Kitobni o'qish: «Буренка для дракона»

Глава 1

Небесные чертоги Столикой богини Арайи

Прекрасная богиня Арайя сидела на низком стульчике в резной беседке и преисполненными изящества движениями рисовала на белоснежном листе бумаги окружающую красоту персикового сада. Конечно, аромат розовой пены цветов не удастся запечатлеть даже богине. Арайя на это и не рассчитывала, просто старалась передать умиротворяющую атмосферу полного цветущих персиковых деревьев сада, розовой лепестковой метели при каждом дуновении ветра. Даже образ Столикая выбрала весенний. Черные волосы собраны над висками в затейливые завитки, закреплены заколками с искусно вырезанными из самоцветов цветами, несколько цепочек с капельками из розового рубина на концах кокетливо спускаются к вискам и на покатые плечи. Оставшиеся свободными локоны блестящей волной струятся до поясницы. В мочках изящных ушек блестят серьги все с теми же рубинами. Бледно-розовое шелковое платье облегает по-девичьи тонкий стан хрупкой точеной фигурки богини. И вся она словно драгоценная фарфоровая статуэтка, созданная талантливым мастером.

По усыпанной лепестками дорожке стремительной походкой подошел один из пяти ее консортов. Это был Маг. Высокий, статный брюнет в мантии сочного синего цвета. На вид ему нельзя было дать больше тридцати лет, хотя консорт разменял не один десяток тысячелетий. Он остановился в нескольких шагах от богини, склонился в глубоком церемониальном поклоне, подождал, пока сиятельная небожительница снизойдет, чтобы обратить на него внимание, и только тогда позволил себе разогнуться.

– Что-то случилось? – холодно осведомилась она, проводя очередную линию на бумаге.

– Прошу прощения, что нарушаю ваше уединение, – слегка склонил голову Маг. – К вам пожаловал Великий дракон Ёрмунганд.

– Вот как? – удивленно изогнула бровь Арайя, откладывая кисть на специальную подставку из красного нефрита. – Какая наглость с его стороны явиться без приглашения. Это же Небесный чертог, а не проходной двор.

– Сказать, что вы заняты? – с улыбкой на чувственных губах осведомился Маг.

Он не любил присутствия посторонних мужчин в Небесных чертогах. Столикая ненадолго задумалась. С одной стороны, являться без приглашения – наглое попрание дворцового этикета. С другой – потом любопытство замучает. Арайя была не только богиней, но и женщиной, которой свойственен этот порок.

– Отказывать как-то неудобно… – нерешительно протянула она. – Все-таки бог. Еще обидится. Зови, раз уж пришел.

Маг поклонился еще раз и удалился, чтобы привести нежданного гостя.

Одетый во все черное Великий дракон был элегантен, как всегда. Темные волосы стянуты на затылке в высокий хвост, обвитый спиралями заколки в виде золотого дракона. Смуглолицый, с высокими скулами и чувственными губами. Миндалевидные карие глаза смотрели внимательно, не упуская ни единой детали. Подойдя к беседке, он поклонился Арайе чуть ниже необходимого, извиняясь за причиненное внезапным приходом неудобство. Вежливо поздоровался, сделал комплимент прекрасной хозяйке и ее занятию.

– Как вы думаете, – мягко улыбнулась она, плавным жестом предлагая взглянуть на рисунок, когда формальности приветствия были соблюдены. – Что мне следует изобразить на этих ветвях: цветы или бутоны? Цветы, безусловно, прекрасны, тогда как бутоны символизируют нераскрытые возможности.

Ёрмунганд склонился над бумагой, делая вид, будто и правда раздумывает над будущей красотой рисунка, хотя на самом деле мало интересовался дальнейшей судьбой изображения причудливо изогнутых ветвей.

– Прекраснейшая, нарисуйте и то и другое, – с видом серьезного ценителя искусства предложил он.

Арайя разочарованно вздохнула и даже хотела было обругать гостя неотесанным мужланом, но передумала.

– «Прекрасная перспектива». Великолепное название для картины, – вежливо улыбнулась она. – Обязательно пришлю вам ее, когда закончу.

– Вы слишком добры, – с поклоном откликнулся дракон.

Слуги принесли стул для дракона, чай, фрукты, закуски и удалились. Прислуживать Арайе и ее гостю осталась только одна служанка. Богиня убрала незаконченную картину и рисовальные принадлежности. Закончить можно потом. В конце концов, персиковые деревья будут цвести столько, сколько ей заблагорассудится. Миловидная служанка расставила вазочки, наполнила изящные фарфоровые чашки горячим ароматным напитком, поклонилась и опустилась на колени, готовая исполнить любую прихоть богов. Ёрмунганд, заняв предложенное место, осторожно пригубил свой напиток.

Несмотря на то, что их паства не ладила последнее тысячелетие, Великий дракон не опасался покушения на свою жизнь, только на честь. Столикая скорее подсыплет афродизиак или подольет любовное зелье, чем яд. Ёрмунганда сложно соблазнить, но покровительница ведьм просто не могла не попробовать свои чары. Надо отдать ей должное, она никогда не опускалась до пошлостей вроде поисков босой ступней его ноги под столом. Арайя предпочитала действовать иначе. Как-то незаметно ее фигура приобрела более соблазнительные округлости, чем были в начале разговора, в прекрасных глазах появился лукавый блеск, голос приобрел волнующие полутона, а ветер как бы невзначай доносил чувственный аромат ее духов до обоняния гостя. Древняя игра, словно хорошо отрепетированный танец давно знакомых друг с другом партнеров.

Некоторое время разговаривали о ничего не значащих пустяках. Когда перед тобой вечность, в спешке нет никакой необходимости. Только после того, как выпили уже два чайника чая и служанка принесла третий, Ёрмунганд перешел к причине своего визита.

– Прекрасная госпожа, – осторожно начал гость, глядя на собеседницу поверх тонкого фарфора своей чашки, – не пора ли положить конец проклятию? Минула тысяча лет с наложения, пострадавшие все осознали. Глупо наказывать всю расу за одну небольшую давнюю ошибку.

Столикая опустила взгляд на почти целое персиковое пирожное в своей тарелке. Она любила сладости, но считала, что хорошая хозяйка должна все внимание уделять гостям, а не еде. Как развлекать интересной беседой, если твой рот набит вкусностями? Некоторое время богиня перебарывала желание запустить посудой в толстокожего визитера. Это же надо называть самоубийство ведьмы из-за дракона всего лишь «небольшой давней ошибкой», а теперь с самым невинным выражением лица просить снять посмертное проклятие. Все настроение испортил. А настроение для любой ведьмы многое значит.

– Не я накладывала проклятие, не мне его и снимать, – спокойно сообщила богиня, поднимая на Ёрмунганда темно-грозовой взгляд.

Она сделала служанке знак убирать со стола, давая понять – аудиенция окончена, гостю пора и честь знать. Великий дракон едва удержался, чтобы не скрипнуть зубами. Но вопрос был слишком важен (на кону стояла судьба всей расы драконов), а значит, любые негативные эмоции лучше держать при себе.

– Вам и не надо, – задушив гнев в зародыше, смиренно поклонился Ёрмунганд. – Просто отдайте одну из ведьм в избранные дракону. Пусть история повторится, но с другим окончанием.

– О! Всего-то! – воскликнула Арайя, отчаянно жалея, что бить гостей всем, что подвернется под руку, дурной тон и приходится обходиться драконьей долей сарказма. – Предлагаете подписать еще одной страдалице смертный приговор? Не боитесь получить еще одно посмертное проклятие вместо избавления? Тогда род драконов вымрет окончательно.

«А вы на это надеетесь?» – хмыкнул про себя Ёрмунганд, зло сощурив глаза, а вслух сказал:

– Вымирание, прекраснейшая, грозит не только драконам. У ведьм тоже проблемы с размножением. Надеюсь, вам не надо объяснять что случится, когда наших рас не станет? Молитвы иссякнут, божественная энергия тоже. Через несколько столетий о нас даже не вспомнят, как не помнят тех, кто был до Триединого.

Арайя поджала губы, припоминая строгого людского бога, с вечно постным выражением лица раздающего наставления тем, кто еще был в состоянии его слушать и не заснуть от постоянных нравоучений. Столикую он практически в лицо называл блудницей (это в лучшем случае) и норовил «просветить» консортов о роли мужчин в жизни женщин. С точки зрения Триединого, женщины должны быстро выйти замуж, подчиняться во всем мужчинам, много работать, заботиться обо всех членах семьи, рожать каждый год, а открывать рот только для молитвы. Все это следует делать скромно, не поднимая глаз от пола. Неудивительно, что Арайя предпочитала не вспоминать не только о предшественниках Триединого, но и о нем самом.

– Потеря божественной энергии мне не грозит, – с чувством собственного превосходства сообщила она.

В конце концов, Столикой слали свои молитвы и чаяния не только ведьмы.

– Шлюхи? – презрительно ухмыльнулся Ёрмунганд.

Не хотел задеть, но все же проскользнуло.

– Прежде всего они – женщины, – раздраженно напомнила оппонентка. – К тому же ими мое почитание не ограничивается.

Великий дракон вступать в спор не стал не только потому, что спорить с женщинами (особенно если это ведьма и тем более богиня ведьм) занятие абсолютно неблагодарное, просто точно знал – паства прекраснейшей велика. Помимо людских блудниц, ее просили все женщины о благополучных родах, невесты о многочисленных женихах (счастливая обладательница пяти консортов уж точно должна разбираться в этом), парочки о жизни в любви и гармонии, безответно влюбленные о взаимности, мужчины о неутомимости в постели…

– Допустим, – условно согласился Ёрмунганд, точно знавший, в домах удовольствия ассортимент не ограничивается только женским полом, что не мешало возносить молитвы Арайе вне зависимости от половой и религиозной принадлежности. – Но бросать свой народ, когда есть способ избавить от незавидной доли, как-то… – он слегка помедлил, подыскивая подходящее слово, – не гуманно, что ли…

– Чушь! – раздраженной кошкой фыркнула богиня, от гнева ее щеки порозовели, грудь бурно вздымалась.

Дракон невольно залюбовался собеседницей, представляя не менее страстную сцену наедине, но уже без многочисленной мешающей телам одежды. Впрочем, раздевать хорошо сложенную, со вкусом одетую женщину тоже может стать своего рода наслаждением. «О чем я думаю?, – раздраженно одернул себя Ёрмунганд. – На кону судьба двух рас, а меня волнуют прелести Столикой богини… Но ведь хороша… И сама об этом знает. Одним словом – ведьма».

– Создав новую пару, проклятие можно только усилить, а не снять, – продолжила она, не обращая внимания на задумчивость собеседника. – Наши виды несовместимы. Пора принять этот факт и двигаться дальше.

– Куда двигаться, Арайя? – Нет, он не забылся и не откинул вежливость в сторону, просто хотел, чтобы она вынырнула, наконец, из своего раздражения и прислушалась к словам. – Наши расы постепенно вымирают, мир гибнет, даже люди пострадали от некоторого… недопонимания…

– Недопонимания?! – взвилась Столикая, стукнув изящной ладошкой по столу с такой силой, что мебель едва не развалилась, а гость вздрогнул от неожиданности. – Тысячи сожженных заживо ведьм – это вы называете «недопониманием»?!

Ёрмунганд досадливо поморщился. К сожжению ведьм драконы имели косвенное отношение. Люди просто воспользовались ситуацией, чтобы начать гонения и не только прикарманить имущество уничтожаемых, но и убрать конкуренток людских магов, а заодно и лекарей, травников, аптекарей. Спешно созданная инквизиция обвинила ведьм во всех смертных грехах, частым гребнем прошлась по трем людским королевствам, на костры вырубили не одну рощу, а полученным пеплом удобрили множество полей. Оставшиеся ведьмы бежали за Энгийские горы, где основали свое государство Арадию. Но люди почему-то не подумали о том, что если одна ведьма умудрилась «одарить» посмертным проклятием всю расу драконов, то предсмертные вопли тысяч тем более будут услышаны. Полученная выгода радовала недолго. Следом прошли несколько волн чумы, неурожаев, погодных катастроф: по побережьям ударили цунами, смерчи сметали с земной тверди целые деревни и города.

Люди не вымерли полностью только потому, что за них просил Триединый. Разумеется, сначала он имел наглость требовать прекратить уничтожение, затем угрожал, но наткнулся на стену непонимания и сник. Выступать против богини с пятью божественными консортами в одиночку чистой воды самоубийство, будь у тебя хоть три лика, хоть сто. Пришлось Триединому примерять на себя роль униженного просителя. Он засыпал Столикую дарами и клятвенно обещал не карать вероотступников, вздумавших возносить молитвы Арайе и ее консортам. Столикая сменила гнев на милость далеко не сразу: почва в людских королевствах оскудела, в лесах осталось мало зверья, а роды для человеческих женщин стали еще опасней, чем были.

За недальновидных магов, имевших наглость выступить против ведьм, просил Маг. Несколько месяцев он провел, стоя на коленях перед Божественными чертогами небесной госпожи, отказываясь от еды, питья и сна. И хотя бессмертному божеству гибель от обезвоживания, голода или недосыпа не страшна, он приобрел достаточно жалкий вид для помилования. Но магические рода все равно вырождались. Магия в крови становилась слабее с каждым поколением. Арайя мстительно сделала так, что освежить кровь реально могли лишь дети от ведьм. Только сами ведьмы не стремились к отношениям с магами, предпочитая брать в консорты ведьмаков.

– Возможно, я неудачно выразился, – сделал шаг к примирению Ёрмунганд.

– Неудачно выразился? – тоном «продолжаешь рыть себе могилу?» холодно осведомилась она. Ее раздражение достигло такой степени, что игривый ветерок не только перестал доносить до Ёрмунганда волнующий аромат духов, но и усилился: вот-вот перерастет в бурю. В воздухе разлилось явственное предчувствие грозы. – Боюсь, наш разговор так же неудачен, как и ваше выражение. Думаю, нам следует его прекратить. Простите, что не провожаю вас.

Великий дракон мысленно скрипнул зубами. Ему не хотелось терять лицо, дождавшись, когда Столикая окончательно потеряет терпение и кликнет слуг, чтобы они выставили неудобного гостя вон. Но и просто встать и уйти позволить себе не мог: слишком многое стояло на кону.

– Смею заметить, ведьмы тоже получили свою долю проклятия, а значит, не совсем невинные жертвы в этой истории, – осторожно, чтобы не слишком усугубить ситуацию, заметил бог драконов.

Ветер перешел в шквалистый. В воздухе снежными хлопьями метались нежные розовые лепестки, безжалостно сорванные с деревьев, норовя бросить горсть-другую ему в лицо. «Мелко, прекраснейшая. Мелко», – хмыкнул про себя он, устанавливая защиту ровно такой силы, чтобы погодные условия перестали донимать, а мировосприятие не искажалось магическим полем.

Будто подслушав мысли о мелочности, с неба ударил ливень: в считанные минуты садовая земля превратилась в бурные грязевые потоки, преодолеть которые можно только в высоких болотных сапогах. Еще немного и вода начнет размывать корни деревьев, а там и до потери сада недалеко.

«Изволите гневаться, великолепная?, – мысленно усмехнулся Ёрмунганд. – И что дальше? В спину молниями бить станете? Неприятно, конечно, но не смертельно».

– Драконы, – презрительно сузила потемневшие глаза Столикая, – самодовольные, нахальные ящерицы с крыльями, возомнившие себя венцом творенья, к тому же эгоисты и собственники до мозга костей. Что вы вообще можете знать о жертвенности? Ваш дракон заточил свою ведьму в башне.

– Она хотела сбежать, – пожал плечами Великий так, будто это могло оправдать все, что угодно. – Ни один дракон не пожелает расстаться со своей единственной.

– Ну да, конечно, – растянула богиня губы в саркастической ухмылке. – А он не слышал такие выражения, как «насильно мил не будешь» или «если любишь, отпусти»? О! Конечно же, нет. Он просто посадил любовь своей жизни на цепь?

– Для ее же блага, – ничуть не впечатлился Ёрмунганд. – Она все время норовила сбежать через окно, а значит, могла упасть и покалечиться.

– Неужели? – прошипела богиня, и молния ударила опасно близко с беседкой, заставив ее содрогнуться до основания. – Хорошо хоть гвоздями к полу не приколотил. Видимо, просто не додумался. Не удивительно, что она не пожелала такой судьбы своей дочери.

– Дочери? – недоуменно нахмурился Великий дракон. – Разве ведьма была беременна?

«Какая ведьма пойдет на убийство собственной дочери, даже если она нежеланная? – ошеломленно подумал он и тут же обнаружил ответ на собственный вопрос. – Совершенно отчаявшаяся».

– Разумеется. Почему, по-вашему, проклятие легло и на ведьм? Так что драконам никогда не вымолить у меня прощения. Пусть хоть тысячу лет простоят на коленях и переведут весь сандал на благовония.

– Тысяча лет – срок немалый, – оценил масштаб молитвенных бдений Ёрмунганд. – Вам точно наскучит монотонный бубнеж уже через пару столетий. Предлагаю скрасить время как-нибудь еще. Например, игрой.

Арайя смерила гостя скептическим взглядом. Мол, знаем эти игры. Одна пара уже доигралась – три расы до сих пор последствия пожинают. Впрочем, Великий дракон не привык пасовать перед трудностями, а перед женскими взглядами тем более, и продолжил:

– И играть станем на интерес.

– Неожиданное предложение, – дернула уголком губ богиня, и с неба в землю ударила еще одна молния. На этот раз немного дальше от беседки. – Ваш интерес я знаю. А какова будет ваша ставка?

– Я, прекраснейшая. Я, – огорошил Ёрмунганд, добавив самую чувственную улыбку, на какую был способен. – Стану вашим консортом на сто лет.

Арайя с интересом воззрилась на собеседника. Пауза затягивалась. Великий дракон уже начал сомневаться в своем предложении, когда богиня наконец решилась:

– На тысячу.

* * *

Ближе к вечеру Маг провожал Великого дракона к выходу из Небесных чертогов. Ёрмунганд не раз бывал в гостях у Столикой, прекрасно мог найти выход самостоятельно и не без основания подозревал, что консорт просто желает убедиться в уходе нежеланного гостя. Смеркалось. На небосклоне робко проявлялись первые звезды. Мужчины не спеша подошли к золотым воротам и остановились.

– Прошу прощения за доставленные неудобства, – с вежливым поклоном извинился Ёрмунганд, хотя ничуть не раскаивался в содеянном.

В конце концов, выживание расы драконов превыше всего, и, если для этого надо будет обозлить парочку богинь, он готов пойти на это.

– Неудобства? – недоуменно изогнул породистую бровь Маг. – О каких неудобствах идет речь?

– Своим визитом я имел неосторожность вывести прекрасную Арайю из равновесия, – «покаянно» опустил глаза Великий дракон. – И к тому же выиграл у нее партию в шахматы. Боюсь, прекраснейшая может выместить дурное настроение на окружающих.

– Ах вот оно что, – неожиданно миролюбиво улыбнулся Маг. – Благодарю за беспокойство. На самом деле, ничего страшного не произошло. Заверяю вас.

– Вот как? Вы уверены? – переспросил Ёрмунганд, ощущая внутри первые признаки беспокойства.

– Разумеется, – с достоинством кивнул собеседник. – Я живу с Арайей не одну тысячу лет и хорошо изучил ее переменчивый характер. Она никогда не станет играть в игру, в которой у нее мало шансов выиграть. А если уж проигрывает, то либо рассчитывает отыграться в дальнейшем, либо таков был ее план.

Ёрмунганд пораженно застыл. «А действительно ли я выиграл?», – засомневался он.

Глава 2

Ночь мягким покрывалом опустилась на Хилский лес. На темный небосклон частыми блестками высыпали звезды, из-за облаков стыдливо выглянула ущербная луна, но двум одиноким путницам все равно было жутко. Да и кто не забоится идти на поклон ночью к лесной ведьме. Злые языки поговаривали, карга старая человеческим мясом не брезгует, изба у нее из костей сложена, а на плетне человеческие черепа развешаны, чьи глазницы светятся в темноте вместо фонарей. Правда это или нет, доподлинно не знал никто, но слухов ходило множество: один другого страшнее, некоторые, правда, совсем уж невероятные, но от того еще более зловещие.

– Барышня… барышня… – жалостливо заскулила закутанная в черный плащ женская фигура с фонарем, споткнулась и чуть не выронила ношу. – Куда ж мы ночью-то в лес, да в самую чащу-то? Пропадем. Как есть пропадем. Может, ну его, к лешему, гаданье это?

– Не каркай, Матрена. Накличешь еще, – откликнулась барышня, которая изо всех девичьих сил старалась храбриться, но голос все равно предательски дрожал.

– Так давайте домой вернемся, – не унималась Матрена, фонарь в ее руках мелко дрожал, пламя свечи плясало и все время норовило погаснуть. – Завтра днем придем. При солнышке-то и идти приятнее. А так, неровен час, заблудимся да зверям на прокорм угодим. Тогда нас батюшка ваш заругает.

– Если зверям на прокорм угодим, как же он нас заругает? – нервно сглотнула хозяйка. – Да и час заранее обговорен был. Сама же записку принесла.

В глубине души Матрена кляла себя последними словами за то, что не догадалась записку эту треклятую сжечь. Не пришлось бы в ночь тащиться куда ворон костей не заносил. К лесной ведьме просто так, без приглашения, дойти никому не удавалось. Все знали, что она в лесу, но на избушку никто случайно не набредал, даже грибники. Чтобы попасть к ней, нужно в старое дупло опустить подношение и записку с просьбой. Если оплата нравилась, ответ забирали там же через день. Если просили гадание, или еще какая надобность была в личной встрече, в ответной записке указывалось время, когда следует приходить. В случае же, когда требовалось зелье, получали склянку. Правда, ведьмовское снадобье не всегда действовало именно так, как желал заказчик. То ли мзда не устраивала старуху, то ли путала что-то на старости лет, то ли просто пакостила из-за зловредности натуры. Например, захочет жена мужа-гуляку дома посадить. Напишет записочку ведьме, чтобы не гулял да из избы ни ногой, честно, по инструкции, добавит зелье из дупла в суп благоверного. Супруг тут же несется в сортир, сидит там, стенает, действительно за порог глаз не кажет. Или парень ревнивый попросит, чтобы вокруг его зазнобы не увивались всякие, даст ведьма склянку, и вот уже девушка в таких прыщах, что собаки воют от ужаса. Но, несмотря на различные, зачастую совершенно неожиданные эффекты от снадобий, тропа к дуплу не зарастала. Да и ведьмины лекарства чаще всего оказывались гораздо действеннее и дешевле купленных в аптечной лавке.

– Барышня… барышня… – снова запричитала Матрена. – Ну, давайте вернемся. Ни зги же не видно. Видите, какой туман дальше? Кисель и тот пожиже будет. Чего вам стоит дома карты разложить. Чем не гадание? Я вам такую книжицу на базаре куплю, там все гадания подробно рассказаны. Раскладывайте себе карты хоть круглосуточно. Там, говорят, и по чаинкам будущее предсказать можно.

Впереди, среди темных стволов деревьев действительно угадывался плотный слой тумана, скрывающий и без того не сильно приметную в темноте тропу. Неожиданно хрустнула под ногами ветка. Путницы дружно подпрыгнули. Матрена выпустила из рук фонарь. От удара свеча в нем погасла.

– Какая же ты… неловкая, – дрожащими губами прошептала барышня, пылко вцепившись в руку служанки.

– Так ведь страшно-то как, – пролепетала та, безуспешно пытаясь нащупать оброненный светильник и отчаянно жалея, что выпила так много чая вечером.

В кромешной темноте под руку лезла всякая мерзость: прошлогодняя листва, трава, палки, что-то скользкое, извивающееся… Того и гляди опозоришься со страху. Налетевший ветер зашелестел листвой деревьев, глухо заскрипели ветки. Путницы испуганно замерли.

– Страшно? Так ты молитвы Триединому читай, – стараясь не стучать зубами от ужаса, предложила барышня. – Ты молитв много знаешь?

– Много, – судорожно сглотнула Матрена, отчаявшись разыскать треклятый фонарь. – Только не помню ни одной.

– И я, – растеряно покаялась спутница. – Давай молиться своими словами. Триединый нам поможет.

В глубине души Матрена восхитилась идеей своей барышни и даже возгордилась, что служит такой умной госпоже. Она выпрямилась, попыталась унять мелкую дрожь, вытерла грязные руки о юбку, надеясь, что пятна потом удастся отстирать, и кивнула.

– Конечно. Он же милостив. Но только мы идем к ведьме, ночью. Не следует ли молиться Столикой… – при последних словах вновь налетел ветер, словно выражая согласие со сказанным. – Вдруг Триединый сейчас спит?

– Разве он будет спать? Он же Бог, – возразила барышня, хотя никакой уверенности в круглосуточном бодрствовании божеств не испытывала. – Давай сделаем так. Ты молись Столикой. Я – Триединому. Кто-нибудь нас да услышит. Больше – не меньше.

Они крепко обнялись, истово зашептали просьбу божествам помочь в час сурового испытания и мужественно шагнули в туман. Матрена тут же споткнулась о кочку и полетела на землю, увлекая за собой взвизгнувшую от неожиданности госпожу. Служанка содрала кожу на руке, барышня пребольно приложилась щекой о какую-то палку. Обе помянули божеств нелестным словом, спохватились и замерли, опасаясь неминуемого возмездия. И оно не заставило себя ждать. Рядом, в тумане, раздалось отчетливое, хриплое дыхание зверя. Матрена обмерла от ужаса, опрометчиво выпитый чай настойчиво просился наружу любой ценой.

– Мамочки, – охнула госпожа, вскочила на ноги и дернулась было бежать со всех ног, но помешала Матрена.

Служанка вскарабкалась по девушке как по фонарному столбу, обвила руками, ногами и пронзительно заверещала прямо в ухо:

– Барышня Веселина! Барышня Веселина! Что это?! Что это?! Кто это?! А-а-а-а!

Паническими криками женщина чуть не довела себя до помешательства. Ночью, в туманном лесу, в кромешной тишине вопли Матрены нагоняли куда больше страху, чем невнятное дыхание непонятно кого. Последнее, к слову, могло еще и просто послышаться. Мало ли что может померещиться в тумане? Веселина тщетно пыталась оторвать от себя служанку, но та вцепилась намертво, как потерпевший кораблекрушение в единственное уцелевшее бревно. В это время до путниц снова донеслось чье-то тяжелое дыхание, и в туманной дымке померещился размытый силуэт то ли волка, то ли собаки… Служанку будто змея ужалила – она подпрыгнула на месте, ухватила барышню за руку и помчалась в лес, ломая кусты, как удирающая от хищников важенка. Веселине ничего не оставалось, кроме как нестись следом, стараясь держать темп и не отставать. Матрена точно не собиралась отпускать ее руку, а девушка не желала лишиться конечности. Вместе они топтали муравейники, пинали кочки, валежник, коряги, продирались сквозь кустарник и заросли малинника. Ветки хлестали им по лицу, но хотя бы никто не кусал за пятки.

Тут они добежали до обрыва, который заметить в темноте могла разве что кошка. По какому-то невероятному наитию Матрена умудрилась почувствовать опасность, затормозить, опасно балансируя на самом краю, и тут в нее со всего скока врезалась Веселина. С воплем ужаса обе полетели вниз, больно ударились о пологий склон, вцепившись друг в друга, скатились до ручья (к счастью, неглубокого) на дне оврага. Беглянки дружно наглотались воды, судорожно откашлялись, не в силах встать на ноги, поднялись на четвереньки, прошлепали по воде до противоположного берега и, тяжело дыша, в изнеможении рухнули на относительно сухой участок земли. Они понятия не имели, в какой части леса оказались, куда им следует идти, как вернуться домой, но были живы и радовались каждому вдоху.

Первой подала голос Матрена:

– Барышня… смотрите, какая страшная птица… как бы она нас не заклевала до смерти.

Веселина тоже заметила сверкающие янтарем глаза филина, сидящего на одной из веток рядом стоящего дерева.

– Глупости, – хрипло откликнулась она, с трудом поднимаясь на ноги. – Эта птица питается мышами, а не людьми.

– Откуда вы знаете? – недоверчиво нахмурилась Матрена. – Это странный лес, здесь много опасных зверей.

Веселина открыла было рот, чтобы ответить, но тут из-за деревьев метнулась белая тень, волк молча вцепился в потрепанную пробежкой юбку и потащил отчаянно верещащую девушку куда-то во тьму.

– А-а-а! Спаси меня, Матрена! – ударилась в панику Веселина.

– Барышня, подождите меня! – завопила служанка, вскочила на ноги и ринулась следом.

* * *

Где-то в Хилском лесу, в месте, куда можно попасть, только зная тайные тропы или по особому приглашению, стояла покосившаяся изба. До того старая, что вросла потемневшими бревнами в землю до самых затянутых бычьим пузырем окон, дверь держалась только на честном слове, крыша крыльца вот-вот упадет кому-нибудь на голову. Именно здесь Веселину ожидала лесная ведьма. Ждала настолько давно, что успела задремать, уронив голову с нечесаными седыми лохмами на открытую книгу, на правой щеке успели отпечататься загадочные знаки со страниц. Гулкий удар в дверь, чуть не снесший ее с петель, резко пробудил спящую. Женщина подпрыгнула на месте от неожиданности, стул под ней со скрипом покачнулся, и она с проклятием полетела на спину, едва не опрокинув стол, за которым так сладко посапывала. И это еще полбеды. Наполовину прогоревшая свеча опасно покачнулась, но устояла. Ведьма с облегчением выдохнула, мысленно поздравив себя с удачным избежанием пожара.

– Кого это леший принес?! – рявкнула она, с трудом поднимаясь на ноги, почесывая ушибленную спину и болезненно морщась.

Парик сбился на бок, седые патлы частично замялись в разные стороны, частично встали дыбом. Ведьма выругалась сквозь зубы. Зеркала в доме не было, пришлось поправлять на ощупь. Лучше не стало, но хотя бы попыталась.

– Госпожа, ведьма… – трагично возрыдали под дверью. – Впустите нас Триединого ради!

– Дерни за веревочку, дитя мое, – скрипучим старческим голосом проблеяла хозяйка избы, вновь усаживаясь на свое место за столом, – дверца и откроется.

Дверь резко распахнулась и ударилась в стену так, будто ей дали пинка все демоны Бездны разом. Залетевший в комнату порыв ветра потушил свечу. Раздался ужасающий грохот, вопли, какая-то возня и ругань. Ведьма зажгла свечу и с трудом удержалась от смеха. На полу боролись, щедро раздавая друг другу оплеухи и тумаки, две девушки. Призрачный волк, которого ведьма использовала в качестве проводника к затерянному в чаще дому, наблюдал за происходящим с непередаваемым омерзением на морде. Увидев хозяйку, зверь с чувством выплюнул клок, выдранный из чьей-то юбки, сделал пару закапывающих движений задними лапами и растворился в ночи.

«И это дочь градоправителя, – фыркнула про себя ведьма. – Никаких манер. Если бы не нужда в деньгах, в жизни не стала бы гадать таким малахольным».

– Почему вы деретесь? И почему ты пришла не одна? – как можно более грозно вопросила лесная ведьма, но не была услышана усердно мутузящими друг друга гостьями.

Недолго думая, хозяйка выплеснула на дерущихся чайник с чаем, благо за время ожидания вода в нем успела остыть, затем с самым серьезным видом уставилась на оставшиеся на дне чаинки. По всему выходило, отсутствие Веселины с Матреной уже заметили, и быть им наказанными по возвращению строгим градоправителем. Служанку высекут на конюшне, молодую госпожу отругают и запрут дома на три месяца.