Kitobni o'qish: «По ту сторону экрана»

1.Страх

– Ева Сергеевна, вам на рабочем месте больше заняться нечем? – угрожающе прозвучало бархатным голосом прямо над моим ухом, вынуждая подпрыгнуть на месте от неожиданности.

Ёшкин кодекс! Будучи пойманной с поличным, я все же попыталась сделать хорошую мину при плохой игре, дрожащей рукой кликнув указателем мышки на символ, позволяющий свернуть окно браузера, но не тут-то было. Или я со страху нажала не туда, или мой допотопный рабочий компьютер испугался и завис вместе со мной – провокационное окно популярного сайта знакомств «Мамба» с монитора исчезать не пожелало.

Пробормотала:

– Есть чем, – и виновато опустила глаза, разглядывая загроможденный документами стол, потому что мне в этот момент хотелось смотреть куда угодно, только не на Дениса Станиславовича, что так некстати оказался за моей спиной.

Честно говоря, долгое время считала, что из-за этих нагромождений разноцветных папок, сшивов и книг меня было совсем незаметно. Но кто же знал, что новый руководитель умеет подкрадываться столь бесшумно. Хоть бы набойки металлические на туфли сделал или колокольчик на шею вешал, что ли. А еще – поскорее отошел от меня подальше и перестал суровым взглядом своих серых глаз вгонять меня в краску.

Вот только уходить Лазарев не хотел. Вместо этого он сделал шаг еще ближе. В нос ударил сногсшибательный аромат его парфюма. Что-то травянисто-древесное, смешанное с его собственным запахом заставило мои мысли устремиться еще дальше от работы, хотя дальше, казалось бы, было некуда.

– «Женщина – не слабый пол, слабый пол – это доски»? – язвительно процитировал он фразу из моего статуса на сайте, которая в его исполнении показалась мне еще более дурацкой и несуразной чем раньше, когда Аллочка убеждала меня ее туда добавить. – Серьезно? Ясенева, вы меня поражаете и заставляете сомневаться в вашей профпригодности!

Поняла, что поразила Дениса Станиславовича далеко не в лучшем смысле этого слова. Оправданий в голове никак не находилось, и я молчала, разглядывая шефа, пока он изучал так невовремя зависшее на мониторе бело-оранжевое окно с моей фотографией в левой его части.

– Вы правда считаете, что кто-то клюнет на «такое»? – полюбопытствовал он ехидно, отвлекая меня от совсем неприличного любования выпуклыми мышцами на его скрещенных на груди руках.

Нужно на законодательном уровне запретить красивых и умопомрачительно пахнущих начальников. Или хотя бы для начала штрафовать за закатывание рукавов дорогих брендовых рубашек на рабочем месте. Ну ни в какие ворота не лезет, правда!

– Что бы вы не имели ввиду под словом «такое», это звучит оскорбительно и не имеет отношения к моей профпригодности и вообще к работе! – нашлась, наконец я, потому что злость на его язвительные комментарии неожиданно придала сил.

– Разве? Не реши вы заниматься этим в рабочее время – слова бы против не сказал, но теперь уж извольте, – лениво усмехнулся шеф уголком губ. – Подобные фото и избитые фразы привлекут разве что извращенцев.

А вот Аллочка с пеной у рта убеждала меня, что я выгляжу на снимках очень целомудренно и строго. Клятвенно заверяла, что я не вызову у потенциальных женихов никаких противоречивых мыслей. Она когда-то была завсегдатаем сайтов знакомств и чувствовала себя на них как рыба в воде, в отличие от меня. Успела рассказать, что там нередки и альфонсы, и мошенники и просто ненормальные, поэтому я предпочла положиться на ее жизненный опыт. Но Лазарев, вероятно, считал иначе.

– Сами вы извращенец! – вспылила обиженно, поскольку слышать такое, да еще и именно от него было слишком неприятно. – Компьютер у меня виснет! Я и хотела бы работать, но он сначала вырубился, а потом загрузил старые вкладки вместо новых, а тут еще вы подкрались!

Начальник недоверчиво приподнял одну бровь. Естественно, я бессовестно врала насчет собственных планов, но мой компьютер и правда был раритетным и то, что он вообще включался можно было смело считать одним из чудес света.

– Я Станиславу Викторовичу давно об этом говорила, и он обещал, что выделит новый, но все время было не до того, а потом… – я замялась на секунду, но все же продолжила: – А потом появились вы.

Станислав Викторович руководил адвокатским бюро «S&L», расшифровывающимся как «Сушков и Лазарев» (прим. бюро – форма образования адвокатской деятельности, при которой два или более партнеров осуществляют работу совместно на основании партнёрского договора, оговаривающего условия сотрудничества), много лет и работалось с ним легко и комфортно. Ни ругани, ни споров, ни нравоучений. Я выполняла то, что от меня требовалось и вовремя получала оплату за свой необременительный труд. Но так продолжалось ровно до того момента пока Лазарев-старший неожиданно не заболел, а его место не занял красивый до умопомрачения, но столь же вредный Лазарев – младший.

И теперь он смотрел на меня странным, не поддающимся определению, взглядом. Не то оценивающим, не то презрительным. Под ним я почувствовала себя крайне неуютно и невольно поежилась.

Вообще не привыкла быть предметом разглядывания, всю жизнь стараясь казаться как можно незаметнее. Носила неброские не вызывающие наряды, почти не красилась и считала, что красота должна быть в первую очередь внутри.

Тем не менее, с момента появления в бюро Дениса Станиславовича, то и дело задерживая на нем заинтересованный взгляд, разумеется, из исключительно эстетических соображений, я задумывалась над тем, что это правило имеет исключения. Видимо, это приближающаяся весна так действовала на меня, мутя и без того неуправляемые гормоны.

И вот именно это исключение, возвышалось надо мной со скрещенными на груди руками, ухмылялось очень уж саркастичной ухмылкой и сверкало серыми глазами.

Я же надеялась, что мои мысли не написаны на лице, словно в открытой книге. Смущение и без того успело расцвести внутри пунцовыми цветами.

А Лазарев строго произнес:

– Подготовьте все свои дела и адвокатские производства к передаче, подшейте и оставьте на столе. И через полчаса я жду вас в своем кабинете.

После этих слов он, как ни в чем ни бывало, развернулся и ушел в этот самый кабинет, не дав больше никаких объяснений. У меня же внутри на цветах смущения выросли огромные острые шипы и все сжалось от страха.

«Всё, Ясенева, приплыли, ты уволена. Вот и кончились твои беззаботные деньки в S&L, а скоро кончатся и деньги. А у тебя квартира в ипотеке и кошка на полном иждивении».

Застыла, пытаясь понять, что же мне теперь делать. Выполнять прямое указание Лазарева и готовить к сдаче дела? Расплакаться от отчаяния? Попробовать его уговорить? Извиниться? Что?

– Уволит, как пить дать, – заговорщически шепнула Кристи, подкатившись поближе на своем офисном кресле, чем отвлекла меня от раздумий.

Кристина Зеленая пришла в бюро одновременно со мной и обязанности выполняла примерно те же: изучение дел, подготовка заявлений и ходатайств, отправка корреспонденции, ведение деловой переписки обслуживаемых юрлиц и все такое прочее. В бюро имелись и другие юристы, стажеры, техники, бухгалтеры, однако мы с Крис обычно делили все эти обязанности между собой. Очевидно, она не боялась остаться единственной и разгребать все вышеперечисленное великолепие в одиночку.

Мы никогда не были с ней близкими подругами и не общались за пределами бюро, но много лет работали бок о бок, являясь помощницами Лазарева-старшего, а теперь, получается, должны были работать с его сыном.

– Интересно, как отреагирует на такое его самоуправство его отец, когда вернется, – с сомнением в голосе пробормотала я, цепляясь за возвращение Станислава Викторовича как за последнюю надежду.

Такого хорошего начальника как он, еще поискать. Внимательный, заботливый, справедливый и честный. Однако, Денису Станиславовичу, кажется, не передалось ни одно из отцовских замечательных качеств. Он являлся его полной противоположностью – требовательный, властный, педантичный, еще и кажущийся предвзятым именно ко мне. Слишком уж часто он придирался к результатам моей работы, и я то и дело с недоумением ловила на себе его пристальный недовольный взгляд.

Не удивительно, что возвращения Станислава Викторовича я ждала с таким нетерпением. Но, как выяснилось сегодня, вполне могла и не дождаться.

– Если вернется, Ева. Если. А вообще это далеко не факт.

Мысленно прошла стадии отрицания, торга, депрессии и, дойдя до смирения, принялась нехотя выполнять поручение Дениса Станиславовича, или Деспота, как мы с коллегами успели его окрестить за те пару недель, что он безраздельно царствовал в S&L пока второй партнер – Михаил Сушков был в отъезде.

– Почему это не факт? С его доходом он может позволить себе лечение в любой клинике, как в местной, так и в зарубежной. Рано или поздно, он все равно вернется и снова займет свое место. И все станет как раньше.

Зеленая снисходительно покачала головой и издала демонстративно-печальный вздох, далекий от искренней грусти как я от идеала женской красоты.

– К сожалению, не все можно купить за деньги, Ясенева, а здоровье – первое в этом «непокупаемом» списке.

Тут я, конечно, была с ней согласна. И все же не могла поверить в то, что состояние здоровья начальника под сильной угрозой. При нашей последней встрече, когда он приезжал в бюро для расторжения предыдущего партнерского договора, Станислав Викторович выглядел разве что усталым, но как обычно шутил, улыбался и обещал вернуться в S&L, как только пройдет необходимое лечение.

Изумилась, прижимая к груди огромную папку с подшитыми в нее файлами адвокатского производства:

– Неужели все настолько плохо?

– Раз Деспот появился здесь, думаю – хуже некуда, – изрекла моя собеседница, многозначительно поджимая тонкие губы.

– Почему?

В отличие от Кристи, я всегда мало интересовалась офисными сплетнями, предпочитая вместо этого работать, а в свободное время читать что-нибудь интересное. Зато Зеленая, будучи завсегдатаем курилки, была в курсе свежих и не очень, новостей о начальстве и коллегах. Кто с кем спит, сколько получает, от кого ушла жена, кто собирается уволиться, кто где отдыхает в отпуске, а кто копит на новую шубу.

Вне зависимости от того, просила я или нет, она считала своим святым долгом регулярно делиться сплетнями со мной. Но если обычно я слушала подобные «доклады» в пол уха, теперь информация напрямую касалась того, как скоро я вернусь к работе. И вернусь ли вообще. И по этой причине была важна как никогда.

– Потому что Деспот никогда не ладил с отцом, особенно после того, как тот второй раз женился. Лазарев-младший из принципа не пошел в адвокатуру и после окончания института работал в следственном комитете. Но потом и там с кем-то не поладил и все же сдал адвокатский экзамен. Год назло отцу числился в конторе конкурентов S&L, а потом открыл собственный кабинет, – шепотом поведала Зеленая, пока я продолжала готовить к сдаче свои документы. – Павлова из бухгалтерии сказала, что именно из-за конфликта Лазаревых S&L перестало работать по уголовным делам, оставив только гражданские, семейные и арбитражи.

А я думала, что гражданские дела просто более прибыльные. Более спокойные. И безопасные в конце концов. Уголовное право никогда мне особенно не нравилось, в отличие от большинства сокурсниц, что запоем смотрели детективные сериалы об убийствах и громких расследованиях. Я же предпочитала работу с бумажками и цифрами.

Вздохнула. Папки с документами кончились, и я принялась складывать личные вещи из ящиков стола в любезно предоставленную Кристи картонную коробку. Компьютер наконец-то соизволил снова заработать и, закрыв компрометирующее окошко, сослужившее мне столь дурную службу, я перенесла нужную для работы информацию на рабочий стол, чтобы тому, кто будет вести мои дела впоследствии, было проще, и не пришлось беспокоить меня попусту.

Впереди маячили неприятные перспективы поиска новой работы, которая вряд ли окажется такой замечательной, как эта. Всегда считала стабильность одним из важнейших столпов собственной жизни, а теперь придется погрузиться в коварную и пугающую неопределенность, что уже тянула ко мне свои скользкие и противные лапки.

Обозначенные Лазаревым полчаса почти истекли и я, оглядев наш просторный и уютный кабинет напоследок, сжала кулаки и зажмурилась, чтобы собраться с силами перед предстоящим тяжелым разговором. Хоть бы не расплакаться в его присутствии и не выглядеть еще более жалко, чем чувствовала себя в этот момент!

В кабинет Деспота плелась, как на каторгу, оттягивая момент неизбежного увольнения. Поправила очки на переносице и убрала за уши, выбившиеся из строгой прически темные пряди. Эх, была не была. Нужно решиться, пересилить собственный страх и пережить напоследок еще пять минут позора.

– Входите, Ева Сергеевна, – пробормотал Деспот, когда я неуверенно постучала в дверь его кабинета и принялась в нерешительности топтаться на пороге.

Хорошо хоть ругаться с ходу не стал. Значит, все-таки есть в нем какие-то управленческие знания о том, что нельзя отчитывать сотрудников при посторонних. Уверена, Зеленая уже настроила все свои локаторы, чтобы передать историю о моем увольнении из уст в уста как мифы и легенды о героях Древней Греции.

– Не стойте, присаживайтесь, – снисходительно кивнул Лазарев на кресло перед собой.

Глянув на него, сидящего за огромным столом, со сведенными перед собой кончиками пальцев, растеряла всю заранее заготовленную уверенность и смелость, которых и так было маловато для противостояния со столь серьезным противником. Вместо мыслей о каких-то словах, которые могла бы сказать, чтобы в последний момент изменить ситуацию в свою пользу, в голове возник вопрос, почему рукава его рубашки, будучи теперь раскатанными, не помялись? Это ткань такая? Или он рубашку успел переодеть?

– Когда отец просил меня поработать какое-то время в его бюро, он рекомендовал присмотреться к вашей скромной персоне, – начал Денис Станиславович, пока я, поправив полы длинной юбки, усаживалась на краешек кресла напротив него. – Он характеризовал вас как одну из самых компетентных сотрудниц S&L, говорил о том, что в вас есть большой потенциал.

Да уж. Всё ясно. Сейчас начнет разговор о неоправданном доверии и несоответствии его мнения отцовскому. Видимо для того, чтобы я чувствовала себя еще подавленней и никчемней, чем сейчас, если это вообще возможно.

Ладони вспотели. Старалась поменьше ерзать в кресле, чтобы ненароком не выдать своего волнения, от которого сердце в груди непрерывно совершало кульбиты.

Опустила глаза на собственные руки, принявшись от разыгравшихся нервов царапать заусенец на большом пальце. В горле встал неприятный комок. Вряд ли смогла бы произнести что-то вразумительное в ответ. Хотелось просто закончить с этим неприятным разговором поскорее и уйти. Но вместо этого, всеми силами стараясь не выдать досады, грусти, и собственного страха перед ним, продолжала слушать:

– Я, конечно, предпочел бы перевести в бюро собственного личного помощника из адвокатского кабинета, но она совершенно некстати собралась уйти в декретный отпуск, – в голосе Деспота проскользнула нотка едва-ощутимого недовольства этим фактом. – А весьма небольшой срок моей работы в S&L не позволяет сформировать мнение о его сотрудниках, поэтому, несмотря на мои личные предпочтения, и сегодняшнюю ситуацию, вызвавшую некоторые сомнения в вашем профессионализме, впервые предпочту прислушаться к отцовскому совету.

Не сразу осознала, что диалог с Лазаревым, который я мысленно успела представить в своей голове, пошел совсем не по намеченному плану. Подняла глаза на собеседника и склонила голову к правому плечу, пытаясь вникнуть в то, что он все-таки имел ввиду. Недоверчиво переспросила:

– Вы хотите, чтобы я стала вашим личным помощником?

– Именно так, – лениво следя за моей реакцией подтвердил Денис Станиславович. – Хотя, слово «вынужден» подходит к этой ситуации куда больше, нежели «хочу», суть вы уловили верно.

– Но вы же работаете по уголовным делам, а я…

– А вы собирались всю свою жизнь просидеть в этом офисе на месте помощника одного из адвокатов, не стремясь к тому, чтобы сдать адвокатский экзамен и начать собственную карьеру? – резко оборвал он. – Если так, то все дифирамбы, что пел вам отец, явно не соответствуют действительности.

Отозвалась:

– Не собиралась, – убрала из голоса неуверенность. – И все же, моя специализация – гражданское, семейное и трудовое законодательство.

Мозг лихорадочно соображал. В институте я изучала все отрасли права, поскольку это предполагает любое высшее юридическое образование, но практического опыта работы по уголовным делам у меня не было никакого. Как и желания этот опыт получать.

С другой стороны, должность помощника не предусматривает столь же большой ответственности как статус адвоката. И такая работа откроет передо мной куда больше перспектив и уж точно куда предпочтительнее увольнения, в фатальной неизбежности которого я была уверена только что.

– Значит, вы отказываетесь? – переспросил Лазарев, но в тот момент я уже точно знала, что соглашусь.

– Не отказываюсь.

– В таком случае, приступаете немедленно. Кабинет смените на смежный. Помимо работы с документами, к которой вы привыкли, будете сопровождать меня на следственных действиях и судебных процессах, на один из которых я выезжаю сейчас. Машина нас уже ждет, – произнес он так, словно был заранее уверен в моем ответе. – Стационарный компьютер, на который вы все равно жаловались, не подойдет. Будете работать на этом.

С этими словами он придвинул ближе ко мне серебристый макбук эйр с зарядным устройством, который и раньше лежал на лакированной столешнице, но будучи увлеченной собственными переживаниями, я совсем не обратила на него внимания.

Успев понять, что новый руководитель не терпит лишних пререканий, обсуждений и промедления, я без разговоров взяла ноутбук, тонкий и легкий, совершенно не чета тому доисторическому монстру, на котором я работала до этого.

– Все потом, – шепнула я Кристи, которая терпеливо караулила меня на выходе из кабинета в ожидании душещипательных подробностей.

И, схватив сумку, я поспешила догонять Лазарева, который уже успел надеть пиджак и в десяток широких шагов, каждый из которых был равен трем моим, дойти до дверей лифта.

2.Обида

Угрюмый молчаливый водитель услужливо открыл перед нами дверцу начищенного до блеска черного седана, а начальник галантно пропустил меня первой усесться на заднем сиденье широкого, пахнущего кожей и дорогим ароматизатором салона.

Машина плавно тронулась с места. Пока я с интересом разглядывала пролетающие за тонированными стеклами городские улицы, Деспот внимательно просматривал какие-то документы, предусмотрительно взятые с собой из бюро и пил кофе из крафтового бумажного стаканчика, дожидавшегося его в подстаканнике между сиденьями.

– Кофе, – произнес он, когда многоэтажное здание городского суда уже показалось вдалеке. – Приносить мне его трижды в день тоже станет вашей обязанностью. Американо двойного объема и крепости, без сахара и сливок.

«Очевидно же, что тот, кто пьет подобную горькую гадость начисто лишен каких-либо нормальных человеческих качеств» – мрачно подумала я, подавив в себе желание возмутиться и просветить босса о том, что не нанималась в обслуживающий персонал и мое образование предполагает несколько иные обязанности. Но слишком свежи были в памяти ощущения от маячащей на горизонте перспективы увольнения. Поэтому кивнула, с неохотой мысленно добавив этот пункт в расплывчатый список моих новых обязательств. Ожидала, что новоявленный руководитель даст мне еще какие-то указания относительно действий в суде, однако больше за время пути Деспот не проронил ни слова.

Собственной машины, тем более такой комфортной и красивой как эта, у меня не было. Я предпочитала добираться на работу на метро, поэтому молчание спутника меня не напрягало. Просто наслаждалась поездкой, получала эстетическое удовольствие от созерцания улиц и, чего уж скрывать, иногда осторожно, из-под ресниц разглядывала своего попутчика, который, увлеченный чтением, задумчиво кусал нижнюю губу и хмурил широкие светлые брови.

Еще не успела понять собственное отношение к тому, что Деспот ни с того ни с сего решил сделать меня своим помощником. Причем, теоретически, я была им и так, поскольку до этого числилась в штате его отца, но что-то подсказывало мне, что с этого дня мой статус и обязанности кардинально изменились. И к лучшему это или нет, покажет время. Сейчас понятно лишь то, что так просто и легко как раньше уже не будет. С таким как Деспот слова «просто» и «легко» даже в одном предложении не применяются.

Водитель остановил автомобиль у входа в суд. Мрачно оглядев собравшуюся у стеклянных дверей толпу, Денис сунул документы в черную папку и молча уверенно вышел, а я последовала за ним. Промозглый уличный холод не успел пробраться под мой слишком легкий для последних зимних дней, жакет, потому что вслед за шефом я торопливо проскользнула в огромные автоматические двери.

Внутри огромного холла дул горячим воздухом кондиционер, тут же растрепавший и без того успевшую стать неаккуратной прическу. И пока Лазарев предъявлял свое адвокатское удостоверение и сообщал судебным приставам о цели своего визита, я торопливо поправила волосы и очки, одернула длинную и широкую темно-серую юбку из плотного крепа. Следом за Деспотом протянула и свое удостоверение помощника, но пристав с улыбкой отмахнулся, словно не счел меня персоной, представляющей угрозу. В отличие от Лазарева. Хотя, тут я не могла с ним не согласиться. Деспот олицетворял опасность одним своим видом и с первого взгляда производил впечатление человека, с которым лучше не связываться.

Пока сверкающая кабина стеклянного лифта поднималась на нужный этаж, внезапно ощутила волнение. Мне доводилось бывать в этой части здания суда во время институтской практики, но тот визит не оставил в памяти яркого следа. Зато сейчас я с интересом разглядывала двери кабинетов судей и залов заседаний, на первый взгляд почти не отличающихся от тех залов, где рассматривали гражданско-правовые споры.

И все же было в них нечто неуловимо-притягательное. То, что делало эти двери особенными. Изо дня в день за ними принимались судьбоносные решения, рушились чьи-то планы, восстанавливалась социальная справедливость. Было в этом что-то, что вызывало неподдельное любопытство и желание погрузиться в этот опасный, но увлекательный мир.

Только сейчас осознала, насколько разными были «ставки» в гражданских и уголовных делах. Рискуя получить негативные решения суда по первым, участники могли в худшем случае потерять деньги, и даже иногда немалые. Но получив обвинительный приговор по вторым – можно было лишиться свободы, а это, пожалуй, гораздо страшней.

– Здравствуйте, Денис Станиславович, – уважительно обратился к Лазареву один из стоящих в коридоре мужчин, одетый в синюю форму сотрудника прокуратуры. – Могу я с вами кое-что обсудить?

– Можете, – бесстрастно отозвался Лазарев и глянул на меня. – Ева Сергеевна, отметьте наше прибытие у помощника судьи и передайте мое удостоверение и ордер.

Станислав Викторович раньше никогда не просил ни меня, ни Зеленую, сопровождать его в судебных заседаниях, считая, что у нас и без того достаточно работы. И хотя теоретически я представляла, что именно должна делать, хотелось получить от Деспота чуть больше конкретики. Однако тот, вероятно, счел бы лишние вопросы еще одним проявлением моей некомпетентности. Поэтому молча взяла из его руки протянутые документы и отправилась в нужный кабинет, определив его по фамилии судьи, которая была мне известна.

Там меня встретили неодобрительными взглядами две девушки, примерно моего возраста, сидящие за соединенными друг с другом столами. При моем появлении обе с недовольством переглянулись, словно обменявшись безмолвными понимающими репликами.

– Вообще-то необходимо стучать, – сходу категорично заявила одна из них, которая и была помощником, делая вид, что чем-то крайне занята, хотя чашки с горячим чаем на столе и надломанная шоколадная плитка утверждали обратное.

Они мне тоже не особенно понравились, однако воспитание и нежелание ругаться сыграло свою роль в том, что я решила не делать собственную неприязнь очевидной.

– Прошу прощения, – не стала углублять конфликт я. – Хотела сообщить о том, что для участия в судебном заседании, назначенном на четырнадцать часов, прибыла сторона защиты и передать вам ордер и удостоверение защитника.

– А вы кто? – полюбопытствовала вторая, оказавшаяся секретарем, не стесняясь моего присутствия, ломая шоколадку еще на несколько кусочков.

– Помощник адвоката.

Когда удостоверение и ордер оказались на столе, прозвучало недоверчивое:

– Вы – помощник Лазарева?

Кивнула и подверглась на этот раз еще более пристальному осмотру, после чего помощник и секретарь снова многозначительно переглянулись между собой.

– Свое удостоверение тоже оставьте, если планируете присутствовать в судебном заседании. И можете идти.

Обе работницы аппарата судьи были словно единый организм, понимающий друг друга без лишних слов и одинаково реагирующий на любые внешние раздражители. И я интуитивно чувствовала, что этому организму не нравлюсь. Но никогда и не считала нужным нравиться всем вокруг поголовно.

Вытащила из сумки собственное удостоверение. А положив его на стол, с радостью покинула негостеприимный кабинет, поспешив закрыть за собой дверь. Но облегчение, которое я при этом испытала, было преждевременным, потому что дверь оказалась слишком тонкой, чтобы я не услышала вслед язвительное:

– Да уж, Эльвира была в разы эффектнее, но, говорят, она от Лазарева и залетела, так что вернется не скоро.

– Вполне вероятно. Раз уж теперь он взял на ее место такую замухрышку. Видела, во что она одета?

– Ага, а эта гулька на голове и бабушкины очки чего стоят!

Дальше постаралась не вслушиваться, хоть это и было непросто. Сдержала желание провалиться сквозь землю от вспыхнувшей злости и почему-то стыда от этих слов. И вдвойне неприятно стало оттого, что Лазарев, который к этому моменту уже закончил разговор с прокурорским работником, тоже все прекрасно слышал. При этом, он не выглядел недовольным или даже удивленным. Его лицо выражало скорее легкую степень любопытства.

Ёшкин кодекс, да две эти барышни всего лишь аппарат судьи. Их должности ничем не лучше, если не хуже, моей. Откуда, спрашивается, столько высокомерия?

– Тоже считаете, что внешность главное в человеке? – не сдержалась я, подойдя к Лазареву и стараясь игнорировать мысли о том, что его предыдущая помощница была лучше меня, как и то, что причиной ее ухода в декретный отпуск стал именно он.

– Если бы я так считал, вас бы сейчас здесь не было. Но выражение о том, что встречают по одежке, никто не отменял, к тому же, если вы будете выглядеть как оборванка, общение с вами не дойдет до того этапа, когда кому-то захочется слушать ваши умные мысли.

Услышанное заставило гнев внутри закипеть, словно воду в блестящем чайнике со свистком. И точно так же, как с этого самого чайника, от кипения у меня рисковала сорваться крышечка.

– Значит, я выгляжу как оборванка?

Перед глазами встала пелена злости от его вопиющей грубости и бестактности.

– Вообще-то, я сказал «если». Но маникюр вам явно не помешал бы и одеваться можно было бы поженственнее.

Ёшкин кодекс! Вот же гад, то есть, юрист с опытом – вроде и обидел и формально не подкопаешься. Подавила в себе порыв назло ему одеться в следующий раз в самое бесформенное из своих платьев. Раздражал тот факт, что Деспот говорил так равнодушно, словно мой гнев его не только не трогал, но даже немного забавлял.

Фыркнула, вложив в слова всю язвительность, что сумела в себе собрать:

– Простые смертные так и выглядят, Денис Станиславович. Не всех, знаете ли, с детства кормили черной икрой из золотой ложки.

Кажется, это все-таки возымело нужный эффект и пошатнуло его невозмутимость.

– Для человека, который любит считать чужие деньги, вы поразительно мало обо мне осведомлены, Ева Сергеевна, – выдохнул он недовольно, но тут же сумел взять эмоции под контроль: – К тому же, с зарплатой моего личного помощника вы сможете позволить себе гораздо больше, чем раньше. Если пожелаете.

– То есть вы не любите, когда кто-то считает ваши деньги, но при этом не видите ничего предосудительного в том, чтобы считать мои?

Почему-то мне очень хотелось продолжить перепалку с Лазаревым, но уже знакомая грымза-секретарь объявила о начале судебного заседания, приглашая участников занять места в зале.

– Ваша задача фиксировать ход судебного заседания наравне с секретарем. Мои реплики не столь важны, как реплики остальных участников, – коротко бросил адвокат, не удостоив меня даже взглядом, словно все его мысли тут же переключились на работу, а наш спор исчез из памяти без следа.

Кивнула, понимая, что мне вряд ли удастся так же легко переключиться с клокочущей внутри ярости на ход судебного процесса, но мысль о повышении оклада немного успокоила. А потом я действительно неожиданно увлеклась происходящим вокруг.

Зал, в котором рассматривались уголовные дела отличался от тех, в которых я была раньше, во-первых, куда более впечатляющим размером, во-вторых – клеткой с толстыми железными прутьями, в которую судебные приставы вскоре ввели подсудимого с заведенными за спину руками и все время судебного заседания оставались неподалеку, чтобы его охранять.

Мой новый, легкий и красивый макбук позволил быстро фиксировать все реплики участников в word-овском документе. Пальцы порхали над светящейся клавиатурой, едва поспевая за чужими словами, но я была довольна результатом собственного труда. И неожиданно восхищена работой Лазарева с того самого момента, как он впервые оказался за трибуной для выступающих.

Несмотря на то, что главным в процессе должен был быть степенный, одетый в черную мантию, судья, а фокус внимания предполагался на подсудимом, главным и безусловно, самым эффектным действующим лицом являлся именно Деспот. Каждое из его выступлений было красивым театром одного актера. С присущим ему сарказмом он умудрялся переворачивать чужие фразы и без запинки цитировать длиннющие положения уголовного и уголовно-процессуального кодексов, ссылаться на судебную практику и страницы уголовного дела.

В его интерпретации произошедшего, потерпевший подсудимому разве что спасибо не должен был сказать, а судья и прокурор – извиниться перед незаконно привлеченным к уголовной ответственности беднягой.

И это выглядело по-настоящему эффектно. Настолько, что я и сама, находясь под впечатлением, стала придерживаться такой позиции и вынуждена была одернуть саму себя и напомнить, что вообще-то вот этот человек в клетке – преступник, а этот золотистый нимб над его головой просто адвокат очень умело пририсовал. Хоть, надо признать, пририсовал настолько натурально и гармонично, что он никак не желал стираться в моем воображении.