Kitobni o'qish: «Призрачный бал»

Shrift:

* * *

Пролог

Седовласый мужчина с пересекающим лицо шрамом сидел в глубоком кресле возле остывающего камина. У его ног, свернувшись клубком, дремал черный кот, время от времени приоткрывавший то один, то другой глаз, чтобы рассказчик не замолкал, уж очень интересно тот говорил.

– Я убил ее. Хотел напугать, но страх ей неведом… Как неведома тьма – яркому солнцу, или засуха – безбрежному океану… Боль, вот все что мне осталось… Знаю, за что господь наказал меня такой болью… За убиенных, за пытанных, за служение мое верное… Да… Грешен я?

Кот дернул ухом и едва слышно мяукнул. Было совершенно непонятно, согласен ли он с этим утверждением, но рассказчику необходим был слушатель.

– Прошел ровно год, как ее не стало, но я чувствую – она рядом. Она ждет меня! Сегодня ночью я попрошу ее в очередной раз прийти и забрать меня с собой! И простить… Я устал быть живым мертвецом и видеть тех, жизни которых забрал. Теперь они со мной каждый день. Пусть. Я давно привык и уже не пугаюсь их перекошенных физиономий, прозрачных тел и безумного блеска в мертвых глазах.

Кот поднялся, выгнул спину и, широко зевнув, запрыгнул на колени к мужчине.

Рука рассеянно погладила черную шерсть, кот мурлыкнул, устраиваясь поудобнее, и наконец заснул. Он не помнил, почему остался один и когда придет его хозяйка, но знал, что должен ждать ее вместе с этим печальным человеком. А рассказчик меж тем продолжал говорить, не обращая внимания на то, что его уже никто не слушает.

– Я ищу ее в круговерти лиц, прислушиваюсь к голосам в надежде различить среди них звонкий колокольчик ее смеха. Но все напрасно. Она покинула меня навсегда, не оставив даже надежды на новую встречу. Веры в прощение больше нет. А ведь все могло быть совсем иначе…

День первый

– Куда прешь, урод! – рявкнул голос из притормозившего на мгновение черного джипа, добавил еще пару нелестных эпитетов, и машина рванулась вперед, обдав Макса облаком пыли. Светофор призывно запиликал, поторапливая особо неторопливых пешеходов, и тут же зажегся красным.

Ну и денек! Одним словом, понедельник – день тяжелый! Сначала утром выяснилось, что его фирме отказано в пролонгации лицензии, затем заглохла машина. Пришлось везти ее на станцию техобслуживания, а когда Макс уже собрался плюнуть на все и для снятия стресса закатиться с другом в бар, раздался звонок.

– Максим Александрович? – вежливо поинтересовался незнакомый женский голос.

– Слушаю! – буркнул он с неохотой. Наверняка опять огорошат: или поставки сорвались, или груз застрял в Тмутаракани.

– Меня зовут Инесса Игоревна. У меня для вас неприятная новость: ваш дед, Захаров Александр Петрович, умер сегодня утром. Также я должна сообщить, что у меня на руках находится завещание покойного. Скажите, когда мы сможем с вами встретиться?

Макс даже отстранил трубку от уха и озадаченно повертел в руках, разглядывая. Дед? Ну, насколько он знал, оба его деда живы-здоровы. Один загорает сейчас с новой женой где-то в Крыму, второй живет в деревне Макеевка Тверской области. И хотя занятой внук не навещал его уже лет десять, но точно знал, что дед Василий еще ого-го! Каждый месяц присылал Максиму по бутылке первача, который равнодушный к крепким напиткам Макс ставил в бар, а иногда баловал друзей, любящих заглядывать в его холостяцкую квартиру.

– Э‑э… – он наконец перестал разглядывать трубку и решил внести ясность. – Девушка, мне кажется, вы ошиблись. У меня с родственниками все в порядке. Я точно знаю, что…

– Ваша информация неверна! – Вежливо, но твердо перебила настырная девица. Хотя, может, и не девица. Может, дама бальзаковского возраста? Черт их определишь, этих служительниц закона. Вместе с юридическим образованием они словно получают умение говорить бесстрастно и навязчиво! – Вы – Воронцов Максим Александрович?

– С утра был! – рыкнул он, зверея. Сейчас эта девица, вместо того чтобы признаться в своей ошибке и исправлять косяк, будет доказывать, что он не прав. И ведь докажет же! – Девушка, дорогая! А не пойти бы вам на… работу вместо того чтобы доставать весьма занятых людей тупыми звонками!

– Я с удовольствием посоветовала бы вам тот же маршрут, – фыркнул голосок, наполняясь красками и эмоциями, – но вынуждена соблюсти все правила и обязанности, которые, увы, свалились на мои плечи вместе с завещанием, оформленным на вас!

– Даже так?! – Максим остановился и, не замечая прущих в подземку горожан, заорал. – Да нет у меня третьего деда! И Воронцовых в столице до ешкиной матрешки! Не говоря уж о Максимах Александровичах!

В трубке на мгновение повисло молчание, сменившееся затем деловым стрекотанием собеседницы.

– Вам тридцать четыре года. А еще… Ваш рост метр девяносто восемь, вы яркий брюнет с зелеными глазами. Видимо, прямой нос, тонкие губы и волевой подбородок достались вам от вашего прапрапрадеда – князя Воронцова Александра Дмитриевича. Дело в том, что я сейчас держу его фото, доставшееся мне вместе с дневниками и завещанием от вашего усопшего родственника, а также смотрю на ваш фотопортрет, что выдал мне «Гугл». И знаете? Я просто шокирована таким сходством! Надеюсь, диктовать адрес вашего места жительства и данные паспорта не надо? Вы до сих пор думаете, что я ошибаюсь?

Макс сглотнул и оглянулся. Черт! А может, его занесло в шоу «розыгрыши»? Нда… не хочется думать, кто из друзей ему это подстроил. Потому что завтра он этого смельчака просто сожрет!

– Ладно. Ближе к делу! – скрипнул он зубами, представляя себе расправу. – Что я должен делать?

– Приехать ко мне в офис и получить все, что вам причитается! Адрес запомните или эсэмэской скинуть? – В голосе девицы послышались победные интонации.

– Эсэмэской! – процедил Макс и отключился первым. Через секунду пискнул мобильник, сообщая о прибывшем сообщении. Открыв адрес, Максим чуть не сплясал. Во‑первых, рядом! Квартал, не больше. Во‑вторых, это его последний экстрим на сегодня! А после он обязательно завалится в спорт-бар!

«Еще чуть-чуть!» – пообещал себе Макс и зашагал к маячившему за девятиэтажками небоскребу бизнес-центра.

Лето обещало быть душным. От раскаленного майским солнышком асфальта тянуло смрадным пеклом, и горячий воздух казался живым. Он шевелился, впитывая в себя выхлопные газы спешащих машин, увозящих своих хозяев в преддверии выходных в прохладу пригородных дач.

В холле здания Макс постоял несколько минут, наслаждаясь воздухом, охлажденным кондиционером. В голове снова призывно шевельнулась мысль о холодном пиве. Не найдя в списке фирм ни одной нотариальной конторы, Макс решительно направился к дремавшему над газеткой охраннику.

– Слышь, мужик! Мне бы к нотариусу. Где он у вас тут находится?

Охранник сонно моргнул, озадаченно нахмурился, пытаясь понять вопрос, а потом вертикальные морщинки на его лбу разгладились.

– А здесь нотариуса нет. Выйди… – но договорить ему Максим не дал, взревев раненым зверем.

– Че-го?! Я по такой жаре перся, чтобы понять, что меня об… гм… манули? Какая-то баба? И ты хочешь, чтобы я снова вышел в этот ад?! А вот заюшки не кукуюшки?! Пока такси не вызову – никуда не пойду!

Охранник выслушал его с видимой скукой и, когда речь иссякла, невозмутимо продолжил.

– Выйди из главного входа, поверни направо. С торца пристройка. Увидишь крыльцо и двери из синего стекла – смело заходи. Там арендует помещение нотариальная контора, и она единственная в этом здании.

– А… Спасибо, мужик! – Макс наконец осознал информацию и, расплывшись в белозубой улыбке, рванул к выходу, мгновенно позабыв о поджидавшем пекле.

Едва он оказался на улице, ему и вправду показалось, что попал на раскаленную сковородку, но страдать по этому поводу было некогда. В три прыжка слетев по лестнице, Макс обогнул изломанный торец высотки и замер перед уходящими наверх ступенями, созданными из лоснящегося на солнце черного мрамора. Они вели, как и сообщил охранник, к здоровенным двойным дверям из синего стекла. Над дверью золотыми буквами была высечена скупая надпись: «Нотариальное содружество». Ни названия фирмы, ни имен…

– Шарашкина контора какая-то! – разочарованно хмыкнул Максим и, нечего делать, легко взбежал по ступенькам. Через мгновение он уже входил в приемную. Сидевшая там девица смерила его холодным взглядом и тут же расплылась в улыбке.

– Чем-то могу помочь?

– Мне звонили. По поводу завещания. У кого я могу об этом узнать? – начал без прелюдии Макс хриплым от жары голосом, но девица вместо того, чтобы ответить, спросила.

– Воду? Чай? Прохладный лимонад?

– Воду! – не раздумывая, выпалил Макс и криво усмехнулся. – Литр!

– Да хоть пять! – девица кивнула на кулер и снова с искренней улыбкой посмотрела на опешившего от такой наглости парня.

До него начало доходить.

– Так это ты та стервочка, что мне звонила?!

– Попрошу без оскорблений! – не переставая улыбаться, предупредила та. – Я всего лишь выполняла работу. И если вам не нужны старинный особняк и поместье Воронцовых стоимостью в пятьдесят миллионов, тогда не смею задерживать. Дверь за вами.

Какое там! Услышав сумму, в какую оценивалось его наследство, Макс побурел. Вот оно! Быстрая продажа «семейного склепа» и спасение фирмы! И еще открытие с десяток филиалов по Подмосковью!

– Ладно, вода подождет, – как ни в чем не бывало отмахнулся он и уселся напротив девицы. – Где завещание?

– У нотариуса! – Девица перестала улыбаться и указала на единственную черную дверь, на которой золотыми буквами было написано «Ковальский И. Э. и компания». – Проходите. Игорь Эдуардович ждет вас.

Максим поднялся и направился к двери. Без стука распахнув ее, он шагнул в прохладный полумрак.

Ничего так себе хоромы у этого Ковальского И. Э.! Стены затянуты черным бархатом, на котором за отполированными стеклами, заключенные в кричащие дороговизной рамки, золотыми самородками поблескивали фотографии незнакомых мужчин и женщин. Видимо, та самая «компания». Матовый свет лился с потолка, создавая атмосферу таинственности и какой-то похоронной мрачности. У стен стояли изысканные кожаные диванчики, а на гигантском черном столе, расположенном у огромного окна, даже журчал настоящий фонтанчик.

Просто королевские апартаменты! Только короля не наблюдалось.

Макс прошел к столу, выдвинул массивный стул и, прежде чем сесть, громко кашлянул.

Словно в ответ, черный бархат зашевелился, и из скрывающейся за ним двери показался невысокий, полноватый, явно страдающий одышкой человек лет сорока – сорока пяти. Увидев бесцеремонно разглядывающего его гостя, толстячок расплылся в улыбке и засеменил к столу.

– Мое почтение! – Он плюхнулся в кожаное кресло, троном стоявшее во главе стола, и, вытерев платком лоб, без предисловия начал. – Максим Александрович! Как я счастлив, что вы так быстро посетили нас! Скорблю о вашей утрате, но дела прежде всего! Как вам уже известно, Захаров Александр Петрович оставил завещание, в котором указал вас как единственного наследника поместья и усадьбы, принадлежавших роду Воронцовых.

– Так! Стоп! А вы уверены, что я именно тот, кто вам нужен? – говорить этого очень не хотелось, но Максим был честным, и даже свалившиеся нежданным образом миллионы не могли заставить его пустить на самотек желание докопаться до правды. – Ведь Воронцовых в Москве очень много.

– Согласен! – снова заулыбался нотариус. – Но в вашем случае ошибка исключена. Полгода назад ваш дедушка обратился ко мне с просьбой составить завещание. Также он указал ваши паспортные данные, ваши дату и место рождения, имена ваших родителей и номер телефона. Поэтому найти вас не составило никакого труда.

– Телефона? – Макс нахмурился. Он сменил номер всего неделю назад! Как же этот мифический дед смог узнать о нем, да еще полгода назад? Или, может, речь идет о домашнем телефоне? – Но…

– Да вы не переживайте! – Игорь Эдуардович снял трубку с аппарата и заискивающе попросил: – Инночка, не принесете нам воды со льдом?

– Да я и не переживаю! – Макс сглотнул в предвкушении самого вкусного напитка в этой стоявшей уже несколько недель жаре. – Если вы хотите отдать мне такие деньжищи – кто же запрещает!

– Речь идет не о деньгах! – нахмурился нотариус, аккуратно водружая трубку на место. – Речь идет о памятнике культуры! Поместье Воронцовых построено еще в восемнадцатом веке, но, увы, до сих пор не попало в руки государства, наверняка бы сохранившего историческую ценность этой усадьбы. Насколько мне известно, дом всегда имел хозяина и являлся частной собственностью, и теперь он в ваших руках. Вы можете отдать его под музей, а можете жить сами. Последний его хозяин даже додумался открыть в усадьбе что-то типа гостиницы.

– Но мне не нужен этот дом! – Макс смерил взглядом девушку, незаметно вошедшую в кабинет с подносом, на котором поблескивали стерильной чистотой два наполненных водой бокала. – Мне нужны деньги! Надеюсь, я могу продать усадьбу? Я имею право распоряжаться своей собственностью как хочу?

– Безусловно! – Игорь Эдуардович благодарно кивнул девушке, проследил, когда за ней закроется дверь, и взял стакан. – Вы можете отказаться от дома в пользу города и получить причитающиеся вам десять процентов от стоимости. Вы можете выставить его на аукцион, когда пройдет необходимое для оформления документов время. Либо вы можете сдавать его…

– А как быстро я смогу организовать аукцион? А что, идея хорошая! Выставить за первоначальную стоимость и выручить миллиона на два или три побольше!

– Аукцион вы сможете организовать хоть завтра! – улыбнулся толстяк. – А вручите ключи от особняка счастливому обладателю где-то через месяц, время, которое нужно для оформления всех документов.

Максим помолчал, раздумывая. Просрочка по долгам фирмы в месяц грозила весьма большим количеством нервов, но благодаря аукциону он сможет отдать и долги и проценты, которые за этот месяц нагорят.

– Где документы?

– Сейчас! – Нотариус выдвинул ящик стола и шлепнул на стол кожаную папку. – Здесь завещание, некоторые счета и документы, оставшиеся от прежних владельцев. Прошу. Ознакомьтесь.

Он протянул папку Максиму. Тот с каким-то невесть откуда возникшим трепетом взял ее в руки и осторожно раскрыл. Он не знал, что ожидал увидеть, но явно не новенькое с голографическим знаком завещание, в котором скупо говорилось, что его новоиспеченный дед оставляет поместье и пять гектаров земли своему внучатому племяннику. Дальше в новенькой мультифоре хранились какие-то документы, но Макс решил не тратить время на их изучение и с готовностью взглянул на внимательно наблюдавшего за ним толстячка.

– Отлично! Что я должен делать дальше?

– Для начала расписаться здесь и здесь. – Нотариус выудил из ящика стола толстенный журнал и, раскрыв, ткнул пальцем напротив его фамилии. Максим чиркнул предложенной ручкой закорюку. – И еще: прежде чем вы пройдете к секретарю, я должен сообщить о последней воле покойного.

– У него завалялся еще один особняк? – За усмешкой Макс попытался скрыть тревогу. Уж больно пафосно нотариус сообщил о «последней воле». Сейчас окажется, что на усадьбе миллионные долги и он должен будет оплатить их в кратчайший срок. Или еще чего похуже! Хотя куда уж хуже?

– Увы. – Толстяк с милой улыбкой развел руками, и в его толстых пальчиках, черт его знает откуда, появился небольшой, но пухлый конверт. – Александр Петрович просил передать вам свою последнюю волю. А именно: вы должны находиться в особняке «Лисий Яр» после похорон ровно в шестнадцать ноль-ноль.

– После похорон? А когда они состоятся? – Не было печали! Сейчас еще и похороны заставят оплачивать…

– Они состоятся послезавтра, в среду. Ваш родственник упокоился сегодня утром, а я стараюсь не откладывать дела в долгий ящик.

– Хорошее качество. Я выполню последнюю волю покойного…

– Уверены? – нехорошо прищурился Игорь Эдуардович.

– Абсолютно! – Максим поднялся.

– Ну… – На лоснящемся лице снова заиграла благодушная улыбка, но сейчас она напомнила Максу улыбку кота, только что сожравшего мышь. – Тогда не смею больше задерживать. Пройдите со всеми документами к Инночке, она сделает необходимые копии и скажет, какие еще бумаги понадобятся для оформления наследства. Всего хорошего, Максим Александрович. Еще увидимся…

– Всего хорошего… – Макс поднялся и, крепко сжимая драгоценную папку, направился к двери, пытаясь не обращать внимания на мерзопакостное чувство, возникшее на душе после последней фразы. – Еще увидимся.

* * *

Лиза распахнула глаза и долго бездумно смотрела в белоснежный потолок, вспоминая сон. Даже и не сон, а… реальность, что ли? Как будто в этих странных, порой страшных, беспокойных снах была вся ее жизнь. Настойчивая трель телефона заставила Лизу вздрогнуть. Вытащив аппарат из-под подушки, девушка поднесла его к уху.

– Да?

– Проснулась? – голос отца звучал на удивление бодро и многообещающе.

– Почти… – Девушка перевела взгляд на льющееся в окно солнечное майское утро. – Ты где?

– На полпути к дому. Есть разговор!

Удивительно! После смерти мамы их общение сводилось к пожеланиям доброго утра и спокойной ночи. Ах, нет! Еще короткие ответы на ее вопросы. Да и нет. А тут – РАЗГОВОР! Возможно, она бы даже обрадовалась, если бы не было так странно.

– О чем? – Лиза даже затаила дыхание в ожидании ответа, но отец остался верен себе, и связь оборвалась.

Перевернувшись на другой бок, она отложила умерший телефон, вновь вспоминая сон… Сны интересовали Лизу гораздо больше, чем предстоящий долгожданный разговор. Ее психолог говорил, что в них ее подсознание пытается справиться с болью потери. Может, поэтому Елизавете снятся мрачные, безысходные сны?

Надо сегодня же позвонить Сигизмунду Марковичу и назначить встречу. Девушка устала видеть смерть, устала просыпаться с мрачными предчувствиями. Устала видеть маму и не иметь возможности кому-либо об этом рассказать!

Вскоре из открытого окна донесся звук подъезжающей машины.

Отец!

Хватило пяти минут, чтобы соскочить с кровати и, наспех ее застелив, одеться. Выйдя из комнаты, девушка направилась в столовую, когда дверь в холл открылась, впуская его.

– Привет.

– Привет, па. – Она по привычке ему улыбнулась и по привычке не обиделась, не увидев улыбки в ответ. Может, его бодрый тон оказался одной из иллюзий, что ей подсовывал разум? – Что-то случилось?

– Пока не случилось. – Отец прошел на кухню и тяжело опустился на стул. За три года после трагедии он сильно постарел. Некогда высокий, спортивный, жизнерадостный мужчина превратился в развалину. Было время, когда они всей семьей путешествовали, проводили шикарные праздники, отдыхали в загородном доме… Сейчас для отца остался только бизнес. Нет, конечно, Лиза понимала, что он пытается заботиться о ней. У нее было все, о чем только можно мечтать… Кроме самого главного. Семьи. – Но случится. Через неделю тебе исполняется двадцать лет. Я хотел поговорить об этом.

Сердце полоснула горечь. Последние три года она ненавидела дни рождения. Нет, конечно, отец дарил подарки, точнее давал деньги, чтобы она могла их купить себе, но… Лучше бы он этого не делал. Лучше бы просто забывал о ней!

– Внимательно слушаю. – Лиза наполнила кружку кипятком, от души насыпала туда растворимый кофе и села за стол, старательно помешивая. Лишь бы только не встречаться с ним взглядом. Пустым, потухшим взглядом мертвеца.

– Ты уже выбрала подарок?

Она все же посмотрела на отца.

– Ты хочешь дать мне денег? – Если бы отец знал, какой приличный «подарочный» счет у нее образовался, он бы не торопился оплачивать ее очередной день рождения.

– На этот раз я сам куплю тебе все, что ты пожелаешь. Но я не об этом хотел с тобой поговорить.

Лиза не отводила от него взгляда. Отец поднялся, тоже сделал себе кофе и начал издалека.

– Двадцать лет – рубеж, после которого нужно принять решение, выбор, который поможет тебе в дальнейшем.

– Какой выбор? – Этот его менторский тон отчего-то разозлил девушку. Конечно, легче всего жить прошлым. Три долгих года она искала возможность склеить их в одночасье разлетевшуюся вдребезги жизнь. Пыталась достучаться до отца. Объяснить, что она-то в отличие от матери – живая! И вот теперь он будет рассказывать ей про рубежи и выборы!

– Ты должна определиться с тем, кем ты будешь в этой жизни. Я… – Он замолчал, продолжая стоять, глядя в окно, звонко бряцая ложкой о фарфоровые бока кофейной чашки. – Ты все равно когда-нибудь останешься одна и будешь вынуждена занять мое место. Я предлагаю тебе познакомиться с делами моей компании уже сейчас, не дожидаясь этого «когда-нибудь».

Компания?

– Па, но я ничего в этом не смыслю!

– Я тебя научу…

– Но я не хочу! Мне не нравится продавать и покупать. Я не хочу стать слепцом и не видеть ничего, кроме цифр, не интересоваться ничем, кроме деловых встреч! Я не хочу! – Лиза сама не заметила, как сорвалась на крик, и, увидев больной взгляд отца, замолчала. – Пап, это я не о тебе! Ты не такой, и ты, конечно же, все видишь и всем интересуешься.

– Лиза, мне не важно, будешь ли ты руководить моей фирмой или найдешь себе занятие по душе. Мне важно, чтобы ты нашла себя, но для начала научилась зарабатывать себе на эту мечту! Понимаешь?

– Не понимаю! – Лиза стиснула губы в ниточку. Что еще он придумал?

Ответ не заставил ждать.

– Я хочу открыть тебе собственный бизнес.

– И какой?

И тут отец впервые за эти годы по-настоящему улыбнулся.

– Я хочу купить гостиницу. И знаешь где?

Лиза не ответила. Где бы ни находилась эта чертова гостиница, девушка прекрасно понимала, что отец просто нашел способ от нее отделаться. Чтобы лишний раз не напоминала ему о матери, о его вольной или невольной причастности к трагедии.

Он так и не дождался ответа дочери и сам восторженно выпалил.

– В бывшем дворянском гнезде! В историческом памятнике культуры! Ты же любишь все это, дочка?

Губ девушки коснулась едва заметная улыбка. Да. Она интересовалась историей, любила раскрывать ее тайны… вместе с мамой – доктором исторических наук, археологом со стажем…

– Хорошо! Я подумаю над этим.

– И дашь мне ответ.

– Дам. А где находится это дворянское гнездо?

– Где-то в Подмосковье. Более подробный адрес мне сегодня сообщит… ээ… сообщат! – поспешно закончил отец, видимо, не торопясь посвящать будущую хозяйку гостиницы в мелкие тайны бизнеса, и, сделав глоток, поставил кружку на стол. – Чем думаешь сегодня заняться?

– Хочу сходить к Сигизмунду Марковичу.

– К Сигизмунду? – Отец нахмурился. – Я думал, что после лекарств тебя больше не мучают видения…

– Не мучают! – поспешно согласилась она и поторопилась уверить: – Лекарство просто чудо. Мама мне больше не видится. Но теперь меня начали преследовать сны. В них я вижу себя в прошлом, и там меня убивают…

Отец задумчиво пожевал губами и кивнул.

– Конечно. Если тебе нужно – иди. Возьми Владимира, он тебя довезет.

– А как же ты без водителя?

– Поведу сам.

– Может, я лучше на такси?

– Ты поняла, что нужно сделать? – Он посверлил ее взглядом.

– Поняла, па. – Лиза снова уставилась в чашку, разглядывая свое отражение на черной глади уже остывшего кофе.

– Тогда до вечера.

Он вышел. Лиза слушала гулкие звуки его шагов, пока их не обрубил стук закрываемой двери. Она ненавидела этот огромный дом с большими коридорами и массой безликих дверей. Здесь она чувствовала себя в коммуналке, где коридор – это негласная граница между суверенными территориями бедолаг, пытающихся в течение бесконечных лет ужиться друг с другом, ну или хотя бы не так явно ненавидеть.

Она помнила детство в такой берлоге, где совершенно не испытывала подобных чувств. Да и сейчас невольные воспоминания о коммуналке вызывали у девушки не сожаление о бесцельно потерянных днях, а скорее чувство какой-то волчьей тоски. Тогда у нее были друзья: брат с сестрой из соседней комнатушки. Она даже запомнила их имена: Вика и Вадим. Тогда у нее были мама и отец, который катал дочь на закорках и до полуночи читал сказки. Тогда у нее не было кошмаров и одиночества, ставшего закадычным приятелем в этом огромном, пустом доме, выстроенном отцом незадолго до гибели мамы.

Склеп! Точно! Этот дом напоминал Лизе склеп, где она похоронила мечты и надежды. Нет ничего и ничего не будет! Как бы отец ни мечтал вернуть ее к жизни, Лиза понимала всю ложь его намерений. С диагнозом «депрессивная шизофрения» вряд ли есть надежда на будущее. На ее будущее… А вот стать марионеткой ее всесильного отца – главы корпорации «Фараон» – она могла, даже не напрягаясь. Что, впрочем, и сулило его сегодняшнее предложение.

Неожиданно голос отца, донесшийся из раскрытого окна, вырвал Лизу из невеселых мыслей.

– …Да! К тебе должна подъехать Лиза? Во сколько? Ясно. Тогда перенесем нашу встречу на шесть. Все. Буду.

В голове клубком ленивых змей зашевелились мысли.

С кем он говорил? К кому она должна подъехать? Очевидно, к его приятелю Сигизмунду Марковичу, у которого и наблюдалась Лиза. За последние два года дела у психиатра пошли в гору, он даже открыл свою практику. Явно не без помощи вливания денег Лизиного отца.

Не дожидаясь горничной, Лиза ополоснула посуду и направилась в комнату. До визита к врачу у нее в запасе еще три часа. Отлично. Можно будет сделать то, что она так долго хотела, а именно, сменить гардероб, оставив в этом доме свои старые вещи, кошмары и болезнь…

Войдя в комнату, девушка щелкнула пультом, и жалюзи поползли вверх, позволяя яркому майскому солнышку вызолотить белые стены, рассыпаться огнем по рыжим прядям волос девушки, поставить на ее вздернутом носике еще парочку крошечных веснушек и поселиться в ее зеленых, как воды Чистых прудов, глазах, навсегда прогоняя тоску и страх.

Распахнув окна, Лиза с жадностью втянула в себя чистый весенний воздух, тонко пронизанный ароматом распустившейся на днях сирени, и вдруг улыбнулась.

И пусть! Пусть будет все что угодно, только бы выбраться из этой тюрьмы! Да! Почему нет? Она согласна стать Лизаветой Сергеевной, заведующей подмосковным отелем. Даже нарисует ему для начала три звезды и докажет себе, отцу да и всему миру, что не сумасшедшая! И если она видит призрак мамы… ну и что? Кто-то видит НЛО, но его же не травят таблетками. Посмеялись и забыли! Так почему она должна пить всякую гадость только потому, что отец не верит ей? Да и врач тоже. И папашина прислуга… Почему Лиза должна днем ходить как сомнамбула, а ночью попадать в персональный ад?

Правильно! Не должна!

Встав так, чтобы попасть в поле зрения всевидящего ока камеры, Лиза взяла с тумбочки ярко-зеленую баночку, демонстративно достала маленькую пилюлю и проглотила ее. И даже поморщилась!

Отец всегда просматривает записи. Она как-то видела его ночью, когда он уснул с бутылкой виски перед телевизором, где его дочь танцевала, ела, пила таблетки, читала, спала, снова танцевала и опять пила таблетки.

Закрыв баночку, Лиза сунула ее в сумку и, взяв из гардероба линялые джинсы и пеструю, под стать жаркому дню, футболку, юркнула за ширму. Надо подарить Анне французские духи. За то, что горничная пару месяцев назад купила эти безобидные витамины, да не одну, а целых пять баночек, Лиза уже подарила ей конфеты, но она также понимала, что вовек не расплатится. Девушка уже и забыла, каково это жить, а не существовать от кошмара к кошмару, которые дарили ей лечебные пилюли Сигизмунда Марковича.

Подменить лекарство на витамины было не просто, но она справилась. Для начала выкрутила лампочку в ночнике, который совершенно не попадал в угол обзора камеры, но включался сам, едва Лиза гасила основной свет. Ну а пересыпать в темноте пилюли и поставить баночку на место не составило труда.

Хотя, скорее всего, вся эта операция по освобождению от безумия была придумана совершенно зря. Подмени она баночки, не совершая всех этих манипуляций, – и результат был бы тот же. Отец уже привык, что его дочь – безропотная овечка, не способная на бунт. Вряд ли он присматривается. Главное сам факт.

Успокоив себя этими мыслями, Лиза быстро переоделась и вышла из комнаты.

На веранде дома сидели водитель и охранник и, не замечая ничего, пялились в телевизор, где шла очередная «стрелялка-убивалка». Даже если бы сейчас Лиза прошла мимо них на ушах, они бы, наверное, этого не заметили. Все настолько привыкли к ее безликости и незначительности в этом доме, что на миг стало обидно. Пора все менять!

Лиза прошла к двери и, повернувшись к подчиненным отца, звонко приказала.

– Володя, у меня сегодня дела, так что собирайся, ты – мой кучер!

Водитель сперва даже не понял, откуда исходит голос, столь нагло вырвавший его из мира киногрез, и поэтому добрых несколько минут непонимающе хлопал глазами, переводя взгляд с товарища на телевизор, а после на Лизу, явно считая ее предметом обстановки. Наконец, когда она повторила приказ и, распахнув дверь, начала спускаться по каменным ступеням, до него дошло.

– Лизавета Сергеевна! А я и не понял сразу… умотался за ночь… Так и не прикорнул ни разу. – Он подхватил фуражку и рысью кинулся следом, неумело оправдываясь. – У вашего отца такая невероятно… трудная жизнь! То к б… банкирам, то на пь… приемы… Ни минутки не поспал.

– Все в порядке. – Лиза дождалась, когда водитель откроет перед ней дверцу белоснежного «Мерседеса», подаренного папочкой на восемнадцатилетие, и уселась на заднее сиденье.

Владимир захлопнул дверцу, обогнув машину, плюхнулся за руль, и, нажав на пульте кнопку автоматического открывания ворот, обернулся к девушке, сверкая раболепной белоснежной улыбкой.

– Куда едем?

Куда? А и правда? Куда? В конце концов, она никогда не покупала себе вещи сама, а подстраиваться под вкус отца или домработницы хотелось все меньше и меньше!

– В торговый центр «Фараон». Хочу походить по империи папочки и выбрать себе к предстоящей поездке несколько вещей. – Она улыбнулась ему в ответ, задорно отбросив назад порядком отросшую челку.

Теперь взгляд водителя стал испуганным. Ну еще бы, он, наверное, до этого дня и не знал, что Лиза умеет говорить. Впрочем, неудивительно. Когда от «замечательных» лекарств, прописанных добрым «Айболитом», в голове каша из реальности и кошмаров, то о своих возможностях просто забываешь!

– На дорогу лучше смотри, Володя, – посоветовала она, чувствуя, как ее переполняет чувство радости и гордости за первую одержанную победу.

Видимо, слухи об окончательном помутнении сознания хозяйской дочки разлетелись очень быстро по всему «Фараону», и, судя по всему, виной тому стал Володя, раструбивший всем о ее желании заняться шопингом. Когда? Да кто его знает? Может, когда выходил на заправке? Всего-то дел: предупредить знакомого охранника, чтобы тот сообщил подружке и… завертелось-завелось «сарафанное радио».