Kitobni o'qish: «Про богатыря, силу и девицу, пусть и не красавицу»

Я тряслась в старом гудящем и дребезжащем автобусе, который был выпущен еще, наверно, при царе Горохе, но как ни странно, до сих пор возил людей. За окном этого чуда техники мелькали в сегодняшний необычно солнечный осенний день поля и опушки глубинки родной страны, да трава, выросшая этим необычайно жарким летом у обочины в человеческий рост.

Что спрашивается, я тут делаю, в этом доисторическом достижении транспортного хозяйства, среди полей и лесов самого сердца моей исторической Родины?

Все просто.

Я еду выполнять задание своего преподавателя для прохождения зачета по русскому фольклору в институте. Мне поручили невыполнимое – найти хотя бы одну сказку или легенду, которую еще никто слыхом не слыхивал. Ну то есть совсем неизвестную…

«Запросто, скажете вы?»

«Ничего подобного!» – честно скажу я вам.

Все сказки и сказания уже давно откопаны и записаны, а в их поисках забрались даже в самые что ни на есть дальние и странные уголки, а мне теперь оставалось только куковать над заведомо проваленным зачетом и неудом в зачетке. Я тяжело вздохнула, думая об этом.

И получилось, видимо, так жалобно и горько, что женщина, сидящая рядом, очень красивая, с добрым лицом, от чего так чем-то напомнившая маму, внимательно на меня посмотрела, а потом вдруг произнесла под шум этого резво мчащегося недоразумения под названием автобус:

– На вот, держи! От любых бед помогает, – сказала она сердобольно, протягивая мне красное наливное яблочко. – Мытое.

– Спасибо! – прошептала я благодарно, потому что в желудке тут же при виде еды предательски заурчало.

Я взяла его и тут же сразу вгрызлась зубами в красную мякоть, и она брызнула соком, который потек по подбородку.

– Ох, – выдохнула я, судорожно ища по карманам салфетку.

– Что ж за горе-то такое? – спросила женщина, смотря на меня сочувственно, протягивая при этом тканевый платок.

Я благодарно кивнула, уже хватая его и вытираясь. Я не думала делиться тем, что тяготило, но неожиданно меня как прорвало и было не удержать поток горьких стенаний.

– Вот, – говорю, – дали задание найти неизвестную сказку, легенду или былину. Хоть что-то! А где ее взять-то? – жаловалась я доброй и внимательно слушающей меня женщине, кусая в очередной раз яблоко. – На дворе 21 век все-таки, а это даже не времена Пушкина, хотя и тогда с этим было тяжеловато, я уверена!

Она нахмурилась, как делают люди, которые сосредоточенно о чем-то думают.

– А ты поезжай к нашему лесничему, Гордеичу, – сказала она вдруг, улыбнувшись. – А и точно! Он наверняка что-нибудь, да знает. Иль посоветует!

– Гордеичу? – переспросила я сразу врезавшееся в память имя или фамилию, затаив дыхание, и уже чувствуя призрачную надежду.

– Ну да! – кивнула она. – Вот сейчас прям до конечной, а потом по тропинке мимо деревни. А там и покажут, если что.

– А долго? – поинтересовалась я чисто риторически, уже зная, что вряд ли смогу отказаться от такой возможности.

– Да часа два, – сказала она, пожав плечами.

Я пригорюнилась. Это было дольше, чем мне сказали доехать до другого места, где когда-то кто-то, в какие-то времена, нашел то ли летопись, то ли бересту. А в голосе же женщины была такая уверенность, что я сразу почувствовала это и уцепилась за шанс. Если повезет, конечно.

– Значит, до конца? – уточнила я уже более сосредоточенно и слегка повеселев.

– Да. Прям до конца и езжай! – кивнула женщина, затем улыбнулась мне ласковее и протянула еще одно яблочко. – Держи на дорожку.

Я взяла его, прошептав свое тихое «спасибо». На этом она встала, ободряюще посмотрела, подошла к дверям, крикнула странное название водителю и вышла на остановке «по требованию».

Когда автобус круто заруливал на конечную, я уже догрызала второе яблоко, которое берегла до последнего, но оно так манило, лежа в кармане, что я не выдержала, достала его, и, вздохнув, самозабвенно впилась в сочную мякоть.

– Конечная! – гаркнул водитель мне, как оказалось, единственной во всем автобусе.

– Ага, спасибо! – тут же отозвалась я, собирая свои пожитки в виде рюкзачка и выскочила вон, ощущая его нетерпение поскорее убраться отсюда по добру по здорову от настырных пассажиров.

И вот, стою я одиноко на остановке и смотрю вслед пылящему по дороге автобусу, исчезающему вдали.

– И что мне делать? – задалась я немного поздновато умным вопросом в никуда.

Но тут, присмотревшись, я к своей радости, увидела узкую тропинку, плутающую среди высокой травы прямо от места где я стояла. Никакой другой дороги не было, и я с уверенностью решила, что она та самая и есть, о которой говорила женщина.

– Вот она! – радостно выдохнула я с надеждой, и припустила побыстрее, прикинув, что часа через три-четыре здесь уже начнет темнеть.

– А особенно в лесу, – подумала я уже с некоторым страхом, прекрасно понимая, что если со слов женщины Гордеич лесник, то значит, что живет-то он точно в лесу.

– Вот ведь елки! – ругнула я себя за такую беспечность и что не подумала расспросить у случайной попутчицы все поподробнее. Но, казалось, дорожка сама вела меня куда надо, а ноги несли по ней все вперед и вперед.

Вот и обещанная женщиной деревушка неожиданно быстро промелькнула мимо. Дорожка же все так же, будто играючи, вела меня все дальше, заворачивая все круче и круче, что даже мои ноги стали побаливать от непривычной нагрузки. Но конца этой дорожки видно не было. Вдруг, как по волшебству у меня перед глазами вырос лес, а тропинка все вилась вперед дальше и дальше вглубь леса.

Я остановилась, предчувствуя, что все идет как-то неправильно. Было стойкое ощущение, что все идет слишком уж гладко, а потому вдвойне подозрительно. Но ноги, как чужие, опять понесли меня, как будто я была не в кроссовках, которые одела дома еще утром, а в сапогах-скороходах, не меньше.

И совсем не заметив, как это произошло, я вдруг поняла, что зашла уже в такой дремучий лес, что выбраться самостоятельно вряд ли смогу, от чего мне стало по-настоящему страшно. Сумерки потихоньку опускались и становилось жутковато.

– Надо бы повернуть обратно и найти дом на ночлег в деревне, – подумала я, судорожно оглядываясь по сторонам.

Но даже делая усилие, остановиться я почему-то не могла. Ноги независимо от моего желания, вели меня по этой пресловутой дорожке. И тут страх сковал сердце, что я заблужусь в этом лесу и сгину тут на веки вечные.

– А здесь и волки могут быть, – вздрогнула я только от одной этой мысли, еле переводя дыхание и стараясь подавить панику.

И вдруг прямо передо мной, среди чащи и сгущающих сумерек, показался за деревьями приземистый прочный домик из бревен, не очень большой, похожий на старую избу колдуна, как их рисуют в книжках, но при этом показавшийся мне почему-то уютным. Он был определенно старым, из темных бревен, поросших мхом, но из окошек так и лился мягкий свет, а дорожка вела именно туда.

– Надеюсь, что это и есть домик того самого Гордеича, а то пропаду и поминай как звали, – подумала я, радуясь, что ноги все-таки решили мне подчиниться и свернули аккурат к этой избушке.

И вот, робко стоя на крыльце и немного отдышавшись, я все же решила постучать. Тем более, что вокруг медленно, но верно все погружалось в сумерки, которые обволакивали и погружали окружавшие деревья в темноту, от чего мне окончательно стало жутко, а воображение как специально рисовало в каждой тени сказочное чудовище, живущее в лесу.

Поэтому выбор между искать дорогу обратно или все-таки постучать был решен однозначно. Страшнее было идти в сгущающую темень, чем войти внутрь, кто бы там ни жил.