Kitobni o'qish: «Мия. Семь прях. Книга 1»

Shrift:

* * *

Моим самым близким и дорогим подругам, моему нежному и сильному женскому кругу:

Тане, Оле, Кате, Свете,

сестре Наташе и почти сестре Ксюше,

Ташке, Юльке, Оле Колпаковой и Свете Соколовой.

Дружба с вами проверена и выверена годами, трудами, горечью, радостью, завистью, любовью, одиночеством, разговорами, молчанием, приключениями и открытиями.

И, конечно же, Си. С благодарностью за то, что было и чего быть не могло.

Лишь тот, кто странствует,
открывает новые пути.
Норвежская пословица

Объект: Элоис Току

Место: г. Рионела, Объединенное королевство, сектор 778.95\19ф, точное месторасположение не визуализируется

Заказчик: Этьен Гаррэт

Разработчики: Александра Сидорова, Кирилл Рогов

Исполнители: Александра Сидорова, Кирилл Рогов, А. В. Арсеньев

Руководитель: А. В. Арсеньев

Вспомогательные средства и персонажи: бродячий театр, сестры-близнецы

Якорь: морской конек + сладости

Метка: Сильвер

Срок: один месяц

Пролог

Третий день в Хотталаре шел дождь.

Мальчик сидел у окна и вырезал из букового бруска ложку. Море этой осенью подошло к их дому так близко, что мама перестала петь мальчику песни перед сном – море справлялось с этим лучше. Скоро придет зима. Будет дуть пронзительный ледяной ветер, море станет прозрачным и молчаливым. Лишь иногда взъерошат его темную спину шторма.

Мальчик любил резать по дереву, у него были ловкие руки. Иногда он вскидывал голову, смотрел в окно, на узкую полоску берега, на дождь, хлеставший с утра. Он никого не ждал: мама уехала в Алекту и должна была вернуться только завтра к вечеру. Мальчик не впервые ночевал один, он не боялся. Мама приучила его не бояться. Просто как-то тревожно было. Наверное, из-за дождя.

Вдруг мальчик что-то увидел за окном. Минуту он вглядывался в темноту, потом схватил куртку и бросился на улицу. Он стоял на пороге дома, холодный дождь царапал его щеки, но мальчик не обращал внимания – к дому приближался человек. Человек бежал, хотя дождь цеплялся за руки, связывал ноги в тяжелых от налипшей глины ботинках, человек бежал, как будто бы за ним гнались. Когда он приблизился к мальчику, тот отшатнулся – так изменилось знакомое лицо. Человек торопливо обнял мальчика, спросил:

– Мама дома? Ты один? Почему ты один? Черт, она мне так нужна! Когда она вернется? У вас все хорошо?

Он спрашивал, но не мог дождаться ответов, только говорил сам, торопливо и сбивчиво, а потом сунул ему в руки какой-то сверток:

– Спрячь, но не выбрасывай. Никому не показывай. И знаешь… лучше не говори маме! Никогда не открывай!

– Папа!

Но человек уже бежал прочь, будто его били по пяткам. Мальчик смотрел ему вслед, но не плакал.

Часть первая
Книги

Понятно, что Вселенная есть Книга;
что все способы познания сводятся к одному – к чтению…
А. Иличевский.
Буква и Слово как Мертвое и Живое

…ибо миров больше, чем звезд на небе…
Они повсюду, большие и малые, совсем рядом, под боком прямо.
Они повсюду. Одни видно, другие нет, но существуют двери.
Холм ли, камень ли, изгиб дороги или даже мысль в твоей голове,
но они здесь, они рядом, повсюду вокруг тебя.
Тебе надобно научиться их видеть,
а то ты ходишь среди них и не знаешь.
Терри Пратчетт. Маленький свободный народец

Дочь смотрителя маяка

Каждое утро Мия шла на берег моря. Туда, где лежала выбеленная морской солью и солнцем коряга. Мия садилась на нее, обхватывала руками колени и смотрела в море. Она думала о земле и о солнце, о больших дождях, что шли в прошлом месяце бесконечной чередою, о китах и о чайках, о море, которое она любила как большого доброго зверя, как верного честного друга. Она молча смотрела в лицо горизонту, и это молчание было похоже на песню. Она видела росчерк утра, и ей казалось, будто море несет ее неслышную песню куда-то, где она никогда не была и не будет, где растут невиданные деревья и живут чудесные звери, где большие города с большими домами, где много долгих дорог, по которым кочуют бродячие артисты… У них живет маленький серый ослик.

Мия хотела увидеть все это своими глазами. Но она никогда не бывала даже в городке, что стоял неподалеку от их маяка. У нее было три старших брата (Марк, Дик и Санди) и три младшие сестры (Лиза, Миса и Тина). Она потерялась где-то между ними. От братьев ей перепадали насмешки и старые избитые башмаки, от сестер – капризы и вечные заботы: умыть, причесать, покормить, отправить гулять, приглядеть, помирить, нарисовать им бумажных кукол, почитать, сделать лошадок из травы и лодочки из сосновой коры… и так без конца. Родители и старшие братья вечно были заняты заработком, и Мия понимала, что так надо. Никак по-другому.

Две радости были у нее: море и старая книга на чердаке.

Море было утренней радостью. Она встречалась с ним в тот час, когда братья уже ушли на баркасах за рыбой, мама – на рынок продавать цветы и овощи с огорода, отец отсыпался после ночного дежурства на маяке, а сестренки еще не проснулись. Утро – лучшее время!

Книга была радостью вечерней. Их дом одной стеной примыкал к могучему телу маяка, и когда отец в тяжелых башмаках поднимался по винтовой лестнице внутри него, дом гудел в такт его шагам. И в эти минуты, когда все дела уже переделаны, Мия неслышно забиралась на чердак.

Здесь, на чердаке, она садилась в уголок, зажигала толстую-претолстую свечу, которую стащила однажды у Буна в лавке, и открывала сундук. Это был маленький старый сундук на железной защелке, Мия нашла его на чердаке случайно, прошлой весной. И чего в нем только не было! Две огромные ракушки (таких на их берегу не встретишь), маленький звонкий колокольчик, коробка с почти закончившимися акварельными красками и две кисточки, стеклянный голубой шарик, плюшевая собака с оторванным ухом, толстый красный карандаш, трубка, почерневшая от табака… Но самое главное – книга. Старая, разбухшая от частого чтения, с выцветшими картинками и – на другом языке. На языке, которого Мия не знала.

Она спрашивала о книге у взрослых. Но все пожимали плечами. Только отец сказал:

– Это сундук твоего деда, он был путешественником, по всему свету колесил. И книга тоже его. Правда, я сомневаюсь, что он мог ее читать. Вряд ли он знал какой-то язык, он и на родном-то говорил редко. Лучше бы ты не трогала ее, дочка…

Мия бережно завернула книгу в старую пеленку Тины и положила обратно в сундук. И каждый вечер у нее было свидание. Она перелистывала потертые страницы, всматривалась в незнакомые слова, в буквы, которых не понимала, она разглядывала картинки. Книга была волшебной, Мия знала наверняка, просто не могла разгадать ее секрет. Картинок в книжке было немного, но Мия любила их все. И ту, на которой был морской берег, так похожий на берег, где стоит их маяк. И ту, на которой среди леса торчала серая скала, а на ее вершине сидела собака или кошка, а может, и вовсе какой-то невиданный зверь. И страшную картинку с драконом, изрыгающим пламя, и с прекрасной танцовщицей, и со шпилями башен старинных городов… И совсем уж странную, тревожную, где на площади в день большого праздника, среди флагов и шаров, в нарядной толпе испуганно жались друг к другу грязные, оборванные дети…

Но больше всего Мии нравилась такая картинка: по дороге ехала крытая повозка, на ней были нарисованы клоунские рожицы. Кто правил лошадьми, видно не было, но сзади, откинув полог, сидели мальчик с девочкой. Девочка держала в руках веревку, которой был привязан ослик, бегущий за повозкой. У мальчика на плече сидела странная сине-золотая птица. Мия никогда таких не видела. Но чему удивляться? Она ведь и повозок никогда не видела, и осликов, и букв-закорючек. Только в этой книге. Толстая белая свеча оплывала в плошке, Мия не сводила глаз с картинки, и в дрожащем свете свечи казалось, будто повозка движется, едет по дороге, оставляя клубы пыли, в которых трусит ослик. Наверное, поэтому он такой грустный: бедный, наглотался пыли…

– Мия! Спускайся, дорогая, завтра рано вставать, поедем на ярмарку. Тебе нужны башмаки, придется купить…

На ярмарку! Башмаки! Новые! Купленные, а не доставшиеся от братьев! И то правда: братья выросли, и все их башмаки теперь такие огромные, что кажется, будто она может поместиться в каждом целиком. Мия закрыла книгу. Она поедет на ярмарку! На настоящую ярмарку, в город! Санди иногда рассказывал, как здорово там! Торговые ряды тянутся через всю площадь, и чего там только не продают: мясо и сыры, фрукты, сладости, ткани и украшения, обувь, птиц в клетках, плетеные корзинки, сети, лодки… Всюду народ, гомон, толчея – и правда здорово! На площади устанавливают качели, карусель, приезжает цирк – там чудесные кудрявые собачки, огромная змея, попугаи, пони…

Мия вскочила на ноги, готовая бежать к маме, и книга выскользнула у нее из рук. И открылась как раз на той самой, любимой Мииной картинке. Ехал по пыльной дороге балаганчик, вез мальчика с птицей на плече и девочку, а за повозкой семенил ослик. Вот бы они приехали в их город! Завтра! И тогда она увидит все это наяву! Вдруг в маяке у отца что-то тяжелое грохнулось на пол, дом вздрогнул всеми стенами, и в тот же миг случилось небывалое. Мия даже не поняла, как это произошло. Но только птица на картинке зашевелилась, расправила крылья, вытянула шею и вспорхнула с плеча мальчика. Она покружила над повозкой, над осликом, над пыльной дорогой и… вылетела из страницы. Прямо к Мии на чердак.

Мия взвизгнула и отскочила. А птица уселась на балку под крышей, скосила на Мию темный круглый глаз.

– Кроококоуул… – проговорила птица.

– Ты кто? – шепотом спросила Мия.

Она бы, пожалуй, не удивилась, если бы птица ответила ей человеческим голосом. Но птица не ответила. Повертела головой, мигнула и, расправив большие переливчато-синие крылья, вылетела в чердачное окно.

Наутро Мия, конечно, решила, что ей все приснилось. Она даже рассказала маме свой странный сон, пока та заплетала ей тугие косички. Но когда они вместе с родителями и Марком вышли из дома, чтобы отправиться на ярмарку, первое, что увидела Мия, была ярко-синяя птица с переливчатыми крыльями. Она сидела на заборе у их дома, смотрела на Мию, будто удивлялась, что та есть на самом деле. Будто птица тоже подумала, что Мия ей приснилась.

– Ого какая! – воскликнул Марк. – Наверное, из цирка улетела! Вот бы поймать, кучу денег бы заработали!

Когда они проходили мимо, птица поднялась в небо и полетела к городу, и Мии показалось, что она указывает им дорогу.

На ярмарке все было так, как Мия представляла: и торговые ряды, где горланили зазывалы, и качели-карусели, и цветочницы в пышных юбках, с тяжелыми корзинами… Она потеряла из виду синюю птицу, а скоро и вовсе забыла о ней, так много вокруг было интересного! Мии купили башмаки из мягкой коричневой кожи – в таких хотелось бегать и прыгать, – а еще отрез клетчатой ткани на сарафан и яркий янтарный леденец на палочке. Это был самый счастливый день! Она крутила головой, боясь пропустить что-нибудь, а мама переживала, что Мия потеряется в такой толпе.

– Я уже взрослая! – рассердилась Мия. – Я хочу все посмотреть!

А про себя добавила: «Я этого всю жизнь ждала! И теперь опять целую вечность ждать, чтобы еще раз сюда попасть! Эти башмаки не скоро износятся, а папа говорит, что нога у меня, может, больше и не вырастет».

– Хорошо, – сдалась мама, отпуская ее руку. – Нам надо в лодочный ряд, потом в мясной и в мэрию. Где ты будешь нас ждать?

– Я посмотрю на карусель и схожу еще в книжную лавку, мне Санди про нее рассказывал, и еще я лодки посмотрю, я бабушке обещала, и…

– И потом придешь вот сюда, к этой кондитерской, ее отовсюду видно, и будешь нас ждать! Слышишь, Мия? Обещай!

– Обещаю!

– Ни с кем никуда не ходи! Кто бы что тебе ни говорил!

– Мааам! Я же не Тина! Я же взрослая!

– Но ты здесь первый раз и…

– Оставь ее, – вмешался папа. – Надо же и ей привыкать к самостоятельности. Пойдем, Эрли. Долго не гуляй, Мия.

И Мия получила свободу. Она побродила по круглой площади, от радости ничего почти не видя, ни во что не вникая. Она вбирала в себя гомон толпы, разговоры людей, запахи, случайные прикосновения… Один раз ее чуть не сбила с ног какая-то девчонка. На ней было странное коричневое платье чуть ниже колен – наверное, она где-то зацепилась им и оторвала подол, невозможно же ходить в таком коротком просто так! И у нее были стриженые волосы, всклокоченные, спутанные, будто она ни разу в жизни не брала гребень. А взгляд! Совершенно дикий был взгляд. Но глаза красивые – сине-зеленые, как море. Дикарка сильно толкнула Мию и сама шарахнулась в сторону, но Мия только улыбнулась, так все происходящее было не похоже на ее обычную жизнь. И странная девочка с глазами цвета моря криво улыбнулась в ответ, прежде чем исчезнуть в толпе. Это маленькое происшествие будто вывело Мию из транса. Она осмотрелась, выбирая, куда сначала пойти. Ей хотелось и в книжный ряд, и в игрушечный, и в кондитерскую, около которой ее оставили. Она уже решила, что да, пожалуй, она начнет с книжек, но вот тут-то и случилось самое главное.

Сначала она услышала:

– Кроококоуул…

Потом синяя птица спланировала с высоты и уселась рядом с нею на скамейку, и тут же прямо с дерева спустился мальчишка в странном обтягивающем костюме, ярко-красном, блестящем. У него были гладкие черные волосы, стянутые на затылке в хвост, и большие темные глаза. Он внимательно посмотрел на Мию, а потом сказал:

– Так вот она какая, да, Сильвер?

– Я не Сильвер, – пробормотала Мия и поспешно вытащила леденец изо рта.

Мальчик расхохотался, запрокинув голову:

– Конечно, ты не Сильвер! Сильвер – это птица. Мы с ней тебя искали.

– Зачем? – испугалась Мия. Она, конечно, стащила свечу у лавочника Буна, но об этом никто-никто не знает, и было это три месяца назад, и вообще, ей очень она нужна, а родители бы ни за что не купили!

Мальчишка вдруг стал очень серьезным, наклонился к Мии (и она ощутила еле слышный запах кофе и корицы) и сказал тихо:

– Надо.

Мальчик долго вел ее узкими улочками и переулками, у Мии даже голова закружилась. Она сама не понимала, почему слушается этого… Рича. Так он назвался. Какое странное имя!

– Мы издалека приехали, – сказал вдруг Рич, будто прочитав ее мысли, – из другой страны. Мы всегда путешествуем, не сидим на месте.

– А кто вы?

– Бродячие артисты. «Театр дядюшки Арса»! – крикнул мальчишка, будто зазывая зрителей, так что на них даже заоглядывались, и пояснил: – Дядюшка Арс – мой отец. Он хозяин театра. А твой кто?

– Смотритель маяка.

Рич резко затормозил, сшиб какого-то дядьку. Тот дал ему подзатыльник, но Рич только ойкнул и потер голову. Во все глаза он смотрел на Мию.

– Значит, это действительно ты…

А синий Сильвер, сидевший у него на плече, будто бы покачал головой: мол, я же тебе говорил, а ты не верил.

Они дошли до окраины города. Там, на выжженном солнцем поле, стояли две кибитки. И одна из них была точь-в-точь как на картинке в дедовой книге.

– Отец! – крикнул Рич на все поле. – Отец, я привел ее!

Вообще-то Мия не была трусихой. Трудно чего-то бояться, когда у тебя три старших брата. Но сейчас ей стало не по себе. «Привел ее»? Зачем она агибам, бродячим артистам? Мия, конечно, слышала, что агибы воруют детей, но ведь это глупые выдумки, да?

Сказки про агибов самые страшные. Потому что агибы – это не драконы и не уродливые ведьмы, которые то ли есть, то ли нет, агибы ходят среди обычных людей и не сильно от них отличаются. Они странствуют по всему Объединенному королевству, заезжают в города, устраивают представления, и часто народ смеется над их шутками и замирает, глядя на акробатов. И кто-то бросает мелкие монетки в специальный ящичек, приколоченный к сцене… Но все знают, что агибы живут сами по себе, им никакой закон не писан; у них есть тысячи способов уйти от стражников, если те захотят их арестовать. А еще агибы воруют маленьких и красивых детей. Чтобы тоже сделать агибами. Для этого подходят только очень маленькие дети. Им вводят в кровь специальный раствор, чтобы их кости стали мягкими, тогда они смогут делать разные трюки на радость зрителям. Такие дети растут только до определенного возраста, лет до десяти или двенадцати, и остаются маленькими до глубокой старости. Смотришь на такого: вроде мальчишка как мальчишка, а на самом деле ему сто лет и он агиб. В это не очень-то верилось. Даже взрослые, если слышали такое, смеялись или фыркали, но все же запрещали детям подходить к агибам близко и в одиночку.

Мия покосилась на Рича. Он почувствовал ее взгляд и улыбнулся, погладил птицу по голове. Ерунда, никого они не крадут, к тому же она для этого уже слишком взрослая, из нее агиба уже не сделать… И что в ней такого особенного?

Из-под повозки вылез высокий худой мужчина. Он неспешно вытирал руки о тряпку, разглядывая Мию, и был самым обычным, похожим на любого жителя Хотталара: русые волосы, усы, спокойные серые глаза, уверенные движения. Только одет непривычно – в алую рубаху с широким воротником, черные блестящие штаны и жилетку на шнуровке. На поясе у него был повязан пестрый платок.

– Значит, это она? Ты уверен, Рич? Мы ведь не можем ошибиться.

– Сильвер привел ее.

– Семь прях! – воскликнул отец Рича. – А я уже и не надеялся, что она существует.

Он так пристально разглядывал Мию с головы до ног, что она с облегчением подумала: хорошо, что ей разрешили сразу же надеть новые башмаки. Потом он протянул ей узкую ладонь.

– Я – Арс.

– Мия.

– Подходящее имя для дочери смотрителя маяка, а, Рич?

Рич улыбнулся и вдруг прошелся колесом, а потом сел на шпагат, выпрыгнул из него и сделал сальто назад.

– Ну-ну, хватит паясничать, – проворчал Арс.

– Что? Я разминаюсь перед представлением. – И Рич так весело стрельнул глазами, что Мия невольно улыбнулась.

– Давай лучше расскажем все девочке, а то сбежит принцесса, глазом моргнуть не успеешь. А ты найди Крошку Си.

– Ой, нет, я полдня за ней гоняюсь! Уж лучше я расскажу! Пойдем, Мия.

Так Мия оказалась у повозки из своей книги. Она увидела и разрисованные веселыми рожицами борта, и грустного ослика. Но внутрь они не успели залезть, потому что Арс крикнул:

– Знаете, пойдемте вместе ее поищем.

– Боишься, что я не так все сделаю? – скривился Рич.

– Нет, просто Крошка Си тоже должна ее увидеть. До того, как мы всё расскажем.

Дочь агиба

У Крошки Си был дар разговаривать с людьми. Она не боялась ни учителей, ни полицейских, ни чиновников, ни министров. Она бы даже короля, наверное, не испугалась. Потому что твердо знала: все люди на земле… просто люди. Даже самые важные. Поэтому это было ее дело – ходить по кондитерским, разговаривать, расспрашивать, искать след. Крошка Си сама себя называла Следопытом. А что? Имела полное право!

Кто нашел в конфетном ряду на Ежегодном фестивале сладостей в Адегау морского конька, процарапанного на стойке с имбирными пряниками? Она, Крошка Си! А он был первой зацепкой все-таки… И картинку с повозкой, в которую впряжены три морских конька, в кондитерской на Пала-пьяретто – тоже она. Да что там! И золотого конька на короне королевы сладостей в Кошачьей Лапке, и зеленого, нарисованного мелками на входной двери в «Сладкоежку», и алого в темном углу булочной Катины – всё она, она! Иногда Си казалось, что «их» морские коньки даже выглядят по-особенному, имеют другой, отличный от прочих, запах и сияние.

Что ни говори, а кондитерских, булочных, кофеен, кафе-мороженых Крошка Си повидала немало. Но кондитерская госпожи Кортни была необычной. Даже для нее.

– Какие у вас интересные обои!

– Шоколад.

– Шоколад?

– Конечно, ты что, первый раз в жизни видишь стены из шоколада?

Крошка Си провела пальцем по стене рядом с посудным шкафом, а потом сунула палец в рот.

– С мятой?

– Эта с мятой. А противоположная – с корицей. Там – дробленый орех. Ты какой больше любишь?

– С красным перцем, – насмешливо сказала Крошка Си.

– С перцем – на потолке. Стремянку дать?

– Давайте.

Крошка Си забралась на стремянку и взяла протянутые ей блюдечко и ложку.

– Терпеть не могу, когда девочки суют пальцы в рот, – проворчала госпожа Кортни.

Крошка Си соскребла ложкой длинную стружку с потолка, и вот тут-то ей и открылся морской конек. Да, это для них.

– А как ваша кондитерская не тает на солнце? – спросила она.

Госпожа Кортни фыркнула:

– Могу я иметь хоть один секрет? Я же не спрашиваю тебя, почему ты ходишь в одежде агиба и от тебя несет собаками, будто ты спишь с ними в одной конуре. Или почему ты так уставилась на морского конька.

– Просто люблю морских коньков, – пробормотала Крошка Си. – А что, правда, несет псиной?

– Да нет, – усмехнулась госпожа Кортни. – Просто я видела, как две огромные собаки тебя провожали.

– Ага, они меня любят.

Си спустилась, села на нижнюю ступеньку стремянки и съела весь шоколад, который наскребла в блюдце с потолка.

– Вкусно.

– Еще бы! Все самое ценное всегда хранится у нас над головой. – И палец госпожи Кортни указал прямо на морского конька. Эти слова Крошка Си тоже запомнила.

Потом Крошка Си забралась на крышу кондитерской. Отсюда был виден весь город: и ближние дома, и дальние, много-много крыш, все разноцветные, с флюгерами. За домами – рыжая на солнце степь, по которой они ехали так долго! А с другой стороны – море. Город был зажат степью и морем, взят в ладони – сухую, горячую и прохладную, влажную. Крошка Си хотела бы жить в таком городе.

Она разбежалась и прыгнула. Прямо на ветку дерева, что росло около кондитерской. Она сделала на ней «солнышко», а потом стойку на руках и только тогда посмотрела вниз. Внизу стоял Арс.

– Нагулялась? Прыгай.

Жаль, она так хотела забежать в кондитерскую еще раз! Что-то померещилось ей в этой госпоже Кортни, хотелось поближе рассмотреть ее, повнимательнее. Крошка Си послушно отпустила ветку и упала на руки Арсу.

– Ты допрыгаешься у меня, – проворчал он, но Крошка Си видела – он прячет улыбку.

Арс взял Крошку Си за руку, и они пошли по улицам, избегая самых шумных и многолюдных. И со стороны казалось: идут отец и дочь, ну да, агибы, и даже не снимают своих клоунских нарядов в приличном городе, но вот разговор у них был странный… Хотя агибы, они агибы и есть, они состоят из странностей, и кто же будет с этим разбираться? При встрече с ними добрые люди свернут с дороги, помянув заступника Хотту, избавителя от бед.

Арс внимательно посмотрел на Крошку Си:

– Нашла?

– О да! Таких кондитерских, как тут, я еще не встречала.

– Ну и?

– Да, – кивнула Крошка Си. – Морской конек на потолке шикарной кондитерской. Я бы даже сказала, лучшей во всех мирах!

– Хорошо. У меня для тебя тоже новость: Сильвер вырвался из книги. Мы нашли дочь смотрителя маяка.