Kitobni o'qish: «Злодейка»

Глава 1. Незнакомка

Я очнулась и жадно вдохнула, словно только что вынырнула со дна самого глубокого океана. Несколько минут я приходила в себя, а мысли витали где-то высоко над головой. А потом мертвым грузом рухнули обратно в голову.

Где я? Кто я? Ответов на эти вопросы я не помнила. Я понимала, что передо мной зеленеют и шуршат листвой деревья. Я знала слова, я знала, что рассматриваю руку…

– Ааа! – в ужасе я захотела выбросить ее прочь. На пальцах не было ни единого ноготочка. И на второй руке тоже. И на ногах! Мерзость какая!

Пока я осматривала конечности, обнаружила что совсем голая развалилась посреди леса на аккуратно пришлепнувшейся к земле траве. Я клацнула зубами, дабы убедиться, что они на месте.

– Цык, – чуть не прикусила язык. На месте.

Проведя рукой по гладкой лысине я, уже не надеясь на успех. И не прогадала. Шевелюра отсутствовала.

Что же, осмотр показал, что я довольно худющая девчонка лет двадцати, лысая, с безобразными пальцами. Хорошо хоть с зубами.

– Ааа, – но кричала уже не я, а ребятня, выскочившая на мою поляну.

– Чудище лесное, – вопила противная девчонка.

– Болотная баба! Бей ее!

Еще чего удумали. Я оскалилась и зарычала на них. Ребятня от страха, подхватив портки, кинулась прочь с поляны.

Хорошо, что язык понимаю, а, значит, как-нибудь выживем.

Лысая, безобразная, голая. Хуже не придумаешь, хорошо хоть, солнышко светит и не так холодно. Я огляделась, никаких следов, кроме четко очерченного круга примятой травы. Что же за колдовство такое. Голову торкнуло тонкой и острой, как игла, болью. Я тяжко вздохнула и поплелась по следам засранцев, что в страхе улепетывали от болотной бабы.

Выйдя за границу леса, я, как и ожидала, увидела вдали теплые домики с дымящимися трубами. Ммм, какое-то давно знакомое чувство ностальгии. Игла снова пронзила голову.

Долго наслаждаться ароматами не пришлось. Навстречу выперло пять мужиков, кто с вилами, кто с палкой, а один прямо смертоносный – с косой. Видимо, сопляки нажаловались.

– Добрый вечер, – язвительно поздоровалась я и скрестила руки на груди. – Чего вылупились?

– Там лихо лесное, – озадаченно почесал репу смертоносный. – Мы по его душу в лес идем.

– Ну так, приятно познакомиться!

– Дурная она, зуб даю, так и есть! – промямлил мужичок с тупой лопатой в руках. – Гнать ее отсюда надобно!

– Лучше бы одежду мне нашли, – я раскинула руки и уперла их в тонкую, как тростинка, талию. Мужики судорожно сглотнули. Эх, простота! Плевать им, видимо, что я лысая.

Один тут же начал сымать штаны.

– Эй, поаккуратней, дядя, – оскалилась я, выставляя на показ свое единственное оружие.

– На, – говорит и штанешки свои протягивает. – Прикрой срамоту.

– Срамота у тебя на лице, – огрызнулась я, но штанищи взяла.

Мужики завороженно наблюдали за каждым моим движением.

– Поясок бы! А ты, – указала я на самого чистого, – рубаху свою давай, тебе прятать нечего!

Чистый послушно снял свою рубашку и отдал мне. Смертоносный откуда-то вынул пропитанную жиром и пропахшую потом лямку и протянул.

– Сойдет, – объявила я, когда оделась. Мужики уже не смотрели на меня так вожделенно.

– А ты чего такая…?

– Какая же? – я удивленно вздернула лысую бровь.

– Страхолюдина ты, – заявил мужик из бесштанной команды.

– А от тебя навозом несет на полкилометра! И ничего. Вон сколько у тебя друзей.

Что ж я за человек такой? Они мне помогают, а я язвлю, как злодейка какая-то. Но самое страшное – мне жутко нравится.

Пока навозный выяснял, действительно ли от него несет коровьими экскрементами, я покинула сомнительную компанию, устремившись в деревню. Там меня никто не ждал. Мало того, бабищи не проявляли никакого сочувствия. Повсюду то и дело слышалось:

– Образина.

– Батюшки, гля, ни волосинки!

– Чучело! Тьфу на тебя!

– Иди отседа!

Но кроме как кудахтать, больше ничего и не делали. И то хорошо.

– Поди сюда, – позвала одна на вид сердобольная тетка лет сорока.

Я недоверчиво прищурилась.

– Помощь нужна? – спросила тетенька, маня загорелой рукой.

– Не откажусь.

– Пошли в дом.

Я вошла в невысокую избушку. Рыжая кошка с белым нагрудником подозрительно на меня посмотрела. Я ответила ей тем же.

– Сядь, – женщина подвинула мне стул. – Сейчас будем есть. Пётка!!

На кухню забежал мальчишка, но я засомневалась в этом, когда, увидев меня, он завизжал словно девка, узревшая на пруду мертвяка.

– Ну и чего ж ты верещишь, Пётка? – я глумливо выстрелила глазами в белобрысого парнишку.

– Мама! Это же та баба болотная!

– Пётка. Не баба это вовсе и совсем не болотная.

– Ну она ж лысющая и страш-ш-шная, погляди на нее.

– Хватит! – гаркнула тетка. – Сядь и ешь.

Пётка насупился, но голод поборол отвращение ко мне, и он плюхнулся на табуретку рядом.

– Меня зовут Оксения. Это Пётка.

– Для тебя – Петро, – прошипел мне исподлобья белобрысый. Оксения дала ему подзатыльник и мальчишка снова склонился над тарелкой с желтой жижей.

– А как тебя зовут?

– Не знаю, – я пожала плечами.

– Как же так случилось?

– Просыпаюсь я такая среди леса. А тут Пётка бежит на меня и визжит как поросенок!

– Неправда, – обиделся пацан.

– А что до этого было со мной – не знаю.

– Бедолага ты, – пожалела меня Оксения. – Ешь давай.

Я похлебала довольно скудненький супчик и засобиралась.

– Куда же ты в таком виде, окаянная?

– Да куда глаза глядят, – небрежно бросила я, будто бы даже не собираясь задержаться здесь на ночлег.

– Оставайся, – предложила Оксения, Пётка сердито пыхтел исподлобья. – Завтра сходишь к одной нашей ведунье. Может, она приоткроет завесу на твое прошлое.

– Ну чего бы и нет, – я игриво подмигнула рацану и потрепала его по макушке.

– Надо тебе хоть имя какое пока придумать.

– Зови меня Манька, – в шутку рассмеялась я.

Но тетке и ее сыну имечко пришлось по душе.

К ночи меня уложили на сеновал. Почему-то туда мне не хотелось, хотя других вариантов не предлагали. Скривившись, я залезла в темное логово ночных кошмаров, огромных насекомых и скребущихся грызунов.

Глава 2. Ведунья

-Ма-а-анька, вставай! – громогласно звала меня Оксения. А мне подниматься совсем не хотелось. Ночью я наткнулась рукой на отвратительного гладкого, как моя лысина, жука. Потом в сене подо мной пробежало что-то, норовя забраться под ночную рубаху любезно предоставленную теткой. В общем, ночка не из легких. Уснула я под утро. И, стоило закрыть глаза, как эта мышиноволосая женщина уже завопила мое выдуманное имя.

– Ну что, Манька, пошли к бабке.

Я сняла ночную рубаху и потянулась к своей мужицкой одежде.

– Уф, – скорчила рожу Оксения. – Бог с тобой!

Иглы непонятных видений на мгновенье проскользнули в голове.

Женщина в строгом богатом и оттого красивом костюме сорвала с меня цепочку с кулоном в виде солнца.

– Мы поклоняемся другому богу, – стальной стрелой разрезал ее голос мои перепонки.

– Манька, – Оксения щелкнула пальцами перед глазами.

– Какому богу ты поклоняешься? – беззастенчиво спросила я.

– Единому Праотцу, – смутилась женщина.

– Он как-то связан с солнцем?

– Праотец один, но некоторые считают, что его не существует, – Оксения обидчиво надула губы. – Считают, что нас другой бог бережет! И один из них – Соло – Повелитель Солнца.

– Расскажи еще! – возбудилась я. Хотелось проглатывать новые знания. Мало ли, сколько времени мне жить без памяти. А знать хоть что-то нужно.

– Не вовремя ты, – отмахнулась женщина. – Мы опаздываем. На, – она протянула оливковое платье в мелкий белый цветок. – Это подчеркнет твои глаза. Одно из моих лучших.

Вот я странная. Уже почти сутки с момента моего внезапного появления черти где, а я даже не удосужилась взглянуть на себя в зеркало. Чуть не перевалившись через порог, я бросилась в комнату, где могла взглянуть на свое отражение. С замиранием сердца я ожидала увидеть «образину», как назвали меня деревенщены. Да все, что угодно, но только не это.

Драгоценные изумруды, оправленные в глазное яблоко, испуганно смотрели на худое веснушчатое лицо. Ах, какие у меня изумительные щеки! При беге болтаться не будут. Пугало, конечно, отсутствие ресниц и бровей. Сегодня узнаем у бабки, поправимо это или нет. Я напялила на себя платье-палатку и выпорхнула на крыльцо, где меня уже заждалась Оксения.

– Где отец Пётки? – спросила я пока мы шли к неизвестной старухе.

– Нет у него ни отца, ни матери.

– А ты кто такая тогда?

– Вторая мать.

– Тогда так. Где у Пётки второй отец?

– А не было его, – горделиво вздернула голову Оксения. – Безотцовщина он. А мне и не надо, – взъерепенилась женщина. – Я и сама неплохо по хозяйству управляюсь. Вот и Пётка, между прочим, помогает!

– Расскажи про богов, а? – решила сменить тему я, а то сейчас начнет рассказывать, как без мужиков хорошо, так и не остановишь.

– Семь их было, – недовольно буркнула женщина, видимо, расстроилась, что я слетела с крючка. – Праотец – самый главный из них.

– Давай только без фанатизма.

– Это что за слово такое ты сказала, иностранное?

Я отмахнулась, предлагая продолжить.

– Шесть детей у него, значит, было, – Оксения начала загибать пальцы. – Соло – солнце, Унгель – луна, Шрея – земля, Кай – воздух, Гарелий – огонь, Англеаз – вода. Дети попытались свергнуть своего отца, за что получили поднебесный облик. И живут теперь среди нас – смертных. Нашли же почитателей среди живых, и создали культы свои, изверги.

– Почему изверги?

– Да управы нет на них никакой! У всех свои правила, законы, король наш молодой, неопытный, ничего сделать не может!

– Что же ему, по твоему опытному мнению, сделать нужно?

– Казнить, конечно, или склонить к богу единому!

Я тяжело вздохнула. Оксения, может, и добрая, но мозгов с гулькин нос.

– Допустим, скажут тебе, выбирай: жизнь Пётки или вера в Шраю, Шрею, как ее там… Что выберешь?

– Ересь говоришь, Манька. Никто меня перед таким выбором не поставит!

– Ну, а поставит если.

– Отстань, покуда хочешь иметь ночлег!

– Скучная ты, – я привычным движением отбросила прядь. Стоп! Привычным? Прядь? Конечно, никаких волос у меня внезапно не появилось, но этот взмах такой легкий, такой естественный, он мой.

– Пришли, – Оксения указала на вполне приличный домишко, правда, с облупившейся синей краской, но с аккуратными резными белыми ставенками.

– Баб Донь!

– Кого холера принесла? – в мутное окошко высунулся морщинистый глаз.

– Оксенья это, пришла с девчонкой, про которую сегодня на базаре рассказала.

Старуха вышла и пригласила лишь за ограду, в дом пускать не стала. По раскиданным во дворе доскам во всю бегали, кудахтали и гадили пестрые жирные курицы – пок-пок. Черный пес, здоровый как лошадь, прятался в тени своей будки размером с баньку. Он вяло глянул на меня и коротко выдохнул сухим пупырчатым носом в знак приветствия.

Старуха причмокнула и сказала:

– Сядьте!

Мы послушно присели на занозную лавчонку, старушенция откуда-то вытолкала стол и села напротив.

– Рыжая, – она кивнула на меня.

– Не мудрено догадаться, – сверкнула я редкими веснушками. Старуха недовольно зыркнула.

– Хгляди в хглаза.

– Хгляжу, – передразнила я противную бабку Доню.

– Пакось она. Тебе, – она тыкнула в Оксению, – принесет несчастье.

– Врешь ты все, – не побоялась я нагрубить «ведунье».

Бабка многозначительно посмотрела на тетку.

– Есть что-то более конкретное на меня?

Оксения кивнула, давая понять, что тоже готова слушать дальше.

– Тьфу, – старуха плюнула себе на ладони и растерла эту мерзость по своим рукам. – Давай сюда свою.

– Нет, спасибо!

Оксения больно ткнула меня локтем в бок. Я даже глядеть не стала, как бабка берет мою довольно нежную ладонь в свои слюнявые пакли.

– Не наша, – старуха оскалила кривые желтые зубы в усмешке. – Не отсюда. И живет под покровом Унгель.

– Это один из богов ваших? – спросила я у обеих, но, увидев их лица, добавила. – Павших. Проклятых. Ну не помню я.

– Это луна, – недовольно пояснила Оксения.

– Не хочу ее больше видеть, – проворчала старуха.

– Да и мне не больно-то хотелось, – я резко соскочила с лавки и пошла прочь за ограду.

– Не знаю, Манька, как дальше быть, – посетовала Оксения, последовав за мной. Старуха громко хлопнула оградой. – Баба Доня здесь много чем заправляет и слухи знатно распускает. Про тебя словом тоже обмолвится. День-два и все будут знать, что чужачка живет у меня, да при том горе приносящая и богу нашему Праотцу не кланяющаяся.

– И куда же мне подеваться тогда?

– Не знаю, Маня, куда хошь, туда и денься, только не рады тебе здесь больше.

– Платье тоже сдать?

– Оставь себе, ступай с богом.

– Знаешь куда вместе со своим богом…, – не стала я договаривать, махнула рукой и пошла куда глаза глядят, может, наткнусь на другую деревню и там попытаю счастья.

Глава 3. Стражник

Вся такая решительная и целеустремленная, я пошла в противоположную сторону от Оксении. Тоже мне, единственный на свете добрый человек. Нежданно-негаданно живот издал предсмертный вой. Силы от вчерашней желтой жижи начали покидать меня. И как же я не догадалась выпросить еды с утра? Потому что, кто же знал, что Оксения так подло поступит со мной?

Что-то они со старухой про базар говорили. Не хотелось, конечно, но, наверное, придется что-нибудь украсть, чтобы потешить голод. Обострившееся обоняние меня не подвело, по тонкому запаху жареных пирожков я довольно быстро нашла деревенский рынок. Какое-то представление о базаре у меня имелось где-то в глубоких недрах памяти. И увиденное не совпало с ожидаемым.

Несколько будок с едой и второсортной одеждой, примерно такой же, что сейчас висела на мне, выстроились в полукруг на уделанной конским навозом площадочке. Сами лошади, запряженные в телеги, стояли хвостатым задом к покупателям и отгоняли надоедливых мух. В телегах визжали молодые поросята, верещали цыплята и разлагалось сено. Аппетит пропал, а вот голод нет.

Я вальяжно походила меж продаванов, прикидывая, что можно умыкнуть. Похоже, приняли за покупателя, это хорошо. Мне приглянулся один мужик, жаривший мясо и сочные сарделины прямо на улице. Запах разносился такой, что слюни текли не только у голодного, но и у каждого, кто уже набил себе брюхо на несколько лет вперед.

Ждала-ждала и дождалась.

– Дайте, – говорю, – вон тот сочный зажаристый кусок.

И сверкаю своими глазами-изумрудами. Такая красота, по-моему, дороже всякого золота. Доверчивый мужик. Протянул мне даже в тарелочке, ах, сок стекал по румяным бочкам этого говяжьего кусочка.

– Сколько с меня? – лукаво улыбаюсь я.

– Десять, – крикнул мужик. – Но для тебя, красивая, восемь!

Урод. Той молодушке продал за шесть. Я косо поглядела в ее сторону. Ну, что ж, пора, – подбодрила я себя и бросилась бежать.

– Лови воровку, – закричал жарщик. – Украла!

А я бегу. Мне терять нечего. С ними мне не жить, детей не рожать. А есть хочется. Пока бегу, уничтожаю улики преступления. Прямо на ходу жую вкуснятину. Оборачиваюсь, все еще бежит за мной, гад. А толпа его подначивает. БАМ! Я расшибла нос в кровь обо что-то железное. Мясной деликатес выпал из руки и прокатился, собрав пылищу, по земле.

Стража. Потрясающе. Вернее, стражник.

– Ага, – торжествующее заявил волосатый продаван. – Попалась, воровка!

Я встала, вытирая запястьем кровь, не забыв прихватить обваленный в каменистой пыли мясной кусок.

– Забирай.

Я досадливо кинула в продавана несчастный кусок мяса, так и не успев им насытиться в полной мере.

– Господин стражник, – услужливо залепетал волосатый. – Вот, полюбуйтесь. Эта лысая гадина уволокла у меня товар и не заплатила.

Я очень грустно посмотрела на мужчину в железных доспехах. Ах, как он хорош: широкоплеч, голубоглаз, прямонос, шикарногуб, томновзгляд! Не обстоятельства, так я бы с ним прогулялась. Под луной. Хе-хе.

– Что вы скажете в свое оправдание? – сурово, но с искоркой, спросил стражник.

– Я все вернула, поглядите, – мужчина в доспехах не мог оторваться от моих изумрудов, а я от него.

– Девушка все возвратила, – лукаво подтвердил красавчик.

– Но…, – волосатый озадаченно переводил взгляд то на меня, то на него.

– Расследование закончено, девушка, вы пойдете со мной для дачи показаний.

А я и не против. Если он меня не хочет обмануть.

Мы остались наедине. Я утерла подолом кровь с носу.

– Ты новенькая? – поинтересовался стражник.

– Да, – ответила я, не совсем понимая, о чем речь.

– Как тебя зовут, лысенькая?

– Зови меня Манька.

– Погоняло что ли?

– Вроде того. А ты…

– Марс. Покажи свою татуху.

– Чего? – подивилась я.

– Ну ты точно не из этих?

– Которых? – все больше удивлялась я.

– Праотцовских.

– Не, – замотала я головой. – Я из этих, каких там…

– Вижу, гареловская ты, – и загоготал.

Гарелий, кто ж он там?

– Огненная, в общем. За ухом у тебя пламя набито.

Тут я совсем запуталась. В мелькнувших воспоминаниях я видела солнце, старуха говорит, что я под покровительством луны, а за ухом набит огонь. Что-то не сходится. Кто же я все-таки?

– Не бойся, я из наших. Такой же, как ты. Из клана огня, – чтобы уверить меня, он ткнул своим указательным пальцем чуть ли не в глаз. Там, на подушечке красовался фитилек с маленьким пламенем свечи.

– Мне бы поесть, – шлепнула я его по руке. – Мы ведь, огненные, помогаем друг другу.

– Потерпишь полденечка? Закончу дела. Дойдем до другой деревни, недалеко она, а то тут слишком горячо. Там и поедим. И на ночлег останемся. Но хватит на одну койку только.

– Значит, на полу поспишь.

Марс изначально показался мне горячим мужчиной, но говор его деревенский остудил мой пыл. Как-то туповато он вел беседу. Поэтому койку с ним делить я передумала.

– Девушка со мной, – заявил мой сопроводитель как только мы вошли в непритязательную корчму. Впрочем, с ним никто спорить и не хотел.

Заказали мы две рыбехи в яичном кляре и какую-то брюкву на гарнир. Посчитав ужин за романтичный, корчмарь налил нам по стакану отменного, на его взгляд, пойла. Ммм, романтика.

– Ну так говори, давай, отчего ты лысая такая.

– Жертву принесла Гарелию.

– Благородно. А чего в этих краях неблагодарных оказалась? От общины так далеко.

– А ты чего? – свела неприятную тему я.

– Работаю под прикрытием. Не слыхала чтоль? Община бедствует. Огоний бог, видать, решил покинуть нас. Вождь силу потерял. Вот и приходится покрывать наших повсюду, где встречу.

– Доходили слушки, – я врала безбожно. – Марс – твое настоящее имя?

– Ага. А ты свое не скажешь?

– Нет пока.

Брюкву есть я не стала. Воняло от нее, как от помоев, да и на вид не отличалось особо. А вот рыбу уплела за обе щеки, запила разбавленным винишком и хотела уж откланяться.

– Погоди, Манька. А мне правда на полу прикажешь спать?

– Ну что поделать, Марс? Таков удел приспешников Гарелия – помогать ближнему.

– И то верно. Ладно, пошли.

Ранним утром, когда еще не рассвело, по-тихому, прихватив кошель Марса, я покинула корчму и отправилась на поиски себя.

Глава 4. Пётка

Порывшись в кошельке, я нашла пять золотых монеток, три серебряных и четырнадцать медяков. Кто ж его знает, много это или мало. Хотя… Не много, это точно. Что-то мне подсказывало, что на две койки тут точно хватило бы. Кто-то скажет, что я поганка какая, оставила мужика без денег, но, думаю, он не пропадет. Честно говоря, плевать я на него хотела.

Оглянувшись в ту сторону, где меня бросила на произвол судьбы Оксения, я обомлела. Закат полыхал огненным заревом, дым валил, как от пожарища. Интересно посмотреть, как горят те, что называл тебя образиной? Да нет, не настолько я мерзкая, как мне кажется. Больше всего мне хотелось убедиться, что живы мужики, что помогли мне, и ребятня. Они-то мелкие, еще ничего в этой жизни не понимают, лишь копируют поведение своих родителей. Жить да жить.

Стрелой я помчалась в деревню, понаблюдать, может, помочь. Ноги привели меня, конечно, к дому Оксении и Пётки. Люди кто куда. Огонь охватил каждый дом, пламя с крыш вздыбилось чуть ли не до небес. Мужики пытались что-то потушить, но смысла в этом я не видела. Бабы причитали. Что с них взять.

Полыхающее потрескивание пожара разорвал визгливый ор Пётки. Сопляк точно кричал из пышущего огнем дома. Спасать его никто не спешил. Все ведь заняты своим погоревшим хозяйством. А мне вот, к сожалению, захотелось ему помочь. Недолго думая, я бросилась в дом. Неаккуратно коснувшись горящей балки, я, с изумлением обнаружила, что огонь безвредно лижет мою кожу. Гарелий – бог мой. Красота.

Я ворвалась в дом и заорала, что есть мочи:

– Пётка!

– Манька, – взвизгнул в ответ мне белобрысый погорелец. – Спаси!

Услышав меня, верещать он перестал. А как я его найду, коли он не кричит.

– Пётка!

– Манька!

Так мы перекрикивались до тех пор, пока не нашла я его под кроватью, в полыхающей комнатушке. Он уже даже не кричал, а едва выговаривал мое надуманное имя, теряя сознание. Я и сама скоро его потеряю. Огонь не причинял мне боль, но дым не упускал возможности укутать в свои объятия и напоить слезами удушья.

Я схватила пацана за шкирку и выволокла к окну. Мешающее стекло в раме я выбила локтем и выбросила мальчишку, а затем вылезла сама. Мы с Пёткой потеряли сознание.

– Манька, – меня кто-то осторожно расталкивал. Мне снилась я сама. Но совсем в другом обличье: темные волосы, карие глаза. А я ничего такая.

– Ну, что тебе? – белобрысый взирал на меня с благоговением.

– Манька, ты спасла меня.

– Не благодари.

Я поспешно встала и достала из кармана платья кошель. Цел-целехонек. И монетки, слава, хм, Гарелию, на месте! Шрее – луне и Соло – солнцу тоже слава! А то мало ли. Уже ночь сгустилась над горелым поселком. Я, к слову, выспалась. И даже еда подождет до утра. Только нужно добраться туда, где она есть. Быстрый осмотр окрестностей не выявил ни одной живой души кроме Пётки.

– Где все?

– Разошлись по родне.

– Оксения где, мама твоя?

Пётка пожал плечами.

– Давай выкладывай все, что знаешь, – прищурилась я.

– На рыбалку я пошел, с мужиками.

– С какими еще мужиками?

– Ну ладно-ладно, с пацанами, – закатил глаза Пётка.

– Продолжай.

– Ну и отошли мы, значит, чуть-чуть всего. Санчо и говорит нам, мол воняет горелым. Смотрим из кустов, а там эти землепоклонники скачут прочь из деревни. А потом как все заполыхало. Зуб даю, они это все устроили.

– Кто такие? Что им нужно?

– Главарь у них – аспид, кажный месяц красотку умыкает с деревни. Мамка говорила, что столько и не напасешься. Кончились у нас девки. Некого сдавать. Вот они и огрызлились.

– Змей – предводитель?

– Ага, я сам его видел, являлся как-то раз к бабе Доне, когда мать у нее на сеансе сидела.

– Дальше что?

– Ну пошел я мамку выручать. Только не было ее в доме. Пропала. Как сквозь землю провалилась. Так и не нашел ее. И она меня. Хотя, вот, мы у домика нашего лежали.

– Ладно, Пётка, пора мне. Бывай.

– С тобой я пойду.

– Исключено. Шуруй своей дорогой. Тоже к родне давай улепетывай.

– Нет у меня никого больше. Ты одна осталась.

– Чего?! Не нужен ты мне. И никто я тебе вовсе.

– Спасла меня, вот теперь неси ответственность.

– Ты слов-то таких где нахватался?

– Неси-неси, – упрямствовал Петро.

– Иди своей дорогой, – оскалилась я.

– Нестрашная ты. Ошибался я.

Ишь ты, какой прилипчивый вдруг сделался.

– Пошел прочь! – гаркнула я. Компания малолетнего мальчонки вовсе не прельщала. – Иди куда хочешь.

– Хорошо, – согласился, наконец, парень.

Я съежилась. Хоть лето и буйствовало вовсю, все равно по ночам холод пробивался через кожу мурашками. Пора идти куда-нибудь. И отправилась я по большаку. Захотелось даже присвистнуть какую-нибудь песенку, да вот только ни одну я не помнила.

Сзади кто-то кашлянул.

– Пётка! – я испугалась даже. Совсем неслышно шел за мной столько времени! – Я тебе что сказала, иди своей дорогой.

– А я иду! Я же не виноват, что она с твоей совпадает.

– Не отстанешь от меня?

– Не.

– Ну тогда, – я дождалась, когда он сравняется со мной, – веди ты. Знаешь, где здесь город, да побольше?

– Знаю, – обрадовался белобрысый.

До утра мы бодро шествовали навстречу неугомонным огням города, но так и не пришли. Желудки сводило от голода, ноги подкашивались.

– Есть хочу, Манька.

– В лесу есть ягоды, пошли пособираем.

Но сочными плодами природы сыт не будешь, душа требовала плоти.

– Деревни тут есть?

– Помню Саранчаевку недалеко отсюда.

– Веди.

Саранчаевка больше походила на маленький городок: двухэтажные каменные домишки, купцы в арендованных помещениях и не одна корчма, а целых две! Выбрали мы «Громыхающую молнию Праотца». Пришлось потратить целую золотушку на ночлег и трехразовую пищу на полтора человека.

– Ты правда ничего не помнишь? – спросил перед сном у меня Пётка.

– Правда.

– Мне учительница в школе говорила, что нужно вернуться на то место, где ты все забыл, и тогда – вспомнишь.

– Не можем мы вернуться, Пётка. Столько прошли уже.

– Можно еще написать письмо.

– Какое еще письмо?

– Родителям. Чтобы все стало хорошо.

– У меня и так все хорошо, – раздраженно ответила я.

– Не похоже, – Пётка отвернулся и прихрапнул.