потом до выяснения могут в отделение забрать. Ночевать в обезьяннике? А вдруг еще чего похуже? Вон, какие страсти по телику рассказывают…»

Правильно мама говорила, что не решилась бы ехать с человеком, которого мало знает. Она вот решилась, а теперь не знает, как до дому добраться. Билет до Перми тысяч семь стоит, или около того. Наверное, мама сможет найти такие деньги и выслать каким-нибудь электронным переводом, как по телику рекламируют. Только вот как ей позвонить? Телефонная зарядка была только у Костика, потому что телефоны одинаковые, и все равно на счете почти не было денег, а по роумингу дорого звонить. Можно СМС-ку, только вот зарядка…

Значит, задача номер один – купить зарядку. А деньги?.. Можно продать в скупку кулон с цепочкой. Жалко, конечно, родители в прошлом году на совершеннолетие подарили, но что делать? Больше продать нечего. В аэропорту, само собой, скупки нет, значит, надо двигать в город. Десяти рублей, которые случайно в кармане завалялась, на автобус, конечно, не хватит – придется пешком. Вроде бы город с той стороны, там небо светлее. Может, к утру и доберусь.

Перепрыгнув через сугроб, она вступила на недавно очищенную от снега проезжую часть и пошла по правой бровке, стараясь не нагрести снега в кроссовки.

* * *

За пятнадцать лет водительской жизни впервые с ним такое. Больше часа откапывать собственную машину на платной стоянке! И лопат всего две – тоже мне, организация… Пришлось ждать, пока какой-то бедолага отроет свою «Тойоту», потом разгребать бруствер, образовавшийся за неделю перед носом собственной тачки, сметать с капота сорокасантиметровый слой снега, прогревать застывший мотор и лишь потом, не без помощи охранников, выруливать до выезда со стоянки. Машина буксовала, тут не шипы – тут цепи нужны, по такому снегу…

Сияние прилегающей к аэровокзалу территории внезапно закончилось, но снежная белизна вокруг не дала мраку сгуститься. В свете придорожных фонарей гигантские сугробы на обочинах выглядели неправдоподобно чистыми. Просто не успевают запачкаться, сообразил Антон, ведь снег все идет и идет, вторую неделю. Так ему охранник сказал, и еще удивился, что он не слышал. А он никогда на отдыхе не смотрел телевизор. Отгораживаясь от информации, тупо валялся на пляже, плавал до одури, пытался заниматься дайвингом и серфингом (конечно, без фанатизма), а в основном высматривал подружку на время тура, а найдя, с энтузиазмом принимался ее обхаживать.

«Да-с, дорожка та еще, а ехать аккурат через весь город. Может, махнуть по кольцевой, на пять километров длиннее, но уж ее-то должны чистить? Должны… Никто у нас ничего не должен», – ворчал он про себя, и все-таки не решился взбираться на виадук. Один раз он простоял в пробке на кольцевой три часа, и сейчас подумал, что проверенными старыми маршрутами оно как-то надежнее. В конце концов, если застрянет, можно бросить машину и сесть на метро, которое через час откроется. Машин на шоссе было на удивление мало, и ехали все медленно, не пытаясь обгонять. Какой обгон, когда на широченной трассе осталась одна колея!

Красные огоньки впередиидущего автомобиля маячили далеко впереди, сзади вообще никого. Он оторвал взгляд от дороги лишь на секунду, закуривая…

– …Твою мать!

Он крутанул руль влево, тут же обратно, и, едва колеса сцепились с колеей, тиснул по тормозам. Остановился, обернулся. Конечно, ни черта не видно… Выскочил из машины. Метрах в ста позади что-то копошилось у подножия огромного, в два человеческих роста сугроба на обочине. Чертыхаясь, он залез обратно, сдал назад и осветил задней фарой место происшествия.

– Те чё, жить надоело? – выбираясь из машины, заорал он в духе пошлейшего «братка», что ему, в общем-то, было совсем не свойственно. Просто так все сложилось нынче: и задержка с багажом, и откапывание собственного авто, и снег такой, что непонятно, доберешься до дома или нет, и вот на тебе – еще психи под колеса бросаются.

При ближайшем рассмотрении копошащееся существо в сугробе оказалось женского пола, мало того – попутчицей по самолету. Около четырех часов он лицезрел этот курносый профиль в соседнем ряду. Девушку нельзя было назвать потрясающей красавицей, он и внимание-то обратил лишь потому, что вид у нее был грустный, даже обреченный, убитый какой-то. Особенно заметно это было на фоне развеселой загорелой публики, заливающей страх перед воздушной бездной дармовым слабеньким вином, а кое-кто и более крепким спиртным, благоразумно запасенным на обратный путь. Девушка летела одна, ни с кем не разговаривала, не читала, по сторонам не смотрела. Поданный ужин съела до крошки, но от вина отказалась. Он, естественно, тоже не пил, а беспокойство, всегда испытываемое им в воздухе, мешало смежить веки и вздремнуть, поэтому глазел по сторонам и развлекался тем, что придумывал истории жизни товарищам по полету.

Рядом с ним расположились две дамы постбальзаковского возраста, чуть помладше его матери. Обе давно разведены, а может, одна из них вдова? Дети выросли, зажили своей жизнью, и у подруг, работающих пенсионерок, появились средства и время посмотреть мир. Возможно, каждая из них лелеет в душе надежду найти во время путешествия спутника жизни, этакого бодренького иностранного старичка, потому что наши одинокие старички на заграничные курорты как-то не ездят.

Еще парочка, впереди. Одно кресло было откинуто, в щели то и дело мелькала пьяненькая физиономия мужика лет под пятьдесят, добрейшей наружности, хотя, может, доброта эта определяется количеством спиртового эквивалента в крови? Его супруга явно не разделяла любви спутника жизни ко всем подряд, то и дело одергивала: «Да уймешься ты или нет? Оставь людей в покое! Больше никогда с тобой никуда не поеду, так позориться…»

За грустной девушкой расположились двое голубков, похожие на молодоженов. Она что-то ворковала спутнику на ушко, а он улыбался, по-хозяйски прикрыв ее руку своей. Оба казались безоблачно счастливыми, особенно на фоне удрученной соседки.

Сейчас эта девушка выглядела не просто удрученной. Размазывая по египетскому загару слезы вперемежку с таящим снегом, девица в отчаянии бормотала, сидя в сугробе в обнимку с сумкой и пытаясь пристроить на место оборванный ремень:

– Ну вот, теперь и сумка… Как я ее дотащу без ремня? Вы что, слепой, человека не видели?

– У тебя с головой все в порядке? – немного сбавил он обороты. – Может, ты ею ушиблась? Какая сумка? Я тебя чуть не раздавил! Ты почему по шоссе в темноте шаришься?

– А где еще? Другой дороги нет.

Она попыталась выбраться из сугроба, не выпуская из рук сумки, но вновь плюхнулась в снег. Антон выхватил ее сокровище, поставил рядом и протянул руку. С его помощью девушка послушно поднялась и принялась отряхивать джинсы. Он смахнул снег с ее плеч и поинтересовался:

– Руки-ноги целы? Ничего не болит?

– Меня и не коснулось. Только сумка…

– Да плевать на твою сумку!

– Это вам плевать. Как я теперь ее потащу? В обнимку, знаете, не очень удобно.

– Я тебя подвезу. Садись в машину.

Все еще злой, он раскрыл перед ней дверцу, втолкнул на переднее сиденье и кинул злополучную сумку на заднее, рядом со своей. Мельком подумал, что обивка промокнет, но перекладывать на резиновый коврик не стал. Сзади уже сигналили машины, не имеющие возможности объехать место курьезного ДТП, и он, чертыхнувшись, поспешил занять место за рулем.

Несколько минут ехали молча, и лишь когда по сторонам от шоссе стали угадываться в снежном мареве жилые кварталы, он спросил:

– Тебе куда?

– К скупке. Где здесь ближайшая?

От неожиданности он чуть не тиснул по тормозам.

– К какой еще скупке?! Вроде головой не ударялась, а крыша едет. Что за скупка?

– Где вещи скупают, золото, драгоценности… – промямлила девушка.

После такого ответа он все-таки затормозил, правда, не резко, памятуя о гололеде. Они встали под фонарем на овальной площади недалеко от мемориала Победы.

– Ты что, ограбила кого-то, и, заметая следы, решила не пользоваться общественным транспортом, и поперлась пешком? Так, что ли? – вроде пошутил он, однако беспокойство щекотнуло сердце: кто ее знает, вдруг под внешностью девчонки-растяпы скрывается какая-нибудь Никита́?

– Никого я не грабила! У меня денег нет, только кулон на цепочке, а мне домой надо… – пролепетала девушка и вдруг заплакала.

– Да довезу я тебя до дома! – нетерпеливо воскликнул он, не понимая, чего она плачет. Он же обещал довезти!

– Не довезете… Мне в Пермь.

– Так чего ж ты от аэропорта… – оторопел он, но тут же сообразил: – Ах да, денег нет.

Он смотрел на всхлипывающую девчонку, которая утирала нос рукавом куртки, как детсадовская. Потянулся к «бардачку», достал пачку салфеток, сунул одну ей.

– Утрись и объясни, чего ты из Египта прилетела не в свою Пермь, а в Питер.

– У меня дальше билета нет…

– О таких вещах надо заранее позаботиться. На курорте очень легко деньги тратятся.

– Я не одна была… А оказалась одна…

Постепенно, по несколько слов, он вытряхнул из нее всю историю и протянул: «Ну, подлец…», – мысленно похвалив себя за то, что никогда не ввязывается в длительные отношения и ему не грозит скандал с беременной подружкой в заморском отеле.

Девушка молчала, пошмыгивая носом, и он вздохнул: «Шесть часов, домой надо, выспаться, а тут эта безмозглая дурочка на мою голову».

– Тебя как зовут?

– Катя.

– А я Антон. Ну что, Катя-Катерина, поехали?

– Куда?..

– Ну не в скупку же! В шестом-то часу утра… – раздраженно выговорил он, поворачивая ключ зажигания. – Ко мне домой.

– Нет! – вдруг испугалась Катя. – Я лучше выйду… Я лучше где-нибудь, до утра… пока откроется…

– Где – до утра? В парадной? Так парадные нынче с домофонами. Можно в каком-нибудь круглосуточном гипермаркете пересидеть, но заметут тебя там, как пить дать, заметут, – усмехнулся он и добавил с характерной интонацией: – Загремишь под фанфары!

– Под какие еще фанфары? – ошарашено спросила она, все еще держась за ручку двери.

– Под такие! – непонятно ответил он и вздохнул, будто древний старик: – Эх, молодо-зелено…

Вырулив в колею и пристроившись в погустевшей веренице автомобилей, Антон продолжил:

– Что у тебя там по плану было? Кулончик продать, чтобы маме позвонить?

– Еще зарядку купить.

– Телефон какой модели?

– Nokia.

– Найдется, у меня их несколько от старых телефонов, какая-нибудь подойдет. Позвонишь из моего дома. Все понятно?

– Понятно. Только… – она с некоторой опаской взглянула на него.

– Боишься, что ли? Раньше надо было бояться, когда без башни на другой конец света намылилась.

Катя покаянно опустила голову и вздохнула. Он прав. И мама права. Она зеленая дурочка. Да и в самом деле – чего бояться? Он ее чуть не раздавил, однако не уехал, в машину посадил. И на насильника совсем не похож. Украдкой она кинула на него взгляд. В профиль очень даже ничего. Сколько ему? Лет тридцать пять, сорок?.. Она плохо определяла возраст по внешности, все старше двадцати пяти казались ей стариками. Ухоженный, стрижка нормальная, не бандитская, одет прилично. По курортам раскатывает, тачка крутая. Она в иномарках не разбирается, вот «жигули» – другое дело, понятное. Папа только «жигули» признает, их чинить дешевле.

Антон, почувствовав ее взгляд, на мгновение обернулся. Она смутилась, и с опозданием поблагодарила:

– Спасибо вам. Что не бросили и…

– Спасибо на хлеб не положишь, – буркнул он любимую поговорку, а она опять испугалась – на что он намекает?

– Кстати, о хлебе, – вспомнил вдруг Антон. – У меня в холодильнике мышь повесилась. В смысле пусто абсолютно. Где-то здесь был магазин «24 часа», небольшой, но приличный.

Стараясь не упускать из виду разъезженную колею, он посматривал вправо и вскоре притормозил.

– Пошли.

– Может, я посижу?

– Еще чего! А вдруг ты профессиональная угонщица, прикинувшаяся безденежной туристкой, и тачку легко заводишь при помощи заколки для волос?

Катя невольно тронула рукой дешевую, в стразиках, заколку, в которую были собраны ее русые волосы.

– Шутка, – фыркнул он и стал выбираться из машины. В кроссовки сразу набился снег, и он чертыхался, обходя автомобиль кругом. – Прошу, – распахнул ее дверцу и протянул руку.

От руки Катя отказалась и, увязая в снежной каше, добралась до утоптанного тротуара самостоятельно.

В небольшом универсаме было светло, тепло, по-новогоднему нарядно и пустынно. Только охранник дремал в углу, да усталая продавщица сидела на кассе. Антон стремительно несся среди стеллажей и холодильников, бросая в корзину почти без разбора: сыр, нарезку рыбную, мясную, колбасу, йогурты, хлеб с булкой. Катя плелась за ним, таращась по сторонам и невольно сравнивая ассортимент с родным, пермским. Разница получалась небольшая. Только то, что местных фабрик, а импортные упаковки один в один. Возле мясного холодильника она невольно притормозила. Утка. Как раз такая, какую мама всегда старается купить. Французская. Сине-красный лэйбл фирмы пристроился на сытом утином брюшке.

Антон уже прошел вперед, но вернулся.

– Чего застыла?

– Утка, – она коротко вздохнула. – Мама всегда на Новый год утку готовит.

– Правда? – по его лицу будто скользнула тень. – Моя тоже готовила.

– Она что?..

– Нет. Она замуж вышла, в другой город. А отец давно умер. Один я теперь.

Тогда, тринадцать лет назад, у него было ощущение, что мама его бросила. Ревновал, бесился, долгое время на звонки не отвечал. Двадцатипятилетний мужик, а вел себя, как мальчишка. А потом у него случился роман с женщиной значительно старше. Выглядела она на пять с плюсом, и он вначале не знал, а когда понял, что она моложе его матери всего на семь лет, стал смотреть на мамино замужество иначе. Ведь и ей, наверное, хотелось тепла и ласки, и секса, в конце концов. Она долго хранила память об отце, и его научила помнить, и он привык думать, что так надо, так будет всегда. А надо ли навсегда? Роман с той женщиной длился совсем недолго. Чувствуя пропасть в возрасте, которая с годами будет только разрастаться, она сама закруглила его. Но он успел привязаться к ней и страдал, и в первый же день после разрыва позвонил маме. С тех пор они часто перезваниваются, хотя видятся раз в пару лет. На другой конец страны не наездишься. На Кипр дешевле.

Из задумчивости его вывел Катин наивный вопрос:

– Совсем один? Вы что, не женаты?

– Нет. И не был, не участвовал, не состоял. Ну что, берем утку? Ты ее умеешь готовить?

Катя почему-то радостно кивнула.