Kitobni o'qish: «PRO литературу.»

Shrift:

Для автографов

О душе замолвите словечко!

Кто знает, где душа человека? Мало кто изъяснит это. Но чувствовали – как она болит. Человечество в целом согласилось с тем, что душа точно есть – хотя, как и мысли, которые никто не потрогал, не рассмотрел в микроскоп, она тоже не видна глазам.

Из религиозной литературы людям известно, что душа – сущность человека, а вернее – важная суть личности. Душа имеет чувства: ненавидит, мучается, печалится, либо наоборот – радуется, наслаждается, веселится, любит. Душа разумеет, сознаёт, имеет память, мыслит. Душа может желать пассивно, либо страстно, или отвергнуть прежние намерения.

Душа таинственна, сколько бы о ней ни написать! Кто-нибудь знает – что в человеке? Сами люди порой не знают себя, пока не опустятся на самое дно своей сущности. Прозаики, постигая внутренний мир людей, повествуют о них в произведениях художественной прозы, описывая личность настоящих и вымышленных типажей, либо в публицистике пишут очерки о реально живущих людях или ушедших в мир иной.

Но бывает, произведение – даже и несмотря на наличие диалогов, большое количество страниц и заявленный жанр – оказывается лишь байкой, некоей story про ситуацию или обстоятельства жизни описанных там персонажей. Такое впечатление возникает потому, что действующие в тексте люди не описаны психологически точно, либо этому фактору уделено очень мало внимания. В итоге читатели не понимают внутренний мир персонажа, либо он предстаёт перед их мысленным взором другим человеком, поэтому они не верят в его поступки и(ли) слова. Описанный драматургом или писателем герой не может – с точки зрения науки о душе – действовать и говорить определённым способом: это отнюдь ему не присуще на основании возраста, социального статуса или других параметров, заданных автором. В байках – в отличие от других жанров художественной прозы – важны сами события и ситуации, но не существенны ни внешность персонажа, ни его личность. Лубочность описанных людей лишь усиливает юмор автора, лёгкость восприятия текста. Однако пишущим в жанрах серьёзной прозы важно понимать и логику развития событий, и уместность слов и дел, и умение эффективно погрузить читателей в душевный мир своих персонажей, сделать значимыми и глубоко-смысловыми их жизненные истории.

Душеполезной литературой во всех странах признаны книги писателей прежних веков, названных классиками мировой сокровищницы литературы. Как бы ни тяжелы были их сюжеты или смысловые парадигмы, пронизывающие произведения, они способны развивать читателей именно в сфере тонких свойств души. Ведь человечество может выживать только среди людей жертвенных, сострадательных, милостивых, любящих не эгоистично, но полноценно. А если общество наполнится людьми, живущими без смысла и целей, не различающими добро и зло, то население страны покатится к варварству. В такие времена поведение животных и зверей порой кажется более осмысленным, нежели делишки озверевших людей, буквально потерявших человеческую душу.

Прозаикам не следует творить на потребу низкопробных и сиюминутных интересов не разумеющих об этом вопросе людей. Только Добро и Любовь суть те светочи в хороших людях, которые помогут обществу любой страны не впасть в пучину зла, ненависти, искажённых понятий и бесчеловечия! Именно поэтому задача поэтов и писателей – вести людей к свету, ведь тьмы и так предостаточно. Катиться под горку легко, взбираться на высоты морали значительно труднее и без мотивации читателей о существовании бессмертной души невозможно помочь людям устремиться к Свету и добродетелям, разумным поступкам и гражданской позиции.

Люди в футлярах

Известный писатель 19-го века Антон Павлович Чехов в рассказе «Человек в футляре» описал очень интересный тип людей своей эпохи. Одни читатели сострадали этому персонажу, другие – иронизировали. Третьи были смущены некоторыми чертами характера учителя гимназии Беликова, которые полностью или отчасти оказались присущи также им.

С одной стороны, людей, в большей или меньшей степени закрытых от внешнего мира, вокруг нас немало. Им даже присвоено психологами определение «интроверт». Их замкнутость, молчаливость и стремление к одиночеству признают свойством личности, считаются как с непреложным фактом. Учитель гимназии из рассказа Чехова – Буркин – выразил это так: «Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете немало».

Однако очень мало чётко выраженных интровертов в чистом виде, предпочитающих свой внутренний мир внешнему миру подобно раку или улитке. Чаще всего люди-интроверты учатся с детства «вытаскивать себя наружу», вникать во внешний мир и общество людей, становясь «контактными» и адекватными. Но это зачастую лишь маска. В глубине своей сущности интроверт чаще всего тяготится обществом людей, не любит впускать в свой внутренний мир.

Нельзя не признать, что нечасто в обществе можно встретить людей, у которых не только одежда кажется чехлом, но и лицо прячется в воротнике и тёмных очках, как это имело место у учителя гимназии Беликова. Такие люди, точно, не нуждаются в обществе людей, тяготятся внешней жизнью. Даже удивительно, как Беликов и в преподавателях-то оказался! Ведь там работа на виду у всех: под пристальным вниманием коллег и учащихся гимназии. Беликову постоянно и хотелось окружить себя оболочкой, создать некий футляр, по словам автора, вложенным в уста рассказчика Буркина. Однако уж лучше бы Беликов молчал и уединялся – как поступают в основном меланхолики и, живя одиноко, никому не причиняют вреда. Хотя и нет от них никакой пользы – что тоже было отражено автором в конце рассказа – но не будет и зла, если не обидеть, не затронуть самолюбие, не ужалить гордость.

Но описанный Чеховым человек не был молчальником-затворником: работа принуждала его к разговору, беседам. Именно интровертам-флегматикам свойственна болтливость по мере того, как они накапливают внутри себя заряд отрицательной энергии. Слушатели узнавали, что Беликов не любит действительность, но чтит некое прошлое из древних эпох. Реальность жизни пугала этого странного человека, поэтому он был рад правилам и циркулярам, не дозволяющим того или другого. Запреты были для него спасительным забором от неких врагов, а свобода – и любое разрешение к свободе действий – тяготили и страшили.

Его иллюзорная жизнь была сосредоточена на древних языках, в которые учитель гимназии прятался, как в галоши. Чрезмерная осторожность, связанная с внутренней боязливостью, сродни фобиям и маниям неврастеника. Но в отношениях с окружающими людьми Беликов не был трусом. Он был непреклонен и упрям, даже убедителен и страшен настолько, что прогибал под свои понятия мнение коллег и даже директора гимназии. Неудивительно, что такой, пессимистичный и негативно флегматичный в суждениях, человек угнетающе действовал на собеседников, как будто подрезая им не только «крылья» свободы и вольнодумия, но и удушая любую форму радости и оптимизма.

Наверное, в дальнейшем, в наступившей эпохе переворотов, в России понадобились именно такие люди в качестве осведомителей-доносчиков, палачей и беспощадных исполнителей декретов и приказов революционной власти. Подобных Беликову оказалось вполне достаточно, чтобы их руками хладнокровно «покрыть землю» кровью сограждан, с помощью их флегматичной жестокости заполнить застенки тюрем и лагерных зон. Большевики считали это закономерной необходимостью. Удивительно, но Коваленко разглядел в Беликове этот типаж, назвав его фискалом, хотя в строгом понимании этого слова Беликов такими делами в описанный отрезок времени не занимался.

Но злобные люди только «на публике» смелые и как будто крутые умельцы заставить людей повиноваться даже без реальных «рычагов» власти. В своём затворничестве (а они живут, как правило, одиноко) страшатся всех, прячась в «футляры кроватей-гробов» в собственных спальнях, не доверяя никому ни сон, ни жизнь. Конечно, такого рода люди боятся связать себя узами семьи: ведь это означает перемены, но флегматики к ним не способны.

Bepul matn qismi tugad.