Kitobni o'qish: «Власть огня»

Власть огня

У многих народов Севера огонь – это живое существо. Он живёт своей жизнью, имеет душу, сознание и волю. Ему поклоняются, его обожествляют и олицетворяют с женщиной – прекрасной богиней домашнего очага, – спасительного тепла, согревающего человека долгими зимними ночами в безграничных просторах таёжных урманов Западной Сибири. Костёр у угров Югории наречён богиней «Най».

***

Он был ещё несмышленым любознательным щенком трёх месяцев от роду, появившимся в лютый сибирский мороз у бездомной лайки под дырявым полом деревенской бани. В своей коротенькой жизни лайчонок познал и видел отнюдь не всё. Скорее всего, – «всё» являлось для него полным открытием. И как любое «дитя природы», независимо от принадлежности к роду живого, полу, виду и подвиду, стремился в единый миг познать мир, в который недавно пришёл.

Ему важно было всё потрогать рукой, именуемой людьми – лапой. Но, так-как лапам не всё дозволено и доступно для всестороннего изучения чудного мира жизни, – к ним неизменно присоединялся шустрый угольно – чёрный нос, карие глаза, острые, точно иглы, зубы, именуемые почему-то людьми молочными, – может, за цвет?.. Естественно, – пробовалось всё и вся на вкус, – изучалось на предмет пользы, съедобности, способности поиграть или… – укусить! Щенка я назвала – Бимом.

Белый, с крупными рыже-чёрными пятнами, с обычным, далеко не баранкой, хвостом, он родился в свирепый мороз ничейным. Помню, – тёмной зимней ночью, подошла к чужой бане, позвала, не надеясь, что выползет. На удивление, щенок сразу вылез на клич и благодарно расположился в руках вовсе незнакомого человека, доверчиво прижался. Местом проживания новому члену нашей семьи определила конуру и огород, где уже утром следующего дня пёсик по-хозяйски приступил к работе по охране наших владений от пришлых собратий.

С той мартовской поры минуло много-много лет, а у нас на Крайнем Севере, вблизи Приполярного Урала, в марте мороз заворачивает порой под сорок. А сегодня Бимка впервые шёл со мной в весеннюю тайгу. «Весенней», ту можно назвать лишь с оговоркой, – глядя на листочки календаря, а там… – властвует май! Да, вот по погоде, – по утренним заморозкам, снегам и прочим природным проявлениям, думается, будто зима у нас обосновалась на второй круг.

Сказать, что Бимчик, – «шёл»… – тоже неверно, ибо большей частью нашего пути он ехал в моём рюкзаке, – оба восседали на моей спине сверху. Лишь только первый момент наездника тревожила уязвлённая гордость усаженного в мешок охотничьего пса. Совсем скоро щенок сполна оценил преимущество избранного положения и с высоты роста хозяйки с восторгом первооткрывателя обозревал дали, прежде недоступные по банальной причине короткости лап. Кутька вращал мордашку во все стороны, тогда как попа с лапами грелась на моём шерстяном свитере, лежавшем поверх продуктов, котелка, топора, патронов и прочего походно-охотничьего скарба, столь необходимого на весновке в тайге.

Он не был ленивым пёсиком! И деловито, – быстро-быстро! перебирал коротенькими лапками сам, пытаясь изо всех сил не отстать от размеренного шага хозяйки. Только коротенькие лапки чересчур уставали, заплетались, застревали в няше расквашенного зимника и не успевали за мной, а круглый животик, по-детски огромный, словно шарик, мешал перепрыгивать канавы, переползать снежные гряды, навороченные вездеходами и тракторами. Жуткие монстры, и те, еле-еле ползли по расквашенной зимней дороге, устрашающе лязгали при встрече, тащили за собой огромные хлысты таёжных великанов – сосен. Время от времени, руки хозяйки отрывали Бимульку от земной тверди и загружали поверх вкусно пахнущего рюкзака. А оттуда, – из недр заплечного мешка, открывались великолепные пейзажи весенней Сибири!

Сидеть в рюкзаке щенку понравилось, главное, – безопасно, тепло, уютно и далеко видно! А как свернули с дороги в заснеженный лес, пришлось прятать излишне увлёкшуюся мордашку от хлёстких веток. Кутёнок скоренько одолел неожиданную напасть и, после пары ударов хищных еловых лап по восторженному носу, научился прятаться. Бимка родился ловким и успевал вовремя укрыть ушастую голову под брезентовую крышку рюкзака, или же нырял за спину владелицы при опасности столкновения с хищным деревом.

Щенок впервые видел лес и пытался быстрей освоиться. И всё же, временами получал очередной шлепок колючей веткой по мордашке. Эти странные создания – деревья, не походили на дворовых собак и на людей. Ветки он видел лишь у оленей, когда те отдыхали во дворе дома, прибыв с тундры. Только они смотрели огромными карими глазами, спали в снегу и не проявляли особого интереса к персоне носа щенка – не дрались. А деревья – иные… – они упирались головами в небо! Никуда не бежали, величаво раскачивали бесчисленными зелёными лапами – руками, из стороны в сторону, и неизменно норовили отшлёпать, сидящего в рюкзаке пёсика.

Приятно удивила любознательность и деловитость кутёнка в познании таёжного мира; то, что уже осенью Бим станет полноценно охотиться, не сомневалась изначально. Щенок, несмотря на экстерьер «двортерьера», от роду проявлял хорошие лаечьи качества. Хотя, в те годы, в северных югорских сёлениях любого щенка можно брать на охоту, и учить особо не приходилось. Собаки сами осваивали традиционное охотничье ремесло сполна. Главное, – они самозабвенно рвались в лес! В тайге собака учится у человека лесным наукам, а человек обучается у лайки тонкостям дела; там всё становится общим, – иначе нельзя.

Порой я завидовала кутёнку: «Меня бы кто подвёз!..». – Тяжёлый рюкзак болезненно оттягивал плечи. Весенний снег, несмотря на май, не стаял. Быстро выбилась из сил. Особенно тяжко стало идти, когда свернули с расквашенного зимника в почти не ведающий о весне хвойный урман. До лесного пристанища без чая и отдыха дойти не получалось. В полдень пришлось устроить привал на верховой болотИне, где имелся сушняк для костра. Безлесое пространство на вершине таёжного перевала нещадно опаляло майское полярное солнце. Ослепительно белый снег не таял, а испарялся. Глаза пришлось щурить и прятать в свою же тень, чтобы не сжечь, не ослепнуть. Бимка, конечно же, пока всего не понимал, считал меня всесильным божеством и гордился, что именно он, а не возмужалый Дружок сопровождает хозяйку на настоящую охоту – на весновку. Восторг, изумление переполняли крошечное сердечко. Бимуля не понимал, как тяжело идти по проваливающемуся насту, не удерживающему веса гружёного рюкзаком человека. Наоборот, в лесу щенку – привольно: легко носиться по глади спрессованной воды. Для меня же наст, – сущая бедствие, всякий шаг – одно из миллионных проверок выносливости, силы, терпения!..

***

Привал! – Останавливаюсь. Сил нет шагать дальше. Ухватившись руками за лямки, бережно стаскиваю на предварительно подставленное правое колено рюкзак вместе с хвостатым пассажиром. Ставлю их на снег. Ослабив ремни, подхватываю под передние лапки щенка и вытаскиваю из нутра походного мешка. Осторожно, поддерживая под животик, становлю тёплые задние лапки на шершавый наст, опускаю туда же, передние.

Извлечённый из рюкзака кутька, поначалу почувствовал свободу, а в следующий миг – оторопь, – холод снега неприятно ожёг чуткую кожицу маленьких лапок. Первым желанием стало: побегать. Однако поразмыслив, Бимчик решил оставаться там, куда его поставили. Он смешно не шевелился, – терпеливо стоял в позе, что придала ему хозяйка. Эдак прошла минутка, другая, и Бим, наконец рискнул шелохнуться. Щенок присел подобно великовозрастному псу, по-взрослому оттопырил коротенький хвостик, навострил ушки; глубоко втянул носиком запахи нового мира – тайги. Времени наблюдать за щеночком не имелось, – необходимо быстро развести костёр, вскипятить чай и идти дальше. – Нужно постараться к вечеру дойти до лесного жилья, а оттуда успеть добраться на своё болото, где много лет охочусь на утку.

Собачонок внимательно следил за хозяйкой, не понимая моих действий. Глубоко проваливаясь в снегу, я вцепилась руками в закаменевший, похожий на обглоданную гигантскую сизую кость, кедровый пень и принялась раскачивать из стороны в сторону; поскользнулась, с размаху плюхнулась попой в снег. Встала, обошла корч с другой стороны, попробовала оторвать от него большущую щепу. В конце – концов, ухитрившись, выволокла из снеговых недр весь комель вместе со здоровенными корнями. Ступая в колею своего же следа, волоком дотащила до рюкзака и уложила поверх снежного наста. Бимка заворожено, не дыша, взирал на священнодействие хозяйки, не зная, как реагировать. Посему, на всякий случай, благоразумно не шевелился, едва только крутил мордашкой вслед моих потуг.

Добравшись до ближайшей сосенки, я наломала мелких сухих веточек на растопку. – Они горят, как порох. Надёргала бересты. Бимчик решительно ничего не понимал в моих действиях. Его глазёнки отражали искреннее изумление и озадаченность. А хозяйка уложила в кучу притащенное, долго «колдуя», перекладывала, меняла местами. Щенячья мордочка словно спрашивала: «Что она собирается со всем этим делать?!..».

Пёсик настолько был обескуражен, что отвлекся от шорохов, звуков, запахов тайги. А лес уже очнулся от зимней спячки. Громко перекликались птахи; кликали разными голосами стаи гусей и уток, влекомых весною в северные тундровые дали. Восторженно выдавал барабанную трель дятел. Кричала радостно кедровка. Пахло снегом, солнцем, смолой – живицей, сосен и тайнами неизведанного мира.

Бимка наблюдал:

– Хозяйка извлекла из кармана замотанный в целлофановый пакет, перевязанный крест – накрест резинкой, коробок. Подобные, щенок уже находил во дворе нашего дома. Его матушка – лайка, приволакивала с помойки различную всячину: продуктовые пакеты, банки, кости, коробки… – В собачьей жизни различное случается… – Она выкормила сынишку без помощи человека – сама. И вырастила того за счёт различных ненужностей, выкинутых людьми на свалки, в уличные туалеты, именуемые северянами «скворечники». – Ну да… – холёную домашнюю собаку, привыкшую к уюту и к теплу городской квартиры, подобные факты, возможно шокируют, только в жизни всякое приключается… – Грянула нежданно-негаданно перестройка, развалился союз – СССР, ушла в былое геология. Северяне уехали, – кто – куда! А собаки остались… Тогда выживали все: и лайки, и люди, – кто как мог. Кутенок знал: съедобного в коробке нет, и интересного в оном находиться не могло, но мои действия странны и не находят объяснения.

– Зачем-то хозяюшка открыла коробок, извлекла коротенькую и совершенно бесполезную палочку, неприятно пахнущую серой; зажав в руке, чиркнула концом по тёмному боку коробка и!.. – на кончике спички неожиданно возникнул необычный зверёк! Бим мог бы сравнить его с прекрасными лепестками цветка, да родившись в зимнюю стужу, о существовании цветов пока не ведал.

Малюсенький, яркий зверёк сидел на краешке палочки, чуть-чуть колеблясь, едва шевеля огненным мехом или… – хвостиком?!.. Хозяйка бережно поднесла его к кусочку берёзовой коры и тот, обрадовавшись, шустро спрыгнул на бересту; поплясал по ней и резво перескочил на сосновые веточки. И вдруг,– произошло невероятное! – Он распрямился! Вырос, едва ни до небес! Громоподобно загудел, затрещал, грозно зарычал, неожиданно превратившись в могучего жуткого зверя. С сосновых веточек ловко скакнул на щепки, а с них прыгнул на брёвна. Из крошечного, ласкового, беззащитного зверюшки, что прятался тИхонько в коробкЕ и покорно сидел в кармане хозяйки, вымахал в устрашающего хищника. Свирепо гудя, дымя, вращаясь, он жутким великаном восстал над хворостом, ощетинив косматую огненную шерсть. Незнакомый зверь то приседал, то подпрыгивал, наклонялся и силился укусить щенка – изловить, достать жгучими красными лапами с бесцветными когтями на концах.