Kitobni o'qish: «Тайна лорда Кавендиша»

Пролог

– Мам, а это что? – спросила десятилетняя Рита, заглянув в шкатулку.

Мамина шкатулка всегда ей казалась настоящим сундуком с сокровищами. Чего здесь только не было: жемчужное ожерелье, золотые сережки-висюльки, маленькие сережки-гвоздики с топазами, брошь с камеей, цепочки, старые карманные часы, кажется, дедушкины. Но больше всего Риту привлекал старинный кулон. Он представлял собой овал из чернёного серебра, по краю которого вились витиеватые линии, составляя сложный узор. Посередине верхней крышки кулона был инкрустирован драгоценный камень, почти черный, и лишь в его центре светила темно-алая капелька, похожая на слезу. Кулон этот был с замочком, который никогда не открывался. Рита знала это, потому что неоднократно пробовала. Только вот мама ее об этом не подозревала. Не ведала она, что Рита в ее отсутствие нет-нет да и заглядывала в мамину шкатулку, доставала чудные украшения, примеряла их на себя. И кулон этот рассматривала. Очень уж любопытно было Рите узнать, что там сокрыто внутри.

– Ну, что, мам? – настойчиво повторила вопрос Рита.

– Кулон… старый, как видишь, – вздохнула мама, и Рита уловила в ее голосе грусть.

– А можно открыть? Посмотреть, что там внутри?

– Нет, Маргаритка, он сломался давным-давно. – Мама вынула кулон и дрожащим пальцем протерла необычный камень.

– А раньше открывался? – продолжала любопытствовать Рита.

– Открывался.

– И ты видела, что там? – с замиранием сердца спросила Рита.

– Видела. – Глаза мамы затуманились воспоминаниями, и будто бы даже морщинки, рано появившиеся на ее лице, разгладились.

– Мам, – шепотом позвала ее Рита, – и что там внутри?

– Там целая жизнь… Целая потерянная жизнь.

Мама дернула плечом, тряхнула головой и захлопнула шкатулку.

– Ты уроки сделала? – перевела она тему.

– Сделала, конечно. Можно я пойду к Марине?

Марина была соседской девочкой, с который Рита дружила и ходила в один класс.

– Можно, только я вас прошу, не играйте вы в компьютер. Скоро совсем ослепните от этих своих гаджетов, – проворчала мама.

– Мы чуть-чуть, мам. – Рита поцеловала маму в щеку и убежала.

Когда дочка ушла, Анастасия Разумова, так звали Ритину маму, снова открыла шкатулку и вытащила кулон. Положила на одну ладонь и накрыла второй. Камень тут же нагрелся и своим теплом согрел холодные руки женщины. Вот так же когда-то его руки грели ее. Давно это было, больше десяти лет прошло.

А может, откроется кулон, и она снова вернется туда, где была так счастлива? Интересно, как он жил все эти годы? Наверное, женился и завел семью, забыл о ней… А что, если поискать в исторических архивах? Наверняка ведь есть информация, а сейчас, с интернетом, вообще не проблема что-то найти. Нет, нельзя! Нельзя менять судьбу. У нее Рита вон растет, и чем старше становится, тем больше проблем.

Анастасия спрятала кулон обратно в шкатулку. От греха подальше. Хоть и знала, что замочек на нем давно сломан и никогда уже не откроется. А если бы открылся? Заглянула бы она внутрь? Нет, это значило бы оставить Риту одну, а Рита – единственное и самое дорогое, что было в ее неудавшейся жизни.

На следующий день, когда мать ушла на работу – она работала медсестрой в больнице, – Рита, наскоро позавтракав, прокралась в комнату матери. До выхода в школу оставалось еще аж двадцать минут.

Рита села за мамин туалетный столик, достала шкатулку, распахнула ее и выхватила кулон. Красная капелька внутри черного камня будто подмигивала Рите, заставляя всматриваться в ее глубину. Девочка положила кулон на ладонь. Серебро казалось ледяным, и чтобы согреть его, она накрыла кулон второй ладонью. Вдруг по рукам ее потекло тепло, да не просто тепло, а обжигающий жар.

Раскрыв ладонь, Рита увидела, что красная капелька увеличилась и уже была и не капелькой вовсе: черный камень стал алым, а внутри его будто набухали вены и бурлила кровь. Рита удивленно смотрела на видоизменившийся камень. Надо же! Какой необычный камень. Рита перевернула кулон и изумленно еще шире распахнула глаза: на обратной стороне в черненом серебре образовались темные прожилки, будто кто разлил чернила, а цветочек посередине, который до этого был едва различим, сиял расплавленным золотом.

Рита прижала указательный палец к этому цветочку. В кулоне что-то затрещало, заскрипело, и он вдруг распахнулся. Рита уставилась на открывшееся нутро кулона. Оно словно ожило, кипело и извергалось жидким сплавом серебра и золото. Линии заворачивались в водоворот, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Рита попыталась оторвать взгляд от этой странной картины, ведь у нее даже голова закружилась, но сделать этого не смогла. Кулон затягивал Риту внутрь, в центр водоворота. Все глубже и глубже.

В дверь настырно звонили и стучали несколько минут. Это соседка Маринка зашла за Ритой, чтобы вместе идти в школу, но услышать этого Рита не могла, потому что она уже была далеко отсюда, от промозглого октябрьского утра, от залитых дождем асфальтов, от уроков и школы, от старенькой пятиэтажки, где они жили с мамой, от автомобилей, метро и трамваев. От двадцать первого века…

Глава первая, в которой граф Ларентис видит то, что не полагается видеть благородному джентльмену

Граф Ларентис всматривался в лужайку, что простиралась на другой стороне ручья, и глазам своим не верил.

Там, в невысокой траве, освещаемая серебристым лунным светом, передвигалась женская фигура. Длинные чуть кудрявые волосы ниспадали волнами почти до самой талии. Талия эта была тонка и совершенна, как, впрочем, и вся фигура женщины, которую не скрывали ни кружева, ни кисея, ни какая-либо другая материя, ибо нимфа – по-другому назвать это чудесное создание невообразимой красоты у графа Ларентиса не поворачивался язык – была полностью обнажена.

Казалось, она парила над землей, и ее крошечные ступни не касались пропитанной росой травы. Она не замечала ничего вокруг, предаваясь танцу под звуки только ей слышимой музыки. Вон она подняла руки, завела их под длинные волосы и откинула назад, представив взору графа Ларентиса грудь такой совершенной формы, что у него перехватило дух. Он даже зажмурился, решив, что ему померещилось. Разве может кто-то, женщина, танцевать ночью абсолютно нагой?

Граф открыл глаза, но его видение все еще было там. Отсюда, из маленького охотничьего домика, было слишком далеко, чтобы разглядеть черты лица женщины, но в том, что она молода и красива, граф не сомневался. Ему казалось, что он даже слышал цветочный аромат, исходивший от ее необыкновенных волос. Молочная кожа так и манила прикоснуться.

– Ларентис! Ларентис! Уснул ты там, что ли? – раздался за спиной развязный голос Энтони, графа Саммерхилла.

– А? Что? – обернулся граф Ларентис.

– Ричард, дружище, ты уже полчаса смотришь в окно так, будто увидел призрак, – поддержал Энтони еще один член их компании сэр Джонатан Трэнси.

– Призрак? – хмыкнул Ричард и снова бросил взгляд в окно.

Нет, не призрак, а Лунная дева, которая теперь, закончив свой танец, подхватила длинную накидку, висевшую на суку дерева, что росло у самой кромки воды, набросила ее на плечи, скрыв от Ричарда все свои прелести, и побежала к дому, темные окна которого виднелись вдали.

– Да что там, в самом деле? – Заинтересованный Энтони приблизился к Ричарду, но тот резко дернул портьеру, закрывая другу обзор.

– Ничего, просто задумался, – сказал Ричард.

– Да он пьян. Пьян в стельку, – захохотал Джонатан Трэнси.

Если Ричард и был пьян, то только что увиденное за рекой заставило весь хмель выветриться, а вот вожделение – проснуться. Кто эта чертовка?

– Я трезв как стеклышко, – возразил Ричард, отходя от окна и наливая в бокал остатки скотча.

Тем временем настырный Энтони резко отодвинул портьеру и выглянул в окно. Ричард залпом осушил свой бокал и уставился на друга. К его облегчению, тот развел руками.

– Ничегошеньки.

– А ты думал русалку увидеть? – засмеялся Джонатан.

– Нимфу, – подхватил Ричард и тоже подошел к окну.

Девушка, которая привела его в такой трепет, исчезла.

– А что за дом там, вдали? – спросил он у Энтони.

– Это старое поместье лорда Кавендиша. Говорят, он недавно приехал на лето из Лондона, – ответил тот.

– Да говорят не один, а со своей племянницей, – подхватил Джонатан. – Юной леди Маргарет Кавендиш.

– Неужели, – протянул Ричард.

– Говорят, племянница эта выросла необыкновенной красоты, – поведал Джонатан.

– А еще говорят, что у нее необыкновенное происхождение, а если уж говорить откровенно – сомнительное, – хмыкнул Энтони.

– Да? – удивился Ричард. Уж кому, как не ему знать, что такое сомнительное происхождение.

– Да-да. Племянница эта, кажется, дочь его сестры, умершей много лет назад в России. Та прислала перед смертью брату странное письмо, с просьбой позаботиться о ее дочери. Кавендиш ездил в эту дикую страну, – продолжал свой рассказ Энтони, – но долго не мог найти следов девочки. То ли ее похитили, то ли еще что. Темная история. Никто не знает подробностей. Кавендиш и сам на долгие годы исчез, и о нем ничего не знали в Лондоне. Думали, он пропал в России, а потом оказалось, что он жил в своем замке, на границе с Шотландией. И вот несколько месяцев назад Кавендиш вернулся с мисс Маргарет, – и понизив голос, добавил: – Только многие сомневаются, что она его племянница.

– Почему? – нахмурился Ричард. Он не любил сплетен, не понаслышке знал, какой урон репутации они могли причинить, как много попортить крови.

– Потому что ходят слухи, что мисс Маргарет как две капли воды похожа на некую графиню Разумовскую, которая блистала в лондонском свете двадцать лет назад и в которую Кавендиш был влюблен.

– И что же?

– А ничего, – развел руками Джонатан и пьяно икнул. – Разумовская исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив Кавендиша с разбитым сердцем.

– А у него есть сердце? – засмеялся Ричард.

Лорд Кавендиш слыл черствым, даже бесчувственным человеком. Он был нелюдим, не имел друзей, как и семьи, а своим вспыльчивым нравом отгонял от себя даже тех немногих, кто имел глупость обратиться к нему по какому-либо поводу.

Джонатан откупорил новую бутылку скотча, и вскоре разговор друзей от Кавендиша и его таинственной племянницы переместился на темы более близкие этой веселой троице: охота, поездка в Рим, совершенная ими не далее как в прошлом месяце, мечты отправиться в места, которые могли бы принести им славу и богатство.

Мысли графа Ларентиса, однако, постоянно возвращались к таинственной незнакомке, представшей перед ним в том виде, в котором дамам представать не подобало. Конечно, девушка вряд ли могла предположить, что за ней наблюдают с другого берега реки. Но разве не заметила она огня, горящего в их маленьком домике? Не могла не заметить. А если заметила, почему продолжила свой таинственный танец?

Была ли незнакомка той самой мисс Маргарет Кавендиш? Ричард этого не знал, но собирался узнать как можно скорее.

Глава вторая, в которой Маргарет устраивает очередной бунт

– Маргарет, я не закончил! – строгим тоном выговаривал лорд Кавендиш, следуя за племянницей через весь дом. – Завтра мы едем к леди Саммерхилл.

– Дядюшка, я не поеду, я терпеть не могу этих Саммерсов, впрочем, как и они меня, – всплеснула руками Маргарет.

– Да ты даже не слышишь, что я тебе твержу, – прикрикнул лорд Кавендиш. А ну-ка, остановись сейчас же.

Маргарет все ж послушалась и резко остановилась посреди гостиной, развернувшись к дяде. Она была одета в ярко-голубую амазонку с белыми пуговицами, под шеей был повязан светло-голубой полупрозрачный шарф, а вуаль такого же цвета украшала ее темно-синий цилиндр сзади. Маргарет шляп не любила и прекрасно знала, что как только отъедет подальше от имения, тут же снимет этот ужасный головной убор, вытащит заколки из волос и позволит ветру спеть свою игривую песню в ее длинных локонах. Знал это и лорд Кавендиш, за что и распекал племянницу все утро, как только увидел, что она переоделась для верховой езды.

– Я прекрасно тебя слышу, дядюшка, – приторно-сладко улыбнулась Маргарет, – я не буду снимать цилиндр, но и к Саммерсам не поеду.

Ох уж эта улыбка! Лорд Кавендиш знал, что когда его несносная племянница улыбается вот так, то значит, будет стоять на своем до конца. Он очень любил Маргарет и именно поэтому был бесконечно с ней строг и порой резок. Однако, чем старше она становилась, тем меньше поддавалась его контролю и так и норовила взбрыкнуть, словно необъезженная лошадка, стоило ему чуть сильнее подтянуть узду.

– Вот, я же говорил – не слушала, – покачал он головой. – Мы приглашены на обед к леди Саммерхилл, а не к барону Саммерсу.

– Саммерхилл? – нахмурилась Маргарет. – Эта та самая грымза, у которой огромная бородавка над верхней губой?

– Нет, это старшая сестра леди Саммерхилл, мисс Вайтвиллоу. И она не грымза, что за словечки? – возмутился лорд Кавендиш.

– Не далее как две недели назад в Лондоне ты сам ее так назвал, – хихикнула Маргарет.

– Юная леди, – грозным тоном проговорил лорд Кавендиш.

– Хорошо-хорошо, дядюшка. Если мы приглашены не к Саммерсам, а к Саммерхиллам, то, так и быть, я поеду. Боже, и почему у них такие схожие фамилии? – покачала головой Маргарет и, подбежав к лорду Кавендишу поцеловала его в щеку. – Я поехала, а то Прудди уже заждалась меня.

– Прудди всего лишь лошадь, на которую ты готова променять своего дядю, – посетовал он.

Маргарет звонко рассмеялся.

– Вовсе нет, но ее нужно выгулять.

Она подхватила перчатки, которые все это время держала в руках горничная, стоявшая в сторонке, и поспешила к огромной тяжелой двери.

– Маргарет, – снова окликнул ее лорд Кавендиш.

– Что, дядюшка? – обернулась она.

– У леди Саммерхилл соберется все здешнее общество, и там будет несколько джентльменов, которых я хотел бы тебе представить.

«О нет! Опять будет подбирать мне жениха», – поняла Маргарет.

– А если я не хочу быть представленной им? – не сдерживая раздражения, выкрикнула Маргарет.

– Тебе двадцать один, моя дорогая, и пришло время подыскать тебе подходящего молодого человека.

– Во всей Англии не сыщется подходящего, ты же сам говорил, что ни один не достоин твоей драгоценной маленькой Маргарет, – напомнила Маргарет, посмотрев лукаво на дядю.

– Я говорил это десять лет назад, и это… это просто фигура речи, – растерялся лорд Кавендиш, он и подумать не мог, что племянница до сих пор помнила, каким мягким по отношению к ней он был в те далекие годы.

– А я считаю, что ты прав, дядюшка. Терпеть не могу этих напыщенных чопорных англичан с их мышиным цветом волос. Не хочу я за такого замуж! – отрезала она.

– Разве в волосах дело, глупышка.

– Нет, нет и еще раз нет, – пропела Маргарет и вихрем вылетела в распахнутую дворецким дверь.

И что же с ней делать? Совершенно отбилась от рук. Как бы ни был строг лорд Кавендиш, как бы ни напускал на себя серьезности и бесчувственности, но каждый раз, заглядывая в темные глаза Маргарет, видел ее мать. Единственную женщину в его жизни, которая заставила когда-то пошатнуться все столпы его мира, заставила поверить в такуюглупости, как любовь, заставила его забыть об условностях и на краткий миг, который был им отведен, стать не лордом Чарльзом Александром Кавендишем, а обычным парнем, обуреваемым чувствами.

Нет, с этим нужно было что-то делать, иначе Маргарет скоро совсем отобьется от рук. Но тут же мысли лорда Кавендиша вернулись к тем двум месяцам, которые он с племянницей провел в Лондоне. Это было первое появление Маргарет в столице, которое стало провалом. Он так долго скрывал племянницу от досужих сплетен и злых языков, так надеялся, что все уже давно забыли графиню Разумовскую, которая больше двадцати лет назад вскружила ему голову. Не только ему – многим. Весь Лондон тогда только и говорил о красавице-графине. Лорд Кавендиш верил, что никто не заметит сходства Маргарет с ней, но нашлось, и не мало, тех, кто помнил прекрасную таинственную графиню из России. Помнил и тут же отметил, что юная мисс Кавендиш похожа на нее, словно они были близкими родственницами. Кто-то сказал слово здесь, кто-то обронил фразу там. И вскоре весь Лондон шептался о том, что Маргарет вовсе не племянница лорда Кавендиша, а его незаконнорожденная дочь, которую он привез из заснеженной России.

Была ли Маргарет его дочерью, лорд Кавендиш и сам не знал. В одном он был уверен: никогда не было у него никакой племянницы и ни в какую Россию он за ней не ездил. Упаси бог его отправиться в эту угрюмую страну, где, говорят, русский крестьянин пьет медовуху в обнимку с бурым медведем. Не сомневался лорд Кавендиш и в другом – Маргарет была дочерью графини Анастасии Разумовской.

А появилась она в его доме при совершенно невообразимых обстоятельствах…

Глава третья, в которой лорд Кавендиш совершает неожиданную находку

Десять лет назад

Третий день нудный дождь барабанил в окна поместья Вестмур, где лорд Кавендиш решил провести эту зиму. До зимы, правда, оставалось еще добрых два месяца, но лорда это мало волновало. Лондон опостылел, хотя, впрочем, он ему никогда не нравился. А после того, как в лондонском клубе у лорда Кавендиша произошел спор с графом Нортвудом относительно присутствия британских войск в Египте, разгневанный лорд вернулся в свой лондонский особняк, находившийся в Кенсингтоне, и приказал слугам тотчас же закладывать экипаж. Лорд Кавендиш намеревался сию же минуту покинуть окутанную смогом столицу.

Когда лорд Кавендиш выходил из себя, то тряслась не только прислуга, но и стены фамильного особняка. И вот, уже через полчаса лорд отбыл на юг в родовое поместье Вестмур, что в Уилтшире.

Пока, запершись в огромном холодном доме, в котором он не показывался более двух лет, лорд Кавендиш мерил размашистыми шагами сначала одну гостиную, потом вторую, потом третью, приехавший вместе с ним дворецкий Сэммит взялся налаживать быт. Управляющего и несколько горничных, что были оставлены присматривать за Вестмуром в отсутствии лорда уволили, наняли новых, проветрили комнаты, растопили камины и вымели скопившуюся за это время пыль.

Так прошло две недели. Настроение лорда Кавендиша сменилось с раздражительного на привычно ворчливое. Теперь он часами просиживал в кабинете, читал книги, смотрел в окна, за которыми сгущались осенние тучи, и предавался воспоминаниями.

Зарядивший дождь привел лорда Кавендиша в странное волнение, которое заставляло его рваться наружу. Первые два дня он не придавал ему значения, списывая душевную тревогу, снедавшую его, на непогоду. Однако на третий будто какая-то сила вытолкнула лорда из остывшей к утру постели, заставила одеться, даже не воспользовавшись помощью камердинера, и спуститься в огромный холл.

– Джонсон, – крикнул лорд Кавендиш лакея.

– Я здесь, милорд.

– Прикажи седлать коня. Я отправляюсь на прогулку.

– Сейчас, милорд? – не сдержал удивления Джонсон.

– Сию минуту! – рявкнул лорд Кавендиш.

– Слушаюсь, милорд, – поклонился Джонсон и выскочил из холла, направившись к выходу из дома для слуг.

Лорд Кавендиш подошел к окну, отметил, что дождь будто бы стихает, но все же еще изрядно окропляет землю мелкой моросью.

– Доброе утро, милорд, – поздоровался бесшумно возникший будто бы из ниоткуда дворецкий мистер Сэммит. – Я прикажу подавать завтрак.

– Нет, я не буду завтракать, а сразу же отправлюсь на прогулку.

– Если милорд позволит мне заметить, – склонил голову мистер Сэммит, – ближе к полудню тучи разойдутся, и погода будет благоволить к более приятной прогулке.

Лорд Кавендиш бросил злой взгляд на мистера Сэммита. Как ему объяснить, что он и сам не хочет ехать, но что-то внутри него будто плетью подстегивает, заставляя спешить?

– Я еду сейчас, – отрезал он.

– Хорошо, милорд. Позволите узнать, как долга будет ваша прогулка?

– Не знаю, – и совершенно неожиданно для самого себя лорд Кавендиш заявил: – Я доеду до Стоунхенджа и сразу же вернусь.

Мистер Сэммит склонил голову в почтительном поклоне. «Наверняка решил, что я свихнулся», – подумал лорд, но ему было все равно, что там на уме у мистера Сэммита. Тот был идеально вышколен и никогда не позволял себе лишнего и следил за тем, чтобы и другие слуги держали свое мнение при себе.

Уже когда лорд Кавендиш оказался в седле и направил коня к выезду со своих полей, что простирались к востоку от самого поместья, он начал недоумевать: с чего бы ему отправляться к этим старым никчемным камням? По такой погоде да по раскисшей дороге до Стоунхенджа добираться час с лишним. Тем не менее какое-то чутье, какой-то поднявший голову внутренний голос твердил, что ему нужно туда и только туда. И как можно скорее.

Порывистый ветер бросал в лицо лорду пригоршни дождя, капли которого были такими мелкими, но частыми, что казалось, будто кожу колют сотни крошечных иголок. Поплотнее закутавшись в плащ и натянув пониже шляпу, лорд Кавендиш пришпорил коня.

Дорога, которой он направился, лежала через лес и была если не сухой, то не настолько промоченной дождем, чтобы увязнуть, но потом тропа, вынырнув из леса, потянулась вдоль теперь уже опустевших унылых полей. Здесь копыта коня начали чавкать по глубоким лужам, и к Стоунхенджу лорд Кавендиш выехал почти через полтора часа.

Возвышавшиеся вдали гигантские каменные глыбы не производили на него того впечатления, какое они оказывали на тех, кто впервые приезжал в Солсбери, городок, лежавший в другой стороне, в тринадцати километрах отсюда.

Свернув на еле заметную тропинку, что вела от тракта напрямую к Стоунхенджу, лорд Кавендиш стал всматриваться в серый пейзаж. Налетевший ветер чуть не сорвал с лорда шляпу, и он ухватил ее, водружая на место.

Чем ближе он подъезжал к мегалитам, тем медленнее становилась поступь коня и тем быстрее колотилось сердце лорда Кавендиша. Не выдержав, он соскочил на землю, взял под уздцы коня, потом отпустил животное и поспешил к сооружению, представлявшему собой некое подобие разрушенного круга.

Оказавшись почти в его центре, лорд почувствовал охватившее его разочарование. Ничего. Ничего здесь не было.

– А что ты хотел увидеть? – проворчал еле слышно лорд Кавендиш самому себе.

Оставшийся чуть поодаль конь тихонечко заржал и начал бить копытами. Лорд Кавендиш покачал головой, достал платок, отер им лицо, пропитанное дождевой влагой, и уже собирался развернуться, чтобы отправиться в обратный путь, как краем глаза уловил какое-то странное свечение. Лорд обернулся и приблизился к одной из лежащих на земле гигантских глыб. Вот! Опять мелькнуло что-то алое.

Сначала лорду бросился в глаза камень, от которого и исходило угасающее красное сияние. Лорд Кавендиш вздрогнул. От кулона, на крышке которого и размещался необычный камень, тянулась цепочка, которая была обмотана вокруг белых пальцев.

Обойдя глыбу, лорд увидел бездыханное тело ребенка. Девочки. Совершенно странного вида девочки. На ней была надета клетчатая серая юбка, которая едва доставала до колен, белая блузка и жилет. Никогда лорд Кавендиш не видел, чтобы девочек одевали в столь неприличные наряды.

Трясущимися руками лорд дотронулся до запястья и слегка надавил на него. Под его холодными пальцами теплом отдавала пульсирующая венка девочки. Жива!

Лорд Кавендиш осторожно размотал цепочку и подобрал кулон, положив его на раскрытую ладонь. С ужасом и изумлением лорд выдохнул:

– Он! – и почувствовал, как перед глазами все поплыло.