Kitobni o'qish: «13 способов ненавидеть»

…Для чего мне досталась в наследие

Чья-то маска с двусмысленным ртом,

Одноактовой жизни трагедия,

Диалог резонера с шутом?

С. Гандлевский

Часть 1

…Припарковаться, как всегда, было негде. Покрутившись по улочкам, он приткнулся на противоположной стороне, метрах в ста от банка. Вышел из своей «Нивы»-джипа, прижимая локтем небольшой черный портфель к боку, и направился к переходу. Машины нетерпеливо пофыркивали в ожидании зеленого, и он прибавил шагу.

Он почти достиг кромки противоположного тротуара, когда воздух неожиданно взорвал треск мотора. Из компактного, напрягшегося автомобильного стадца вырвался мотоцикл и попер прямо на него.

Учуяв неладное, он успел запрыгнуть на тротуар и в то же мгновение ощутил, как его портфель резко потащился назад, выдернулся из-под локтя, увлекаемый мотоциклистом. Ремень портфеля, закрепленный в ладони, развернул его, дернул и затем вырвался из руки, опрокидывая его вслед за собой наземь.

Он ударился головой об ограду, и свет померк в его глазах…

* * *

…У всех нормальных людей есть выходные. А у них – нет. У известной в широких кругах журналистки Александры Касьяновой, равно как и у известного в узких кругах частного детектива Алексея Кисанова, рабочее время было не только не нормированным, но зачастую совершенно непредсказуемым. Вот и приходилось устраивать себе выходные самим.

Сегодня они как раз устроили и поехали в лес, по грибы. Александра в них разбиралась замечательно, а Алексей отличал только белые от лисичек, и то не всегда. Потому с каждым грибом в руке подходил к Александре: на проверку. Но он любил лес, пряный и свежий дух грибов, нагретые солнцем поляны с высокими травами, душный сумрак елей…

Еще он любил бывать в лесу вместе с Александрой. Там он ощущал связь между землей и собой, словно образовывалась невидимая пуповина, подпитывавшая его свежим током энергии. Земля была матерью – о чем обычно говорят бездумно, расхожим штампом, – но в лесу он чувствовал явственно: земля родила его, Алексея Кисанова, и Александру, и травы, и деревья… И грибы тоже.

Еще в лесу очень радостно устраивать пикник, располагаться на полянке, стелить старенькое одеяло, доставать из рюкзачка бутерброды с холодной телятиной, и помидорчики с огурчиками, и термосы, и пластмассовые тарелки, и салфетки, и кусочек сахара для кофе, налитого в крышку-чашку термоса… Голод обычно бывал зверским и веселым, вкусность еды не сравнима ни с чем, и этот зверский голод, и блаженный процесс его утоления – это все тоже было счастливым актом единения с землей, с природой.

А потом, когда все съедено и убрано в рюкзачок, растянуться на одеяле и смотреть в небо. И рядом Саша, и в корзинке пузатятся толстые тельца боровичков… И мысли неспешно плывут в голове, как вон те облачка в безмятежной синеве.

Почему говорят, что перпетуум мобиле не существует? Он существует: природа. Здесь, в лесу, в детских красках голубизны, зелени и радостно-желтого пятна солнца, в мелкой копошне всяческих букашек, это было совершенно очевидно. Она самовозобновляется, она вечна. В ней все удивительно ловко устроено: одно кормит другое, жизнь развивается, потом производит другую жизнь. Каждая тварь, малая и большая, смертна, а жизнь вечна. И прекрасна.

Он повернул голову, посмотрел на Александру. Изгибы. Бровь, нос, контур щеки, подбородка. Изысканная линия губ. Саша тоже прекрасна. Она жизнь – его жизнь. Жалко все же, что они не дали начало другой жизни… Но что делать, так вышло.

Он повернулся и обвил ее рукой. В лесу он всегда отчаянно хотел близости с ней, и Сашка, по правде говоря, тоже. Но соглашалась редко: боялась, что набредут на их полянку грибники. И еще насекомых боялась.

С этими мыслями Алексей осторожно подлез под ее майку рукой, положил на живот. Смирненько положил, ни на что не претендуя, – паинька. Живот был нежным и мягким, и он только чуть-чуть пошевеливал пальцами, как рыба плавниками – стоячая такая рыба, которая никуда не собирается плыть. Или, по крайней мере, делает вид, что не собирается.

Сашка чуть-чуть поправилась в последнее время, и ей это шло. А животик вообще стал обалденный: на нем теперь можно было сделать складочку и нежненько его пощипать. И грудь немного увеличилась, а уж что можно делать с грудью, да еще и с такой налившейся, – об этом лучше не думать, а то…

Саша ведь боится насекомых. И грибников тоже.

Потому рука его смирненько покоилась на ее животе, только пальцы чуть шевелились, – ее тело, ее плоть была всегда такой желанной, что он мог получать бесконечное, медленное удовольствие всего лишь от прикосновения. А с более острыми ощущениями можно и до вечера подождать.

Алексей закрыл глаза. Небо, земля и Саша. Пряно пахло грибами, а еще солнцем, хвоей и травами, и его рука-рыба медитировала на Сашкином животе. Жизнь действительно прекрасная штука.

И вдруг он почувствовал, как ее тело напряглось. Истолковав это напряжение так, как только мог истолковать мужчина, он рискнул и скользнул ладонью ниже, под тугую застежку джинсов, потом под резинку трусиков, и подушечки его пальцев уже ощутили ласковую шерстку ее лобка…

Александра вдруг положила свою руку на его. И даже немного вжала его ладонь в сладостную мякоть своего живота. Алексей почувствовал, как запульсировала кровь в его теле, ринувшаяся к… Ну, известно, куда ринувшаяся.

Означал ли ее жест согласие? Он приподнялся на локте, чтобы увидеть выражение ее лица… Оно его несколько озадачило. В нем не было желания – в нем было странное, почти отрешенное блаженство.

– Чувствуешь? – тихо молвила Александра. – Здесь наш ребенок…

Он почему-то отдернул руку. Опрокинулся на спину и уставился в бездонное, яркое небо.

Александра тоже смотрела в небо, тактично давая Алеше время справиться с эмоциями – она пока еще не знала, с какими именно. Приятный для него сюрприз – или неприятный? О ребенке они никогда не говорили – как-то само собой подразумевалось, что они с этим делом опоздали, что не в том возрасте они встретились, что работа-монстр и образ жизни не позволяют…

Наконец Алексей очнулся и указал на ее живот.

– Это вот тут?! Наш ребенок?!

– Ну, не в корзинке же с грибами!

Александра снисходительно улыбнулась. Она вдруг ощутила себя жрицей, посвященной в высшие таинства, недоступные простому люду по имени "мужчины".

Алексей подумал. Потом осторожно встал над ней на четвереньки, приложил щеку к ее животу – или ухо приложил, чтобы послушать, хотя слушать там было еще решительно нечего. Потом оторвался и проговорил, стесняясь, ей в пупок, словно в микрофон:

– Здравствуй… Здравствуй, маленький! Я твой папа…

Он поднял глаза на Сашу.

– Как ты думаешь, он слышит? – спросил он у нее, отчего-то перейдя на шепот.

– Конечно! У него уже есть ушки!

– Ушки… Потрясающе, ушки!.. Значит, теперь он знает не только твой голос, но и мой?..

Алексей снова завалился на спину рядом с ней. Нет, рядом с ними…

– А что у него еще есть?

– Все. Только очень маленькое.

– А когда мы с ним познакомимся?

– Через семь месяцев.

– А как мы его назовем?

– Сначала выясним, мальчик будет или девочка.

– А это как выясняется?!

…По дороге домой он задал еще кучу забавных и бестолковых вопросов, немало развеселив Александру. Он вызвался немедленно ехать за клубникой – потому как слыхал, что беременные женщины отчего-то хотят клубники, – и она смеялась в ответ и не хотела никакой клубники. Она просто радовалась. Конечно, она предполагала именно такую реакцию Алеши, но одно дело предполагать, а другое знать. Знать точно, что любимый мужчина рад стать отцом.

Всю ночь Алексей держал теплую ладонь на ее животе и даже во сне бормотал "маленький", так что Александра чуть не всерьез заревновала будущего папу к будущему бэбику.

Поутру они быстро разбежались – каждый по своим делам. Александра Касьянова отправилась в редакцию известного еженедельника, а частный детектив Алексей Кисанов (для своих просто Кис) отправился в свой рабочий кабинет, служивший ему как офисом для приема клиентов, так и "храмом уединенного размышления".

Собственно, офисом и по совместительству "храмом" являлась одна из комнат в его трехкомнатной квартире на Смоленке, в старом доме архитектора Желтковского. И в этом теперь заключалась вся проблема.

Проблема немножко заключалась в этом уже и раньше, но сейчас она встала перед Алексеем со всей беспощадной очевидностью: они с Сашей жили каждый у себя. Он здесь, на Смоленке, – она в однокомнатной на проспекте Мира. Они сбегались по вечерам, когда удавалось, – то у нее, то у него. Во всех шкафах множились и дублировались вещи; на полках в ванных разрастались батареи туалетных вод, лосьонов до бритья и после, кремов для всех мыслимых частей тела, шампуней, гелей… В общем, бардак полный.

Тем не менее он их устраивал: работа нередко отхватывала у них часть ночи, а случалось, и всю, и раздельная жизнь счастливо снимала вопрос о подотчетности, об ожидании по вечерам, оберегала от слишком плотного погружения в дела другого… Давала дышать, одним словом, – давала СВОБОДУ.

…Супруги – это от слова "сопрягаться". Спрягаться, склоняться – это когда одно слово диктует обязательную форму другого, и вместе они существуют только так, в своей обязательной взаимной зависимости. А им хотелось «сопрягаться» только тогда, когда, в нарушение грамматики, для этого возникало свободное и обоюдное желание…

И потому накатывавшее иногда ностальгической волной желание жить "нормальной семейной жизнью" неизбежно разбивалось о практицизм преимуществ раздельного быта. И так было до сих пор.

Но теперь, когда у них появится ребенок… Собственно, он уже есть – пусть и на стадии эмбриона в еще плоском Сашкином животе… Теперь все менялось!

Неновая мысль о "нормальной семейной жизни" немедленно заиграла новыми красками – новыми доводами и аргументами. Как же иначе?! Ведь они уже не просто соединенные любовью мужчина и женщина. Они родители! А родители должны жить со своим ребенком вместе!!!

…Ребенок являлся абсолютно логичным результатом их отношений. Плодом их отношений, в прямом и переносном смысле. Несколько поздним плодом, неожиданным… Но желанным. Необходимым.

Это их продолжение, его и Саши. Это их посаженное дерево, их построенный дом. Это то, что останется в мире, прожектируется в будущее тогда, когда их не станет.

Впрочем, идея о "построенном доме" носила определенный практический и даже прагматический аспект. Она без обиняков вопрошала: "где?" Где их дом???

"Надобно неотложно решить этот вопрос", – размышлял Алексей, радуясь отсутствию клиентов в это утро. Первой, конечно, напрашивалась мысль о том, что жить следует у него, в трехкомнатной и просторной квартире. Но имелось несколько "но".

Первое "но": тут находился его кабинет, а детский плач не самое лучшее звуковое оформление для переговоров с клиентами. Ладно, допустим, он перенесет в таком случае свой кабинет в Сашкину квартиру, оповестит всех клиентов о смене адреса и телефона, а также заявит новые данные в справочники по Москве, равно как и на своем небольшом сайте в Интернете.

Следующее "но" заключалось в том, что квартира его нуждалась в серьезном капитальном (и дорогостоящем) ремонте.

И Садовое кольцо – отнюдь не лучший микроклимат для малыша – это третье "но".

Отсюда просто и естественно вытекала мысль о покупке новой квартиры. В каком-нибудь тихом дворике, зеленом островке, – дома сейчас строят качественные повсюду, а жить в пределах Садового кольца вовсе не обязательно…

В самом деле, вместо того чтобы тратить деньги на ремонт его квартиры, их лучше вложить в покупку новой! Кроме того, в таком раскладе Алексею не придется менять адрес кабинета, и квартира Саши останется незанятой, что тоже хорошо. Он полагал, что для нее это психологически важно: у нее всегда будет убежище на случай, когда и если захочется побыть одной. Может, никогда и не захочется, но важно знать, что оно, убежище, имеется…

И вот еще что: надо им наконец пожениться!

Вечером он поделился своими соображениями с Александрой. И потом тактично ждал, давая ей время справиться с эмоциями – он пока еще не знал, с какими именно… Приятный для нее сюрприз – или не очень?

Александра думала совсем недолго.

– А что у нас с деньгами? Хватит на покупку?

– Я займусь этим вопросом немедленно, – пообещал он. – Выясню цены. По-моему, должно хватить!

– В ЗАГСе тоже разузнаешь?

Это означало, что Саша согласилась. Согласилась!!!

Конечно, он примерно так и предполагал, они с Александрой нередко думали в унисон. Но одно дело предполагать, а другое дело – знать. Знать точно, что любимая женщина готова стать его женой…

Александра не переставала изумляться, как легко и нечаянно изменилось течение ее жизни. И мыслей. Еще столь недавно, каких-то несколько лет назад, она не верила, что можно любить. Любить мужчину – это важное уточнение. Потому что другая любовь – к семье своей, родителям, младшей сестре Ксюше, – эта любовь была ей ведома. И свята.

С мужчинами же было все значительно сложнее…

…Александра родилась красивой. Сколько она помнила себя, столько она помнила тянущиеся к ней, как руки, мужские взгляды. Но, глядя в их жадные глаза, она отчетливо понимала: жизнь им представляется, как пиршественный стол, за которым подают женскую плоть. Где, поев красной икорки, они вожделеют черной, отведав ягнятинки, требуют говядинки… А ягнятинки с говядинками принаряжаются изо всех сил, почитая участь попасть в сластолюбивый рот за честь. И завидуют им отчаянно дурнушки, потому что женское тщеславие основано на количестве сомнительных побед в соревновании за мужскую похоть…

Александра же была весьма высокого мнения о своей личности и сводиться в мужских глазах до статуса "ягнятинки" никак не желала. Возможно, это Тимур¹ так извратил ее представление о мужчинах, но… У нее не было оснований считать иначе. До тех пор, пока в ее жизни не появился Алеша.

…Он зашел в ее душу с черного хода. Да что там "зашел" – беспардонно влез! Без парада, без церемоний, без звонка. Сначала он грубо вытащил на свет божий ее самые потаенные, самые стыдные секреты. Потом, против всех ожиданий, оказался к ним бережным… Потом он… Или сразу? Да, пожалуй, Александра с самого начала ощутила, что нравится ему… Да мало ли кому она нравилась! Она знала, что стоит за этим словом. Но он ничего не просил, не ждал, не намекал на благодарность. Просто спас ее – и ушел в тень.

Она удивилась. Оценила. И позволила ему быть другом. А спустя какое-то время предложила ему стать любовником. Довольно цинично, если честно: как меньшее из двух зол. Если уж нужен женщине мужчина, то пусть будет он, Алеша. Ее друг. Так она рассудила тогда…

О, выбор в пользу "меньшего из двух зол" оказался ловушкой! Очень скоро она поняла, что воздух не дышится без него… Это было почти страшное, хоть и счастливое открытие. Имя ему было – любовь, как ни хотелось ей произносить это затасканное и лживое слово. Иногда утром, глядя на его спокойные во сне черты, она ощущала такую великую нежность, что пугалась. Он слишком много значил для нее. Он слишком много места занял в ней – во всем ее существе. Он стал таким родным, что их секс иногда казался ей инцестом…

И вдруг беременность. Да ладно бы только беременность ВДРУГ! Ее другое ВДРУГ изумило: как она без малейшего колебания, без секундного раздумья приняла этот поворот в своей жизни: ребенок. Их с Алешей ребенок. Да будет так!

Он являлся абсолютно логичным результатом их отношений. Плодом их отношений, в прямом и переносном смысле. Несколько поздним плодом, неожиданным… Но желанным. Необходимым. Просто это должно было однажды случиться – теперь она поняла это. Судьбе надоело ждать, пока они, глупые, додумаются сами. И решила все за них.

И, разумеется, теперь они должны пожениться и жить вместе. Она немного побаивалась, что совместный быт может усложнить их отношения… Но они больше не просто мужчина и женщина, соединенные любовью. Они теперь – родители. А родители должны жить со своим ребенком вместе. Баста.

Алексей не следил за ценами на жилье, нужды до сих пор не возникало, но полагал, что трехкомнатная квартира стоит тысяч двести долларов (вольно правительству издавать указы о непременном обозначении цен в рублях – в квартирном вопросе царил архаичный долларовый подход). Не шикарная, но хорошая. И такой суммой он располагал. Каких-то десять лет назад подобные цифры встречались только в переводной литературе – и Алексей гордился тем, что сумел ее заработать. Сам.

У Александры, транжирки, набралось бы, наверное, еще тысяч пятьдесят. Итого – четверть миллиона! Ничего себе, прямо ненаучная фантастика!

…Но сегодняшняя экскурсия по Интернету повергла его в шок. Квадратный метр в новостройке, даже на начальном цикле (когда цена значительно ниже), сильно зашкаливал за три тысячи в валюте. Выходило, что со своей фантастической четвертью миллиона долларов они могли купить весьма средненькое жилье. И это у черта на куличках, в каких-то отдаленных местах непомерно раздувшейся столицы, которым он, коренной житель Садового, даже названий не знал. Кроме того, строительство закончат в следующем году – и то обещают. Потом отделка, обстановка – не успеют они к рождению ребенка!

Алексей проделал поиск заново, теперь уже просматривая варианты на вторичном рынке. Но и тут приличные трехкомнатные квартиры оказались чудовищно дороги, от пятисот тысяч у. е. и выше, выше, выше… Нечего даже и мечтать.

Он сделал еще раз поиск, выбирая на этот раз квартиры, нуждающиеся в ремонте. Он стоит, конечно, денег, и немалых, но хотя бы не вся сумма сразу вперед, что немного позволяло дышать…

Однако и для такой покупки их сбережений, как выяснилось, катастрофически не хватало. Посему он принялся смотреть цены на дачи, осознав, что придется им что-то продавать. Домишко у Алексея на участке никудышный, но ведь нынче ценится земля, а не древние избушки советских времен: все равно снесут и построят новое жилье…

Дачи Алексею было чуть-чуть жалко – из-за детских воспоминаний. Но делать нечего, суровая действительность не считалась с сантиментами. А в практическом смысле, для летнего загородного отдыха, в их семье имелась еще дача Александры.

Но сумма все равно не набиралась! Он растерялся. Что теперь делать? Отказаться от покупки – и жить на Смоленке, в чаду машинных выхлопов? А его кабинет? Занять под него квартиру Александры? Или купить студию? После капитального ремонта его квартиры не останется даже на замухрышку с окнами на МКАД… Может, взять ипотеку? Проценты банков были драконовскими, как и условия…

Расстроившись окончательно, он поехал к Александре с распечатками с сайтов по недвижимости и горькими размышлениями.

Она послушала, посмотрела распечатки и заключила:

– Продаем твою дачу и мою квартиру. И купим новую в зеленом островке где-нибудь сразу за Садовым. ВДНХ, Динамо, Фили, Сокольники – что там еще в Москве зеленого есть? А твоя останется тебе для работы.

Алексей оценил ее жест. Он дорожил этой старой квартирой, в которой жили два поколения его семьи, и Саша знала об этом.

Немного подумав, он принял ее подарок. Александра никогда не делала ложных жестов "по доброте". Тех фальшивых жестов мягкотелости, после которых люди немедленно жалеют о своей "доброте", называя этим красивым словом собственную трусость и неумение отказывать.

– Тогда нам остается только выбрать квартиру! – заключила Александра.

…Ваня – юный друг, жилец и ассистент Алексея, недавний студент, а ныне аспирант – воспринял новость так, словно был детективу отцом родным:

– Ну, слава богу, насилу я вас уговорил! Сколько лет своей молодой жизни на это положил!!!

Ванька хоть и ерничал, но правду говорил: он давно уже агитировал Алексея "жить по-человечески", то есть с Александрой. На самом же деле он просто предчувствовал свой уход из квартиры на Смоленке, где практически провел все свои студенческие годы, и понимал, что это будет непросто для них обоих. За годы их совместной холостяцкой жизни Алексей стал Ивану больше чем друг – он стал ему "двоюродным папой", более близким по духу и складу, чем родной. Бездетный Алексей тоже сильно привязался к парнишке.

– Ты еще не знаешь главного: Александра беременна! – сказал он.

– И вы будете рожать?!

– Будем, – кивнул Кис.

Ванька присвистнул, потом хлопнул "двоюродного папу" по плечу и заявил, что будет шафером, свидетелем, крестным отцом, кумом, деверем и еще чем-то таким, чему толкования не знали оба, зато стало ужасно весело.

Потом Ванек вдруг озаботился здоровьем Александры и пообещал найти лучшего во всей Москве гинеколога. Затем принялся вникать в проекты по приобретению недвижимости и вызвался сыскать наилучшего агента Москвы.

Алексей, как ни старался, так и не сумел охладить пыл своего юного друга, и через два дня ему была вручена записка с номером телефона "лучшего гинеколога", а также представлена женщина в качестве "лучшего риелтора", а проще (хоть и длиннее) говоря, агента по недвижимости.

Людмила – так ее звали, – приятная женщина средних лет, была немногословна. Усвоив поставленную перед ней задачу, она пообещала дать полный обзор по интересующему детектива вопросу через пару дней.

И через пару дней она, как обещала (о чудо!!!), предложила им список вариантов, плюс-минус соответствовавших запросу, а также попросила назначить дни для просмотра квартиры и дачи: покупатели нашлись моментально, невзирая на условие, чтобы Александра проживала у себя на проспекте Мира до переезда.

Машина сделки завертелась с ужасающей быстротой. Дача Кисанова и квартира Александры улетели в считанные дни. Требуемая сумма наконец сложилась, оставалось только выбрать подходящее им жилье. Они с Александрой уморились в хождениях и пристрастных просмотрах квартир по списку Людмилы и наконец остановили свой выбор на одной – в районе ВДНХ, недалеко от Студии имени Горького, в кирпичном доме на тенистой аллее.

Продавец желал получить поскорее деньги, а Алексей, со своей стороны, тоже не хотел тянуть: а ну как появится конкурент, который предложит продавцу больше! Цены росли еженедельно…

Кроме того, времени до родов – с учетом всех хлопот по последующему ремонту да закупке обстановки, включая детскую комнату, – оставалось впритык. И посему Алексей очень торопился, торопил Людмилу, а она оказалась и впрямь человеком очень толковым и обязательным, так что дело двигалось резво.

Наступила очередь бумажек, походов к нотариусу, подписей и гербовых печатей. Быстро ли, нет ли, а сентябрь пролетел, прибавив месяц к возрасту их малыша.

И пришел день Д – день сделки. Следовало заложить деньги в банковский сейф, таковы были правила, – после подписания всех бумаг ее оттуда заберет продавец квартиры на тенистой аллее. Алексей отправился в свой банк, где практически полностью опустошил свой счет, обналичив требуемую сумму. Загрузив небольшой портфельчик большой пачкой купюр с портретами американских президентов, он направился в банк, где находился предусмотренный договором депозитарий, то есть тот самый сейф.

…Припарковаться, как всегда, было негде. Покрутившись по улочкам, он приткнулся на противоположной стороне, метрах в ста от банка. Вышел из своей «Нивы»-джипа, прижимая локтем небольшой черный портфель к боку, и направился к переходу. Машины нетерпеливо пофыркивали в ожидании зеленого, и он прибавил шагу.

Он почти достиг кромки противоположного тротуара, когда воздух неожиданно взорвал треск мотора. Из компактного, напрягшегося автомобильного стадца вырвался мотоцикл и попер прямо на него.

Учуяв неладное, он успел запрыгнуть на тротуар и в то же мгновение ощутил, как его портфель резко потащился назад, выдернулся из-под локтя, увлекаемый мотоциклистом. Ремень портфеля, закрепленный в ладони, развернул его, дернул и затем вырвался из руки, опрокидывая его вслед за собой наземь.

Он ударился головой об ограду, и свет померк в его глазах…

* * *

Страшный женский визг завибрировал в ушах. Он пришел в себя. И вспомнил, что произошло.

А произошло самое простое и самое ужасное: его ограбили почти на шестьсот тысяч долларов. Почти у входа в банк.

Когда Алексей поднялся, от мотоцикла, конечно, и след простыл. Вместе с портфелем. Со всеми деньгами, предназначенными на оплату их новой комфортной квартиры для жизни втроем, с малышом.

Водители, свидетели происшествия, задерживаться не пожелали и уже давно исчезли из виду. Рядом, на тротуаре, стояла только женщина, участливо разглядывавшая его разбитый лоб, и чуть поодаль пожилой мужчина с большим коричневым портфелем, похожий на бухгалтера.

Алексей вытер о брюки ободранные ладони. Голова гудела. Он осторожно провел рукой по лбу: кровь. Она уже подбиралась к крыльям носа. Он пошарил по карманам в поисках пакетика носовых платков. Но его почему-то не оказалось. Ах да, он остался в портфеле… Смешно, не правда ль: у него украли носовые платки и более полумиллиона долларов… Обхохочешься.

Он вспомнил, как Серега, старый друг еще по сыщицкой работе на Петровке, ему пару дней назад предлагал: "Может, тебя сопроводить в банк?" Но Алексей самонадеянно отказался. От машины до банка всего несколько шагов! И он, бывший опер и ныне частный детектив, вполне в состоянии дать отпор, если что!

В состоянии, да… Только вот не дал. Сработал эффект неожиданности – а все потому, что самонадеянность вела его, шепча, что ничего не может случиться за несколько коротких минут, за несколько недолгих шагов…

Мужчина с портфелем, похожий на бухгалтера, подошел к нему.

– Я вызвал милицию, сейчас подъедут… Я свидетель, все расскажу, что видел! Только в отдел я не поеду. Затаскают потом…

– А что вы видели?

– Как вашу сумку мотоциклист выдернул!

– А номер мотоцикла запомнили?

– Нет…

– Может, марку мотоцикла?

– Нет… Большой, красный с черным…

– А водитель?

– Так за шлемом не разглядишь… "Понятно, что за шлемом не разглядишь, – мысленно чертыхнулся Кис, – да только какой же ты, блин, свидетель, если ничего не заметил!"

– Ну, шлем какого цвета? Во что одет мотоциклист?

– В черное…

Женщина все стояла рядом.

– А вы? – спросил ее Кис.

– Ой, я даже не поняла, что случилось! Слышала, мотоцикл трещал, но я только мельком на него глянула, а потом, смотрю, вас вдруг развернуло, дернуло, и вы упали! Я "Скорую" вызвала… – Она смутилась. – Может, зря?

– Спасибо. Ничего, хоть кровь смоют.

– Давайте я оботру!

Она достала из сумки чистый накрахмаленный платочек с цветочками и принялась осторожно промокать ручеек.

– Бандиты какие, надо же! – тихо причитала она, орудуя платочком. – Как же так можно! Вы ведь убиться могли! Хорошо еще так обошлось, раной на лбу… Хотя у вас, может, сотрясение мозга?!

Женщина едва не плакала от сочувствия к нему и негодования по поводу "бандитов". Алексей ее любезно поблагодарил и вывернулся из заботливых рук.

У него уже и так сотрясение. При мысли об украденных – так бездарно, так элементарно!!! – деньгах у Алексея сотрясался не только мозг, но и все внутренности.

Он осмотрелся по сторонам. У входа в банк, на высокой площадке, которой венчалась лестница, двое мужчин смотрели в его сторону, о чем-то разговаривая. Оттуда вряд ли возможно было разглядеть номера мотоцикла, но вдруг они хотя бы марку определили… Он направился в их сторону.

– Быстро пронесся, черт, я не успел разглядеть, – ответил один из мужчин. – Но мотоцикл не наш, иностранный, это точно. И довольно старый, на мой взгляд, дизайн несовременный… Думаю, что япошка, пожалуй что, "Хонда", старой модели, лет пять ей…

Второй человек устранился от разговора, сообщив, что стоял к месту происшествия спиной и ничего не видел.

– А если я вам фотографии разных моделей покажу, сумеете опознать? – спросил он первого.

– Это вы меня что ж, в милицию приглашаете?

– Необязательно. Можно ко мне домой. – Алексей, зная нелюбовь граждан к родной милиции, протянул визитку.

– Видите ль, я человек занятой, – ответил мужчина. – Может, выкрою время, позвоню… Но не обещаю.

Понятно. Хоть на визитке и сказано: "Частный детектив", – аллергия на МВД покрывает и эту вполне безобидную категорию.

– Номера?

– Не разглядел.

– Водитель?

– В черном, шлем тоже. Если расстояние не сыграло шутку, то росту немаленького.

– Обычно водитель мотоцикла несколько пригнут к рулю, за счет чего кажется меньше ростом. А тут он выпрямился, выхватывая мой портфель. Поэтому мог показаться выше. Что скажете?

– Скажу, что вы правы. Но все равно немаленький мужичонка. Не говорю, что большой, – просто не коротышка. Уже кое-что, а?

Уже кое-что, м-да… Алексей почувствовал, как подбирается к грудной клетке волна отчаяния, лишая его кислорода. Легкие парализовало на полувздохе, ни тпру ни ну. Он с трудом совладал с собой и перевел дух.

– Оставьте мне ваши координаты, пожалуйста…

– У меня есть ваша визитка… Я сам позвоню, как только выкрою время.

Это означало "никогда". Алексей молча кивнул и отошел. У тротуара притормозила милицейская машина. Он направился к ней. Довольно быстро договорившись с молоденьким лейтенантом, сидевшим рядом с водилой, о том, что он подъедет в отделение позже и сделает полагающееся заявление, Алексей вернулся на высокие ступеньки. Народ высыпал из дверей и стоял на площадке, крутя шеями. Видимо, до тех, кто находился внутри банка, запоздало дошло сообщение о происшествии, и люди возжаждали зрелищ. Однако зрить уже было нечего, и лица припечатало разочарование.

Алексей вошел в банк. У одной из колонн он увидел на стульях небольшую группку: его агент по недвижимости Людмила, продавец квартиры Роман и его агент. Они ждали Кисанова для завершения сделки.

Алексей приблизился.

– Сожалею, но сделка не состоится. Меня только что ограбили.

Он резко повернулся и покинул банк. Слова сочувствия, хоть искренние, хоть пустые, ему совсем были не нужны. Спасти его могло одно: деятельность!

На выходе из банка он столкнулся с человеком в белом халате. Наверняка фельдшер со "Скорой".

– Кто тут пострадавший? – зычно взывал врач.

– Сбежал, – коротко бросил Кис через плечо.

Он поехал в отделение, где написал, как того требовали правила, заявление. Отчетливо понимая, что грабителя не найдут никогда.

Дежурный опер, которому поручили проводить проверку по его заявлению, был еще той, старой закалки. Он разразился длинным монологом, не давая Кису вставить ни слова.

– Ты что же делаешь? Ты же не лох последний, сам с Петровки не так давно уволился! С такими деньгами один по улице поперся! Не знаешь разве, что у нас завал с уличными грабежами? Мы не то что их раскрывать – мы их штамповать не успеваем! Ты у меня уже за дежурство пятый, а время только к обеду! И что мне теперь прикажешь делать? Спасибо тебе за очередной висяк сказать? Да меня завтра с утра начальник как котенка носом будет во все это дерьмо окунать! А не дай бог, убийство! Тогда твой рывок недели две никто из ящика не достанет! Да что мне тебе объяснять, сам все понимаешь…