Kitobni o'qish: «Тайга простёрла руки кедра»

Глава 1

Дневник таёжницы. Сентябрь 2023. Дневниковые записи в тайге Крайнего Севера Западной Сибири, Югры, на месте трагической гибели таёжника. Посвящается погибшим в тайге и тем, кто их ждал и ждёт.

4 сентября 2023. Дорога зовёт.

Осень золото

Раскидала по тайге.

Дорога зовёт.

Пишу в лесу. Понедельник. Я – в палатке. На девятнадцатом километре трассы, считая от объездной дороги села. Дорога ведёт с Западно-Сибирской равнины в горы Приполярного Урала. А от моего дома, который остался уже в ушедшем времени, – на двадцать первом километре, – получается так. День осенний. Красивый. Солнечный. Обещанного дождя не случилось. И, надеюсь получится до дождей добраться до реки Манья, – не хотелось бы идти сырой, сквозь промокшую тайгу до своих таёжных угодий, под защиту лесной избы. По прямой до зимовья километров пятнадцать осталось, а по земле топать… – все тридцать накрутишь. Напрямую лишь вертолёты летают, а в тайге с обходами топей, коряг накручиваешь вдвое, а то и – втрое километраж.

Золотая осень во всех красках! – Берёза золотится – ярко жёлтая. Желтизна ещё не затронута тленом умирания, – насыщенная! Рябина багровеет, – ярко-красных цветов и оттенков. Пахнет северной таёжной осенью!

***

Полежала на спальниках в палатке. Их – два. Натруженные, ноющие спина, руки, ноги приятно отдыхают. Доехала по трассе на обычном, советских времён, стареньком велосипеде дамском. Он мне всё же высоковат. Всю жизнь испытываю неудобства из-за своего низенького роста, недаром и родовая фамилия – Мальковы, от слова «мал, да удал казаче уральский». А ещё часто в детстве от мамы слышала поговорку: «Мал золотник, да дорог». Только непросто доставать ногами до педалей, – кручу частенько носками. И сложновато запрыгивать в седло. – Ногу приходится перед посадкой закидывать выше головы, будто акробат, а годы не способствуют гибкости гимнаста и гимнастическим трюкам.

Лежу на спине. Достала смартфон. Включила. Изначальная зарядка – сто процентов, при включении сняло один процент. Антенны нет. Тут – долина Каменистого. Низина болотная тянется вдоль восточных отрогов Урала на километры, и связь не ловит, горой восточного борта экранирует радиоволны. Время: 12.50 дня. Получается, с села добралась за четыре часа, считая с переправами через две реки, с установкой палатки. – Это прекрасно! Быстро!

Встала сегодня в 6.30. Пока собралась, выехать получилось уже в восемь утра. Ехала по объездной дороге до переправы на реке Ятрия. Оттуда – по трассе на велике до предгорий Урала, до его восточного склона. Багаж… – рюкзак, примотан на багажнике, там же разместила чай в пластиковой бутылке, сапоги болотники – тяжеленные! Прикрепила и насос накачивать колёса, если вдруг спустят. Насос -крупный, мотоциклетный, от нашего «Урала», что отдала после смерти мужа соседу за «так». Теперь он стоит сиротливо на улице, – не в гараже, ржавеет. Тяжко смотреть: столько на нём ездили! Столько воспоминаний связано! Теперь и он, и я осиротели. Муж погиб в мае 2022. Заходил с этого места в наши таёжные владения – с Каменистого, домой больше не вернулся. Похоронили только в сентябре, как в августе сама отправилась на поиски в тайгу с лайками, и сама нашла… На руле велика приспособила спальник для облегчения нагрузки на заднее колесо.

На переправе через Ятрию переправиться получилось весьма удачно. Парень перевозчик, умница! – мой бывший ученик. Всегда поражаюсь, когда ребята, которые неважно учились в школе, во взрослом статусе оказываются куда добрее, чем школьные отличники и хорошисты. Думаю, непростая жизнь учит их пониманию и человека, и жизни. Он помог и разгрузиться и загрузиться. Поблагодарила. Заметила, – молодёжь села и соседней деревушки, даже подростки, всегда приветливы, всегда помогают, чего не скажешь о мужиках моего возраста, те в лучшем случае здороваются на равных, а нередко подозрительно косятся. Понимаю их настороженность: мы конкуренты в тайге. И как пишет Джек Лондон в своих рассказах «Смог Белью», – золотопромышленники – хытники, да и охотники, народ специфичный, – подозрительный. И сразу думает: «Куда это она намылилась опять?!.. – явно тут что-то нечисто…».

Необходимые бивачные вещи оставляла тут, – под кедрами, с апреля 2023, как ходила в апреле в избу на Манью – к себе. Тогда всё упаковала в целлофановые большие пакеты, а те – в мешки картофельные. Упаковала спальник, часть палатки (брала с собой весной только верх), коврики, запасные перчатки, штаны, рукавицы, котелок, верёвочки и верёвки всяческие. Складировала в немалую кучу под кедрами. Сверху прикрыла куском армированного полиэтилена нового, и вверх дном уложила рыбацкие пластиковые сани-волокушу, топор, прижав ими вещи, чтоб не промокало летом в дожди. Ночевала в конце апреле, ухайдаканная, – в снегах. Снег ещё не таял тогда. Шла с избы по западу участка на лыжах – по следу снегохода, таща груз в волокуше. Только та за одну ходку прохудилась дном, истёрлась до дыр на сгибах. И всё же, – на себе, на своём горбу было б непосильно нести вес под двадцать пять кило. Да и мой станковый армейский швейцарский рюкзак рассчитан не на охоту, а на войну, на армию, на перенос оружия, и не вмещает подобный объём барахла всяческого постельно- походного. Лыжи, – ухряпанные, лесные, старые, потёртые о наст, со сколами, в избе подбила кусками камуса белого. – Невозможно без камуса оленьего по насту идти: разносит на любом, невидимом глазу, спуске, а на подъём – тем паче… – геморрой ещё тот! Постоянен риск поломаться серьёзно. Без камуса на деревянных лыжах в весенний наст невозможно идти!

Весной лыжи вертикально привязала к стволу кедра, примотала зелёным резиновым шнуром. – Замечательная вещь! – Удобная для крепления любого груза в тайге при транспортировке. Верёвки – те, размахрячиваются, растягиваются, и поклажа в итоге шатается, а тут – резина тянется, прочно схватывает, и гибка на качке, поворотах, как нарты традиционные северные оленьи и собачьи. И, главное, – не требуется вязать узлы, которые потом в смороженном виде смороженными руками на холоде не развязать. Уставшей, голыми руками не каждый раз удаётся их развязать, часто приходится резать, а потом думать, каким образом заново связать воединое целое куски.

Оставляя лыжи, опасалась, что медведи, привлечённые запахом камуса, разгрызут лыжи, однако вышло иначе. – Медведь, естественно, пришёл и активно заинтересовался всем моим скарбом. В поисках съестного разворошил груду моей собственности, осмотрел по-свойски все мешочки и мешки, пораскидывал.

Особое внимание хищника почему-то сконцентрировалось на полиуретановом коврике. Тот – тонкий, с одной стороны покрыт теплоотражающим слоем золотинки, блестящей. Коврик мишка основательно погрыз и порвал когтями. Вкус синтетики не соблазнил, – и выбросил. Мешки с палаткой и спальником… – слава Создателю! – лишь погрыз немного, да и улёгся на них поверх, как на подстилку мягкую, почивать!.. – В окружении моих вещей, точно в берлогу, залёг в естественную ямку меж корней кедра. Кедр взрослый, и корни – крупные. Яму разгрёб поглубже. А от ветра, со всех сторон, зверь прикрылся моими спальными принадлежностями, что лежали в белых мешках, и стволами кедрушек, корнями. Снега лежало ещё метр! Однако мороз в марте давил под тридцать отдельными ночами!

Лежанку из моих спальных принадлежностей медведь устроил себе классную! Жил в полсотни метрах от наезженной трассы, по которой, как в городе в час пик носятся туда – сюда машины и машинки всяческих размеров и видов, – пыхтят, дико гремят так, что слышно за километры. Снуют, грохоча, КрАЗы, гружёные кварцем; носятся всевозможные снегоходы и триколы, легковушки, всяческие иномарки, а через дорогу стоит изба с охотниками. И никто из людей не знает, что находятся под постоянным пристальным вниманием хищника, обосновавшегося в окружении запахов вещей человека. Зверь в окружении моей собственности чувствовал себя в безопасности и от собратьев по разуму, и от охотников.

– Он видит всех! Обо всех всё знает, а о нём никто!.. – чем ни разведчик, ни партизан -исконно российский сибиряк?!.. А спал… – прислонившись боком, спиной к мои охотничьим лыжам, подбитым оленьим камусом! И их не трогал! – Вот и удивляйся! Жил тут, как поняла, всё лето с весны. Обосновался прочно! И, когда я сегодня пришла, то спугнула, – во мху остался свежий след его лап. След ещё не застарел. Неприятно, вот так, находиться под постоянным вниманием зверя, не ведая о том. Подумала об охотниках, которые в избе частенько обитали. Сталкивалась с подобным поведением медведей при работе в геологии, в поле, на Тыкотлова, – это много севернее, в тундре, вблизи гор Полярного Урала. Там, когда делала магнитку, медведи постоянно наблюдали за мной из-за кустов…

Лежала в палатке и опасалась: обязательно придёт к себе – домой, к ночи, да ещё и надумает меня прогнать. – Надежда вся на собак. Мишка считает мои вещи уже своими, плохо обошёлся только с ковриком. – Его погрыз. А вытащил с пакета (тот из-под продуктов) мои штаны, перчатки, рукавицы, варежки, Володин широкий кожаный ремень, – те разбросал, так-как принадлежали человеку, и зверь их ассоциирует со мной. Они крепко замокли, заплесневели за лето, то есть, – хозяйничал весной, по снегу ещё, лишь я ушла в село. Когда мужнин ремень весной приспособила под пояс для крепления волокуши, он был ещё относительно новым. Супруг купил тот накануне последнего похода в лес, и толком ещё не носил. – Натуральная кожа! -Широкий, но тяжеленный! Жёсткий! Красивый, да неудобный. А для волокуши подошёл, – самое то! Ремень мишка не погрыз, хотя мог бы и съесть. Тот изрядно вымок, не просох за лето и заплесневел, – позеленел, и пах плесенью.

Разложила вещи сушить: на сучки повесила. На валежины поклала спальник и запасные штаны. Поставила палатку довольно удачно и сравнительно быстро, – дома специально тренировалась. А вот костёр развести не рискнула, – сушь стоит аномальная! Если загорится смолистый корень какой-нибудь, – не потушить, да и воды нет ни грамма в лесу! – Только в бутылочке польинская. Её набрала на переправе через горную Палью на четырнадцатом километре, предвидя подобную ситуацию. – Понимала: искать воду на вершине, как дойду, не по силам будет… – устану. С Польи позвонила дочери, сообщила, где нахожусь. Предупредила: «Дальше связи не будет до самой избы, а дойду с одной или с двумя ночевыми, – как получится. С избы позвоеню по приходу, – не теряйте!».

Прозвала мишку лыжником. – Как-никак спал с апреля под моими лыжами, прислонившись к ним, – охранял.

Спускалась с трассы по острым камням, спускала и гружёный велик. – Непросто! – Круто! Спрятала его под кедрами. Вокруг растёт мох и спеет кистями брусничка. Хотелось наклониться, съесть горсть, только нагруженной рюкзаком, – наклон – то дополнительная работа на мышцы… – не стала собирать. Пока прятала велосипед, Дымка занервничал. Не знала ещё: «Целы ли вещи?..». Ведь в апреле оставляла, уходя, когда лежал по-пояс снег и мороз – утренник – за двадцать. А спала почти нормально той апрельской ночью! А вот подниматься ото сна, одеваться и собираться на морозе было весьма и весьма неопрятно, сложно. К утру, когда ночевала, замёрзла! Палатка… – то лишь капроновый верх от летней туристической. Как тогда дошла, ухайдаканная, прямо на снег бросила полиэтилена мелкий кусок, Привязала шнурками палаточный верх к веткам деревьев. А с боков подсыпала, прижав снегом, чтоб не дуло снизу. Во внутрь положила тоненький кусок коврика на полиэтилен, несколько хиленьких веток ели, распилила поверх портянки и куртку… – считай, спала прямо на снегу…

Вскипятила вечером на костре чай, разлила в пластиковые бутылки и бросила их в спальник, прогревать холодный мешок. Залазила на четвереньках. Бутылки с тёплой водой ногами откатила в конец спальника. Пока те не остыли, то неплохо грели в ногах. Сверху покрыла себя тонкой «золотинкой», разместив «утеплитель» как крышу. Получился второй внутренний слой палатки. Он неплохо удерживал тепло моего тела. Проснулась на рассвете, так-как стала замерзать. Сверху, от дыхания на утеплителе кристаллизовался иней, однако спала, полежала неплохо, – отдохнула!

Утром выползла из спальника и мгновенно развела костёр. С вечера благоразумно, предвидя побудку в мороз экстремальную, приготовила кедровый сушняк и бересту. Однако дров мало заготовила, – лишь согреться хватило, собираясь. Вечером, когда пришла, не до того было, – сил не оставалось. Сложно после холодной ночёвке на холоде упаковывать вещи! Они – в изморози. И руки сильно подстывали на морозе, приходилось непрерывно греть, оттаивать над огнём, чтоб упаковывать ледяные вещи ледяные мешки. Спустилась тогда на трассу по подтаявшему днями согретому южному склону. Благо, – снег на южном склоне оказался едва выше колена, да с вечера пробила специально тропку – колею. Это позволило спуститься без лыж и подняться наверх, на дорогу по снегам в целик. А по трассе, на восходящем солнце, рванула бегом вперёд, согреваясь уже на ходьбе. – Шла очень скоренько!

А вот сейчас, – прошло лето, пришла осень, и я опять, как сплошная аномалия, ухожу с двумя лайками в тайгу, – иду туда, где год назад погиб супруг, такой же обезбашенный таёжник, как его супруга.

– Что меня туда тянет?.. – Где меня теперь никто не ждёт? – Зачем я иду туда?..

Оправдываю себя тем, что нужно сходить на место гибели мужа, подсобрать косточки, вещи, – если те остались и закопать – предать земле. И мучает постоянно вопрос: «Почему муж не дошёл до зимовья?.. – что или кто не дал пройти опытному таёжнику последние сотни метров, что отделяли жизнь от смерти?..». – Но только ли это меня туда опять несёт? Как себя понять?.. Каждую минуту чётко осознаю степень риска. Возврата с тайги не всем дано. – Знаю на многолетнем опыте, какие запредельные трудности ожидают. – Готова ли всё вынести, вернувшись оттуда в жизнь?.. – Не знаю ответа, и не знаю, почему, для чего уродилась иной. Однако я – уже в пути, и возврата назад нет.

Отдыхаю, сидя в спальнике. За тонкой тканью снуют птицы. Необычно много в этом году дятлов и мелких птах. Кедровый орех уродился, ягоды уродились, и впереди -стужа, оттого живность суетится, перекликается, летает, стучит по деревьям, пиликает, чирикает, а собачата возбуждены после долгого сидения дома, нервничают, бегают гавкать на каждую проезжающую мимо машину. Боюсь, чтоб дурак какой-нибудь не стрельнул. А в голове звучит казачья песня:

«Покачнулся я и с коня упал…

Эй, да мой конь, мой вороной!

Эй, да обрез стальной…

Эй, да густой туман…

Эй, ой, – да батька атаман…».

***

Тайга простёрла

руки кедров, сосенок,

обняв просторы до горы.

4 сентября 2023 год.

Отдыхаю после дороги, лёжа в палатке на спальниках. Уютно, тепло. Слышно, как машины прошли в горы, и одна шла с гор в село. Вчера заехали через переправу сельчане на работу. Моется металл на золотоносных участках бывших экспедиционных, хотя говорят, будто участок уже продан чужим, и неизвестно, где теперь местным мужикам работать. Молодёжь кормится подчас летними сезонами в здешнем золотоносном Клондайке. А тот собирает и свои жертвы, ибо «драчка» за металл неизбежна. Полно и хытников. Моют часто воровски, без лицензий, сталкивают на Землю тайно. Только так или иначе в этом нечистом бизнесе вовлечена молодёжь села, а контроль… – тот тоже подчинён деньгам со всеми вытекающими. – Дикий Север похлеще рассказов Джека Лондона!..

Сегодня проснулась дома в 5.30, – дома ад! Батареи центрального отопления горяченные, а на улице стоит знойное лето! Жара несусветная! Днём температура в тени до двадцати пяти жары! И ночью до пятнадцати! А к батареям не прикоснуться, – кипяток! С ЖКХ воевать сил нет, только до аварии шаг! – Прорвёт и кипятком затопит! А соседи молчат. Все ждут, когда за них кто-то другой станет воевать, – все подцеплены страхами мести, да безработицы. Решила тоже этот раз нервы не трепать. – Что могла, закрыла одеялами. В квартире душно, точно в парилке бани, – за сорок жары! Спать совершенно невозможно! Регулярно открываю дверь в подъезд, чтоб хоть на часок передохнуть, – там прохладнее. Форточки все распахнуты настежь, только мало помогает. Опасаюсь, как бы не прорвало старые трубы, и не залить квартиру соседей кипятком. Трубы ещё советских времён, естественно, – не менялись! А в соседних подъездах по-прежнему изнывают от холода, там батареи ледяные. И никто не звонит в ЖКХ, чтобы спустили воду, продули воздушные пробки. Решила и я не вмешиваться, – достало за всех пилюли получать! – Потерплю как-нибудь.

Встала, – дышать нечем совсем. Почти не спала. Собаки тоже совсем замучились и рвутся на улицу. Пришлось собираться бегом. Залпом выпила кружку кофе, – невозможно находиться в квартире и минуты! Собаки психуют. А выпустить их одних не могу, – убьют! Или спровоцируют нападение, подставив меня целенаправленно на деньги, – новая схема мошеннического побора пенсионеров, – узаконенная! Залила спешно в бутылку литр чая – с собой в дорогу. И. как при пожаре, выскочили втроём на улицу. Там – прохладно, можно дышать, а в квартире уже под пятьдесят жары, если не все шестьдесят!

Дымка, словно очумелый, носится галопом, – рад свободе. С его-то мехом совсем невмочь жкхашный античеловечный экстрим. Загрузила велосипед второпях, – быстрей –быстрей отсюда, – из ада, пока соседи не повыскакивали, интересуясь: «Куда это я намылилась опять?!..». – Сплетен грязных, алчных не избежать, – перемоют кости доблеску, чего только ни придумают?!… – деревня, есть деревня!.. – От скуки люд выдумывает фэнтази, да такие, каких ни одному писателю не нафантазировать. В поспешности, в итоге, оставила два собачьих поводка на крыльце дома. Решила не возвращаться, подумала: «Соседка повесит, – не пропадут. А, если и пропадут, – переживём. Только поводов для пересуд дадут гору!». В итоге, так и вышло! – по деревне пошла кошмарная трепотня, якобы я пропала, ибо нашли ошейник!.. – Не поводок на крыльце моего дома собачий, а уже ошейник? Только вот интересно, – чей? – Собачий? Или… – человечий?!..». – Аморазму людскому предела нет! Да, не только дури, – больше алчности и тщательно скрываемой злобы, ибо сплетню пустила соседка не просто так: целенаправленно, чтоб заинтересованные люди знали, где и когда я нахожусь, и предприняли необходимые меры. – Жалко, если пропадёт стропа – поводок! На нём остался и хороший карабин. Поводок покупала в Екатеринбурге в специализированном магазине – качественный! И руку не рвёт, тогда как простая верёвка сильно травмирует ладонь, когда пёс рванул за кошкой или по иной теме.

Облегчённо вздохнули лишь, когда выехала с села, со дворов, на дорогу объездную, – подальше от пристального нездорового внимания неусыпного соседей. Успокоилась, что и лайки проскочили псовые своры благополучно без традиционных разборок, да и Дымка за очередной сукой текущей не ускакал по кавалерским делам, привлечённый призывным запахом продолжения собачьего рода.

И совсем на душе полегчало, как добралась до реки Щекурья. Поняла: вырвалась на свободу из-под людской ненасытной алчной «опеки». На берегах реки стоят три лодки – горнячка и шлюпки. Накачала свою резинку одноместную лодочку. Уложила на дно полиуретановый коврик, чтоб укрепить плавучесть дна. Переплыла реку с помощью шеста, заранее изготовленного из берёзы молоденькой. Шест до дна не достаёт: яма. Приходится им и толкаться, где возможно, и грести, будто веслом.

Добралась до противоположного берега удачно, разгрузилась, поплыла обратно за велосипедом. Велик положила поперёк лодки впереди на борта. Лодочка маленькая и колесо заднее касалось воды, немного тормозя движение. Сама на корточках разместилась на баллонах бортов, стараясь не давить на дно, иначе тормозит. Силы в ногах пока хватает! Ветра нет, и течение на реке приемлемое. Перебралась тоже удачно, хотя долго не решалась на подвиг и побаивалась транспортировать громоздкий велосипед на маленькой хрупкой вёрткой, плохо управляемой лодчонке.

На берегу упаковала лодку, коврик, вёсла, термос, который опустошила уже, в два мешка. Выбрала укромное местечко в густом лесу, – спрятала. В принципе, раньше люд не сильно воровал, если видел чьи-то лежащие вещи, – не брал. Сейчас же жизнь меняется, и надёжнее спрятать ценное, чтобы случайно народ не принял за бесхозное – ничейное, точнее – за своё. Сейчас молодёжь не рискует технику оставить на дороге, – разберут же свои, ограбят! – Крепко воровитый народ стал!

***

Лежу, блаженствую. Приятно вот так лежать в тепле, уюте и слушать лес, думать, мыслить, вспоминать хорошее. Стучит по дереву деловито дятел. Кричит встревоженная нашим присутствием кедровка. Всё думала о мишке, который спал в окружении моих вещей многие месяца, в шуме оживлённой дороги, что в сотне метрах. Следы зверя во мху, вероятно, сегодняшние. Лежанка древняя – примятая изрядно. Мхи и травы давно подсохли, травмированные зверем. Хищник прикрывался от естественных врагов моим запахом, оставаясь невидимым и для людей, и для своих собратьев. Тинькает синичка. Когда ехала по трассе, на ручье подняли уток. Полья – красивая! Журчит мелодично по камням в окружении золота берёз сентябрьской осени и строгой зелени кедров. С Польи позвонила дочери, сообщила, где нахожусь, каким путём двигаюсь, где планирую ночевать. Попросила сообщить сыну, что с матерью всё в порядке, – не волнуйтесь!

Везла с собой, с дома, один литр сладкого чая и поллитра молока. Оказалось, – мало! На Полье набрала поллитра воды речной в пластиковую бутылочку с широким горлышком. Костёр не развожу из-за суши, – не рискую. Чай вскипятить не выходит. Воды рядом тоже нет. Днём – тепло, светит солнце. Небо – синее, синее! Без облаков, – осеннее. Лес желтеет. Желтизна – яркая, чистых оттенков, сочная. С собой у меня два спальника синтепоновых, летних и летняя туристическая старенькая палатка. Везла только две дуги палаточные, одну оставила дома из-за экономии тягаемого на себе веса. В процессе установки палатки, выяснилось: и её стоит иметь при себе, – так уютнее отдыхать. Она рассчитана для тамбура. Нужны и колышки. – С собой взяла лишь пять, – не хватает! Коврик порвал мишка. Постелила под спальники лишь полиэтилена кусок. От земли отделяет теперь ткань палатки, полиэтилен и спальник.

Штаны, перчатки, что лежали тут с весны, вымокли под дождями, – медведь их выкинул из мешков, разбросав. Разложила все вещи просушивать, однако ночи сейчас холодные, и их не просушить качественно, – лишь подвялятся. Прежде, чем отправиться в велопоход, по Интернету много читала рассказов опытных путешественников одиночек. Сбоку разместила на раме спальник, палатку, свитер, сапоги-болотники. Оставила велосипед у трассы, спрятав. Там же спрятала мотоциклетный насос.

Утром, дома, от жары собаки отказались наотрез завтракать. – Предлагала им по миске мясного бульона оленьего с кусками хлеба. Пришлось убрать в холодильник, зная: по возвращению с леса проголодаются и уплетут за милу душу. А теперь пробежались двадцать километров за мной галопом, да через реки наплавались и… – голодные! Дала по куску сала. Поели. Успокоились и теперь лежат, млеют. – Довольные!

В голове будто Володя говорит, Танюшкой называет. Голос не забывается до сих пор, – тревожит. – Рад, что иду к нему навестить… – Разные мысли приходят в таёжном уединении. И слеза невольно течёт из глаз при воспоминании. Ругаю и себя, и его: «Жить бы, да жить!..».

***

Я – в тайге. Странно это осознавать. Взлетела стремглав на дерево, резко цокнув возмущённо белка, – совсем рядом с палаткой. Она тут – хозяйка, скачет, собирает ягоды, грибы, орехи и запасается на зиму. Собаки соскочили с моховых лежанок и стремглав бросились облаивать зверушку, как заведено в лаечьем мире. Во мху, кругом, лежат кедровые шишки. Они время от времени падают с дерева, громко стуча о землю, – спускаются вниз и белками, и кедровками. Всё опасаюсь, – лишь бы на голову такая не свалилась!.. – надеюсь, палатка выдержит, и крышу не пробьёт. Постоянно о ткань постукивает опавший лист берёз и хвоинки кедров.

Из-за урожая кедрового ореха нынешним летом народилось полно дятлов, кедровок, поползней и всяческих иных таёжных птах. Вижу непрестанно снующего малого пёстрого дятла – с красной шапочкой на голове, с красным пятном под хвостом на попе, с узорчатой чёрно-белой окраской тела, головы-пера. Оттого и пёстрым именуют. Размером – с кедровку. Этой осенью скопилось в тайге много кедровок – и народилось, и слетело с соседних регионов на прокорм. Теперь неустанно трудятся, делая запасы-кладовые, во мху, под кореньями, на долгую зиму. Их запасами в зиму кормится и медведь, и полёвки, лисы, волки и прочая живность – все жируют, – сами-то не могут с макушки кедрового исполина спустить во мхи урожай ореха! А кедровки за всех трудятся, всех кормят. Многочисленные крикливые беспокойные труженики леса стаскивают шишки в кучи, шелушат, только ленятся, – выбирают зёрнышки сверху шишки и покрупнее, оставляя с боков и снизу.

Солнце с юга обеденного повернуло на вечерний запад – в горы Приполярного Урала. Они совсем рядом со мной, а с окна сельского видны далёкой дугой на горизонте западном. В палатке сразу посерело. – Свет ушёл за склон ручья и притенился, прячась за стволы кедров – лесом. Неприятно похмурело. Непрерывно стучат дятлы, кедровки, снуют поползни, синички и прочие мелкие птахи, – разговаривают, веселы – еды достаточно, тепло, до ночи необходимо наесться. Проехала с грохотом в горы очередная машина. Собаки побежали на трассу гавкать. Сильно беспокоюсь за них. Они бегают и меня выдают, да и могут стрельнуть в них, или Пульку подозвать, – украсть. Та до сих пор носится за всеми лодками, снегоходами, надеясь найти хозяина, – всё не забывает, а прошёл уже год с похорон, – ни я, ни дети, ни собака не забывают…

Слышно… – едет ещё одна машина. А наивные лайки понеслись и её облаивать. Голоса уже далеко слышны, – гавкают далеко. Сильно тревожит их ретивость по охране хозяйки и нашего скарба – палатки. Они теперь считают клочёк тайги своей собственностью, оттого и стараются показать всем, кто тут хозяин. Лишь по печальному опыту знаю: лучше б, чтоб меньше люда знало, где нахожусь. – Тайга, есть тайга! И опаснее, страшнее человека, зверя не существует на планете.

Хочется в туалет, – водица выжимает, как обычно в лесу происходит, да лень вставать, обуваться, вылазить наружу, – типичные обстоятельства палаточной жизни. Немного знобит, лихорадит после дороги. Мышцы натрудила опять. Болят руки, ноет спина. Велик нагружен и, с силой необходимо было непрерывно удерживать равновесие, – постоянно прочно держать обеими руками руль, – изо всех сил, чтобы не скинула под откос трассы. Дорога – хорошая, однако – гравийная, местами и валуны крупные торчат. Оттого непрестанно приходилось отслеживать камни, выруливать вовремя, объезжать, рискуя серьёзно упасть. – То не прогулка в парк!

Без дел лежать непривычно и тоскливо. Безделье, даже минутное, для меня нетипично. Надо поспать, а не спится. – Выспалась. Почти уснула сейчас, да проснулась и просто теперь лежу, – отдыхаю, распрямив блаженно спину, вытянув ноги. Сушу все вещи. Они отсырели и подмокли, ибо мишка порвал, погрыз целлофановый пакет, хотя и целы сами. Сушу спальник, что тут оставляла в апреле. Во второй половине апреля ночевала на снегу при минус двадцати градусах мороза, и тот покрылся сверху инеем. Так и затолкала с инеем в мешок. Постепенно просушенное стаскиваю в палатку. Побаливает голова. Спала последнее время дома через ночь, – то нервы сворачивают, то холод. Вначале не включали отопление при стойких минусах. А вдарила жара, – включили школу и садики, и нас заодно, не заботясь о поддержки приемлемых показателей температурного режима.

Гнуса в палатке нет. А дома – подвальные комары достают! – Житья не дают! В лесу немного помазалась репелентами, а в селе, в квартире нет возможности на диване просто посидеть у телевизора, – ад! Легла на спальник и, внезапно, точно наяву, увидела горы Южного Урала – родины, родной город, окружённый склонами живописных вершин, кленовые рощи… – красивые, близкие! Сердце защемило тоскливостью. Вижу: словно птицей парю над городскими кварталами, над долиной реки Сим. Подступила тоска, душу выворачивает: «Когда теперь туда попаду?!..». В тайге необычные порой мысли, зрительные образы внезапно вспыхивают!..

Машины ходят по трассе часто. Вода в реках заметно падает. – Стоит сушь, дождей хороших вторую неделю нет, и перекат на Крестах проходим, оттого и ездят в горы непрестанно, – кто на отдых, кто по охоте, да и старатели стараются гребануть золотишка…

Вчера накупила фруктов. Попала на завоз в магазины. Завезли, как поняла, к выборам. Так всегда случается перед важным мероприятием, – чтобы люди шли голосовать, -задобрить избирателей. Сейчас завозят продукты в магазины накануне выборов в местные «думы», а народ спешит воспользоваться. Вот и я, – накупила винограда, персиков, нектарин… – дорогущие! Кислые! Да не до перебирательств. Даже арбуз дотащила! Часть фруктов, уходя, положила в морозилку – не одолела!

Ночью шёл дождь. Дома жара стоит немыслимая! – Ад чистый! Закрываю батареи одеялами. Все форточки открыты, а в подъезде прохладно, – там отопление не работает: пробки воздушные, и воду ЖКХ не слили. В деревне – куча собак дерутся, не привязываются хозяевами, живут на вольном выпасе во дворах. Свадьбы лаечьи сейчас осенние в пике! Дружок соседский лежит сутками у гаража. Его хозяева переехали, а он тут ошивается. Там и серый пёс обитает… – чейный и ничейный. Его кормят исправно. Но стоит пожалиться, что кусачий, – тут же все громогласно орут, утверждая, якобы, – не их. А попробуй забери себе! – Тут же завопят, что их! – Хитрости людской предела не придумано! Идут люди, а собаки сбившейся стаей бегут следом с лаем, со всех дворов, погавкать, да подраться. И все… – чейные, а как отвечать… – ничейные! С соседнего дома несётся чёрный пёс и безногий (с ампутированной передней лапой), с нашего двора скачет бывших соседей кобель. Они переехали в частный дом, купив тот за выделенные округом огромные миллионы. Тут же и серый кобель, которого вчера соседка хвалила за нападение на моего пса и на меня!.. – Случилось обычная людская, собачья подлянка:

– Вчера вечером заводила на ночь домой Дымка, на поводке, выгуливала по пути. Он день сидел в огороде на цепи, как и положено по Закону о содержании собак. На крыльце соседнем сидит сука не лаечьей породы с течкой. Из пике она уже вышла, да кобели всё ещё кучкуются в надежде продолжить род собачий. Даму сторожит ихний серый кобель. Мой пёс, естественно, заинтересовался, привлечённый соблазняющим запахом – гормонами женскими, потащил меня незаметно, да целенаправленно, поздороваться с хвостатой красавицей, метя, естественно, традиционно, кустики по трассе. А тут… соперник! Началась типичная северная драка лаечьих кобелей – традиционные разборки из-за суки.