Kitobni o'qish: «Вершина по имени ты»

Маршрут настоящий, герои вымышленные.

=======

Ты напиши мне, напиши мне,

Не поленись и напиши –

Какие новые вершины

Тебе видны среди вершин?

И что поделывают зори,

Твой мирный путь переходя,

И как Домбай стоит в дозоре,

Подставив грудь косым дождям?

А мне все чудится ночами

Тепло от твоего плеча…

(с) Ада Якушева

=======

Глава 1. Знакомство

– А спорим, у нее зеленые глаза? – Миша наклонился к другу, то и дело поглядывая в сторону девушки в полосатом свитере, которая сидела через проход у стены и сосредоточенно рисовала в углу страницы ромашку. Ее длинные рыжие волосы были собраны в высокий хвост, длинные сережки-перья чуть покачивались, стоило ей повернуть голову или пошевелиться, длинные подкрашенные ресницы бросали тень на щеки, все еще румяные с мороза.

– У рыжих глаза чаще всего зеленые, – Рома лениво потянулся и взъерошил волосы. Незнакомка обернулась на их слишком громкий шепот, скользнула небрежным взглядом и снова занялась своими делами. Глаза у нее были, как морская гавань в летний вечер – Миша, как обычно, одержал победу и вошел в раж.

– А спорим, я уговорю ее на свидание?

– Зачем тебе? – Рома зевнул и неодобрительно покосился в сторону девчонки, которая украла сердце и внимание его друга, сама того не зная. – Потом проблем не оберешься. Ухаживать за девушками, знаешь ли, – только нервы тратить.

– За такую можно и потратить, – недовольно пробурчал Миша и снова уставился в спину рыженькой. С первой парты к ним обернулась девочка с короткими косичками:

– Это клуб туризма, а не знакомств! Давайте потише!

– Ой, какие мы строгие, – усмехнулся Рома и, не успела вспыхнувшая от обиды девочка ему ответить, снова уткнулся в конспект. На четвертом курсе люди уже мало что учат, но он так стремился к красному диплому, что знал: совершенству предела нет. Педантичность и перфекционизм порой ему мешали, а порой наоборот, помогали. После нескольких походных тренировок, где их учили разбираться в снаряжении, оказывать первую помощь, собирать и готовить еду, инструктора и старшие товарищи не раз говорили, что на него можно положиться, как на двоих разумных людей сразу. Роме это льстило, но в настоящем попробовать свои силы ему еще не довелось: в один поход он не успел записаться, в другой не смог пойти из-за работы, поэтому предстоящих объявлений турклуба ждал с нетерпением. Базовый курс уже остался позади, и совсем уж новичками они с Мишей не были, хотя справок так и не получили.

Аудитория была уже полна до отказа, гудела множеством голосов, шуршала листочками тетрадей, пиликала сообщениями в мессенджерах, заливисто смеялась. Среди толпы студентов и не очень мелькали знакомые лица с предыдущего курса, пришло много новичков (Рома догадывался, что половина из них отвалится после первой же сложной тренировки). В углу возле компьютера собрались “старшие”, руководители курса, которые на самом деле были не такими уж и взрослыми: две девушки лет двадцати пяти-шести, мужчина неясного возраста с густыми рыжими усами, над чем-то улыбались двое парней, светленький и темноволосый. На экране проектора уже долго висел слайд приветствия, но собрание школы продвинутого уровня все не начиналось: руководители отделений поминутно оглядывались на двери.

Подняв глаза от конспекта, Рома еще раз посмотрел на две короткие косички, что сидели прямо перед ним. Темно-русые волосы с милыми завитушками на концах, прозрачные резинки, на тонкой шее – серебряная цепочка над низким горлом черного свитера. В отличие от чопорной студентки филфака, которая понравилась Мише, эта девочка выглядела какой-то простой и домашней. Рома уже потянулся было тронуть ее за плечо и вежливо спросить имя, как дверь распахнулась.

– Извините, я бежал как мог, – на ходу снимая черную куртку и шапку со смешным помпоном, в аудиторию вошел немолодой человек с потрепанным красным рюкзаком. Окинув взглядом всех собравшихся, он приветливо улыбнулся, поздоровался за руку с парнями-инструкторами, отошел к стене и вдруг сделался незаметным, будто исчез среди ярких свитеров, полосатых рубашек и шумных новичков.

Кто-то постучал пальцем по микрофону – характерный глухой звук разнесся по большой аудитории, и все разговоры, перешептывания и смешки затихли. Начальник туристического клуба поднялся на кафедру, сощурился от яркого света проектора и призвал к тишине.

– Всем доброго вечера, меня зовут Александр, прошу минуточку… ладно, часок вашего внимания. Как вы уже поняли, турклуб “Вертикаль” торжественно открывает школу туристской подготовки, по завершении которой вы все сможете сходить в настоящий поход, в горы, добраться до своей вершины. Кто-то станет совсем другим человеком, кто-то обретет дружбу, а может, и любовь. Это будет четыре месяца занятий, знакомств, приключений, воспоминаний. Школы проводятся каждый год, и каждый год все больше и больше ребят остается с нами, становится инструкторами, руководителями, помощниками. В этом году набор необыкновенно большой, но не переживайте – мест хватит всем, команд у нас будет много. Пусть инструктора расскажут о себе и своих походах сами.

После вступительного слова руководителя школы инструктора помладше рассказывали о своих отделениях, но для знакомства информации было не так много: все они шли на Центральный Кавказ в мае или июне и все планировали почти одинаковые тренировки, только разные категории сложности. Кирилл, Настя, Илья, Аня, Леша… имен и групп было так много, что запомнить всех не представлялось возможным. Опоздавший человек с рюкзаком – все почему-то называли его исключительно по фамилии, то ли Войнов, то ли Волков – свой поход уже полностью запланировал: в прошлом году этот маршрут пройти не удалось из-за плохих погодных условий, в этот раз прогнозы на май были получше, хотя, конечно, пока еще туманные. Но для того, чтобы участвовать в его весеннем походе, требовалось пройти один или два с будущей группой, чтобы привыкнуть друг к другу и свести к минимуму конфликты и разногласия: основной поход предполагается довольно долгий и не самый простой технически, а потому идти надо с проверенными людьми.

Роме все это очень понравилось: недавно в редакции ему дали задание написать колонку про популяризацию туризма в России, и сходить в настоящий поход самому казалось для него большой удачей, ведь меньше придется придумывать, а заодно и можно будет расспросить бывалых туристов… Поэтому он, не особенно вслушиваясь в рассказы о планах школы, решил, что запишется в группу к самому старшему инструктору.

К его приятному удивлению, девочка с короткими косичками и рыжая студентка с филфака тоже пошли к самому старшему. Не отводя взгляда от рыжей, за ними потянулся и Миша, который не только планировал познакомиться с новенькой, но и не хотел расходиться с другом по разным группам. У стола их осталось пятеро вместе с руководителем: вероятно, испугавшись обещанной технической сложности и довольно высоких требований к будущей группе, остальные ребята разбежались к другим.

Руководителю на вид казалось лет сорок с небольшим. Он был невысок и подтянут, черные волосы с проседью падали на две стороны, подбородок и щеки затягивала легкая седоватая щетина, а серые глаза, задумчивые и светлые, не скрывали прожитых лет. Присмотревшись к нему повнимательнее, Рома почему-то вдруг подумал про советского геолога – вязаный свитер вне моды и времени, палатка, борода, гитара.

– Ну что, как будто это пока все, – произнес руководитель, окинув взглядом маленькую компанию студентов. – Негусто, но ладно. Меня зовут Георгий Петрович Бойков, мне сорок пять, и я геолог.

Рома сжал губы, но не удержался и прыснул. Обе девушки посмотрели на него неодобрительно.

– Ничего смешного! – воскликнула та, что была с короткими косичками. – Геолог – это очень романтично.

– Да я просто так и подумал, что вы геолог, – Рома принялся смущенно оправдываться, но Георгий Петрович, кажется, совсем не обиделся на его внезапный смех. – Понимаете, образ такой…

– Понимаю, молодой человек. Но увы, никакой романтики в этом нет. Сейчас геология совсем не та профессия первооткрывателя и героя, что в советских книгах и фильмах, – он посмотрел в сторону девушки, но та смутилась не меньше Романа. – Времени у нас немного, поближе познакомимся потом, а пока давайте дальше. Кто следующий скажет пару слов о себе?

– Меня зовут Марина, – начала рыжая девушка. – Мне двадцать два, в этом году заканчиваю филологический. Пишу стихи и научные работы, – на этом моменте все засмеялись. – В походах никогда не была, но очень хочу.

– Я Миша и я программист, – сказал Миша и покосился на Марину, которая в это время впервые с интересом посмотрела на него. – А, да… Мне двадцать пять и я тоже раньше ходил в походы, но очень давно.

– Ну а я Рома, журналист, учусь и работаю в журнале “Travel culture”, – он встретился взглядом с “короткими косичками” и против воли улыбнулся. – Мне двадцать два, и я в походы не ходил, но был на курсе основ вместе с Мишей.

– А вы, барышня? – обратился руководитель к последней участнице, которая одинаково внимательно выслушала всех и, когда к ней обратились, смущенно улыбнулась, вертя в пальцах плетеный брелок на молнии кофты.

– Я Аля, мне двадцать. Тоже учусь на журналиста, подрабатываю художником-иллюстратором на фрилансе. В поход ходила один раз с родителями, но это была больше вылазка на природу, чем что-то спортивное.

У нее был мягкий и тихий голос, и она так забавно смущалась и старалась не смотреть в глаза никому конкретно, когда говорила… Рома же не отводил взгляда от нее. И до последнего дня перед выездом, и на тренировках, и на редких встречах вне турклуба все надеялся, что и она посмотрит на него так же, но почему-то не получалось – а может быть, он был слишком строг к себе и многого не замечал.

…Колеса стучали убаюкивающе, изредка выхватывая из мерного перестука грохочущие стыки рельс. За окном проносились редкие деревенские домики, поля и перелески, еще не покрытые снегом, но уже облетевшие, острые и черные в своей наготе, мокрые от недавнего дождя. Закат, раскинувшийся во всю синь безоблачного неба, провожал летящий состав бесконечной алой полосой, растворяющейся в золоте, а потом – в черной земле за несуществующей чертой горизонта.

Поезд постепенно погружался в сон. Привычные запахи ужина, дешевого кофе, жареных семечек, чистого белья и горячего железа душили, несмотря на приоткрытое окно, под стук колес кто-то храпел, кто-то посвистывал носом, кто-то на другом конце вагона тихо переговаривался и хихикал. В плацкарте всегда было людно и шумно, а на верхних полках – страшно неудобно и тесно, но весной, под тусклым желтоватым светом вагонной лампы, на хрустящей от свежести тонкой потрепанной постели, после долгого дня в шумном и мокром снегу, лучше места для отдыха, казалось, не будет на свете.

Спать не хотелось. Мерно раскачиваясь туда-сюда вместе с сонным вагоном, Аля задумчиво листала маленький томик стихов, который ей подарили в школе на выпускном. Еще в самом первом походе руководитель их группы, проживший в палатке дольше, чем в городской квартире, учил их собирать рюкзак: объемное – вниз, тяжелое – равномерно к спине, мелочи – по многочисленным карманам, которые каждый пришивал себе, кто во что горазд. Увидев, что участница прячет книжку в рюкзак, и без того не очень вместительный, руководитель выговаривал ей долго и упорно, но, когда спустя три или четыре выхода Аля ни разу не пожаловалась на тяжесть и не отстала, он в конце концов сдался и едва ли не первым приходил к костру послушать, как она читает надрывную Ахмадулину, задумчивого Евтушенко, нежного Рождественского. “Я решусь на все неизвестное, на все безрассудное – в море брошусь, густое, зловещее, и спасу тебя…”

Поезд качался и плыл в темноту, унося маленькую группу туристов дальше и дальше от такой привычной и родной Москвы. По железной дороге ребята должны были добраться до Владикавказа, оттуда – машиной до села Нижний Унал, а потом – пешком в горы. Ночь красила небо в темно-синий, щедрыми горстями сыпала звезды. Острые, колючие и размытые из-за скорости состава силуэты деревьев проплывали мимо, тянули скрюченные лапы, еще не скрытые листвой, и пугали первых ночных птиц.

Аля не торопилась засыпать. Свет давно погасили, и она уже не могла читать: стихи звучали, шуршали и шелестели в ее голове по памяти, и почему-то то голосом мамы, то голосом строгого профессора классической литературы, то голосом того паренька, чей подарок она держала в руках. Со стихами путались мысли: что ждет их впереди, каким будет этот маршрут? Они готовились к нему долго и тщательно, начали за три месяца, еще зимой. Тренировались преодолевать склоны и снежные препятствия, учились вязать узлы на скорость и качество, посещали курсы по медицине (хотя, откровенно говоря, только Аля ходила на них без пропусков, поэтому и взяла на себя ответственную роль походного медика). Ее пугала неизвестность, ведь как минимум один перевал хранил слишком много секретов: ни отчетов, ни четких спутниковых снимков на него не нашлось, и им предстоял теоретический первопроход.

Конечно, всегда была возможность отказаться и пойти другим путем, и, не решаясь судить за других, гордая Аля не сошла бы, даже если бы заблудилась одна посреди белого безмолвия. Ей всегда казалось, что просить помощи означало признаться в собственной слабости, неспособности справляться с трудностями, а ведь именно это и делает Человека из человека – умение прыгнуть выше головы, приложить все усилия и даже больше, только чтобы добиться поставленной цели. Без цели человек не живет, а существует. Но каждой цели, даже самой маленькой, он непременно должен добиваться сам.

Но сколько ни утешай себя мыслями о собственной силе, убедиться в ней выйдет только в реальных условиях… Дальнейший путь по железной дороге интереса не представлял: средняя полоса, одноэтажные деревянные домишки с дворами и унылыми огородами, чернеющими в снегу, и чередующиеся с побитыми жизнью пятиэтажками, так же печально желтеющими среди серых дорожных лент. Кавказ еще не скоро: пока что надо набраться сил, выспаться на много-много дней вперед. На верхней полке спала Маринка, так и не вынув из ушей наушники-капельки, слева в купе посвистывал носом Рома, над ним, вопреки поездным законам повернувшись головой в проход, спал Мишка, даже во сне словно желающий быть поближе к Марине. Георгий Петрович, руководитель их маленького отряда, уступил нижнюю полку беременной женщине, хотя та пыталась отказаться, и забрался наверх.

Снизу Алька видела его растрепанные черные волосы, чуть тронутые сединой, и слегка свесившуюся с краю сильную жилистую руку с двумя простыми и грубоватыми деревянными браслетами. Загадочнее человека за все свои двадцать лет она не встречала: Георгий Петрович не был замкнутым, не отказывался поговорить и ответить на вопросы, но все равно всем одинаково казалось, что никто не знает достаточно хорошо этого сурового и всегда поразительно спокойного человека. Вероятно, именно его строгость, спокойствие и некоторая надежная уверенность покорили с первой встречи юную, наивную и немного взбалмошную Алю, которой самой этого в характере очень не хватало.

Натянув тонкое одеяло до подбородка, Аля устроила подушку поудобнее и, свернувшись клубочком, закрыла глаза. В поезде ей всегда хорошо спалось: мягкое покачивание и далекий перестук убаюкивали, унося дальше и дальше от реальности. Это была крайняя ночь, когда они спали на мягком матрасе, подушке, в относительном тепле и комфорте: так всегда бывало, как ни готовься к суровым условиям, как ни одевайся теплее, никогда не угадаешь с температурой собственного комфорта. Про себя всегда трудно угадать, если привыкаешь заботиться о других.

В январе они ходили в поход – тот самый, который должен был познакомить их в полевых условиях. Георгий Петрович подготовил их прекрасно, но в предпоследнюю ночь, когда они впервые столкнулись со страшным морозом и невозможностью даже закрыть глаза, чтобы не смерзались ресницы, Аля усвоила одну простую истину: если ты идешь с группой, как бы тебе ни было плохо, тяжело и больно, всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, и думать надо в первую очередь о других, правило кислородной маски на себя не всегда работает безотказно. Аля и Марина от холода сходили с ума: не шел снег, не сбивал с ног ветер, не поливало дождем, но мороз ударил такой сильный, что и дышать удавалось с трудом: он сковал все ледяными цепями, не просто колко пощипывал, а когтями рвал кожу на открытом лице, на руках, оставленных на минуту без рукавиц.

Аля в тот вечер должна была дежурить с Мишей, но парни прогнали их с Мариной, велели разобрать палатку и разложить вещи, чтобы рюкзаки и запасная одежда не примерзли окончательно. Марина разворачивала и натягивала тент, Аля щелкала холодными железными дугами, непослушными пальцами в одеревеневших перчатках пытаясь их соединить.

– Алька, д-давай сп-поем, – предложила Марина. Она поминутно прыгала на месте и дрожала от холода. Аля, с трудом превратив несколько железных палочек в дугу, подрагивающим голосом затянула “Коня”. Марина, у которой с вокалом было немного получше, подхватила, и долго еще тянули жилы из хрупкой лесной тишины “золотая рожь и кудрявый лен”. И в этой тишине только поблескивал снег в свете фонариков, молчали деревья, согнувшись под тяжестью снежных шапок, между двух огромных елей, отливающих синевой, сияла единственная на всем небе звезда. И от этого яркого, но такого одинокого блеска, от снежного безмолвия на много километров вокруг и от осознания, что путь закончится нескоро, на душе становилось тоскливо, и особенно высокие ноты вторили душевной тревоге.

За спиной вдруг раздался треск ломающихся веток и скрип снега. Яркий свет ударил в глаза, ослепив на мгновение, и песня прервалась, девчонки с визгом отскочили в разные стороны, однако ночной кошмар оказался всего лишь руководителем с охапкой хвороста.

– Вы бы помолчали пока, – строго заметил он. – Ветра нет, но простудиться можно легко.

– А что, очень плохо? – пошутила Марина, снова стуча зубами от холода.

– При всем уважении и к вам, и к Расторгуеву, на морозе петь не стоит, можно застудить горло и подхватить ангину. Вот в электричке до Москвы я с вами и сам с удовольствием спою.

– Правда споете? – лукаво улыбнулась Аля, растирая перчатками щеки, зарумянившиеся то ли от мороза, то ли от смущения.

– Обещаю, – заверил Бойков. Из-под шапки и высоко поднятого воротника видны были одни его глаза, серые и поблескивающие от света фонарика, но Але было и того довольно: строгий и пронзительный взгляд вмиг пристыдил ее даже без слов. – Только сейчас натяните шарфы на нос, ради бога.

У дежурных уже потрескивал слабый огонек. Бойков помахал на него разделочной доской, и пламя, громко фыркнув ему в лицо и чуть ли не целиком проглотив большую щепку, взвилось выше колен, набросилось на поленья и затрещало ровнее и смелее. В это время девочки только разобрались с палаткой и еще не успели ее обустроить, как положено.

– Девчонки, идите погрейтесь! – позвал Миша и повалился на спину, вдавив в снег коврик. Аля и Марина подошли на негнущихся ногах, устроились отогревать замерзшие пальцы и носы. Рома сразу же оказался рядом, плеснул Але чаю из термоса: тот быстро остывал, но от первого же глотка приятное тепло разлилось в груди, и приятный вкус горьковатой заварки и утреннего лимона словно побежал по венам вместе с кровью. По коже промелькнули тысячи маленьких острых игл, будто облило кипятком, жар тянул в лицо так, что стало горячо дышать, дым ел глаза, но даже это казалось Але приятным: только бы не мерзнуть больше, только бы не чувствовать, как медленно и неотвратимо немеют ноги в затвердевших от мороза ботинках, как не можешь согреться, даже прыгая на месте и растирая щеки варежками, потому что холодно уже изнутри…

Глава 2. Начало пути

…В вагоне было тепло. Мягко покачиваясь головой по подушке в такт поезду, Аля долго лежала без сна, задумчиво глядя в окно, где отражалась вагонная лампа, чужая бутылка воды на столе и размытым пятном – ее лицо с острым подбородком, неаккуратно отросшей челкой над высоким лбом, точеной переносицей и неожиданно курносым носом в конце, пухлыми и вечно обветренными губами. Показав язык отражению, она закрыла глаза и поглубже закуталась в тонкое казенное одеяло: одно только воспоминание об их зимней единичке заставило ее вздрогнуть от внезапной прохлады.

Говорят, трудности закаляют. Но ей казалось, что у каждого есть свой предел: река, которую не переплыть, холод, которого не вытерпеть, перевал, которого не преодолеть. Да… Есть предел, перед которым либо придется сдаться, либо отступить и вернуться на шаг назад – чтобы потом прийти с новыми силами и опытом.

На одной из тренировок в Подмосковье они учились спускаться со снежных и ледяных склонов. Это было тем еще приключением: порой спуститься сложнее, чем подняться, потому что на спуске все устают, успевают наесться этими горами по горло и выбиться из сил физически и морально. Алька читала о трагической статистике гибели альпинистов – значительная часть срывалась, замерзала и падала в трещины именно на пути вниз.

Но та тренировка была всего лишь технической. Подниматься с ледорубами на три такта было не очень сложно, но довольно занудно: с размаху вбить в плотный снег ствол, перенести вес на одну ногу, затем на другую, и все сначала, – а вот спускаться оказалось куда веселее и быстрее. Пока все группы подтягивались и учили бытовые вещи вроде постановки палатки и разжигания костра, Георгий Петрович Бойков отвел свой маленький отряд тренироваться на склоны, пообещав, что быт покажет на следующий день, когда все будут заняты склонами – чтобы не мешаться. Нетронутый снег походил на мягкую пуховую перину, далеко внизу, на дне карьера, торчали припорошенные молодые сосенки, наверху осыпались края суглинком.

– Что такое ледоруб и для чего он нужен, вам объясняли инструктора на прошлой тренировке, – Бойков выбрался на пригорок повыше, чтобы ребята его лучше слышали. – Сегодня мы поучимся спускаться разными способами: ледоруб будет первым, потому что он самый легкий и понятный. Способ простой, называется зарубание. Когда вы идете по склону с ледорубом и чувствуете, что есть шанс сорваться, нужно взять инструмент одной рукой за рукоятку, другой – за середину клюва, и поднять к плечу наискосок.

– Как винтовку, – хихикнул Миша, в восемнадцать лет отслуживший в армии. Бойков взглянул на него неодобрительно, но, поджав губы, натянуто улыбнулся. Шуток на военную тему он не приветствовал.

– Да, как винтовку, если так понятнее, – продолжил он. – Нужно как следует размахнуться и клювом вогнать ледоруб как можно глубже в снег. За счет вашего веса он войдет в покров достаточно глубоко и сможет вас удерживать. Недолго, но выигранного времени вам должно хватить, чтобы подумать, как вы будете выбираться. Ну что, надевайте каски и пробуйте.

Рома помог Але разобраться с запутанными ремешками, почти не случайно прикоснулся к ее теплому от шарфа подбородку, пока затягивал их, и подошел к склону первым:

– А как?..

– Падай и катись, как с горки, – Бойков встал рядом. – Ах, да… В реальности падение будет внезапным, но сейчас, пожалуйста, сталкивать друг друга не надо. Вы еще не умеете реагировать быстро, и от неожиданности можете растеряться.

Осторожно подобравшись к самой кромке и спустив из-под тяжелых треккинговых ботинок пласт снега, Ромка ухватил ледоруб, как было велено, посмотрел вниз и вдруг с веселым криком прыгнул в снег и покатился кубарем.

– Зарубайся! – закричал Георгий Петрович, сложив руки рупором. Рома ухитрился выставить вперед руки и с размаху воткнуть ледоруб в снег. Проскользив по инерции еще пару метров, он повис над склоном, лежа на животе и держась за голубую рукоятку. Снег засыпал его с ног до головы, держаться за скользкую ручку было непросто, но парень долго хохотал, зажмурившись от ветра.

– Круто! – крикнул он, поднимаясь и отряхиваясь. Пока Рома лез обратно, больше похожий на йети, чем на туриста зимнего обыкновенного, к краю робко подошла Аля. Топталась она там долго, то поправляя каску, то лишний раз спрашивая руководителя, правильно ли она взяла ледоруб. Она и представить не могла, что Мишка столкнет ее в шутку, да еще и крикнет сверху:

– Зарубайся!

Снег! Снег! Земля! Сильно ударившись плечом, Аля воткнула в снег клюв ледоруба, но то ли веса не хватило, то ли силы: проскользив еще немного вниз, ледоруб вырвался, застрял, и она полетела дальше. Подошвы ботинок бесполезно скреблись по корке наста, крик рвался из груди против воли, и вместо того, чтобы закрепиться посреди склона, она улетела на самое дно оврага и больно врезалась спиной в сосну.

Горячие капли обожгли обветренное лицо, она стиснула зубы, но боль не позволила сразу подняться, и сквозь слезы она увидела, что все поспешили к ней, окружили, принялись трясти и тормошить:

– Аля, ты жива? Цела? Ты в порядке?

– Отошли все! – строго прикрикнул Бойков и, когда ребята от неожиданности отступили, он стряхнул снег с ее шапочки, осмотрел вскользь. – Ничего страшного. Так бывает. Встать можешь? Давай руку.

Он вытащил ее из сугроба и, пока она отряхивалась и приходила в себя от пережитого страха, взглянул на ребят впервые сердито. Все притихли и уставились в землю, хотя понимали, кто виноват.

– Я, кажется, русским языком сказал, что сталкивать нельзя! – сказал Бойков негромко, но в его обыкновенно мягком и спокойном голосе зазвенели стальные нотки. – Туризм – это командный вид спорта как минимум потому, что ваш комфорт, ваша безопасность и ваша жизнь иногда зависят от ваших товарищей. И если у кого-то одного проблемы с дисциплиной, – он выразительно взглянул на Мишу, отчего тот нахмурился и отвернулся, – то проблемы будут у всех, причем очень разные. Прошу не как инструктор, а как ваш товарищ, быть внимательными и заботиться друг о друге, а не баловаться, как в детском саду. Еще раз такое увижу – пойдете в другую команду. Всем ясно?

Ребята, смущенные и пристыженные, сопели и кивали, а Аля, оправившись от боли и испуга, взглянула на Георгия Петровича с уважением и благодарностью. Какой бы серьезной ни была ситуация, ей было приятно, что руководитель о ней заботился, переживал. Конечно, это была его обязанность… но ей льстило, что он заступился именно за нее.

Утром в окно заглядывала серая дождливая хмарь. Мелкие капли бежали по стеклу, шумели деревья свежей майской зеленью, на перрон высыпали все, кто коротал сутки в вагонах, и среди них мелькало очень много рюкзаков: май в Осетии – один из самых популярных туристических сезонов. Мелкая морось вскоре превратилась в нечто более серьезное; ребята принялись надевать капюшоны и вытаскивать из клапанов непромокаемые накидки. Руководитель включил телефон и, пока все перетягивали поудобнее ремни на рюкзаках и перекладывали “самое необходимое”, набрал координатора.

– Олег, мы доехали. Да, все хорошо, сейчас дождемся машину и забросимся на маршрут. Группа, как настроение? – спросил, отняв трубку от уха, и все, не сговариваясь, показали класс. – Самочувствие отличное, настроение бодрое, снаряжение в порядке. Писать постараюсь каждый день, звонить по необходимости… Понял. Хорошо. Передадим. Связь кончаю.

Закутанные в дождевики ребята сделались похожими на гномов с огромными рюкзаками. Руководитель окинул их задумчивым взглядом:

– Из Москвы передали просьбу встретить наших коллег…

– Коллег или калек? – ввернул Миша. Все засмеялись, филолог Марина и вовсе запрокинула голову и сморщила носик, не сдерживаясь.

– Надеюсь, что коЛЛег, – хмыкнул Бойков и тоже улыбнулся. – Они ехали на нашем поезде и забыли аптечку. Личной им может не хватить, а у нас экстренная с большим запасом. Аля, ты ответственная за медицину – отложи один жгут, четыре шприца, шесть повязок, пластинками ибуклин, нурофен, ампулы четыре дексаметазона, зодак и оптакейр. А я пока найду этих… машей-растеряшей. Запомнила?

– Да, капитан, – вздохнула Аля и, когда Бойков направился к первому вагону, снова принялась разбирать рюкзак. Экстренная аптечка, к счастью, лежала недалеко, и все предметы, которые перечислил руководитель, она передавала на руки стоявшему рядом Мише. Тот, дурачась, раскладывал блистеры по цветам, крутил крышку глазных капель и строил башню из стерильных салфеток, пока сердитая Аля не отобрала их у него. Маринка дремала, положив голову на рюкзак, Рома загружал маршрутную нитку в телефон – он был штурманом и очень переживал, что справится плохо…

– Ты зачем капли вскрыл? – возмутилась Аля, складывая препараты в красную герму, к счастью, оказавшуюся запасной, и потуже закрутила крышку оптакейра. – А если бы они не новые были, вдруг бы испортились?

– Да ладно, у них срок годности месяц, а поход не больше двух недель, – пробурчал Миша и отвернулся. Аля фыркнула:

– Это тебе “да ладно”, а у людей со зрением будут проблемы!

– Да не трогал я ничего, только открыл случайно, – вздохнул Миша. – Не вредничай, Аленький. Я же тебе ничего не сказал, когда ты пряники в вакуум засунула.

Не желая дальше спорить, девушка сердито застегнула ремешок на герме и отложила его в сторону. Когда они упаковывали продукты и тестировали вакууматор, ей доверили сложить сладости, и она допустила ужасную ошибку, в результате которой в вакууме оказались пряники, маршмеллоу, белевская пастила и даже хлебцы. И если последние просто слегка потрескались под давлением, то пряники теперь придется раздавать по количеству крошек и начинки. Миша, отвечающий за питание, был сердит на Алькину недогадливость… А ее, в свою очередь, раздражало его безответственное отношение к медицине: на курсе он даже не пришел на практическое занятие и теперь полагался на знания остальных.

Владикавказ оказался ощутимо теплее, чем Москва: во всяком случае, Бойков отсутствовал уже довольно долго, а сидеть на одном месте и ждать его не было холодно. Дождь то усиливался, то прекращался совсем, в пасмурном небе изредка поблескивала ясная голубизна, густой воздух, насыщенный теплом и влагой, казалось, можно резать ножом. С дороги слышался шум машин и стрекот светофора, голоса таксистов, носильщиков и встречающих звучали с явственным южным акцентом. Но ожидание затянулось не сильно: вскоре к скамейке, которую оккупировали ребята, вернулся руководитель в сопровождении двоих туристов с такой же походной экипировкой: женщина немного за тридцать, моложавая, улыбчивая, с волнистыми русыми волосами и удивительно ясным взглядом, и молодой человек немногим младше ее, неуклюже-высокий, широкоплечий, с веснушками, южной горбинкой на носу и пристроенной к рюкзаку гитарой. Они были одеты в одинаковые белые флиски и улыбались тоже почти одинаково, с ямочкой на одной щеке.