Kitobni o'qish: «Время безумств. Роман»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
От беспокойства голова болела всё сильнее. За окном белесой дымкой стояла июньская ночь, угрюмым колодцем ударяясь о стены окрестных домов. Нина вновь набрала номер сотового телефона дочери. Послышалась нагловато-фривольная песенка, но Ирина, как обычно в последнее время, не соизволила ответить.
За что ей такое наказание? Что она такого ужасного сделала в этой жизни, чтоб так страдать? После семнадцати лет, казалось, счастливой супружеской жизни, муж ушел к молодой развязной девахе. И тут же от рук отбилась дочь, милая и послушная девочка. Или Нине только казалось, что у нее любящий муж и хорошая дочь, а на самом деле она жила в мире собственных фантазий?
Женщина упрямо потрясла головой. Нет, этого не может быть! Нужно еще немного потерпеть, и всё наладится. Станислав поймет, что ошибся, и вернется. И Ирина сразу одумается. Всё будет хорошо…
В большой комнате напольные часы с парой пухленьких херувимчиков наверху гулко пробили два часа ночи. Нина вздрогнула и панически подумала: где сейчас дочь? На дискотеке или на квартире у какой-нибудь такой же бесшабашной подруги? А если там употребляют наркотики? Или практикуют групповой секс? По коже поползли мурашки ледяного ужаса, и она вновь потянулась к телефону, намереваясь позвонить бывшему мужу. Но рука, не дойдя до телефона, упала и замерла, будто живя своей личной жизнью.
Нина упрямо помотала головой. Нет, звонить Станиславу она не будет. Это унизительно и безнадежно. У нее уже имелся подобный опыт – во время самого первого Иринкиного загула, она, до полусмерти напуганная, позвала на помощь того, кто столько лет был ей надеждой и опорой. А к кому бы еще она могла обратиться за помощью, как не к отцу своего ребенка?
Но лучше бы она этого не делала. Он приехал, но не один, а со своей молодой женой. Та смотрела на бывшую жену как на не стоящую ее высокого внимания грязную подзаборную кошку. А Станислав, прежде ответственный и заботливый, был откровенно раздражен и агрессивен.
Постоянно оглядываясь на молодую жену в попытке ее успокоить и продемонстрировать как можно более наглядно, что никаких нежных чувств к Нине больше не питает, сердито бросил:
– Ты даже с единственной дочерью справиться не можешь! Я всегда тебе говорил, что ты только за моей спиной хорошо жила! И без меня ни на что не способна! С чего ты взяла, что Ирина тебя любит и уважает? Да она тебя ни в грош не ставит! И ее демарш это наглядно продемонстрировал!
Этими жестокими словами он умудрился переложить ответственность за их единственного ребенка на нее одну! Это было на редкость несправедливо, и Нина растерялась, не зная, что ответить этому незнакомому и чужому ей человеку.
Воспользовавшись возникшей паузой, Нелли успокаивающе положила свою холеную ручку на рукав мужа.
– Не волнуйся так, мой дорогой! Всё образуется! Может быть, ты вспомнишь, говорила ли тебе что-то Ирина? Куда она могла направиться?
Станислав потер рукой лоб, стараясь вспомнить. Этот до боли знакомый жест разбередил и без того ноющую рану. Нине захотелось в голос зарыдать, сдержаться удалось лишь невероятным усилием воли.
– Не знаю. Я ее уже почти полгода не видел, говорим только по телефону. – Поняв, что для ответственного родителя это слишком большой срок, сердито протянул: – Она в последнее время ко мне не ходит. – И тут же нашел виноватого, ткнув пальцем в бывшую жену: – Наверняка это ты настраиваешь дочь против меня!
Он так походил на маленького нашкодившего мальчугана, пытающегося оправдать свою плохо кончившуюся шалость, что это было бы смешно, если б не было так грустно. При этом он пытался выслужиться перед молодой женой, показать ей, что ему дорога она одна, и в его жизни нет места бывшим привязанностям.
Нина тоскливо вздохнула. Ей были так ясны мотивы его поведения, будто это она сама старалась понравиться молодой женщине, со скептическим недоверием осматривающейся вокруг. Еще бы – Нина знала Станислава двадцать лет и столько же лет его жизнь была и ее жизнью.
Ей стало вдруг обидно за того мужчину, которого она знала и любила. Он никогда бы не стал так унижаться перед какой-то жалкой молодухой. А может быть, его и впрямь опоили, как ей настойчиво внушала бабушка? Нина даже встряхнула головой, чтобы выгнать поселившуюся в ней дикую догадку. Просто у него кризис среднего возраста – ведь скоро сорок. Седина в бороду, бес в ребро… только вот почему от его блажи пострадавшими оказались она с Иришкой?
Невзирая на позднее время, они с бывшим мужем еще раз добросовестно обзвонили всех знакомых, но Нина не могла избавиться от отвратительного понимания, что Станиславу до фонаря, где пропадает его дочь. Его больше волновала молодая жена, якобы украдкой позевывающая в ладонь.
Наконец Нелли требовательно предложила, положив ладонь ему на плечо:
– Может быть, нам поехать домой? Если что-то случиться, Нина тебе позвонит. Не забывай, нам с тобой утром рано вставать на работу – Это звучало так, будто бывшая жена – бездельница будет спать до полудня, ни о чем не заботясь.
Станислав согласно кивнул и, даже не прощаясь, пошел к дверям. У выхода Нелли обернулась и бросила победный взгляд на Нину. Стало без слов ясно, что она сочла этот панический призыв о помощи не более чем провокацией, направленной лично против нее, и обезвреженной лишь благодаря ее уму и дальновидности.
Это же всем очевидно: мать и дочь сговорились и устроили постыдный спектакль, надеясь вернуть мужа и отца обратно в семью. Ее отвратительные намеки ничего общего с действительностью не имели, но у Нины всё равно начали гореть щеки от унижения.
Усмехнувшись одними уголками ярко накрашенных губ, Нелли выплыла из квартиры, оставив хозяйку изнывать от мучительных сожалений. Нина молча стояла в прихожей, сжимая и разжимая кулаки, борясь с накатившим желанием разбить что-нибудь, когда наконец появилась дочь.
Но ее появление оказалось еще одним ударом: Иришка не походила сама на себя. Нина не узнавала в этой ярко раскрашенной вульгарной кукле свою скромную умненькую девочку. Нагло глядя на мать, дочь развязно поинтересовалась:
– Чего не спишь?
Нина вздрогнула, как от удара, но постаралась ответить спокойно:
– Как я могу спать, когда тебя нет дома?
Ирина небрежно передернула плечами.
– А что тут такого? Ты же крепко спала, когда папаша ночи напролет шатался неизвестно где?
Нина подавила истерический смешок. Похоже, она напрасно скрывала свои страдания от подрастающей дочери. Не хотела травмировать ребенка, делала вид, что всё нормально, и заработала обвинение в бездушии.
– Ты не права. – Нина старалась, чтобы голос звучал доброжелательно, не желая пугать дочь, хотя ей ужасно хотелось заорать дурным голосом. Но Ирина не виновата в их с мужем недоразумениях. – Я просто пыталась уберечь тебя от ненужных переживаний…
Дочь широко зевнула прямо в лицо матери.
– Вот и сейчас береги. Не надо дурацких нотаций. Я поняла, что жить надо так, как нравится самой себе, а не кому-то там!
И, не обращая больше на мать никакого внимания, прошла в ванную и с оглушительным грохотом захлопнула двери.
Нина упала на кровать и дала волю слезам. Жизнь стала просто невыносимой.
На следующий день она попыталась спокойно поговорить с дочерью, взывая к ее разуму. Ничего не получилось.
– Мамаша, меня твои нотации достали уже! – Это было самое доброжелательное из того, что она услышала от дочери.
Оказывается, она такая страшная зануда, что с ней ни один нормальный мужик не уживется. И папаша совершенно правильно сделал, что слинял. И она, Ирина, тоже слиняет при первой же возможности, чтобы не жить в моратории. Видимо, дочь считала, что это слово обозначает дом, где царит строгая мораль. Нина даже улыбнуться не смогла, настолько была ошарашена подобными откровениями.
Дочь давно ушла в школу, а Нина всё пыталась понять, что же она делала не так. Слишком любила мужа и единственную дочь, старалась, чтобы дома всегда была мирная благожелательная атмосфера, без криков и выяснения отношений. Неужели это называется занудностью?
Решив, что слова дочери вызваны стрессом, постаралась вести себя, как ни в чем не бывало, не подозревая, что это только начало испытаний, уготовленных ей дочуркой.
С той поры у нее не было ни одного спокойного дня. Мало того, что Ирина стала отвратительно учиться, хамить учителям и краситься так, что от одного ее вида Нину кидало в дрожь, – это было бы еще полбеды. Но ни одну ночь она не могла поспать нормально, поскольку дочь бродила неизвестно где. Никакие уговоры не помогали, а кричать на ребенка Нина себе позволить не могла.
К тому же она работала в банке на очень серьезной должности, зачастую оставаясь после работы, чтоб подчистить все дневные хвосты и, придя после работы домой, дочери уже не заставала. Когда та заявлялась глубокой ночью, а то и под утро, то, не слушая занудные материны попреки, прямиком бросалась в ванную.
Нина похудела так, что на бледном лице остались одни глаза, мутноватые от постоянного недосыпания. В банке на нее косились, но, зная, что от нее ушел муж, сочувствующе молчали. Это было гораздо легче, чем нелицеприятные расспросы, и женщина была благодарна коллегам за проявленную деликатность. Но что ей делать, не знала. Жизнь стала казаться сплошной черной полосой без малейших белых вкраплений.
Вот и сейчас она прислушивалась к едва слышимому за стенкой шуршанию лифта, надеясь на возвращение блудной дочери. Но всё было тихо, и порой она не понимала, бодрствует или грезит – сказывалось постоянное недосыпание.
Видимо, она всё-таки задремала, потому что очнулась от громкого недовольного голоса. Мужского голоса. Еще не совсем проснувшись, радостно подумала: Станислав вернулся! Но тут же поняла, что голос чужой. Стянув на шее ворот розовой короткой пижамки, осторожно вышла в прихожую. Там рядом с бесстыдно ухмыляющейся дочерью стоял крепкий высокий мужчина в строгом вечернем костюме, жестко держа Ирину за запястье правой руки. Нину пробила испуганная дрожь. Что натворила дочь, если этот тип держит ее так зло, будто та по меньшей мере стащила у него кошелек?
Ирина развязно протянула:
– Привет, мамуля! – и весело захихикала, будто вся эта конфузная ситуация доставляла ей немалое удовольствие.
Мужчина с недоумением, перешедшим в откровенную неприязнь, пробурчал:
– Мамуля? – И, окинув Нину с ног до головы полупрезрительным взором, констатировал: – Понятно! Такая же шалава! Личным примером дочь воспитали, не так ли?
Нина хотела возмутиться, но голос от испуга хрипел так, что ее легко можно было принять за завзятую курильщицу:
– Что случилось?
Мужчина раздраженно поджал уголки твердых губ.
– Я думал пожаловаться на совершенно непозволительное поведение вашей невоспитанной дочурки, но теперь вижу, что она просто пошла по стопам малолетней мамочки. – И, повернувшись к Ирине, мрачно пообещал: – Еще раз увижу тебя в своей машине, выпорю как пить дать! – и, по-солдатски развернувшись через левое плечо, быстро вышел из квартиры, беззвучно притворив за собою дверь.
Этот тихий звук привел в себя потерявшую дар речи женщину.
– Что это значит? – она повернулась к дочери, страстно желая схватить ту за плечи, и как следует встряхнуть.
Ирина капризно надула пухлые губки, даже не думая извиняться.
– Да ерунда всё это! – обвиняющее указала пальчиком на закрывшуюся за незваным гостем дверь. – Просто я забралась в его машину, чтобы немного отдохнуть, а этот тип вообразил невесть что. Пришлось сказать ему свой адрес, не то он пригрозил сдать меня полицаям. Так что не беспокойся – всё под контролем! – И она, зевая во весь рот, потащилась в ванную.
Нина легла в постель, напоминая себе, что за оставшиеся время ей нужно хоть немного поспать, чтобы чувствовать себя более-менее бодрой – с утра ее ждало важное совещание. Но уснуть не смогла – в ушах до сих пор стоял уничижительный голос незнакомца. Щеки пламенели от презрения, звучащего в его голосе. Шалава! Это же надо! Да ее в жизни никто так не унижал! И почему она не прервала его и не сказала, что она ответственный и достойный человек? Хотя вряд ли бы он ей поверил…
Утром, с трудом заставив себя встать, приготовила завтрак и подняла Ирину. Очень хотелось устроить ей выволочку за вчерашнее, но Нина напомнила себе, что это только еще больше оттолкнет от нее озлобленного ребенка, и постаралась набраться терпения. Но дочь усердно испытывала материну выдержку. На банальный вопрос «что ты собираешься делать вечером?» она с вызовом заявила:
– А тебе-то что? Ты же у нас безгрешный ангелочек с крылышками, тебе меня всё равно не понять!
Нина вспыхнула, но постаралась сдержаться.
– Почему ты так считаешь?
Дочь с обидной снисходительностью посмотрела на мать.
– Просто ты отличница по жизни. У тебя одна работа на уме. А чувствовать ты не умеешь. Ты на отца ни разу даже голос не повысила. Святая. Вот он и сбежал от твоей святости.
Женщина удрученно заметила:
– Ты считаешь, что вопить и беспрестанно выяснять отношения лучше, чем жить в мире и доверии?
Дочь ответила с бескомпромиссным всезнайством тинейджера:
– Ну, не постоянно, но иногда надо было, тогда папаша бы в ум приходил. А то он в последнее время тебя и за нормальную женщину не считал. Ты для него лишь помесь посудомойки со стиралкой…
Не договорив, вскочила и, схватив сумку с учебниками, опрометью вылетела за дверь.
Убрав со стола и тщательно вымыв посуду, Нина переоделась в строгий деловой костюм, заплела длинные русые волосы в тугую косу, закрутила на затылке низкий греческий узел и поплелась на работу.
Слова дочери здорово ее задели. Главным образом потому, что в них была голая правда. В самом деле, не переборщила ли она с хорошими манерами? Но родители в ее интеллигентной семье никогда не повышали друг на друга голос и до сих пор жили в мире и согласии. Или она просто не всё знает?
Офис центрального отделения ее банка размещался всего в пяти кварталах от дома, и Нина всегда шла до него пешком. Особенно сейчас, когда яркие душистые цветы красиво раскрасили клумбы и так приятно идти мимо них, вдыхая нежный аромат, делая вид, что спешить некуда.
Поздоровавшись со стоявшими у входа в здание охранниками, она, не пользуясь лифтом, поднялась по лестнице на свой пятый этаж и зашла в кабинет. В небольшой приемной уже суетилась ее бессменная секретарша Капитолина Николаевна, строгая дама предпенсионного возраста в не по возрасту кокетливом сарафанчике. Нина не раз намекала ей на нарушение дресс-кода, но та лишь отмахивалась, говоря, что ее никто из посетителей не видит, а свои к ее нестандартности давно привыкли.
В принципе, Нине стоило бы поменять секретаршу на более молодую и презентабельную особу, как это водилось во всех уважающих себя конторах, но Нина и не думала этого делать, ее в Капитолине Николаевне все устраивало.
Вновь увидев темные круги под глазами начальницы, секретарша чопорно поджала губы и не удержалась от очередного выговора:
– У вас совершенно отсутствует инстинкт самосохранения, Антонина Владимировна! Вы изводите себя, тратя на безнадежные дела силы и здоровье! Дайте жить другим так, как им хочется, и сами живите не так, как должно, а так, как нравится вам, и только вам! Вот совершите лишь одно «бэзумство» и поймете, что жизнь это не свод скучных, невесть кем придуманных правил, а череда приятных неожиданностей!
Низко склонив голову, пряча загнанное выражение глаз, начальница быстро пробежала мимо. Ей бы и хотелось совершить рекомендуемое секретаршей «бэзумство», но вот как это сделать? У нее столько дел, обязанностей, ответственность опять же. Нет, безумствами ей заниматься совершенно некогда. Да и стоит ли рисковать налаженной жизнью и доброй репутацией ради сомнительных удовольствий?
Вздохнув, взглянула на себя в зеркало. С серебристой поверхности на нее смотрела симпатичная строгая деловая женщина с безупречным макияжем, гладкой прической и твердым взглядом больших серо-голубых глаз. Вот только темные круги под глазами не вязались с безукоризненным обликом бизнесвумен, заставляя подозревать о ночных оргиях. Нина с неудовольствием тряхнула головой.
Надо всё-таки как-то растолковать дочери, что ее безрассудное поведение ставит под угрозу всю их благополучную жизнь. Ведь если ее карьера пойдет на спад, то жить так, как живут сейчас, они не смогут – у них нет больше главы семьи, который мог бы хотя бы отчасти компенсировать возможный ущерб.
Заметив, что и в семейных делах оперирует понятиями деловой жизни, пригорюнилась. Пожалуй, она и в самом деле превратилась в неприятную зануду. Или всегда такой была, просто ей об этом никто не говорил, потому и откровения дочери оказались столь болезненными?
В дверь встревожено просунула голову Капитолина Николаевна. Это было странно, и Нина с удивлением ждала продолжения. Обычно обо всех посетителях или изменениях в деловом распорядке секретарша сообщала ей по внутренней связи.
– Антонина Владимировна! Вас вызывает к себе босс!
Чуть заметно пожав плечами, Нина спокойно пошла к начальнику, даже не подкрасив губы. С чего бы ей обставлять совершенно заурядное событие каннибальскими плясками? Как его заместитель она бывала у шефа не по разу в день.
В приемной президента его секретарь-референт, утонченно-высокомерный Игорь вел себя как обычно, то есть недвусмысленно дал понять, что ни в грош ее не ставит. Махнув рукой в сторону кабинета управляющего, пробурчал:
– Там посетитель. Сам Воронцов Даниил Матвеевич. Знаете такого?
Нина с удивлением посмотрела на молодого мужчину.
– Нет. А должна? – и тут же поняла, что совершила ошибку.
Скривившись, Игорь посмотрел на нее, как на недоразвитую дурочку.
– Нет, конечно, ничего вы не должны. Хотя я считал, что на такой должности, как ваша, вы просто обязаны знать нашего основного мажоритарного акционера, к тому же входящего в топ самых богатых людей России.
Поняв, что сейчас ее ждет встреча с одним из нуворишей, Нина вздохнула. Ей больше нравились нормальные, обычные люди. Знала по своему немаленькому опыту, что у современных российских набобов крышу уносит еще выше и дальше, чем у популярных звезд эстрады.
Изобразив на лице лучезарную улыбку, больше, как она подозревала, походившую на волчий оскал или рекламу добротной работы дантиста, не постучав, распахнула дверь и шагнула в кабинет босса.
Георгий Львович сидел в дальнем углу в нише, полускрытой сливающейся со стеной серой ширмой. Если не знать, что там есть уютное местечко для приватных бесед, ни за что не догадаешься о его существовании.
Заслышав шум, босс высунулся из-за ширмы и подзывающе поманил Нину толстым пальцем.
– А вот и мой замечательный заместитель Антонина Владимировна! Как говорится, спортсменка, комсомолка и просто красавица. К тому же еще и большая умница, что, по моему мнению, среди женщин большая редкость.
Пропустив мимо ушей эту речь, полную откровенного мужского шовинизма, Нина с уверенностью, которой вовсе не ощущала, подошла поближе. При ее приближении мужчина, сидевший за маленьким кофейным столиком рядом с боссом, воспитанно встал, и она пораженно замерла – перед ней стоял ее ночной гость.
Она обомлела и не сразу ответила на индифферентное приветствие Воронцова. Лишь через некоторое время до нее донесся его рассудительный голос:
– …не преувеличивал. Вы и в самом деле ослепительно хороши! Обычно начальники гиперболизируют достоинства своих служащих. Уж не знаю, для чего – чтобы подчеркнуть свою значимость или сбить клиента с толку… – И он улыбнулся столь значительной улыбкой, что Нина сразу поняла, какой толк имелся в виду.
Разозлившись, она наконец-то пришла в себя и поняла, что он ее не узнал. Это добавило ей решительности, и она уже с достаточной долей спокойствия уверила:
– Не волнуйтесь, я ни к моей мере не буду пытаться сбить вас с толку. Но, может быть, вы скажете мне, в чем дело?
Босс неодобрительно пожевал губами. Ему не нравилось, когда подчиненные напоминали ему о делах. Это подчеркивало их занятость и казалось намеком на повышение зарплаты. Не торопясь, он указал ей на стоявшее рядом кресло, наполнил чистую чашечку порцией капучино из кофемашины и вежливо подвинул к Нине.
Потом с намеком доложил гостю:
– Банк у нас провинциальный, можно сказать, почти семейный, вот и вольности всякие позволяются. В больших банках порядки строгие, в отличие от нас. Вот и тебя я привечаю в своем кабинете, а не комнате для деловых встреч, так называемой чайной. Не люблю я ее, хотя и велел оборудовать, чтоб идти в ногу с большими банками. Но мне нравится мирно жить без лишнего шума и помпы.
Нина иронично уточнила про себя, что если б жил без помпы, назывался бы скромненько управляющим банком, а не президентом. Не подозревая о ее насмешливых мыслях, начальник продолжал:
– И представляешь! – я никогда на подчиненных не ору и матом их не крою, как сейчас принято в больших компаниях.
– Я тоже подобное не приветствую, – согласно кивнул гость. – Или ты культурный человек, или жалкий грубиян. Хотя хабальство как социальное явление набирает силу, это заметно.
Нина показательно покашляла, напоминая, для чего ее вызвали. Георгий Львович укоризненно насупился.
– Мы именно делами и занимаемся, уважаемая Антонина Владимировна, а вовсе не тем, о чем вы подумали. Даниил Матвеевич как раз принялся излагать мне свою просьбу, когда вы вошли.
Нина перевела вопросительный взгляд на посетителя, вернувшегося на свое место только после того, как она села, и он серьезно сказал:
– Мне срочно нужны деньги, и большие. К сожалению, в эти тяжелые времена наши дела не так хороши, как хотелось бы. Но через полгода мы получим приличный транш от наших восточных партнеров и достаточную помощь от государства, чтобы расплатиться и с банком, и сделать крупные заказы комплектующих для наших заводов. Но пока нам нужен кредит, и срочно.
Она спросила прямо:
– И сколько?
От названной суммы у нее перехватило дыхание.
– Если вы не отдадите ее через полгода, для нас наступят очень сложные времена.
Воронцов небрежно пожал плечами.
– Отдам, не волнуйтесь.
Нина придирчиво уточнила:
– А где гарантии? Насколько я понимаю, все ваши договоренности носят чисто устный характер?
Он вынужден был признать:
– Это так. Но…
Она строго перебила:
– Слова, как известно, к делу не пришьешь. И я, как разумный человек, не могу на таких условиях согласиться на подобный заем.
Даниил вопросительно посмотрел на Георгия Львовича. Но тот в ответ лишь пожал плечами: мол, договаривайся как знаешь, мое дело сторона. Не привыкший никому и не в чем уступать Воронцов прибегнул к тяжелой артиллерии:
– Поймите, милейшая Антонина Владимировна, это не моя прихоть, а насущная потребность. Без этих денег работу потеряют даже не десятки, а сотни тысяч человек, если считать до кучи наших поставщиков и заказчиков. Вы готовы посмотреть в глаза людям, которым не на что купить детям кусок хлеба?
Нина решительно поднялась.
– Это пустая демагогия. И не надо давить на жалость. Это не деловой подход. Банк не богадельня, чтобы помогать всем нуждающимся. Или гарантии, или отказ в займе. Хотя, – тут она кинула на босса скептический взгляд, умудренный длительными препирательствами с начальством, – если Георгий Львович решит обратное и возьмет на себя всю ответственность…
По тому, как испуганно тот замахал руками, открещиваясь от подобного предложения, стало ясно, что никаких изменений к ее заявлению не последует. Предельно вежливо попрощавшись с посетителем, поднявшемся сразу, едва она встала, Нина покинула кабинет, не понимая, почему внутри у нее всё дрожит неприятной мелкой дрожью.
Заурядный разговор с потенциальным заемщиком в подобное состояние ее привести не мог. Она опасалась Воронцова как возможный источник неприятностей с дочерью? Но это странно и нереально, вряд ли ей еще доведется встретиться с ним не как уравновешенной и ответственной бизнесвумен, а как матери неуправляемой девицы. Осознав это, Нина постаралась выкинуть все мысли о нем из своей бедовой головы.
Как обычно, даже не взглянув в ее сторону, Игорь небрежно поинтересовался, не сомневаясь в исходе переговоров:
– Ну что, выдали заем?
К своему удивлению, Нина ответила с излишней язвительностью:
– Нет, и не думаю, что это произойдет. Во всяком случае, пока не будет соответствующих гарантий.
Тут Игорь впервые посмотрел на нее в упор.
– Неужели он вам не понравился?
Женщина несколько опешила.
– В смысле?
– Ну, как мужчина. Он же очень хорош.
Она тоже так думала. Более того, если б не пренеприятная ночная встреча, она бы посчитала Воронцова очень даже приятным человеком. Покраснев, она неприязненно отрубила:
– Во время работы я никогда не обращаю внимания на внешность. Бизнес есть бизнес. Мне не важно, красив клиент или нет. Главное – его платежеспособность.
Секретарь-референт как-то неприятно усмехнулся и повторил:
– Да, конечно. Главное – платежеспособность. Во всех смыслах.
Нина быстрым шагом пошла к себе, досадуя на разгоревшееся стыдливым румянцем лицо и пытаясь понять, о чем же говорил этот противный парень. Что не о работе, было ясно и дураку…
Оставшиеся наедине Воронцов и Бородец пытливо посмотрели друг на друга.
– Извини, мой друг, но без одобрения этой мадамы я тебе заем выдать не могу. Сам знаешь, она на хорошем счету у акционеров. Еще немного – и она спихнет меня с поста президента. Так что извиняй. И, если честно, она права. Без гарантий ни один банк тебе такие деньги не даст… Если только приударить за ней, может быть, она смягчится? Женщины очень сильно зависят от чувств.
– А что, в этом есть смысл? – гость удивленно приподнял одну бровь. – Мадам одинока и нуждается в утешении?
Георгий медленно побарабанил пухлыми пальцами по полированной столешнице.
– Не знаю, не знаю. От нее как раз муж ушел, она переживает здорово. Но учти, она вся какая-то чересчур уж правильная. Она мне как-то раз говорила, что главным человеческим пороком считает непорядочность.
Воронцов чуть слышно фыркнул.
– Непорядочность? Да в это понятие всё что угодно втиснуть можно, оно резиновое какое-то…
Бородец согласно покивал головой с солидной лысиной на макушке.
– Вот именно. Но, повторяю, от нее полгода назад ушел муж, бесприютная она теперь, одинокая, как потерявшийся щенок, так что может что и получится. Хотя есть и неприятные нюансы. Вдруг влюбится и жить без тебя не сможет? – лукаво дополнил он.
Воронцов вскинул глаза к потолку, призывая невидимых свидетелей.
– Да бабы в принципе любить не умеют. Уж поверь мне. Ты же знаешь, у меня было немало женщин, и каждой от меня нужны были только деньги, чем больше, тем лучше. Я их интересовал лишь как возможность приятной бесхлопотной жизни. Хотя я вроде и сам по себе неплох. Но любая без ненужных угрызений совести променяла бы меня на более выгодный экземпляр. Что, кстати, несколько раз и случалось.
Собеседник хотел что-то возразить, но запнулся на полуслове и лишь смешно почмокал губами, будто пытаясь проглотить застрявший в горле комок. Воронцов ехидно заметил:
– Конечно, тебе неприятны мои слова, ведь одна из них твоя сестра, но уж извини, что есть, то есть.
– Да ладно, – Георгий неловко взмахнул рукой. – Чего прошлое вспоминать? Геленка все равно давно отчалила с просторов нашей родины.
Даниил скептически поджал нижнюю губу.
– Отчалить-то она отчалила, но периодически мне позванивает, весьма откровенно намекая на неземную Константин мне любовь и желание вернуться обратно. Видимо, заграничный муженек не так хорош, как она думала, меняя меня на него.
– Вот как? – Бородец откровенно сконфузился. – Да, для меня сегодня день открытий чудных. Нам-то она вовсе другое говорит. К себе, правда, не приглашает.
Даниил поболтал в чашке остатки кофе, оценивая, допить или не стоит. Решив, что кофе уже слишком холодный и невкусный, небрежно вернул чашку на столик.
– Вот-вот. Потому что этот ее арабский миллионер скуп до жмотства. Насколько я знаю от наших общих знакомых, они даже не в своем доме живут, хотя ему это вполне по средствам, а снимают малюсенькую квартирку где-то на самой окраине Дубая, в дешевых кварталах. Мне говорили, где, но я не запомнил, просто неинтересно. Нужно признать, что восточные набобы, разбогатевшие на нефти, большей частью чрезвычайно экономные, так что он не один такой. Просто Гелена ничего подобного не ожидала, была уверена, что с ним будет в золоте купаться.
– Да ну ее! – с досадой заявил Георгий. – Она сама себе такую жизнь выбрала, никто не заставлял. Если сильно не нравится, могла бы все бросить и вернуться. Гражданство у нее наше, она его не поменяла.
– Она слишком горда, чтоб вернуться побитой собакой, – поправил его Воронцов. – Вот если б она дождалась от меня обнадеживающих слов, тогда да, вернулась бы исключительно из-за моей страстной любви, и сообщила об этом всем своим родным и знакомым. Вот только звать я ее не собираюсь.
Георгий измученным движением растер затылок.
– Меня волнует не Геленка с ее закидонами, а твое положение. Если не у нас, то где ты возьмешь такие деньжищи?
К его удивлению, Воронцов слишком уже небрежно передернул плечами.
– Выкручусь как-нибудь. Уверен, деньги от министерства обороны придут довольно быстро. Ну, насколько это возможно от государственной структуры. Но давай прощаться. И у тебя, и у меня дел полно.
Хозяин поспешно поднялся и пошел вместе с гостем к выходу, на ходу говоря:
– Ты все-таки подумай над моим предложением. Уверен, это реальный выход.
– Это поухаживать за твоей замшей? – открывая дверь, насмешливо уточнил Даниил.
– Ну да, – кивнул Георгий.
Воронцов вовсе не думал заниматься подобной ерундой, но, чтоб не спорить- на них вопросительно смотрел выпендристый секретарь,– ответил:
– Ладно, подумаю! – и вышел.
Едва за начальником закрылась дверь, как Игорь с саркастичной ухмылкой проговорил себе под нос:
– Прямо «Служебный роман» в натуре. Интересненько будет понаблюдать за этой надменной цацей, когда ее вокруг пальца обведут. Что она делать-то станет? Забавно жизнь поворачивается.
