Kitobni o'qish: «Петровна. Бабуля-попаданка»

Часть первая

Глава 1. Странный день

Петровна шла по улице, мрачно глядя под ноги. Позади поскрипывала тележка с овощами. Скрип действовал на нервы, и она принялась вспоминать, куда положила пузырек с машинным маслом, но потом плюнула на это дело и решила зайти к подруге Валентине – у нее наверняка найдется. Та, даром что зрение было не очень, зарабатывала прибавку к пенсии шитьем и продажей сумок. Авоськи в последнее время стали популярны даже у молодежи, и Валентина на жизнь не жаловалась. Когда-то она работала швеей и теперь строчила их не глядя, так быстро, словно волшебной палочкой махала.

Петровна шить не умела, зато у нее имелся клочок земли с тепличкой и несколькими грядками недалеко от дома – с лета и до конца осени вместе с такими же дачниками-пенсионерами она торговала овощами на стихийном рынке у супермаркета. Валентина со своим добром сидела там же, справедливо рассудив, что где урожай, там и сумки.

Петровна любила свой маленький бизнес – можно и поболтать, и отдохнуть, и денег заработать. Компания на рынке сложилась крепкая, не каждый был хорош, но большинство терпимы.

Конечно, порой они несли потери – возраст не шутка, здоровье не железное. В прошлом году их покинул Степаныч, шустрый мужичок, продававший мед. Хороший был медок, почти не разбавленный, да и сам Степаныч тоже ничего – дружелюбный, бодрый.

Этим летом недосчитались Серафимы. Не то чтобы кто-то сильно убивался об этой вздорной бабище, но ее уход лишний раз напомнил о неизбежном, а это хорошего настроения не добавило. Хотя без Серафимы и ее вечной ругани всем стало только лучше. Самой Петровне уж точно, поскольку склочница торговала по соседству.

Теперь рядом обосновались Макарыч и Валентина. С Валентиной всегда приятно поболтать, а Макарыч, хоть и конкурент, цены ставил выше, из-за чего покупатели сметали с прилавка Петровны всё подчистую. После чего наступал его звездный час, в дело шли профессорская внешность и самоуверенный вид – огурцы у него были не просто огурцы, а экологически чистый продукт без добавок и ГМО, а помидоры становились элитным сортом с повышенным содержанием ценных веществ. Макарыч не был профессором, он был библиотекарем и очень любил читать, что играло ему на руку – редкие, но серьезные покупатели забирали его товар быстро и не мелочась. Петровна с Валентиной, каждый раз наблюдая этот спектакль, не переставали удивляться артистическому таланту соседа.

Вот и сегодня, двигаясь к супермаркету, Петровна ожидала чего-то подобного. На сердце словно камень лежал, настроение с самого утра было паршивым, хотелось поскорей его исправить. Однако у магазина ее ждал сюрприз, и крайне неприятный, – Валентины на месте не оказалось. Это было странно, поскольку в это время та всегда находилась здесь. Макарыч на вопрос «где?» только развел руками, остальные тоже оказались не в курсе. И только спустя пару часов, когда к рабочему месту, потирая поясницу, подтянулась главная сплетница Егоровна, выяснилась причина лежащего на сердце камня.

– Так уехала она, – уверенно произнесла опоздальщица. – К сыну.

– К какому сыну, что ты несешь? – возмутилась Петровна, точно зная, что никакого сына у Валентины нет.

– А к такому! Сынок ейный вчера объявился, он ее и забрал. «Нечего, – говорит, – мамуля, тебе в нищете прозябать, теперь я стану о тебе заботиться». И забрал. Да-да! Я сама его вчера видела. Видный такой, высокий, глазастый, – при этих словах Егоровна почему-то поморщилась и потерла висок, словно у нее внезапно разболелась голова.

– Да откуда у нее сын-то? – рассердилась от такой дикости Петровна.

Валентина всю жизнь прожила старой девой, да и самой Петровне детей бог не дал, хоть и замужем побывала.

– Откуда-откуда, – передразнила Егоровна. – Дети – дело нехитрое. Родила, да и в детдом сдала. А он вырос и объявился.

– Ну ты по себе-то не суди! – возмутилась такому поклепу Петровна. – «Детдом»! Валентина на такое не способна!

– Ой, ну надо же, – Егоровна уперла руки в боки. – Да много ты знаешь!

– Да уж побольше твоего!

– Тихо, тихо, девочки, – вклинился между ними Макарыч. – Остыньте. Что вы раскипятились? Может, она еще придет.

– Не придет, – мстительно произнесла Егоровна, – не ждите, – и, задрав подбородок, принялась выкладывать на прилавок свои дурацкие помидоры.

С трудом поборов желание вцепиться в ее седые космы, Петровна шумно выдохнула и нехотя принялась доставать свой товар. Настроение стало совсем гадким.

Покупатели, чувствуя это, обходили ее прилавок стороной. А те, что осмеливались подойти, в результате уходили ни с чем.

Спустя пару часов, поняв, что находиться здесь больше не в силах, она ссыпала овощи обратно в сумку и отправилась домой, решив первым делом зайти к прогульщице Валентине и узнать, куда ее черти засунули.

До дому она не дошла. Дорога была привычной, поэтому под ноги Петровна не глядела, топала и топала под звук скрипящего колеса…

Внезапно она обо что-то запнулась, мир совершил кувырок – и темнота накрыла сознание вместе с ускользающей мыслью «ну вот и конец».

Глава 2. Дивный новый мир

Мир кружился. Петровна открыла глаза и, борясь с подкатившей к горлу тошнотой, попыталась сфокусировать взгляд… Когда бешеное кружение замедлилось, ей наконец-то это удалось. Понять, где она находится, оказалось сложнее.

Маленькое темное помещение выглядело грязным и запущенным. На исчерченном мелом полу горели свечи, по углам залегли глубокие тени. У дальней стены сидел тощий замызганный мальчишка лет двенадцати с выпученными от страха глазами.

Сама Петровна лежала посреди комнаты, прямо на перекрестье линий, тележка громоздилась поблизости. Паршивое колесо все-таки отлетело и нагло валялось перед самым носом. «Да чтоб вас всех…», – мысленно ругнулась она.

– Где я? – произнесла вслух. Вид у мальчишки сделался еще более перепуганным. Петровна попыталась подняться, однако попытка провалилась. – Эй, мальчик, ты так и будешь там сидеть? – возмутилась она. – Может, поможешь бабушке? – Паренек вздрогнул, но с места не сдвинулся. – А ну иди сюда, паршивец! – рявкнула Петровна, вспомнив годы работы в детском саду нянечкой. И присовокупила: – Живо!

Прием подействовал безотказно, мальчишку словно подбросило, он кинулся к ней… но в нескольких шагах остановился, будто налетел на невидимую стену. Петровна уже и руку протянула, но тщетно, мальчишка мялся, жался, а ближе не подходил. Поняв, что дальше орать бессмысленно, она, кряхтя, принялась подниматься самостоятельно. Порадовалась, что вместо юбки сегодня надела бриджи – сверкать трусами перед малолеткой было бы совсем позорно.

Когда поднялась, бриджи оказались полностью измазаны мелом. К счастью, хотя бы на цветастой кофте мел был почти не виден. Отряхнувшись насколько возможно, она подобрала отвалившееся колесо и, сунув его в карман, подняла тележку. Завязки у сумки не подвели – все овощи остались на месте. Подхватив колченогую таратайку, двинулась к мальчишке.

Тот побледнел, попятился, наткнулся на стену, и, взвизгнув, плюхнулся на корточки, закрывая голову руками.

– Да что с тобой такое? – Петровна растерялась. Оставив коляску, подошла ближе и наклонилась, легонько тронув его за плечо. – Эй, ты чего? Не бойся, я тебя не съем. – В ответ на ее слова мальчишка вздрогнул и обмяк, потеряв сознание. – Ну всё, приехали, – она посмотрела на бездыханное тело. – И что теперь делать?

Подозрительная комната, лежащий в беспамятстве ребенок – в такую ситуацию она еще не попадала. Вздохнув, она принялась приводить мальчишку в чувство. После четвертой пощечины тот наконец открыл глаза, уставился мутным взором, прошептал: «Бабушка», – после чего, придя в себя, попытался отползти, но Петровна не позволила – вернула на место и учинила допрос.

Поняв, что сжирать его заживо прямо сейчас никто не собирается, Алмус немного успокоился – возможно, ему повезло, и существо, которое он извлек из другого мира, это не беталисса. Несмотря на двойку по иным сущностям, он точно помнил, что беталиссы к разговорам не склонны, разве что в компании сородичей, перед тем как соберутся поесть. Он захватил арканом только одно существо. Схон сказал, что это будет человек, но мог и соврать. Вдруг это беталисса, а штуковина с ручкой – ее сородич-метаморф, и сейчас он разинет пасть, и они со «старушкой» ка-а-ак накинутся!..

В этот момент «бабуля» и впрямь потянулась к своему «мешку на колесиках», дернула за веревочку и запустила руку в раскрытую пасть.

Алмус издал вопль ужаса и снова попытался отключиться, но ему не дали, тряхнув за плечо.

«Совсем плох, – подумала Петровна, запуская руку в сумку. – Может, его тут голодом морят? Вон какой тощий». И, передумав доставать помидор, принялась искать под овощами пакет с бутербродами. Достав заветный сверток, развязала мешок и, отлепив кусок хлеба с маслом и сыром, протянула мальчишке.

– На-ка, пожуй.

Мальчишка ошарашенно посмотрел на бутерброд, затем на Петровну, нервно сглотнул и, наконец, робко протянул руку. Взял, понюхал, а затем осторожно откусил с краешка.

– Ешь, не бойся. Не отравлено.

Мальчишка поперхнулся.

«Бедняга, – подумала Петровна, хлопая его по спине, – беспризорник, наверное. Сирота, ни кола ни двора, спит под забором, питается на помойках». Сама Петровна с такими детьми не сталкивалась, зато одна из нянечек рассказывала. Тогда эти рассказы ее не впечатлили, мало ли у кого какая жизнь, но сейчас, когда один из таких бедолаг сидел напротив, ей стало не по себе. Захотелось отдать ему и второй бутерброд, но она вовремя опомнилась – пока неизвестно, где она оказалась, нельзя разбазаривать стратегический запас. Впрочем, мальчишке и одного бутерброда хватило. Доев, он немного успокоился.

– Ну что, – произнесла Петровна, – давай, рассказывай, что за ерунда тут происходит, и как я здесь оказалась, – парень посмотрел на нее настороженно, не торопясь отвечать. – Ладно, – решилась Петровна, – давай, ты расскажешь, а я тебя за это угощу помидоркой. Она достала из сумки сочный гладкий плод, нарочно самый крупный выбрала.

– Расскажу! Я все расскажу! – в ужасе завопил мальчишка, не сводя взгляда с помидора.

Это был конец. Уж лучше бы это оказалась беталисса – они сжирают своих жертв быстро, практически мгновенно. А вот гортеры любят поедать по частям, оставляя пищу в живых долгие месяцы. У них для этого есть помощники-симбионты, которых гортеры таскают с собой и скармливают потенциальной жертве. Картинка из учебника возникла перед глазами Алмуса во всех подробностях: рядом с кучкой больших красных шаров лежала раздувшаяся от их поедания жертва. У «бабули» симбионтов имелся целый мешок. Всесветлые Небеса, притащить в свой мир гортера – большее невезение трудно себе представить! Тут можно посочувствовать не только себе, но и миру, которому придется расхлебывать его, Алмуса, головотяпство еще очень долго. Если вообще получится расхлебать.

– Ну? – произнес гортер в ответ его заминку, – я слушаю, – красный шарик по прежнему находился в его руке, и Алмус прилип к нему взглядом, не в силах вымолвить ни слова. «Бабуля»-гортер вздохнула и… внезапно впилась в симбионта зубами. Откусила, брызнув алым соком, и принялась жевать. Сочно, с удовольствием. Этого разум Алмуса вынести уже не смог и снова отключился.

Да что же такое с этим мальчишкой? Петровна доела помидор и, вытерев руки о бриджи (все-равно грязные), снова принялась приводить беднягу в чувство. Это ж надо, так ребенка довести, что он то и дело в обморок падает.

Когда мальчишка открыл глаза, она, решив больше его не мучить, протянула ему помидорку. Тот взвыл, отшатнулся, впечатавшись затылком в стену, и снова потерял сознание.

Нет, это уже ни в какие ворота не лезло. Петровна решила оставить мальца в покое и действовать самостоятельно. Она встала, еще раз обошла комнату, подергала дверь, и тут ей в голову пришла интересная догадка. Подойдя к по-прежнему лежащему без чувств парнишке, она принялась проверять его карманы. Короткие стоптанные сапоги тоже могли хранить секреты – мало ли что можно туда засунуть – но этот этап поисков она решила оставить напоследок.

Куртка из грубой ткани, похожей на мешковину, ее не порадовала – в ней удалось найти лишь огрызок бумаги с какими-то каракулями и схемой, похожей на звезду. Зато в кармане штанов обнаружился ключ, подошедший к входной двери. Приоткрыв ее, Петровна осторожно выглянула.

За дверью оказалась крутая лестница, ведущая наверх. И оттуда, сверху, шел свет.

Петровна принялась карабкаться по ступеням, стараясь не шуметь. Сделать это на скрипучей лестнице было непросто, но она старалась. До цели добралась усталая, еле дыша, словно с полными сумками до автобуса пробежалась. Подождав, пока перестанет шуметь в ушах, приблизилась к приоткрытой двери и навострила уши.

Из-за двери не доносилось ни звука, словно с той стороны никого не было.

Приободренная этим фактом, Петровна сделала щель пошире, а потом и вовсе высунулась наружу.

Взору предстал обшарпанный коридор с раздолбанной тумбочкой, на которой стоял засохший цветок в уродливом глиняном горшке. Дальше по коридору находилась какая-то комната, разглядеть которую было сложно, как и понять, есть ли в ней кто-нибудь из людей. Чутье, которое обычно не отказывало, утверждало, что комната пуста, как и остальная часть дома. Выглядело жилище на редкость заброшенным, словно хозяева давно его покинули.

Все также стараясь не шуметь, Петровна отправилась на разведку,

Предусмотрительность оказалась излишней – дом действительно оказался пуст. Но совершенно точно обитаем – в раковине на кухне обнаружилась грязная кружка с остатками непонятной жидкости, на столе – брошенный впопыхах носок, а на подоконнике в щербатой кружке – пучок зеленой травы. Бардак и пылища намекали на то, что мальчишка жил здесь один. Другой вопрос – как такое допустили органы опеки? Впрочем, стоило выглянуть в окно, как этот вопрос тут же сменился другим, более насущным – «где я?!»

Петровна считала себя женщиной бывалой, с крепкими нервами, но от увиденного ей стало не по себе – срочно захотелось присесть, а еще лучше – проснуться. Подтянув к себе табуретку, она грузно плюхнулась на нее, с трудом переводя дух. Отдышалась, а затем вновь уставилась на странный мир по ту сторону стекла.

Окно выходило в заросший травою двор, за невысоким забором виднелась дорога, по которой как раз в этот момент лошадь тянула телегу, полную глиняных горшков. Мужик, который правил лошадью, выглядел так, словно сошел с полотна древней картины. Двухэтажный дом по ту сторону дороги со свисающим на улицу бельем вызывал те же чувства. «И помои из окон выливали» – всплыло в голове Петровны. Средневековье какое-то. Словно в дополнение ее мыслей, за забором прошла парочка местных кумушек в чепцах и с кошелками – их темные юбки, жилетки со шнуровкой и фартуки, сразили наповал. Мужик, который прошел следом, тоже выглядел допотопно. Только кошка оставалась кошкой – мелкая серая «дворянка», вскочив на забор, бросила равнодушный взгляд на Петровну и потопала по штакетнику дальше, задрав хвост. «Может, это фильм снимают, или карнавал какой-нибудь проходит?» – мелькнула спасительная мысль.

Единственный, кто мог дать ответ, валялся без чувств в подвале. Петровна уже хотела отправиться за ним, когда мальчишка, жмурясь и покачиваясь, сам появился в дверях кухни. Вздрогнул от неожиданности, увидев, что не один, хотел сбежать, но ему не дали.

– А ну-ка живо иди сюда! – рявкнула Петровна. – Сейчас же рассказывай, что это за дичь! – она указала на окно.

Образ суровой нянечки сделал свое дело – мальчишка перешагнул порог и с опаской остановился недалеко от выхода, готовый в любой момент броситься прочь.

– Вы кто? – спросил он осторожно.

– Конь в пальто, – ответила Петровна. К испугу на лице мальчишки добавилась озадаченность. Это уже совсем никуда не годилось. – Зинаида Петровна, – представилась она. И неожиданно для себя добавила: – можешь звать меня баба Зина, – никому из детей она никогда не позволяла такой вольности.

Мальчишка почему-то напрягся еще больше.

Алмус вконец растерялся – он читал про баббароков, буккалонов, иттазинов, и баббов, но вот бабазины ему ни в одной книге не попадались. Первые три были духами-паразитами и питались мозгами, четвертый – мифическое существо из мира туманов – пил кровь лягушек и змей. Чем питались бабазины он и предположить не мог, но очень надеялся, что не человечиной. Все-таки странный мир ему попался. Если бы не обстоятельства, можно было бы поизучать.

Тем временем гостья (язык не поворачивался назвать ее пленницей) поинтересовалась, как его зовут. Называть свое имя был страшно, мало ли как работает магия у этих бабазинов, но долг вежливости пересилил, и Алмус представился, после чего все-таки спросил:

– Я правильно расслышал, вы бабазина, а не баббарока? И получив утвердительный ответ, сопровождающийся почему-то сочувственным взглядом, поинтересовался: – А чем вы питаетесь?

Мальчишка явно был не в себе. Или это последствия от удара головой?

– Кстати, о питании, – произнесла Петровна, – ты бы сумку-то мою принес. Ту, что в подвале осталась, – идея отправить в подвал ударенного головой ребенка была не слишком хороша, но снова спускаться в это странное место она не стала бы ни за какие коврижки, а овощи и сумку было жалко. Вид у мальчишки сделался совсем несчатный. – Ладно, – вздохнула Петровна. – Можешь просто напоить меня чаем. От бутерброда или какой-нибудь еды я бы тоже не отказалась, – она еще раз окинула взглядом бомжеватую кухню и добавила: – если у тебя есть, конечно.

Судя по поникшему взгляду мальчишки, догадка оказалась верной – в доме шаром покати.

– Ладно, я схожу, – обреченно произнес он, поднимаясь. – А что это за красные штуки в сумке?

– Странный вопрос, – уставилась на него Петровна. – Ты что, помидоров никогда не видел? Овощи такие, в огороде растут, – пояснила она, изображая руками куст со свисающими плодами. И тут же спохватилась, что тот сейчас сбежит с перепугу.

– А ну-ка стой… точнее, сядь. Расскажи-ка мне, Алмус, для начала, что это за ерунда там, за окном, творится.

Мальчишка посмотрел на нее озадаченно, затем, подошел к окну и выглянул на улицу, а потом, обернувшись произнес:

– Тут такое дело…Как бы вам объяснить…

Этот бегающий взгляд Петровна отлично помнила еще со времен работы нянечкой. И всегда, абсолютно всегда он сулил одно – крупные неприятности. В нынешнем случае он тянул на десять баллов из десяти.

– Ну ты уж постарайся, объясни как-нибудь, – мрачно произнесла она.

Легко сказать «постарайся», – подумал Алмус. Он только успел немного успокоиться, решив, что бабазины – это какой-то человеческий подвид, раз питаются овощами, а значит эта пожилая женщина вряд ли станет его пожирать, во всяком случае, сейчас. А потом это будет уже не его проблема. И даже решил, что красные штуковины из ее сумки, наверное, стоит попробовать, раз уж сама бабазина до сих пор жива. Но этот вопрос…

Как объяснить ей то, чего он и сам до конца не понимал (из-за чего и лишился места в магической школе, завалив экзамен). Объяснять ей про искривление пространства и разрывы материи, создающие перекрестье миров? Про переходы? Про охотников? Или, может, рассказать про запрещенный аркан, узнав о котором, стражи мигом потащат его на суд, а оттуда – на рудники, из которых он уже не вернется?

И все из-за глупого отчаяния – не надо было соглашаться на предложение Схона, лучше бы и дальше получать тумаки в трактире, чем вот так молчать и не знать, что ответить старушке, которая, между прочим, ничего плохого не сделала и теперь справедливо желала знать, в какую передрягу попала. Алмус сжал кулаки – что ж, виноват, значит придется расхлебывать – и решил рассказать правду. Точнее, часть правды, оставив кое-что на потом. Так, на всякий случай.

Глава 3. В поисках ясности

Петровна молчала, чувствуя, как тает призрачная надежда с каждым, сказанным мальчишкой словом. Ужас произошедшего накатывал, словно волна на песок, оставляя за собой пену эмоций, которые, не успев исчезнуть, дополнялись новой волной. «Кажется, в сумке был валидол», – подумала она. Но тут Алмус огорошил ее новой порцией информации, и мысль о таблетках отодвинулась на потом.

«Нет, не дождетесь! – подумала Петровна. Умирать в незнакомом мире она не собиралась. Не для того выжила в перестройку и боролась за место под солнцем, чтобы вот так бесславно сдохнуть в каком-то дурацком мирке. – Нет уж, – думала она, пока мальчишка вываливал на нее новые шокирующие подробности, – не бывать этому! Зинаида Петровна Иванова этому миру не по зубам! И не такое переживала!»

Собрав волю в кулак, она молча переварила информацию, а затем заявила притихшему Алмусу:

– Понятно. А теперь марш за моей сумкой, живо!

«Что же такого ценного в ее сумке, раз она так о ней беспокоится?» – спросил себя Алмус, торопливо спускаясь в подвал. И по дороге обратно, пыхтя под тяжелой ношей, тоже думал, но только безрезультатно.

В сумку он, конечно, заглянул, но ответов не нашел. Обнаружил помимо так называемых помидоров еще какие-то длинные зеленые штуки, трогать их не рискнул, вдруг ядовитые. И лишь на последних ступеньках его пронзила мысль, ужасная в своей простоте.

Задыхаясь от ужаса, он рванул на кухню… но, вместо самоубитого тела, обнаружил Бабазину, деловито расставляющую на столе посуду.

– А вы это чего? – растерялся Алмус.

– Чего-чего, обедать будем, – она забрала сумку. – Сейчас салатика нарежу. У тебя соль есть?

– Да, вон там, – Алмус указал рукой на покосившийся настенный шкафчик. Бабзина с брезгливостью потянула за ручку и, обозрев содержимое, осуждающе произнесла:

– Да, подзапустил ты хозяйство, дружок. Ужас прямо. Ну да ничего, дело поправимое, после обеда разберемся. Нож у тебя где?

– В ящике стола, – не без опаски ответил Алмус и на всякий случай отошел поближе к двери.

Опасения оказались напрасными – метать режущие предметы Бабазина не стала, занялась нарезкой, и вскоре выставила на стол большую миску с кусочками овощей (зеленые длинные штуки тоже оказались съедобными). Бабазина спросила масла, его в доме не оказалось, но и так обошлись.

Не без опаски приступил Алмус к обеду. Однако вид жующей старушки его успокоил, и он рискнул попробовать. Незнакомая пища оказалась хороша.

– Ну а теперь, дружок, время уборки, – сообщила Бабазина, когда тарелки опустели. Неси ведро, тряпку – и вперед. Если уж ты притащил меня в этот мир, изволь создать человеческие условия, иначе в этой грязище я задохнусь.

Алмус почувствовал, что съеденная пища вот-вот попросится обратно. Ему стало так стыдно за свою подлость и малодушие, ведь главного доброй старушке он так и не рассказал. Она и не знает, что пребывать в этом доме ей придется совсем недолго. «А может, не отдавать? – спросил он себя. – Соврать Схону, что аркан не сработал, вернуть задаток, и пусть отвяжется. А Бабазина останется здесь. Хотя кого я обманываю? Соврать Схону! Да этот тип ложь насквозь видит. Если поймет, что его обманули, то всё, конец. Нет, это не вариант». Алмус нахмурился, пытаясь найти решение, однако Бабазина расценила ситуацию по-своему.

– И нечего так недовольно сопеть. Насвинячил – убирай.

«Она права, – подумал Алмус. – Я должен исправить свою ошибку и привести всё в порядок. Чего бы мне это ни стоило».

– Что это ты там бормочешь? – подозрительно спросила старушка.

Глядя как мальчишка неумело прибирает дом, Петровна пыталась осмыслить произошедшее. Ну и угораздило же влипнуть: магия, другие миры, арканы какие-то… бред, да и только. Вот только вид за окном утверждал обратное – весь этот бред, к сожалению, был реальностью. Петровна даже вышла на крыльцо, такое же замызганное, как и всё в доме, потрогала траву возле ступенек – вымахала та знатно, прямо лес густой, а что за вид – непонятно, и быстренько вернулась в дом, когда увидела показавшегося в конце улицы прохожего.

– Вы лучше не выходите пока, – выглянув из гостиной, испуганно произнес Алмус.

– Почему это? – насторожилась Петровна.

– Ну, мало ли, – ответил тот, отводя взгляд. – В глаза бросаетесь.

Мальчишка был прав, но что-то в его словах все-равно смущало.

Петровна зашла в гостиную поверить, что он там наубирал. Понаблюдала немного как он вытирает грязь с подоконника, вздохнула и тоже взялась за тряпку, поручив мальчишке мыть пол. Такими темпами как он работал, уборка грозила затянуться на века. Да и грязные разводы помещение совсем не украшали.

С ее участием работа пошла быстрее – мальчишка приободрился, и пол вымыл вполне приемлемо.

– Молодец, можешь, если захочешь, – закончив протирать пыль, Петровна присела отдохнуть, наблюдая, как он домучивает последний кусочек.

Мебель в комнате выглядела старой, но вполне добротной. Чувствовалось, что ее делали основательно, с душой. И ухаживали бережно, пока единственным хозяином не остался ребенок. А тот уж справлялся как мог. Точнее, как получалось.

Все-таки подростки одинаковые, в любом мире, подумала Петровна, вспомнив, как однажды, уезжая в отпуск, пустила пожить племянника. Тот за две недели так уделал квартиру, что пришлось обои переклеивать и занавески менять. Петровна вздохнула, сейчас родной мир казался таким далеким, а ведь еще сегодня утром она пила чай у себя на кухне, с булочками, которыми накануне угостила Валентина. А несколько часов назад ругалась у магазина с Егоровной – эта ссора выглядела сейчас такой мелкой по сравнению с нынешней ситуацией. Эх, надо было внимательней смотреть под ноги по дороге домой, тогда, может, ничего бы и не случилось.

Петровна снова вздохнула. Вот если бы можно было закрыть глаза, а потом открыть – и ты снова дома. Но нет. Первым делом она спросила мальчишку, может ли он вернуть ее обратно – тот скуксился и признался, что нет. Вранье от правды она отличать умела, особенно если дело касалось детей, поэтому надежды увидеть дом у нее не было. «Так, не раскисать, – приказала она себе. – Что-нибудь придумаю. На худой конец обустроюсь и здесь».

Насчет «здесь» информации было мало, о странном новом мире Петровна знала лишь то, что здесь существует магия и возможность залезать в чужие миры. Про себя мальчишка тоже ничего толком не рассказал, как и про то, зачем выкрал ее из дома и притащил сюда. Для каких целей? «Может ему стало грустно и одиноко?» – промелькнула мысль, которая, впрочем, быстро развеялась – ну не походил этот Алмус на того, кто жаждет заботы взрослых. Вполне самостоятельный ребенок, хоть и запущенный.

Петровна взглянула на него оценивающе: да, если его отмыть, причесать и переодеть, накормить булками и вареньем – или что там любят внуки? – то будет нормальный домашний мальчишка, а не замызганное чучело.

Большого желания вживаться в роль бабушки она не ощутила. Не то чтобы мальчишка ей не нравился. Нет, нормальный ребенок. Тревожило то, что он упорно что-то скрывал, прятал взгляд, делая вид, что все нормально. И вызывал этим очень противоречивое отношение – с одной стороны Петровне он даже нравился, чуть-чуть, самую малость. Было в нем что-то такое искреннее, беззащитное, что вызывало расположение. Но эта его молчанка сводила на нет все положительные эмоции. В детсадовскую бытность Петровне такие встречались. Сложные были дети, но даже их при желании можно раскусить. Чем она и решила заняться, когда, закончив с гостиной, они переместились в прихожую.

Алмус терпеть не мог уборку, но сейчас ему даже нравилось мыть, тереть и чистить – хоть какой-то способ отвлечься от мучающих мыслей. Что делать с Бабазиной он пока не решил. Стоило рассказать ей правду, но как это сделать, чтобы и не прибила случайно, этого он не знал. В решительности этой бабули он уже успел убедиться, отдраивая дом.

Бросив тряпку в ведро, он отер со лба пот и посмотрел на результаты своих трудов. Прихожая стала выглядеть гораздо лучше: засохший цветок перекочевал в чулан, забрав с собой часть умершего прошлого, а пол, светло-ореховый на вымытой половине, внезапно кольнул воспоминанием из детства – кажется, даже свежим пирогом запахло, что пекли в доме по выходным. По чистому светлому полу было так здорово бегать босиком, прыгая по квадратам солнечного света, падающим из окошка над дверью. Окошко это давно заколочено, да и пирогов никто не печет. А жаль, хорошее было время. Видимо поэтому рука и не поднималась выбросить засохший цветок.

Алмус вздохнул и снова взялся за тряпку.

– Когда я была маленькая, – произнесла Бабазина, протирая тумбочку, – мы с родителями жили в деревне. Свой дом, огород, корова… рядом был лес, мы там ягоды собирали, грибы… Хорошее было время. У меня был брат, младший, забавный такой. И сестра старшая, вечно нами командовала. Но так-то она была ничего, хорошая. А у тебя кто-нибудь есть?

Алмус на секунду замер.

– Нет, никого.

Он продолжил орудовать тряпкой, поймав себя на том, что трет слишком сильно.

– Сочувствую, – произнесла Бабазина. – Плохо, когда братьев-сестер нету. Что случись – и всё. Давно ты один живешь?

«Не скажу!» – хотел крикнуть Алмус, но чувствуя себя виноватым, все же ответил:

– Третий год.

– Боже мой, – Бабабзина остановилась и, развернувшись, посмотрела на него сочувственно, – Да что же за мир у вас такой?! Тебе же лет всего ничего, как ребенок может жить один? Кто-то же должен за тобой присматривать!

– Не надо за мной присматривать! – возмутился Алмус. – Я и сам справлюсь! И вообще, мне тринадцать уже, взрослый!

– В тринадцать лет взрослыми не бывают.

– А я взрослый! И никакие присмотрщики мне не нужны! – от возмущения Алмус даже тряпку бросил.

– Тогда зачем ты меня сюда притащил?

Алмус открыл рот… но вовремя остановил рвущиеся наружу слова. Заинтересованность на лице Бабазины сменилась сожалением. Или ему это показалось?

– Ну вот скажи, что я буду здесь делать? Не верю я этим твоим рассказам про любопытство. Не такой ты мальчик, чтобы подобные глупости творить. Признайся, тебе просто стало одиноко, и ты хотел, чтобы у тебя появился рядом кто-то из взрослых, способный о тебе позаботиться? – голос Бабазины звучал так спокойно, по-доброму, что слова, разбив преграду, стрелою вонзились в сердце. Алмус всхлипнул и, не выдержав, бросился прочь… но оказался пойман сильными мягкими руками и заключен в объятия, где и разрыдался, словно глупый ребенок, и рассказал всё, наплевав на последствия.