Kitobni o'qish: «Детектив с воробьем. Из цикла «Дилетантские детективы»»

Сначала я увидела глаз. Глаз был круглым чёрным и очень блестящим.

– Чирик, – крикнул обладатель глаза.

Кажется, он был чем-то недоволен.

Я не знала, что ему ответить, и поэтому промолчала.

– Чир-р-рик! Чир-р-рик!

Я попыталась подняться…

***

Передо мной маячила жуткая бледно-голубая фигура без лица. Живыми у чудовища были только два глаза. Мне стало страшно от этих, преследовавших меня глаз. Я зажмурилась с такой силой, что моим собственным глазам стало больно.

– Ага, очнулась, наконец. Как ты себя чувствуешь? – Донёсся откуда-то вполне человеческий голос.

Чувствовала я себя плохо. Особенно болела голова. Мне казалось, что она разбита на много кусочков, и каждый из них сильно болит. И боль всех этих кусочков складывалась во что-то совершенно невыносимое.

– Александр Петрович, она пришла в себя!

– Хорошо, сейчас подойду.

Я заставила себя открыть глаза. Откуда-то сбоку приблизилась ещё одна безликая фигура. Я заставила себя присмотреться. Фу-у. Ну, и ничего страшного. Это просто человек. В тёмно-синей хирургической пижаме. А безликим он кажется оттого, что у него на лице медицинская маска! Я, наверно, просто в больнице. Вот только, как я сюда попала? Ничего не помню.

– Деточка, хорошо, что ты пришла в себя. Ты сейчас на аппаратном дыхании, поэтому, не пытайся говорить, всё равно не получится. Но если ты меня понимаешь, просто прикрой глаза.

Я послушно хлопнула глазами.

– Замечательно! – Обрадовался мой собеседник. – Ты помнишь, что с тобой случилось?

Я попыталась пожать плечами, но не уверена, что у меня получилось.

– А как тебя зовут, помнишь?

Ну вот, я и имя своё забыла. Ужас! Что же теперь делать? Мне захотелось плакать.

– Ничего страшного, поспешил успокоить меня врач(?). Я сейчас буду называть тебе разные имена, а ты, если узнаешь своё, опять моргни.

Он принялся медленно и старательно выговаривать:

– Аня… Наташа… Лена… Маша… Катя… Люда…

Я поспешила опустить веки. Ну, конечно же, Люда! Как я могла забыть. Меня так назвали в честь бабушки. Папиной мамы. Людмилы Андреевны Кукушкиной.

– Вот и славно. Теперь, Людочка, отдыхай, набирайся сил. Всё плохое уже позади, и теперь ты будешь просто выздоравливать. А я пока пойду и скажу твоим близким, что ты пришла в себя. А то они очень волнуются.

Он ушёл, а я закрыла глаза. Оказывается, я уже успела очень устать. Как будто не глазами хлопала, а пару часов в спортзале напрягалась. Что же со мной произошло? И почему я ничего не помню? И тут мне показалось, что передо мной опять появился тот жуткий блестящий глаз! Кажется, я попыталась убежать или закричать. Не помню.

***

Маму и папу пустили ко мне на следующий день. Глаза у мамы были красные: наверно, она много плакала. Папа старался держаться молодцом, но выступившим на лысине и висках капельках пота, я поняла, что это ему нелегко.

Мне очень хотелось успокоить их, но говорить я по-прежнему не могла. Честное слово, женщина, лишённая возможности говорить – несчастнейшее создание!

И вообще, я чувствовала себя наполовину окуклившейся гусеницей, из-за множества оплетавших меня трубочек. Жуть! Судя по испуганным маминым глазам всё было ещё хуже, чем я могла себе представить.

Впрочем, ощущать и рассуждать я могла недолго, снова провалившись в какой-то плотный туман.

***

Как выяснилось позже, в этом странном состоянии я провела несколько дней. Иногда, я осознавала, что где-то рядом со мной мама, но по-настоящему отреагировать на это я не могла.

Наконец, врачи решили, что меня можно отключить от аппарата искусственного дыхания. Ко мне вернулся дар речи. Тихо слабо невнятно, но всё же, я теперь могла говорить.

По этому поводу, мама и папа снова пришли ко мне вдвоём. Наконец-то я узнаю что произошло!

– Что со мной случилось? – Спросила я.

– На тебя напали в парке у метро, когда ты возвращалась из института, – ответила мама.

      А почему я ехала на метро? Я же обычно езжу в институт на машине. Ах, да, кто-то накануне разбил в моём «Смарте» все стёкла. Ну, надо же, как всё совпало!

– А кто напал?

– Неизвестно. Но вряд ли это был вор. Телефон, деньги – всё на месте, – сказал папа.

– Только обручального кольца нет, – добавила мама.

– А кольцо… Я его сама Тимуру вернула неделю назад.

– Вы поссорились?! – Мама так удивилась, что вскочила и заметалась по тесной палате.

– Мама, мы не поссорились, я его просто видеть больше не могу.

– Но почему ты нам ничего не сказала?

Я хотела ответить, что уже достаточно взрослая, чтобы некоторые вопросы решать самостоятельно, но тут следящий за мной прибор завыл. Тут же прибежала медсестра, прижала к моему лицу дыхательную маску и категорически заявила родителям, чтобы они покинули палату.

Мой папа, крутой бизнес-воротила, которого конкуренты боятся до обморока, и мама, которую и сам папа побаивается, испуганно съёжились и тихо попятились прочь.

***

Болеть скучно. Наверно меня накачали какими-то лекарствами, и головная боль стала не такой сильной, но только, когда я не пыталась повернуть голову или скосить глаза вбок. Двигать руками и ногами я не могла из-за жуткой слабости. Кроме того, ужасно мешали всякие трубочки и липучки, которых на мне оставалось гораздо больше, чем хотелось бы. Оставалось лежать, глядя в потолок, и думать. Возможно, думать при травмах головы тоже не полезно, но не думать я просто не умею.

Итак, меня попытались убить в парке около метро. Если я возвращалась из института, то должна была оказаться в парке часов около шести. Там же народу в это время много! Именно через парк проходит дорожка к новому жилому кварталу и к остановке областных автобусов. Разгар весны, длинные и светлые вечера, хорошая погода. Это, каким же надо быть идиотом, чтобы нападать в таком неудачном месте и в такое время! Но тем не менее, кто-то на меня напал. И весьма результативно, надо признать. Но зачем? Ничего ценного не взяли, следовательно, нападение было совершено не с целью ограбления. А может, нападавший просто не успел меня ограбить. Кто-то его спугнул. Но это можно было предположить заранее, учитывая место и время нападения.