Kitobni o'qish: «Сказки Освии. Магия в разрезе»

Академии

За стеной, наконец, перестали орать. Глаза слипались. Спать хотелось ужасно. Я встала, налила чай в красивую фарфоровую чашечку, прихваченную из замка жениха, и подошла к окну. На подоконнике, опустив листья, в муках умирал вверенный мне редчайший целебный цветок федикус лютераниус, или просто лютик. Какая великая судьба ждала бы его, если бы он попал в другие, более заботливые руки! Он мог бы войти в состав омолаживающего, ранозаживляющего, очищающего от ядов, желчевыводящего, успокоительного и многих других зелий. Теперь, увы, его ждала менее завидная участь.

В плачевном состоянии лютика стоило винить не только меня, но и старую традицию академии магии давать первокурсникам растения для ухода. Она была призвана выработать в учениках терпение и ответственность. Не знаю, какого именно из этих качеств мне не хватало, но лютик разве что по-человечески не говорил, как ему плохо. Крошечная комнатка, ставшая для него могилой, а для меня домом, была тесной и старой. Потолок протекал, оконная рама пропускала малейшее дуновение ветра, краска на стенах покрылась разноцветными пятнами неизвестного происхождения, и в целом комната выглядела неуютной.

Обреченно уперев взгляд в самое большое пятно, оставленное когда-то одним из нерадивых учеников академии, я завидовала лютику. Он мог не сдавать экзамены, в отличие от меня. Чтобы еще немного потянуть время, я протерла пыль с увядающих листьев, отсчитала ровно пятьдесят капель воды под корни цветка, и снова согнулась над учебником. Оставалось повторить еще пять билетов по три вопроса в каждом, небо за окном уже начинало розоветь, предвещая скорое наступление утра.

– Мать Хранительница! Если я сдам сегодня экзамен – обещаю найти способ спасти этого доходягу! – ткнула я пальцем в лютик, захлопнула учебник, и блаженно вытянулась на кровати, уютно завернувшись в одеяло. Пять билетов из трехсот – это не так уж и много.

Будильный камень, скачущий по столу, поднял меня своим жутким стуком, едва я закрыла глаза. Я дернулась, совершенно забыв о книжной полке над кроватью, и хорошо приложилась об ее угол лбом. Боль вспыхнула, и растеклась горячей волной под мое завывание. В стенку справа тут же зло замолотили разбуженные старшекурсники. Они свой последний экзамен сдали вчера, и теперь отсыпались после грандиозного празднования. Я стукнула в ответ, они ночью не позаботились о том, чтобы вести себя потише и не мешать мне учиться. Особенно выделился, как всегда, Комир, горланя громче других, ломясь в мою дверь и рассыпая вредительские заклинания. От последних меня защищал простенький казенный магический щит, стоящий в каждой комнате для безопасности, но крики не давали сосредоточиться.

Кое-как собравшись и умывшись, я сунула в рот пирожок, который заботливая няня Мэлли прислала почтой, осторожно приоткрыла дверь комнаты, и выглянула в коридор. Там уже шли, спотыкаясь едва ли не на каждом шагу, такие же сонные и помятые студенты-первокурсники, как я. Нас ждали учителя, продажные и неподкупные, строгие и мягкие, глупые, и наоборот, слишком умные, тянущие жилы и философски относящиеся к студенческой лени.

Теснясь вдоль стен, ученики несли тяжелые сумки с учебниками, старательно обходя ковер. Никто не хотел пачкать обувь об его многовековую пыль. Когда-то, очень давно, этот ковер был призван украшать коридор студенческого дома, а теперь лежал здесь только потому, что не находилось смельчака, способного выкинуть его на помойку, где ему было самое место последние пятьдесят лет. Директор академии магии объявил невероятно щедрое вознаграждение тому, кто решится убрать этот ковер – смельчак освобождался от летних экзаменов. Даже это не смогло заставить студентов побороть отвращение, хоть они как правило были из небрезгливых и часто за неимением нормальной еды варили садовых улиток.

Протиснувшись в коридор и на ходу поправляя туфли, я втерлась в ряды первокурсников прямо за Дарином, высоким рыжим парнем, которого взяли в академию благодаря таланту родителей дать кошель нужного веса в правильные руки.

– Ты сколько билетов выучила, Лиса? – бросил он через плечо, когда заметил меня за спиной. Его не волновал экзамен, он и так знал исход. Пусть учителя не поставят высокую оценку, но даже если он не скажет ни единого умного слова, ему разрешат продолжить обучение, а большего ему и не нужно.

– Первые двести девяноста пять, – поморщилась я. Пять невыученных билетов проедали совесть и вызывали неприятное покалывание в спине.

– А я последние пять, – хохотнул Дарин. – Вдвоем мы выучили ровно три сотни! Может объединим усилия?

Я понуро качнула головой. Нет. Я не имела права на нечестность. За моей спиной стояли король Альберт и его брат, мой жених, герцог Рональд, и хоть пока никто об этом не знал, я не хотела подводить их и должна была быть образцом честности, старательности и мастерства. Из-за этого были все мои бессонные ночи с книгами, бесконечные повторения заклинаний, упорные занятия и тренировки, и отчаянная беспомощность в попытке спасти лютик.

– Спорим на пять капель очередки, эта зубрила вытянет один из пяти, что не выучила? – съязвил кто-то за моей спиной. Можно было даже не оборачиваться, я и так знала, что это был Комир, его выдавали привычные заносчивость и себялюбие, а я чужие эмоции могла видеть не хуже собственного отражения в зеркале. Сам-то Комир нисколько не беспокоился об экзаменах. Он учился на последнем курсе академии, был лучшим студентом и невероятным красавчиком. Девушки к нему прямо-таки липли, доводя его и без того немаленькое самомнение до запредельного уровня. До этого года Комир учился кое-как, но с момента моего появления в академии внезапно стал лучшим студентом, щелкал сложнейшие задачи как орешки, превосходно выплетал заковыристые заклинания и умудрялся объяснять учителям их предмет. Маги пророчили ему великое будущее, студенты завидовали, девушки обожали, а богатые господа постоянно присылали приглашения поступить к ним по окончании академии на службу. Комир упивался своими победами, успехом и популярностью. Это никому и никогда не шло на пользу, а его испортило окончательно, превратив в высокомерного насмешника.

– Спорим, – охотно согласился Дарин. – На пять капель очередки и еще… – она на миг задумался, а потом с азартом добавил:

– Если зубрила вытянет один из двухсот девяноста пяти выученных – ты напишешь за меня курсовую. Если вытянет один из пяти невыученных – я пойду за тебя отрабатывать болотную практику.

– А если я сдам экзамен на отлично – вы двое спасете мой лютик! – влезла я, пытаясь вынести хоть какую-нибудь пользу из ситуации. Я мельком глянула через плечо на Комира. Несмотря на вчерашнее веселье, старшекурсник был неподобающе бодр и свеж. Уверенным шагом он шел вдоль стены, обходя ковер.

– Хотела бы я знать, какие дела заставили тебя подняться в такую рань! – полюбопытствовала я. – Экзамены ты уже сдал, уроков нет, до завтрака еще далеко.

Комир неожиданно встревожился, ему очень не понравилось, что я обратила внимание на такую, казалось бы, безобидную мелочь. Хоть он и пытался не выдать внезапный страх, но от меня его скрыть было невозможно. Я могла даже с завязанными глазами понять, что именно чувствуют окружающие. У Комира к тому же плохо получалось скрывать переживания. Он занервничал, грубо ляпнул: «Не твое дело!» пытаясь спрятать страх за грубостью, перепрыгнул через ковер на другую сторону коридора и пошел быстрей, обгоняя других студентов.

Я на мгновение даже замерла, глядя на его красивую широкую спину в дорогой камзоле, поспешно удаляющуюся от меня. Я припомнила, что Комир всегда пропадал куда-то по утрам до занятий, один, без обычной компании обожателей, а это было так на него не похоже. Он рвался быть лучшим только ради всеобщего признания, и отказываться от него было все равно, что носить воду из далекого колодца, чтобы вылить в канаву с отходами.

Впрочем, эти мысли выветрились, едва я ступила в учебный корпус академии. На столах кабинета уже были разложены девственно чистые листы бумаги. Учителя шуршали билетами, с удовольствием перемешивая их. Студенты один за одним подтягивались к учительскому столу, с паникой выбирали один билет, стараясь найти меченый, промахивались, и обреченно брели думать над ответами. Я поборола трусость, пошла вперед и выбрала одну жесткую карточку наугад. Перевернула. Билет номер двести девяноста семь. Один из пяти. Проклятый Комир оказался прав. Дарий этого не знал, и, светясь от счастья, объявил учителям номер своего билета:

– Двести девяноста девять!

Я бы поразилась его противоестественной везучести, если бы не знала, что ему придется отрабатывать болотную практику за Комира и публично пить очередку в дальних углах академического сада, под смех и улюлюканье однокашников. Никто не помнил, когда студенты впервые ввели традицию спорить на распитие очередки, но к моему появлению в академии эта игра существовала уже много лет, и ее правила были строго регламентированы. Главными из них были два: пить только на свежем воздухе из-за отвратительного запаха настойки, и никогда, ни при каких условиях, не давать спорщикам больше семи капель. Целью было повеселиться, а не довести врага до позорной смерти в неожиданном месте или в странной позе. Это были правила, написанные чьей-то кровью. Да никому и не хотелось валяться до утра без сознания, беспомощным против буйной фантазии товарищей. Даже просто нанести настойку на кожу было неприятно, не говоря уж о распитии.

К слову, иногда, втайне от студентов, учителя тоже выясняли отношения подобным образом. Они собирались в глуши запущенного сада академий и там доказывали друг другу, чья магическая теория правильнее, распивая сомнительное зелье. От студентов скрыть это было невозможно – их нюх был настроен на зловонные испарения очередки. Они могли определить по запаху, где собирались учителя, и даже кто из них победил. Что касалось меня – я очередку не пила, потому что умудрялась и без нее говорить много глупостей.

Вздохнув, я согнулась над листком бумаги и стала писать ответы. Получалось на удивление ловко. Выученные сотни вопросов оказались прочным, надежным фундаментом, на котором легко выстраивались кирпичики понимания, и пропущенные крохи сами вставали на места.

Когда ответы были выложены ровными строками на листе и заполнили его полностью с двух сторон, я обернулась и взглянула на Дарина. Он растерянно потирал затылок, над небольшим абзацем, написанным нарочно крупными буквами. Его уверенность сменилась недоумением, бедняга сам не понимал, как получилось, что он не смог ответить на выученные им вопросы. Он уже понял, чем закончится для него день, и все равно ему было проще, чем мне. Для него все обернется плохой отметкой и несколькими часами беспамятства – последствиями очередки, а меня еще ждет военная академия.

Я положила голову на листок перед собой и уперлась взглядом в гору студенческих сумок, сгруженных в углу кабинета. Из моей торчал деревянный меч, с обмотанной кожаным лоскутом рукоятью. В этом году мы провели столько незабываемых часов вместе! Сколько раз я лупила им по дереву в надежде, что он наконец сломается и у меня появится пара дней отдыха хотя бы от него, но чертов меч был сделан на славу и ломаться не собирался, постоянно напоминая мне о глупости, которую я совершила.

Мысли пойти на курсы боевой подготовки в дополнение к основным предметам, появилась у меня сразу, как только я поняла, что все равно вынуждена буду уехать из замка герцогов. Военная академия с удовольствием распахнула передо мной свои двери, хоть все внутри меня и кричало: «Только не это!». Однако, год назад я хорошо прочувствовала на личном опыте, что умение бегать может однажды спасти мне жизнь.

Главной же причиной, почему я решилась пойти туда учиться – был Рональд. Покидать замок для учебы в академии магии было для меня ужасно мучительно, а Рональд, вопреки ожиданиям обрадовался моему отъезду. Со своим противным великодушием, благородством и ответственностью, он хотел дать мне возможность влюбиться в кого-то кроме него. Меня это обидело, и в споре я крикнула:

– Тогда пойду еще и в военную академию, там мужчин больше, и все они наверняка подтянутые и симпатичные!

Ему идея понравилась, а мне гордость не позволила отступить, и теперь я и деревяшка со свинцом внутри, вынуждены были трать много времени вместе. Если бы я знала тогда, как будет трудно, я бы держала язык за зубами. Впрочем, учебу в двух академиях одновременно можно было бы потянуть, если бы не Василика. Она стала моим личным кошмаром. Это была единственная, кроме меня, девушка в военной академии. Из тренировочной формы она не вылазила. Ее кожаные штаны и куртка туго обтягивали грудь и бедра, делая фигуру очень соблазнительной, но никто из вояк не смел даже глаз поднять на эту опасную красоту. Подозреваю, что Василика карала за такую дерзость безжалостно. Для этого у нее в арсенале всегда были с собой короткий нож, длинный нож, меч и арбалет. Всем перечисленным она владела в совершенстве. Кроме прочего, иногда из ее многочисленных карманов торчали еще и маленькие бутылочки. Не знаю, что там она хранила, скорее всего, яд, который сцеживала с себя по ночам. Говорила Василика с акцентом, едва заметно картавя. В трактире у родителей останавливались чужеземцы, и я различала акценты безошибочно. Василика могла обмануть кого угодно, но не меня. Я знала наверняка, что она приплыла в Освию из Аскары, и готова была поклясться, что Василика – шпионка.

На занятиях меня всегда ставили с ней в пару. Логика учителей была проста, они объединили нас по половому признаку. Вот только мы обе были с этим не согласны. Я бы предпочла тренироваться с кем угодно, но не с ней. Ни один из парней не стал бы лупить меня в полную силу, да и техника их хромала не меньше, чем моя, и у меня был бы шанс. С Василикой у меня шансов не было. Я ужасно бесила ее своей неуклюжестью и медлительностью. Нет, я не была медлительной или неуклюжей, просто Василика дралась лучше, чем некоторые учителя. Ей надо было учить, а учиться. Вояки явно не горели желанием оказаться на моем месте. Они, видно, уже испытали на своей шкуре, насколько у нее тяжелая рука и плохой характер.

В военную академию приходили учиться девушки и до нас, но, как правило только для того, чтобы найти себе пару и сразу же сбежать. Василика была не такая! Она пришла постигать искусство убивать, желательно мучительно и голыми руками. Из-за того, что ей досталась такая слабая напарница, она решила отработать на мне все способы, которыми можно сделать человеку больно. Василика вымещала на мне злость и отделывала даже деревянным мечом так, что места живого не оставалось. Она мечтала начать карьеру убийцы с меня, но пока довольствовалась только синяками. Зато какие это были синяки! Они были достойны кисти художника. Их волшебные переливы от нежно-зеленого с желтизной до фиолетового с черненькой каемочкой, заслуживали восхищенные возгласы всех, кто их видел.

Иногда в тяжелые минуты после тренировок я мечтала, что однажды Василика и Комир встретятся на поле боя. Дальше моя фантазия рисовала радужные картины возможных последствий, и я долго сидела с глупым выражением на лице.

В отчаянной надежде когда-нибудь отбиться от Василики, каждое утро перед занятиями я выходила на пробежку, а вечером на закрепляющую тренировку. В качестве соперника я выбрала одинокое дерево, опрометчиво росшее в стороне от остальных. Дерево выглядело очень несчастным. Следы от меча на его коре сказали бы внимательному наблюдателю, как сильно я хочу кому-то сделать больно.

Над моим ухом хмыкнули, я подняла голову и поняла, что задремала, а за моей спиной стоял учитель и читал с моего листа через плечо. За другими столами уже никого не было, студенты разошлись, учителя блестя положенными для магов лысинами, жевали булочки и прихлебывали чай. Учитель за спиной опять хмыкнул, с некоторым любопытством, взял из-под моих рук листок и пробежал глазами. Потом нагнулся к моему уху, и едва слышно шепнул:

– Это, похоже, высший балл, не будь я лучший маг в этой комнате! Но ты точно уверена, что лунные лилии каким-то образом влияют на сновидения? Впрочем, не важно. Все равно теперь их нигде не раздобыть.

– Который час? – опомнилась я, суетливо подхватывая со стола свои вещи.

– Половина четвертого, а что?

Я застонала, на занятия в военную академию я уже опоздала. Пред глазами встала насмешливая ухмылка Василики, убедившая меня окончательно, что сегодняшнюю тренировку я пропущу.

Про синяки и месть

Раньше обе академии – магическая и военная, стояли в городе. Вражда между ними шла со дня их основания, принося много неприятностей местным жителям. Днем студенты были заняты учебой, а вот по вечерам… По вечерам начинались проблемы. Студенты обеих академий разбредались в поисках наилучшего способа отдохнуть и провести время, клянчили деньги у прохожих и устраивали на них пирушки, неизменно заканчивающиеся драками.

Почти после каждых выходных приходилось восстанавливать пострадавшие от неудачно пущенных заклинаний стены, чинить заборы и вставлять стекла, разбитые чьими-то крепкими от знаний головами. Порой приходилось снимать всю оконную раму вместе с торчащим из нее телом.

К счастью, студенты всегда выживали. Их жизнерадостность заставляла срастаться раны и молодые кости очень быстро. С новыми силами и удвоенным энтузиазмом они возвращались в неровный и нетрезвый строй своей академии, чтобы отомстить врагу за прежние обиды.

Местные жители в радиусе пяти миль привыкли не досчитываться по утрам кур в курятниках, овощей в подвалах и огородах или сапог, опрометчиво оставленных под дверями. Порой студенческая фантазия шла дальше здравого смысла и исчезали совсем уж неожиданные вещи.

Постоянные жалобы заставили прадедушку бывшего короля Альвадо перенести эти учебные заведения за город, в надежде, что студентам будет нечем заняться посреди леса, и они снизойдут до учебы. Кроме того, построить заново две академии и дома для студентов, оказалось дешевле, чем устранять последствия погромов каждую неделю.

План короля удался. Студенты погрустнели, деньги и горючие жидкости стали недоступны, боевой азарт спал. Заняться было нечем, и студенты со стоном взялись за учебники. До чего только не доводит скука! Их неокрепшие умы наконец-то получили пищу. Успеваемость у магов сильно выросла, вояки стали приходить на тренировки бодрыми и выспавшимися, но практики стало меньше и у тех, и у других. Так прошли три месяца невыносимой скуки. Унылое чтение учебников и стандартные тренировки почти сломили их дух. Тоска по прежнему веселью была так сильна, что однажды представители обеих академий встретились на высоком собрании, чтобы обсудить, как же улучшить ситуацию.

Решение могло быть только одно – продолжать враждовать, несмотря на трезвость. Эта идея вдохновила их и вернула жизнерадостность. Первопроходцы подписали военный договор, который обязывал обе стороны периодически нападать друг на друга, устраивать засады и применять нестандартные и грязные методы. Организаторы пожали руки и на радостях дали друг дружке в глаз, чтобы закрепить соглашение, после чего, счастливые, разошлись по домам.

Жизнь для студентов снова стала веселой. Они много усилий тратили на то, чтобы придумать достойную пакость для противника. Преподаватели закрывали глаза на постоянные потасовки между своими учениками, слишком уж радостными были их подбитые лица.

Эта вражда велась до сих пор, и была причиной того, что ко мне не проявляли достаточно доверия и дружелюбия в обеих академиях. Мне повезло пропустить вчерашнюю тренировку – вечер закончился грандиозной дракой, какой давно не бывало в стенах академий. Обе стороны понесли серьезные потери, пострадали все, кто оказался рядом, реки крови из разбитых носов, множество поросших водорослями голов, безвозвратно утерянные вещи и зубы. Меня точно бы зацепило, если бы я проходила мимо.

Тот вечер оказался роковым, не уцелел никто. Досталось даже Комиру, хоть до этого он ни разу не проигрывал. Он всегда участвовал в начатой некогда войне между академиями, с удовольствием забрасывал простенькими заклинаниями вояк, осмелившихся устроить на него засаду, и учил своих прихвостней тому же. Его жертвы долго потом ходили с шерстью на ладонях, зелеными зубами или рогом на лбу. Комир был беспощаден, и новички запоминали его навсегда. Но вчера все сложилось иначе. Как в моих самых сладких мечтах, Комир повстречался с Василикой…

Я узнала об этом еще ночью, а утром, когда шла на пробежку, с некоторым злорадством заметила, что у Комира подбиты оба глаза. На это я обратила внимание раньше, чем на то, что студент пробирается кустами к воротам академии. В промозглой дымке пустого мертвого утра так мог вести себя только человек, задумавший недоброе.

Комир меня не заметил, воровато оглянулся, отодвинул один из прутьев забора, и легкими быстрыми шагами направился к чернеющему за академиями лесу. Я тихонько прошла к ограде, прячась за деревьями, и остановилась за ближайшим к забору. Сплошная чернота старого елового леса колыхалась. Его верхушки пиками устремлялись в небо и качались на ветру, подобно водорослям в толще воды. Комир казался совсем не таким уверенным, как в отопленных коридорах академии. Трудно было описать, как сильно он боится.

Комир замер перед стеной леса, поклонился до земли кому-то невидимому, и только тогда от одного из деревьев отделилась высокий тонкий силуэт. Сгорбившись, Комир прошел вперед, силуэт последовал за ним. Мгновение – и они оба скрылись в плотном сумраке леса.

Стало понятно, куда пропадал по утрам Комир, забыв про друзей и наплевав на ранние подъемы. Всегда ли он сбегал в лес, или только в последний год, когда неожиданно для всех стал лучшим в академии студентом. Почему он шел за незнакомцем, если боялся его до смерти?

Неприятных холодок дурного предчувствия прошел по спине. Да, ко всем студентам приезжали гости, привозили корзины с едой, уводили своих любимых детей, братьев, женихов на прогулки или даже забирали на время домой, но в этот раз все было иначе. Мой дар видеть чужие эмоции, надолго успокоенный размеренной жизнью и мелкими учебными проблемами, всколыхнулся штормовой волной, предупреждая, что спутник Комира перепачкан черной, тугой, как смола ненавистью, и в его душе нет даже горошинки света.

Предчувствие чего-то необратимо-дурного тяжелым сырым туманом осело в душе, а вверху, над пиками деревьев, плотным облаком кружили непривычно молчаливые вороны. Несмотря на всю неприязнь к Комиру, мне хотелось крикнуть ему в спину: «Беги!» но невидимая связь между ним и незнакомцем из леса почти ощущалась физически, и мои слова уже вряд ли могли что-то исправить.

Сведя брови, я отошла от забора и взялась за меч. Сегодня я тренировалась особенно усердно. Несчастное дерево содрогалось под моими ударами, но в этот раз я думала не о Василике, а о странном чужаке, тенью вышедшем из леса. Сегодня даже Василика не смогла меня отлупить как обычно.

Вечером, едва я вернулась к себе и прислонила тренировочный меч к шкафу в углу, как в комнату постучали. Я сунула пирожок в рот и пошла открывать, на ходу стягивая потную кожаную куртку. На секунду замерев перед дверью я внутренне прислушалась. Это было лучше вопроса «Кто там?», по эмоциям я сама могла догадаться кто и с какими намерениями.

«Сам ко мне пришел, голубчик», – подумала я. Самодовольство и гордыня человека за дверью, с головой выдавали Комира. Они красной нитью вышивали его эмоциональный узор, и только всмотревшись, можно было заметить прозрачную, едва уловимую нить страха, которая никуда не исчезла. Возможно, Комир и сам ее не замечал, такой тоненькой она была, но натяжение, которое создавали ее стежки, неумолимо выдавали себя, стоило только потянуть за ее конец. Я открыла дверь, все еще дожевывая пирожок, но мыслями вернувшись в сырое утро, туда, где высокая тень шла за Комиром в лес.

– Привет, Лиса! – развязно поздоровался мой гость.

– Привет! – серьезно ответила я. Комир немного смутился от моего тона. Он привык, что стоило ему заговорить, как его начинали обожать или бояться. Со мной это не сработало. Мое сердце крепко занял герцог Рональд, добрый и надежный, верный и преданный, великодушный и гордый, затмевающий собой в моих глазах всех других мужчин. Что касалось страха – сейчас я точно смогла бы вытолкать за дверь любого студента. Уверенность мне придавал тяжелый тренировочный меч, и я была не настолько плоха, чтобы промазать.

Не дожидаясь приглашения, Комир бесцеремонно отодвинул меня в сторону и не спеша вошел. Под глазами его красовались синяки, которые он не смог спрятать ни заклинанием, ни пудрой. Магия тяжелого кулака оказалась сильнее магии пудры и примочек.

Комир осмотрелся, увидел на столе тарелку с пирожками и, не спросив разрешения, взял три, два спрятал в карманы, а третий не стесняясь стал жевать, глядя мне в глаза. Я подавила стойкое желание вытолкать его за дверь, и, скрестив руки на груди, стала ждать объяснений. Я думала, что Комир заговорит о своих утренних прогулках, о лесе и силуэте, о страхе и опасности, но вместо этого он указал надкушенным пирожком на свои глаза и ляпнул:

– Меня подбили, Лиса!

– Знаю, – равнодушно пожала плечами я. – Это все, или тебе есть, что еще сказать?

Комир стушевался, но, чтобы не терять лицо продолжил в своей развязной манере:

– У нас, Лиса, сегодня собрание, и мы тебя на него приглашаем.

– Откуда такое великодушие? – сыронизировала я.

– Дело одно есть. Ты нам всегда нравилась, пойдем, познакомлю с ребятами, попьем…кхе… чаю, приятно проведем вечер в хорошей компании.

Я была уверена, что никогда не нравилась Комиру и шайке прихвостней, собравшихся вокруг него, но происходило что-то очень плохое и необходимо было разобраться – что именно. Перед моими глазами не исчезал образ черной тени, которая выходила из леса, надевала Комира подобно кукле-варежке на руку, и, прикрываясь им, пробиралась под защитный купол академии магии. Чувство опасности опять остро кольнуло, сведя живот и пройдясь холодной дрожью по кончикам пальцев.

– Пойдем, – решительно и твердо сказала я, поворачивая на пальце кольцо, подаренное мне Рональдом.

С сожалением я бросила взгляд на деревянный меч, расценила что взять его не получиться, вздохнула и пошла за Комиром, повторяя в голове все заклинания, которые могли мне пригодиться. Комир перед выходом прихватил с блюда еще два пирожка, и ловко обходя ковер, продолжал жевать.

Идти пришлось не долго, Комир жил этажом выше. Широким жестом он толкнул дверь своей комнаты, и я невольно выдохнула. Комната была битком набита студентами. Они сидели очень плотно, кто на кровати, кто на полу, кто на подоконнике. Некоторые стояли, прислонясь к стене. Одна девушка устроилась у прыщавого паренька на коленях и выглядела очень довольной. Еще одна девица, рыжая, едва мы вошли, обвила шею Комира и чмокнула его в перепачканную крошками щеку. Надменно и вызывающе она посмотрела на меня, желала уловить искорку зависти. По ее мнению, мне такое счастье и не снилось.

Рыжая не одна смотрела с неприязнью. Почти все в комнате испытывали в лучшем случае равнодушие, а некоторые открытую враждебность, но от них не исходила та леденящая душу ненависть и бесконечная необузданная ярость, которые я видела у леса. Того, к кому ходил Комир здесь не было.

Впрочем, я рано обрадовалась. Комир снял руки рыжей подружки со своей шеи и закрыл за собой дверь. Пристальные любопытные взгляды с легкой брезгливостью изучали мою потную после тренировки рубашку, затертые на коленях штаны, растрепанные русые волосы и обломанные ногти на погрубевших от меча пальцах. По спине щекотными мурашками прошло ощущение, что я основательно влипла, в голове непрошено всплыл образ сколотого по всей длине меча, так и оставшегося в комнате у шкафа. Я дернулась к двери, но Комир перегородил мне путь.

– Не торопись, Лиса! Я же сказал, что у нас к тебе дело, – сказал он почти дружески, ощущая свою силу и власть. В его насмешливых глазах читалось злое: «Теперь никуда не денешься!»

– Ты давай, присаживайся, не стесняйся, – Комир поднял за воротник белобрысого паренька, сидевшего на кровати, освобождая место для меня. – Посидим, поговорим, как воспитанные люди. Ты будешь хорошей девочкой и расскажешь нам, чем занимаешься в академии у вояк, а мы тебя за это не станем обижать.

Он все так же перегораживал двери, я прикрыла глаза, пытаясь считать эмоции каждого. Это было трудно, в крошечной комнате собралось слишком много людей, их подобострастие, насмешка, любопытство, предвкушение, смешивались в густой кисель, из которого трудно было выделить кто именно среди собравшихся испытывает ко мне глубокую симпатию, а она там была, и, если вычислить ее хозяина, можно было рассчитывать на помощь. Комир не дал мне долго думать. Он неправильно истолковал мою заминку и довольно улыбаясь поторопил:

– Ну, мы ждем!

Тогда я твердо посмотрела на него и громко, так, чтобы все слышали, сказала:

– Если ты хочешь разговора – ты его получишь. Твой план прозрачен, как воды Бирюзового моря. Ты привел меня сюда, чтобы заставить пронести под купол вояк что-то запретное и отомстить за синяки, перепачкав мои руки, а самому остаться чистеньким. Одного я не понимаю, почему глупые драки для тебя важнее, чем тот, к кому ты ходишь в лес? Он куда страшнее всех вояк вместе взятых и хочет убивать. Ты уверен, что он не использует тебя, чтобы пронести под наш купол твоими руками что-нибудь очень плохое и уйти безнаказанным? Расскажи своим друзьям про него, тогда я, если кому-то будет интересно, поведаю о своих скучных тренировках в военной академии.

В комнате повисла тишина, не нарушаемая даже дыханием. Теперь все смотрели на Комира. Кровь отхлынула от его лица, бледные, почти бесцветные губы дрожали, на лбу проступили капельки пота, а страх собрался в густое красное облако с четкими границами. Он оказался кошкой, которую загнала в ловушку уже зажатая в когтях мышь.

Все ждали от него ответа, какого-то действия, но Комир никак не мог справиться с оцепенением, так и стоял, замерев, словно статуя. Я спокойно прошла мимо, никто не попытался меня остановить. Уже держась за дверную ручку, я обернулась и еще раз внимательно посмотрела на собравшихся. В этот момент я словила на себе уважительный взгляд Освальда, своего однокурсника, которого не заметила сразу. Его ясные голубые глаза под густой волной вьющихся волос, смотрели немного насмешливо. Сомнений не было – это он был тем единственным человеком, который с самого начала желал мне добра. Больше ждать мне было нечего, я развернулась и пошла прочь, оставив дверь открытой. Комната немедленно ожила гудением, слетевшее вмиг оцепенение сотрясло стены криком Комира: