Kitobni o'qish: «Лавка «Любовные снадобья»»
Пролог
– Ох, Лизка. Ох, девка. Никакого толку от тебя нет! – причитала баба Прасковья, склонившись над разбитой склянкой молока. – Одни убытки! Не девка, а вредительница.
– Ба, я ж не специально, – виновато оправдывалась Лиза.
– Не специально она! – всплеснула руками баба Прасковья. – Чего встала столбом? Тащи тряпку.
Лиза развернулась на пятках и соскочила с крыльца, собираясь броситься в летнюю кухню, но зацепилась подолом длинной юбки за выступающую кривым концом доску ступени и грохнулась.
– Вот же ж… – выругалась Лиза.
Из дома доносился ворчливый голос бабы Прасковьи.
Кое-как отыскав в темной кухне половую тряпку, Лиза вернулась в холодный коридор старого деревенского дома.
Осколки разбитой трехлитровой банки бабушка уже собрала, оставалось только подтереть белую молочную лужу. Лиза присела на корточки.
– Чего удумала? – одернула ее баба Прасковья. – Я сама.
– Да я могу… – Голос Лизы, однако, полыхал сомнением.
– Можешь ты! – махнула на нее рукой бабушка и выхватила тряпку. – Ничего-то ты не можешь, Лизок, а ведь уже двадцатый годок тебе.
– Почему это я ничего не могу? – возмущенно пискнула Лиза.
– И как вы там в своих столицах только выживаете, – не слушая внучку, продолжала причитать баба Прасковья. – Говорила ведь Светлане, чтобы оставляла тебя здесь. Глядишь, и жить бы научилась. А теперь что? Вымахала вон красивая какая, а неумеха.
– И ничего я не неумеха! – разозлилась Лиза.
Прекратившая елозить тряпкой по крашеному коричневой краской полу баба Прасковья разогнулась, поморщилась от боли в пояснице.
– Корову доить не умеешь, печь затопить не можешь, шить-вышивать – тоже не твое. Надысь послала воды из колодца набрать, так чуть сама не опрокинулась. Не девка – беда.
– Я, между прочим, машину умею водить, на трех иностранных языках говорю, макияж такой сделаю – закачаешься.
– Ох, и дурна ты Лиза. Да кому ты нужна со своими языками да макияжами? Ведь ни один хороший мужик такую растяпу замуж не возьмет.
– Ба, у вас в деревне устаревшие представления о жизни, – фыркнула Лиза. – Я не собираюсь становится обслугой для своего мужа, я хочу равноправного партнерства.
– Понесла! Понесла! Ничего не разберешь. Иди-ка ты лучше в магазин сбегай. Хоть хлеба купи, – сказала баба Прасковья, отворачиваясь от Лизы и снова принимаясь за мытье полов.
Лиза состроила дурацкую рожицу и снова выскользнула из дома, опять зацепившись подолом о крыльцо и чуть не упав.
– Бабушку твою за ногу! – ругнулась она и вылетела за калитку.
Погода стояла теплая, солнечная. Небо, правда, хмурилось с востока, оттуда ползли подозрительно черные тучи. Лиза этого, однако, не заметила, продолжая мысленно доказывать бабе Прасковье, что никакая она не никчемная и уж точно не вредительница.
К бабушке Лиза приезжала раз в год летом. Обычно на весь июль. Делать здесь было нечего, но не ездить было нельзя: баба Прасковья жила одна, далеко от столицы. А потому любимая внученька Лиза была обязана нести повинность. Потом, в августе, на смену Лизе приедет мать с Лизиным младшим братом, и тогда сама она сможет вернуться в Москву.
Дорога в магазин шла через большое поле, засеянное пшеницей. Магазин этот находился в деревне на другом конце этого самого поля, а там, где жила баба Прасковья, никаких магазинов не было. И Лизе это казалось странным. Деревня вроде не маленькая, а за хлебом и кое-какими продуктами приходилось тащиться за тридевять земель.
Дойдя до раскидистого дуба, росшего как раз посередине поля, Лиза, к своему ужасу, поняла, что она забыла взять и пакет, и деньги. Ну, пакет, допустим, в магазине ей выдадут. А деньги? Она была не местная, никто ее тут толком не знал, в долг вряд ли отпустят. Да и что она скажет: «Здравствуйте. Я Лиза. Я забыла денежку у бабушки взять. Одолжите хлебушка?» Ведь примут за полоумную и будут правы.
И что теперь делать? «Никакого от тебя толку», – тут же всплыли обидные бабушкины слова. Лиза, задумавшись, устремилась дальше по дороге.
Бабушка в чем-то, наверное, права. С Лизой ведь всегда что-то приключалось. Вот, например, сегодня. Несла она это молоко из летней кухни. Хорошо так несла. Банку крепко обеими руками держала. Даже в дом уже вошла, умудрившись открыть дверь на тугой петле. Лиза уже почти до стола эту банку донесла. А потом – бах! – и та выскользнула у нее из рук. Как будто ее кто нарочно выдернул!
Это еще что. Вчера и того хуже было. Баба Прасковья попросила принести от колодца ведро воды. Лиза сразу почувствовала неладное. Обычно бабушка к колодцу ее не пускала. Знала, что Лиза – мастерица собирать приключения на свою пятую точку. А тут отправила. Ну, Лиза и пошла. Крутанула ручку, зачерпнула ведром воды, начала наматывать цепь обратно. Тяжело было, но Лиза справилась. И вот висит ведро прямо посреди колодезного горла. А как достать его? Лиза ручку отпустила, ведро тут же заскользило вниз. Лиза рывком за ведром – и чуть не нырнула в колодец. Каким-то чудом проходивший мимо сосед успел к ней подскочить да ухватить за… В общем, за что-то он там ее схватил да вытащил.
И такое с Лизой приключалось практически каждый день: то микроволновка с разогреваемой ею едой вдруг воспламенится, то лифт с Лизой внутри застрянет, да так, что трое лифтеров не придумают, как Лизу вызволить; то каблук в какую-нибудь щель на асфальте попадет, то Лиза врежется в ствол дерева, бегом несясь в университет; то только что накачанное колесо автомобиля спустит, да не одно, а сразу все четыре. Машину-то, правда, папа ей больше не дает. Опасно.
Лизу, вообще-то, еще с детства прозвали Лизонька-беда, потому что все у нее в руках горит. Иногда в буквальном смысле слова.
Где-то неподалеку громыхнуло, и Лиза очнулась от своих мыслей, только теперь поняв, что ей надо было домой возвращаться за забытыми деньгами, а не идти дальше. Дуб-то, что растет посреди поля, во-о-он как далеко.
Развернувшись, Лиза медленно поплелась обратно. Налетел резкий порыв ветра, упали первые тяжелые капли дождя. Лиза метнулась к дубу. Под его густой листвой можно будет ливень переждать. Черное небо прорезала кривая молния. Тут же разнеслось раскатистое эхо грома. С неба полило непроглядной стеной. Лиза со всех ног бросилась к дубу. Из уроков по безопасности жизнедеятельности она помнила, что в грозу нужно найти какое-то укрытие. Например, спрятаться под деревом. Хотя, кажется, там были какие-то нюансы, которые Лиза запамятовала.
Очередная вспышка молнии застала Лизу уже под деревом. Здесь, под широкими плотными листьями, было тихо и даже уютно. Ливневый поток сюда не проникал. Пока. Лиза взглянула вдаль и увидела полоску светлеющего горизонта.
– Давай, ветер. Давай, скорее. Прогоняй дождь! – крикнула Лиза.
Она надеялась, что ливень закончится до того, как дубовые листья набухнут влагой и уже не смогут защитить спрятавшуюся под ними девушку.
Новый порыв ветра, будто услышав призыв Лизы, зашелестел листвой, погнал по небу упрямые мрачные тучи.
– Вот так! Вот так! Лиза – повелительница стихий! – засмеялась Лиза.
И в этот момент в одиноко торчащий посреди поля дуб ударила молния.
Ветер прогнал тучи, из-за которых тут же выглянуло обмытое дождем солнце. Гроза закончилась, оставив за собой лишь обугленный ствол некогда красивого раскидистого дерева. А Лиза? А Лизы больше не было…
Глава 1
Лизе казалось, что все тело ее горит, словно ее сунули в огонь. Глаза пекло, губы пересохли и слиплись, горло нещадно саднило, язык наждачкой терся о такое же сухое небо. До девушки откуда-то издалека доносились голоса.
– Убилась, как пить дать, убилась насмерть, – говорил взволнованный женский голос. – И как тут не убиться? Молния в дерево – бах! Карета об дерево – трах! Животина в галоп с оврага – скок!
– Ваша правда, матушка Чаттербокс. Убилась, видимо, совсем девица.
Голоса все отдалялись и отдалялись, а потом их совсем перестало быть слышно. Уловив обрывки разговора, Лиза тут же припомнила грозу, заставшую ее посреди поля. Вспомнила девушка и свою глупость: спряталась от молнии под одиноким деревом! Разве можно? Права была бабушка Прасковья, называя ее дурехой-неумехой.
А что было потом? Лиза помнила, как она радовалась налетевшему ветру, как смеялась и называла себя повелительницей стихий. А потом – вспышка! И ничего. Кажется, помутневшим сознанием Лиза тогда успела подумать, что ее шандарахнуло молнией.
И женщины эти вроде только что говорили, будто молния ударила в дерево. А еще они говорили про какую-то карету? А! Наверное, про карету скорой помощи! Видимо, Лизу везли в больницу, а потом близстоящее дерево ударило молнией, и машина перевернулась. А теперь Лиза в больнице! Точно! Все так и было. Хотя нет, подождите. Молния же ударила в дерево, что росло посреди поля. Неужели потом еще в одно ударило рядом со скорой? Если бы речь шла о ком-то другом, то Лиза не поверила бы, но, когда дело касалось ее самой, тут все теории вероятности и относительности рыдали крокодиловыми слезками. Никто бы не удивился, если бы в Лизу и в третий раз долбанула молния.
Решив проверить, правы ли те тетки и действительно ли ее убило намертво, Лиза попыталась распахнуть глаза. Распахнуть сначала не получилось – лишь чуть приоткрыть. Лиза тут же зажмурилась, а затем раскрыла глаза так, что они чуть не выпрыгнули из глазниц.
Она резко села в постели, но тут же, осознав, что на ней ничего нет, поплотнее укуталась в одеяло. Надо сказать, очень странное для больницы одеяло. Оно было стеганным и состояло из множества разноцветных ромбов, в каждом из которых красовалось изображение диковинных животных: вот это было похоже на курицу, но с чудным длинным клювом, а вот это вроде и кот, но с маленькими прозрачными крылышками.
Лиза осмотрелась по сторонам и поняла, что не только одеяло здесь выглядело странно. Все было какое-то… слишком красочное, слишком яркое. Стены окрашены не в привычный больничный тошнотно-серо-сине-зеленый цвет, а переливались цветами и птицами, будто были обтянуты шелковыми панелями с вышивкой ручной работы. Кровать, на которой лежала Лиза, хоть и была не очень широкой, зато сделана была из массивного дерева с резными столбиками по четырем сторонам. На окнах колыхалась легкая, будто сотканная из золотой паутины занавеска, и если бы не многочисленные складочки и сборочки на ней, то Лиза ее бы вообще не заметила – такой она была прозрачной. Да и само окно выглядело странно: рама из светлого дерева, а вверху стекло закруглено и расходится прозрачными лепестками цветка. Лиза такого отродясь не видала. Вообще, нигде, не то что в больничной палате.
Девушка уже хотела соскочить с кровати и посмотреть в окно, за которым раздавался какой-то шум, но тут дверь отворилась, и с порога раздался удивленный возглас:
– Очнулась! Вот те на! А мы уж было подумали, что все – померла!
Перед Лизой стояла дородная женщина в очень странном наряде: длинное бледно-зеленое платье широкой юбкой спускалось до пола, объемную грудь украшали рюши белого кружева. Из-за плеча женщины выглядывали еще две пары глаз, с любопытством взирающих на пришедшую в себя Лизу.
– Простите, – пробормотала Лиза. – А где я?
– В лекарне, милая, в лекарне.
– Где? – не поняла Лиза.
– Да у нас, в Сансторме, где ж еще тебе быть?
– Э-э-э, в Сансторме? – ничего не понимала Лиза.
– Ну да! А я матушка Чаттербокс.
– У нее, видно, от удара память отшибло, – пискнул кто-то, стоявший позади матушки Чаттербокс.
Та обернулась, и женщины, будто забыв о Лизе, начали переговариваться. Видимо, пытались поставить ей диагноз. Посовещавшись, они снова воззрились на Лизу.
– Ты и имя свое не помнишь? – спросила матушка Чаттербокс.
– Почему же, помню. Я Лиза…
– Ох, ну слава тебе, Вечный Пращур! Лиззи Кортни ты и есть. Приехала наконец-то. А мы уж который год ждем.
– Чего?! – Лизе хотелось заорать, потому что, хоть бейте ее, хоть молнией еще раз шпарьте, но она ничего не понимала. Может… Может, она в дурдом попала? Или у нее галлюцинации?
– А мы уж испугались. Месяц назад получили письмо, что ты наконец найдена и вот-вот прибудешь в Сансторм, – заспешила выложить всю информацию одна из женщин, стоявших позади матушки Чаттербокс, – а тут надо же такому случиться: молния в дерево, дерево в карету, животина в овраг, и ты полумертвая! Так, думали, и останемся теперь без любовных снадобий да эликсиров Кортни.
– И так уже, поди, лет десять горюем, – плаксиво заявила третья женщина.
Лиза заметила, что все они были похожи: кругленькие, пышненькие, болтливые, одеты в одинаковые наряды, которые отличались лишь глубиной оттенков зеленого. Только та, что звалась матушкой Чаттербокс, была на голову выше своих товарок.
– У меня вон и сын никак не влюбится, – добавила одна из трех женщин, – да и у самой нога отваливается и отсыхает.
– Мы сами пробовали делать. И мази, и притирания, и зелья-снадобья, да все без толку, – подытожила матушка Чаттербокс.
У Лизы в голове все поплыло от той тучи информации, что на нее вывалили на перебой эти странные тетки-трещетки.
– Подождите! – взвизгнула она. – Какие снадобья? Какие эликсиры? Какая еще Лиззи Кортни? Вы меня с кем-то путаете!
Женщины замерли, будто их заколдовали, и уставились на нее округлившимися глазами.
– Ни с кем мы тебя не путаем. Вот и паспортина твоя, – опомнилась та, что стояла ближе всех к Лизе.
Проследив за ее взглядом, девушка заметила в изголовье кровати тумбочку, больше похожую на приплюснутый шар, а на нем огромный, хоть слегка и потрепанный по краям прямоугольный лист темно-коричневой бумаги. Лиза схватила и увидела на листе свой собственный портрет, вставленный в овальную рамку, а рядом «удостоверение личности», гласившее: Элизабет Кортни, потомственная ведьма-колдовница. Что?
– Это… это не мое. – Лиза отпихнула от себя лист. – Я хочу домой, пожалуйста, – с надеждой взглянула она на женщин.
– Значит, так, милая моя, – разозлилась вдруг матушка Чаттербокс. – Ты есть? Есть. Паспортина есть? Есть. Мордашка твоя на ней есть? Есть. Лавка снадобий есть? Есть. Так что вставай и беги домой.
– Я к себе домой хочу, – пискнула Лиза, испугавшись грозной тетки.
– Вот и пойдешь. Мы тебе и дорогу покажем-расскажем.
– И проводим, – добавила вторая.
– Под белы рученьки доведем, – вторила ей третья.
С этим словами женщины двинулись к Лизе и начали стаскивать упирающуюся девушку с кровати.
– Подождите! Подождите! Мне, что же, голой идти?
Тетки замерли.
– И правда, голой-то нельзя. Погоди-ка, – сказала самая словоохотливая.
Она подошла к стене, потрогала ее руками. Стена тут же чуть отъехала в сторону, и женщина выудила из ее нутра какую-то ткань. Лиза удивленно наблюдала за ее манипуляциями. Женщина пульнула в опешившую Лизу одеждой.
– На, вот. Добежишь до дома в этом, а там смастеришь себе, что посолиднее.
Лиза с опаской развернула ярко-желтую ткань. Оказалось, это была какая-то длинная накидка, укутавшая ее с ног до головы так, что спрятались все Лизины прелести. Складок в накидке оказалось так много, что даже при ходьбе, она не раскрывалась и не выставляла на показ Лизины ноги.
– Готова? – строго спросила матушка Чаттербокс. – Тогда пошли!
Женщины, не давая Лизе опомниться, в буквальном смысле слова вытолкали ее на улицу. А здесь… Здесь Лиза поняла, что, кажется, она и правда то ли сошла с ума, то ли попала… А куда она попала?
Глава 2
Тетки-трещетки спешно вели Лизу вдоль пустынной улицы, своими телесами закрывая почти весь обзор: одна шла на шаг впереди, две другие – по бокам вплотную к Лизе. Видно, боялись, что она сбежит. А куда тут сбежишь? Они были чёрт-те где. Лиза понятия не имела, что происходит и как она тут очутилась, а голова почему-то была пустая-пустая. Видимо, от удара молнией. Лиза лишь могла фиксировать информацию, которая через глаза успевала доходить до мозга. Будто она была фотоаппаратом: изображение получено – и слава богу!
Обернувшись на здание, из которого ее вытолкали тетки, Лиза удивленно ахнула: больница, или лекарня, представляла собой двухэтажное здание таких ярких оттенков, что больше было похоже на пряничный домик в разноцветной перламутровой глазури. В сгустившихся вокруг сумерках лекарня полыхала яркими огнями фонарей. «Может, я попала в больные фантазии шизофреника?» – строила догадки Лиза.
Правда, все остальные дома, расположившиеся по обе стороны длинной улицы, по которой ее вели, выглядели не столь весело. Они были обычными. Ну, если можно считать обычным, что дома эти были будто сошедшими с картинок девятнадцатого века: каменные, фахверковые, с многощипцовыми крышами. Аккуратненькие такие домики. Все они миленько ютились внутри обихоженных садов и утопали в цветах роз, рододендронов, азалий.
Лиза вдруг поняла, что на улице, кроме нее да теток, никого не было, и только теперь осознала, что рассветные лучи солнца только-только окрасили восток. А еще она догадалась, что идут они по одной из боковых улочек, потому что то тут, то там, между домами мелькали повороты, судя по всему, на более просторные улицы.
Будто прочитав мысли Лизы, одна из женщин сказала:
– Сансторм – город большой, можно и заплутать, но со временем привыкнешь.
– Это тебе не Шэббидол, где ты жила, – усмехнулась матушка Чаттербокс.
– Какой еще Шэббидол? – начала было Лиза, но замолчала, потому что женщины остановились у последнего дома по улице.
– Вот и пришли! – расплылась в сахарной улыбке третья женщина. – Твой дом.
Она толкнула покосившуюся калитку, и та, скрипнув, поддалась. Лиза с ужасом смотрела на то, что женщина обозвала домом. Даже в утренних потемках было видно запустение, царившее здесь. Вокруг дома громоздились голые стволы кривых деревьев и лишенные листвы кустарники. У самой земли, в клумбах, торчали засохшие остатки цветов. Ни тебе зеленой травиночки, ни летней былиночки. Дом взирал на пришедших покосившимся крыльцом и закрытыми наглухо бесцветными ставнями. «Это какое-то ведьмино логово!» – подумала Лиза и тут же вспомнила свою «паспортину». Как там было написано? Потомственная ведьма-колдовница?
– Я не могу здесь жить. – Лиза попятилась. – Тут все мхом заросло. И наверняка мыши.
– В Сансторме уже лет двести как нет мышей, – возразила одна из теток. – Твоя прапра-Кортни всех повывела.
– Да-да, слава Вечному Прщуру, – тут же поддакнула другая.
– Так, с меня хватит! – взвилась Лиза. – Я вам никакая не Кортни. Жить в этой дыре я не буду. И вообще…
– Пойдемте! – скомандовала матушка Чаттербокс и сунула Лизе в руку какой-то узелок. – Мы свое дело сделали. Жива-здорова, а дальше уж ты сама. Здесь вот все твои вещи. Дом сама отопрешь. Лавка с другой стороны!
И женщины бойко попятились, а уже через секунду их и след простыл. Только издалека в утренней тишине доносился их трещеточный говор.
– И что мне теперь делать? – всхлипнула Лиза.
Не догонять же их? Или догнать? Так ведь они ее опять сюда притащат.
– Господи, что происходит-то, а?
Лиза поднялась по скрипучим ступенькам и толкнула входную дверь. Она не поддалась. Лиза толкнула сильнее – безрезультатно. Девушке показалось, что дверь не заперта на замок, но будто кто-то держал ее изнутри. Лиза толкает – там держат. Лиза толкает – там опять держат. Лиза упиралась и кряхтела, с той стороны тоже доносилось шипение.
– Вот, блин! – рявкнула Лиза. – Может, хватит уже!
Лиза снова пнула дверь, и та наконец-то поддалась. Внутри, однако, Лизу ждало еще менее привлекательное зрелище, чем снаружи. Здесь было темно, а света, проникшего из приоткрытой двери, хватило только на то, чтобы разглядеть старую потрепанную мебель, прогнившие доски пола и паутину, которая густо затянула все углы и потолок.
– И это они называют домом! – фыркнула Лиза.
Вдруг в черном зеве дверного проема, в самой темноте, полыхнули два зеленых огонька. Лиза взвизгнула и резко дернулась назад, отчего наскочила на ребро раскрытой двери и больно ушибла спину.
– Черт! – выругалась Лиза.
Из темноты раздался шорох, и навстречу Лизе выступила кошка. Она была миниатюрной, но Лиза сразу догадалась, что это уже не котенок, а именно взрослая кошка. Ярко-рыжий окрас будто светился в темноте. Кошка села, уставившись на Лизу двумя огромными зеленющими глазами, которые Лизе что-то напомнили. Глаза эти оценивали ее, нагло бегали по девушке и будто делали отметки, что да где было не так в Лизе. Не выдержав такого критичного взгляда, Лиза показала кошке язык и вышла наружу.
Солнце уже взошло, и стало совсем светло. Вмиг уставшая Лиза шлепнулась на рассохшиеся ступеньки и закрыла глаза. «Господи, может, я умерла и попала в чистилище? – думала Лиза. – Или я в коме? Что ж это такое творится-то, а?» Ответить на свои вопросы она не могла. Да и вряд ли кто-то еще мог.
Взгляд Лизы упал на чудного вида сумку, что вручила ей женщина. Лиза потянула за шнурок и заглянула внутрь. Там она обнаружила паспортину на имя Элизабет Кортни. Раскрыв бумагу, Лиза еще раз убедилась, что с картинки на нее по-прежнему смотрело ее собственное изображение. Хитро так смотрело, будто с насмешечкой. Также в сумке лежал ее собственный бюстгальтер. «Хоть что-то знакомое!» – обрадовалась Лиза. Какая-то черная обугленная прямоугольная штука. Рассмотрев ее со всех сторон, Лиза поняла, что это ее мобильник. Правда, теперь толку от него было мало: он оплавился и расплылся тонкой лепешкой. Видимо, ему тоже досталось от ударившей молнии. На дне сумки Лиза нашла несколько листков бумаги, которые оказались письмами. Лиза видела, что буквы в письме, как в общем-то и в паспортине, были ей незнакомыми, но почему-то они сами собой складывались в слова, которые девушка без проблем понимала.
Раскрыв первое письмо, Лиза прочитала:
«Дорогая мисс Элизабет Кортни. Мы пишем вам из города Сансторма. Вы наверняка слышали о нем, ведь Сансторм известен на всю страну своими любовными снадобьями. За любовными снадобьями Кортни приезжают даже высокородные господа из обеих столиц.
Хотя, может быть, в последние годы новости о нас до вас не долетали. Все дело в том, что вот уже десять лет, как лавка Кортни «Любовные снадобья» закрыта. Видите ли, последняя колдовница Кортни была дамой весьма нелюдимой и не приворожила ни одного мужа для самой себя. Зато на слоаву Сансторма она трудилась отменно.
С прискорбием сообщаем, что ваша бабушка Прэнни Кортни умерла десять лет назад. В завещании же указала ваше имя. Мы долго вас искали. Каких только Кортни нам не попадалось в наших поисках: Лизетта, Элиза, Элайза, Лайза, Заза, Бетта и даже Зазабетта, но ни одной Элизабет. К счастью, мы все-таки вас нашли.
Засим просим вас незамедлительно приехать в Сансторм и снова открыть лавку «Любовные снадобья», без которой всем нам живется очень плохо.
С уважением и ожиданием, городские стряпчии мистер Юридикль и господин Адвокатусс».
Второе письмо было коротеньким и написано ее, Лизиной рукой:
«Выезжаю. Буду в Сансторме четвертого дня четвертого месяца.
С радостью и любовью, колдовница Элизабет Кортни».
– Вот так дела! – протянула Лиза, дочитав письма.
Что ж теперь делать-то? На крыльцо, вальяжно вышагивая, вышла кошка, внимательно посмотрела на Лизу и села на противоположный конец кривой ступеньки.
Лиза заглянула в кошачьи глаза и вспомнила, почему они ей показались знакомыми: глаза-то у рыжей красавицы точь-в-точь, как у нее, Лизы.
Не зная, как выбраться из странной ситуации, в которую Лиза попала, она приняла единственное возможное решение: придется обживаться.
