Kitobni o'qish: «Моря колыбель»

Солнце, опускаясь на колени, скрывается в туманном далеке…
(О поэзии Татьяны Максименко)

Таманский полуостров, омываемый Чёрным и Азовским морями, которые причудливо соединяются у его берегов, всегда впечатлял художников, поэтов и путешественников. На этой благодатной земле, где тысячелетия назад обитали скифы, сарматы, киммерийцы, греки, впоследствии обустроенной черноморским казачеством, велись и ведутся археологами кропотливые раскопки, а местные музеи переполнены ценными артефактами.

С четырёхлетнего возраста здесь, в окрестностях Анапы, у «Понта» (так называли греки Чёрное море), проводила лето талантливейшая поэтесса Серебряного века Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, дружившая с Александром Блоком. В годы Гражданской войны она заведовала образованием и здравоохранением Анапы, и даже одно время была городской головой этого южного городка. После эмиграции во Францию она приняла монашеский постриг, получив имя Мария в честь святой Марии Египетской, и по благословению духовного отца, протоиерея Сергия Булгакова, начала своё нетрадиционное монашеское служение в миру, посвятив себя благотворительной и проповеднической деятельности. Мать Мария создаёт пансионат для туберкулёзных больных, в котором сама же выполняет и всю черновую работу. Во время нацистской оккупации Парижа общежитие монахини Марии на улице Лурмель стало одним из штабов французского Сопротивления. В феврале 1943 года гестаповцы арестовали Марию и её сына Юрия. Она была казнена в газовой камере в 1945 году (сын годом ранее). 7 мая 1985 года указом Президиума Верховного Совета

СССР Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева была награждена Орденом Отечественной войны II степени (посмертно), а в 2004 году канонизирована православной церковью как преподобномученица.

Читатель спросит: а почему это я в предисловии к книге Татьяны Максименко уделяю так много внимания монахине Марии? А всё дело в том, что её отец Юрий Дмитриевич Пиленко, владелец имений «Хан Чакрак» и «Джемете», продолжая дело своего отца, заложившего в округе Анапы сотни гектаров виноградников, стал известным виноделом. После революции от богатых имений остались одни воспоминания, да название сельского поселения Юровка, в честь отца Елизаветы Юрьевны.

Всего в двух десятках километров от вышеназванной Юровки, под Анапой, на хуторе Адагум, близ станицы Варениковская, в середине прошлого века родилась поэтесса Татьяна Максименко (в девичестве Толстая) в семье фронтовика Дмитрия Андреевича Толстого.

«Литературная» фамилия отца Татьяны связана с черноморским казачеством, где такие фамилии, как Чёрный, Осадчий, Толстый и др. происходили из прозвищ и вросли корнями в глубокую древность. Завидное чувство родства с близкими людьми, с малой родиной, где прошли детство и юность улыбчивой Тани Толстой, где море «за холмами», ощущается с первых же страниц книги «Моря колыбель»:

 
Заходишь в море: неба отраженье,
Осколки звёзд… Всевышнему хвала!..
И радости полны твои движенья:
Душа освободилась, поплыла!
 

С детских лет она много слышала о поэтессе «из Юровки» Елизавете Кузьминой-Караваевой и кое-что читала и о ней, и из её «Скифских черепков» (всё-таки,

Советская власть не запрещала произведения поэтессы, ставшей впоследствии героем Сопротивления). Неудивительно, что в ряде стихотворений Татьяна Максименко ведёт перекличку с Елизаветой Кузьминой-Караваевой, «усердным работником на чернозёме поэзии» по выражению Городецкого, сказавшей однажды: «Надо уметь ходить по водам…».

Есть такая притча: один человек, а это наверняка был поэт, потратил свою жизнь на то, чтобы научиться ходить по воде «аки посуху». В конце концов, ему это удалось. Окружающие люди с неодобрением смотрели на эти попытки, а затем на результат, пусть даже и впечатляющий. И тогда один мудрец сказал поэту:

«Зачем ты потратил столько времени и сил на то, чтобы таким необычным способом перейти реку? Сел бы в лодку и отправился на другой берег… Существуют и другие плавучие средства…». Да, существуют… Но попытка достичь желаемого с напряженной работой ума, души и сердца – не в этом ли смысл жизни? Ради высокой цели, а в данном случае – это книга стихотворений – прожитых лет не жалко, ибо наполнены они желанием жить, желанием пройти свой путь и ощутить бесконечность этого пути, ведущего к Богу.

Одним из ключевых стихотворений в книге является «Путь бесконечный», где автор выбрала эпиграф Е. Кузьминой-Караваевой: «Идти, смеясь, идти вперёд/ Тропой крутой, звериным следом,/ И знать – конец пути неведом,/ И знать – в конце пути – полёт».

Вот фрагмент этого стихотворения:

 
…Но нет конца пути: так долог он!
Несутся клочья туч со всех сторон —
И застят свет. Спиралью звёздной путь
Уводит в небо, он – движенья суть…
 
 
Мой путь – душой угаданный пунктир
В страну, где благодатью дышит мир.
Я не случайно выбрала его:
Ведь то, что позади – уже мертво…
 

Нужно отдать должное автору этой книги: выбрав путь творческой самостоятельности, она не стала подражать любимой поэтессе Е. Кузьминой-Караваевой, столь часто цитируемой в книге и называющей себя «потомком огненосцев-скифов».

Поэтесса, в чьих венах течёт казачья кровь, нашла свои темы: её поэтическое восприятие мира, пожалуй, ближе всего к «чудотворству» Константина Бальмонта, автора знаменитого стихотворения «Будем как солнце!..»

Путь поэта лежит «в небесный град», «где благодатью дышит мир», и, видимо поэтому, стихи Татьяны Максименко наполнены солнечным светом, благодатью неба и земли:

 
…Душа для радости дана,
Чтоб в темноте могла светиться.
 
 
Я этот свет души несу
Как светлячок… В ночи теряюсь.
 
 
Но глядя утром на росу,
Под солнцем тут же загораюсь.
 

«Солнцепоклонница» Татьяна Максименко не мыслит свою жизнь без любви.

Когда она признаётся в любви к морю, то находит при этом столько эмоций и красок, чтобы выразить невыразимое в простых, но родственных гулкой стихии словах, что понимаешь: море в стихах Татьяны Максименко – не просто объект созерцания, умиротворения, воодушевления, созидания, но и фон, на котором разворачиваются картины непридуманной жизни. Здесь и путевые поэтические строки о встречах и расставаниях, и ритмические размышления о родной земле на юге России, о неиссякаемом чувстве любви ко всему родному, с воспоминаниями о детстве, пронизанными щемящей нежностью. Гражданский темперамент Татьяны Максименко позволяет возвести её лирику в ранг высокой поэзии и назвать автора мастером слова.

Прослеживается схожесть судьбы поэта с судьбами её ровесников, многие из которых покинули родные места в советские годы – годы великих строек. Да и сегодня молодые люди уезжают из малых городов и сёл в поисках романтики и самореализации, потому неслучайно в поле зрения поэта попадают то вокзал, то поезд, то попутчики в вагоне поезда.

Толчком для создания книги «Моря колыбель», своеобразного собрания стихотворений на морскую тему, созданных в разные годы, послужила публикация авторских подборок Татьяны Максименко в двух недавних номерах журнала «Таврия литературная». Несмотря на обилие сюжетов и лирических героев, главная тема книги – мир природы:

 
Ход гусеницы – гибкой, осторожной —
Напоминает тайный ход веков,
Где мир природы – и простой, и сложный —
Предстал как цепь затейливых витков.
 
 
В той, неподвластной времени, пружине
Душа узрела высшее звено,
Где жив Творец на облачной вершине,
Плетутся лозы, давшие вино.
 
 
Где бабочки, и рыбы, и олени
Резвятся на зелёном островке,
А солнце, опускаясь на колени,
Скрывается в туманном далеке…
 
 
Мир человека!.. Бремя неживое
Погребено, землёй поглощено.
Реликты гложет пламя роковое,
Что было явью – стало сном давно…
 

Воспета в подробностях природа степного края: Кубани, где родилась и выросла Татьяна Максименко, и Крыма, где позже не раз посчастливилось побывать поэтессе в толпе «курортниц нелегальных».

В каждом пейзажном стихотворении зоркий взгляд художника отсекает всё ненужное и насыщает поэтическую ткань произведения запоминающимися деталями. Это – и картина осеннего сада, где ярко вырисовывается личность лирической героини:

 
…Я, как терпкая айва:
До морозов не поспела!
Но тугая тетива
Ветра вновь толкает стрелы.
 
 
Никуда не скрыться мне:
Спелой гроздью винограда
Растекаюсь в тишине
Настороженного сада.
 
 
В капле мёда, янтаря
Отражаюсь, холодея…
Слишком поздняя заря,
Слишком смелая идея…
 

И картина сада летнего, где

 
…Сороконожка в зеркальце паслёна
С утра следит за мной,
А бабочка, с расцветкой орхидеи,
Влетая в солнцепёк,
Под пальцами моими холодея,
Дымит, как уголёк…
 

или

 
…Сад полон света, изнурён дремотой,
Игрой сквозных теней,
Незримой, нескончаемой работой
Верхушек и корней…
 

В отдельных стихотворениях ненавязчиво воссоздаётся курортное настроение, яркое ощущение свободы, как бы случайно выпорхнувшей на волю птицы, с беспечностью, в которой есть своя логика:

 
Скоротечны мгновенья беспечности,
Но на фоне печали они,
Становясь продолжением вечности,
Наполняют сиянием дни.
 

Для лирического подтверждения этой «сияющей беспечности» я процитирую одно из ранних стихотворений Татьяны Максименко, вошедших в её первую книгу «Родник в тени акаций», получившую в 1984-м году премию издательства «Молодая гвардия» в номинации «Лучшая книга молодого писателя»:

 

День вчерашний

Облупленными, будто штукатурка,
Плечами – я невольно солнце злила.
А моря музыкальная шкатулка
Во мне воспоминания будила.
 
 
Я снова окуналась в день вчерашний
В предчувствии полуденного зноя:
В гуляние в акациевой чаще,
В купание под спелою луною.
 
 
И юбка сарафана трепыхалась,
И галька под ногой моей шуршала,
И лодка вновь у берега качалась,
Сгущая крики чаек у причала.
 
 
А местный мальчик в ней, сверкнув очами,
Подвинул мне корзинку с виноградом,
А чтоб моторку волны не качали,
Стоял в воде с обрадованным взглядом.
 
 
Я брызги стёрла мальчику с ключицы
И почему-то в глаз поцеловала…
Мне у него бы нежности учиться,
Но мне с лихвой тогда её хватало…
 

Казалось бы, ну что в этом стихотворении такого: незамысловатый сюжет, юная героиня, легкомысленно согласившаяся на свидание с «местным мальчиком» и не ответившая на его чувства, её откровение: «И почему-то в глаз поцеловала… «Нов 20-ти поэтических строчках заключена драматическая история несостоявшейся любви на фоне южного пейзажа, так органично дополняющего чувственное признание героини.

В значительной части стихотворений проза гармонично переплетается с поэзией, а поэзия с прозой, насыщая ткань стихотворения зримыми деталями и образами, где мирно соседствуют невесомость, лёгкость изящной словесности и весомость философского подтекста. Тема нетленности красоты трактуется поэтом в различных вариантах:

 

«Красота – обещание счастья…»

Красота – обещание счастья…
Красота – в стороне от стандарта.
Красота, опалённая страстью,
Словно снег сумасшедшего марта.
 
 
Красота – в шуме грозного моря,
В красках непредсказуемых неба,
В глубине дивноморских историй,
Неразрывных с явлением Феба.
 

 

«…Шесть лепестков, внутри – картина…»

…Шесть лепестков, внутри – картина:
Оттенков синевы не счесть!
Всё гармонично, всё – едино,
Для любованья повод есть!
 
 
А ветер крылья простирает,
Колышет стебли: красота!..
 

 

«…О, красота опаснее занозы…»

…О, красота опаснее занозы:
Её впуская в душу, ты грустишь…
 

 

«…Красота одна…»

…Красота одна
Питает жизнь, и сила – ей дана,
О ней вздыхают пылкие поэты…
 

 

«…Мимолётна красота: отцветёт и эта роза…»

…Мимолётна красота: отцветёт и эта роза…
 

Татьяна Максименко опровергает крылатую фразу Стендаля, что «Красота – это лишь обещание счастья». Придавая значение форме стихотворения (красота – это гармония формы!): ритму, размеру, рифме, в книге «Моря колыбель» поэт являет образцы открытости души к изумлению и чуду (ведь без высокой планки духовности красоты не будет!) и убеждает читателей этой книги, что «счастье – есть!».

Игорь Евгеньевич Витюк,

поэт, публицист, литературный критик, заместитель председателя Московской областной организации Союза писателей России,

Заслуженный работник культуры Российской Федерации.

Жизни сердцевина

Степь

 
Недоступна чужому народу
Степь, где с Богом в веках мы вдвоём.
 

Е. Кузьмина-Караваева

 
Мне степь напоминает корку хлеба:
Не белого, но черного. Она
Волной полынной устремилась в небо,
На горизонте мрачных туч полна.
 
 
Там солнце, побледневшее от зноя,
Иссушит камыши и ковыли,
И развернёт, как свиток, предо мною
Стовековую летопись земли.
 
 
Там с Богом говорить намного проще:
Простор – и свет, и никаких преград!
И дух мой усмиряется, не ропщет,
Готов узреть вдали небесный град.
 

Морская болезнь

 
Зацепила душу фраза —
И покой ей только снился!
Море – в стадии экстаза,
И кораблик накренился.
Он, ведомый мутным светом
Маяка на горных склонах,
Не боится схватки с ветром,
Разъярённых волн солёных.
 
 
В клочьях туч сырое небо,
А душа – как в море щепка!
Для неё – что быль, что небыль,
Но за жизнь схватилась цепко.
В три погибели согнулась,
Чтоб узреть желанный берег,
Потянулась, встрепенулась,
С криком чаек – без истерик…
 
 
Шум утих… Устало море
Штурмовать скалу, как крепость.
А маяк на косогоре
Позабыл волны свирепость.
Солнце выглянуло… Утром
Море выглядело сытым:
Отливало перламутром,
Бирюзой и малахитом.
 

Волны

 
Разыгрались в море волны,
Мчатся буйным табуном.
Сил неистощимых полны,
Чёлн перевернув вверх дном.
 
 
От рассвета до заката
Море грозное шумит.
Нетерпением объято,
Средь солёных пирамид.
 
 
Тучи… Скалы-исполины…
Ветер морю – словно брат,
Ярым волнам дует в спины,
Прыгнув с кручи, как пират!
 

Восходит солнце

 
Нет, смерти нет! Есть кормчий на корме,
Есть слово Бог, что светится в уме,
Есть мысль: уже недалеко до рая.
Есть море, где алеет, догорая,
Лик солнца: он огромен, словно Бог,
Он чуток: слышит мой невольный вздох,
Когда лечу в невидимую бездну…
О катастрофах думать бесполезно:
Плывёт по небу месяц молодой,
Дыша прохладой, дремлет сад густой,
Где Ева тянет яблоко Адаму…
Сверни налево и направо… Прямо
Иди, иди… Когда увидишь свет,
Воскликнешь удивлённо: «Смерти нет!
Есть – жизнь! Восходит солнце над холмами».
 

Здравствуй, море!

 
Вот-вот покажется…
Уже совсем немного:
Ещё один дорожный завиток —
И – здравствуй, море!
Позади дорога,
А впереди малиновый восток.
 
 
Павлиньи перья так не трепетали,
Никто не пел так ни в одном хору,
Не обещал распахнутые дали
И белоснежный парус на ветру!
 
 
Дана морской стихии эта сила,
Величие и горделивый нрав,
Чтобы толпа её превозносила,
Разинув рты и головы задрав.
 
 
Бессонно бьются волны, дремлют горы,
Гудит, оставив след, аэроплан…
Слепят лучи, стихают разговоры,
Когда над морем небосвод багрян…
 
 
Заходишь в море: неба отраженье,
Осколки звёзд… Всевышнему хвала!..
И радости полны твои движенья:
Душа освободилась, поплыла!
 

На глубине

 
Юная, крутолобая,
Смуглая – это я!
В грозное море пробую
Прыгнуть… Волны края
Нет, не жемчужной пеною
Пенятся, а клыки
Кажут … Но постепенно я
Вынырну из тоски.
 
 
Арфа моя гудящая,
Солнце моё, луна!
Жизнь моя настоящая
В вечность устремлена!
Силы в ней много и легкости,
Радости и любви,
Молодости и ловкости…
– Бросьте канат!
– Лови!
 

Это море шумит

 
Это море шумит и плетёт свои кружева.
Набегут на скалу крутолобые волны-барашки —
И тогда закипает вокруг бирюза, синева,
Разливается горечь цветущей ромашки.
 
 
Это море шумит, округляя свои завитки
В совершенные локоны розовой Афродиты.
Это море шумит, и объятья его крепки,
И ладони для парусников открыты.
 
 
Это море шумит: и натянутая струна
Прозвучит – и напомнит о предстоящей разлуке.
Я не чайка, летать над волной не вольна,
Но невольно заплещутся крыльями белые руки.
 

Первый православный храм в Крыму

 
Всё глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма…
 

А. Ахматова

 
Свят Екатерининский собор —
Первый православный храм Тавриды,
Близок и знаком нам с давних пор:
На открытках памятные виды,
Ниши со святыми, мощь колонн,
Свечи, что мерцают у икон,
Храм, где дух Потёмкина витает…
И приделы храма – с трёх сторон,
Пантеон, где славу обретает
Воинство… В Очакове, поди,
Кто-то скажет: «Войны позади…
Впереди – лишь шашлыки да пляжи…»
У поэта – колокол в груди:
Срок придёт – своё он Слово скажет.