Kitobni o'qish: «Улыбка»
Любовь сильнее смерти и страха смерти.
Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
И. Тургенев
Первая часть
Экзамен
Вера в нашу свободу, есть только неведение причин, заставляющих нас действовать.
Спиноза
1
Хумов открыл глаза и привычно уставился в мутный круг окна, расположенный чуть левее от его изголовья, наглухо впаянный в бетонную коробку его обиталища.
Тяжёлые свинцово-серые огромные облака с тёмными рыхлыми подпалинами, медленно и неуклюже поворачиваясь, проплывали бесконечной утомляющей грядой, усыпляя своим однообразием, изредка приоткрывая пока ещё не определившуюся синеву предутреннего неба.
Ровно в 6.00, как положено по предписанию, он спустил правую ногу на холодный пластик и через секунду, отдав приказ телу, встал на обе ступни, почувствовав привычный холод под ними.
Матрас, слегка пискнув, поддался нажиму, рванулся и мягко прилип к стене, увеличив комнатку, напоминавшую каюту. Сходство это усиливалось от слабого освещения неоновой лампы, наглухо впаянной в низкий потолок и издающей зеленоватое свечение, повторяющееся в окантовке откидного столика и стула. Встроенный шкаф растянулся во всю длину неприхотливого жилища, в котором всё было подчинено продуктивному использованию минимального пространства, отвергающего малейшее излишество.
Потянувшись, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Хумов достал из шкафа униформу зелёного цвета с серовато-блеклыми разводами, между которыми проглядывали и другие оттенки в абстрактной комбинации рисунка, снабжённую многочисленными карманами на липучках, затем – ботинки на толстой подошве и чёрную шлемовидную шапочку.
Одевался он неторопливо, тщательно разглаживая на сильном тренированном теле складочки, ощупывая один за другим карманы, мысленно припоминая, что в них находится и всё ли на положенном месте, в необходимом количестве и в соответствии с инструкцией.
В группе над ним подсмеивались. Слишком он был щепетилен, до тошнотворной дотошности, в выполнении предписаний, нагружая себя множеством ненужных причиндалов, но Хумов не обращал на это внимания и был прав: взятые им запасливо вещи оказывались как нельзя более кстати и выручали товарищей в трудную минуту.
Сейчас ему оставалось наполнить плоский термос кипятком, и он будет готов.
Группа молодых специалистов заканчивала обучение в секретном центре, и ему предстояло пройти последний испытательный тренинг, получить зачёт и затем – назначение на службу.
«Тренинг этот не совсем обычный. Он может длиться для каждого по-разному: от одного часа до нескольких лет. Вы не сможете узнать, закончился ли он для вас, пока не получите назначение на место службы. Ведь вы готовитесь для работы не на земном объекте», – вспомнил он напутственные слова инструктора – невысокого, крепкого сложения мужчины с юркими глазками стального цвета и неизменной улыбкой на тонких губах, открывающих белоснежный ряд отлично сделанных зубов.
Хумов заполнил термос кипятком, аккуратно закрутил пробку и промокнул влагу бумажной салфеткой.
«Готовность номер один!» – мелькнула заученная дежурная фраза, и он улыбнулся для поднятия духа. Его облик сейчас мало чем отличался от облика сотоварищей по группе. Единственное, что его выделяло среди других, – это улыбка, делающая его лицо неотразимым и до крайности приятным, располагающим, внушающим безоговорочное доверие.
Хумов закрыл дверь, спрятал ключ в один из карманов довольно объёмного рюкзака и, миновав несколько лестничных пролётов – он не любил пользоваться лифтом, считая полезность сбегания по ступенькам одним из преимуществ оных, – вышел на улицу, вздохнув свежесть и относительную чистоту утреннего воздуха.
Через десять минут он уже спускался по подземному переходу к поезду. До блока питания ему нужно было проехать три остановки. Подошёл поезд, он вошёл в вагон и, не проходя вглубь, встал, широко расставив ноги. «Одна… Две…» – считал он привычно, не глазея на немногочисленных пассажиров, заранее зная их обычность во внешнем облике, разнящуюся разве что по цвету комбинезонов.
На третьей остановке он вышел и поднялся на лифте наверх. Тяжёлая свинцовость облаков несколько ослабила свою насыщенность и теперь, слегка поредев, пропускала слабые солнечные лучи.
Выдача питания осуществлялась за углом, в просторном, выполненном по последним архитектурным новшествам, сплошь из стекла здании. На его груди справа загорелся отличительный зелёный значок, дающий ему право беспрепятственного прохода. Двери перед ним раздвинулись. На раздаче очереди не было. Хумов сунул свой индикатор в прорезь и тут же получил в прозрачной вакуумной упаковке пачку спрессованных брикетов.
Через несколько минут он стоял в небольшом парке у скамейки, выполненной из блестящего металла, чтобы никому не пришло в голову вырезать любовные знаки, и мучительно раздумывал: опустить сразу оба брикета в термос или один, как предписывала инструкция. Он каждый раз сомневался и каждый раз опускал оба, не понимая, в чём разница. Ему удобней было растворить сразу оба, чтобы потом не дожидаться растворения второго брикета, а побыстрее выпить, и дело с концом.
Пожалуй, он любил эти минуты, когда маслянистая, содержащая весь набор аминокислот, белков, минералов и витаминов жидкость разливалась, достигая каждого суставчика, каждой клеточки его мускулистого молодого тела. В голове появлялась пьянящая лёгкость, расслабляющая и поднимающая настроение, а минуты через две в него вливалась энергия, а с ней и радость жизни.
Хумов бодро поднялся со скамейки и зашагал к станции метро. Его путь лежал за город, в зону Z-4. Он снова спустился в подземку. Ему предстояло два часа восемь минут мчаться через весь город на окраину.
Сев и отдав телу приказ расслабиться, он прикрыл глаза, решив максимально отдохнуть, сберегая свои силы для предстоящего испытания.
Его мало интересовало окружающее, но через щёлки глаз он улавливал незначительные перемещения в вагоне: зелёные, коричневые, синие комбинезоны садились, вставали, выходили, входили, висели, ухватившись за поручни. Лица выражали углублённость в себя людей, перегруженных информацией и не желающих идти ни на какие контакты, все силы которых сосредоточены на выполнении жизненно важных функций организма и максимальном сбережении драгоценной энергии для продуктивной деятельности мозга.
Ради этой же цели при общении царили безупречная вежливость и необыкновенная предупредительность. Вспыхивающие улыбки на лицах выражали приязненность хорошо воспитанных людей: короткие вежливые вопросы, такие же короткие вежливые ответы, крайняя предупредительность друг к другу, тихие, спокойные голоса.
Хумову неожиданно вспомнилось, как он впервые понял, вернее, ощутил присутствие иного мира. Группу мальчиков начали обучать приёмам телепатии, и он в гипнотическом состоянии неожиданно увидел перед собой целый игрушечный городок, да так явственно, что в реальности его существования не сомневался. Это было самое яркое впечатление его детства – детства, лишённого родительской, да и любой другой заботы и ласки. Воспоминание было настолько приятным, что он снова окунулся в него, наблюдая за жизнью сказочного города, которую сейчас снова увидел перед собой и разглядывал с затаённым восторгом и любопытством маленького мальчика, навсегда оставшегося в нём.
2
Выйдя на конечной метро, Хумов перешёл на платформу № 8 и пересел в вагон загородного поезда, прибывшего ровно по расписанию. Войдя, он сел рядом с выходом, готовясь снова окунуться в воспоминания. В готовую уже закрыться дверь впорхнуло юное существо с рассыпавшимися по плечам волосами цвета только что распустившегося одуванчика, с огромными ярко-голубыми глазами. В вагоне сразу стало светло, радостно, ярко.
Хумов непроизвольно и широко улыбнулся, глядя в синие глаза девушки. И тут же звонкий голос произнёс:
– Снова опоздала… Если бы вы только знали, как мне надоело каждый день делать одно и то же! Меня снова выставили за дверь! Я почувствовала свободу, и тут же мне захотелось умчаться в синь неба и зелень полей. А с вами такое случалось?
Вопрос, заданный девушкой… нет, скорее девочкой, поставил Хумова в затруднительное положение. Сказать «нет» – обмануть её ожидания, а ответить «да» – беззастенчиво соврать.
– Можете не отвечать. С каждым такое случалось хоть раз в жизни. У вас удивительная улыбка! Вам говорил кто-нибудь?
И снова Хумов затруднился с ответом. Сказать «говорил» – похвастаться и одновременно ущемить наблюдательность молодой особы, сказать «нет» – солгать, чего он не мог себе позволить.
– Можете не отвечать. Я и так знаю. Вопрос неуместный. Говорили, и не раз. Но это не имеет особого значения. Для меня, по крайней мере. Мне всё равно. У вас располагающая улыбка. Если честно, меня она поразила. Так улыбаться может только замечательный человек! Ни у кого не видела до сих пор такой обалденной улыбки, – и через короткую паузу, не дав опомниться: – Меня зовут Хана. А вас?
– Хумов, – несколько растерявшись, произнёс Хумов и сразу встал, слегка поклонившись, выражая любезность и демонстрируя отменное воспитание.
– Хумов, я полагаю, фамилия, а имя?
– Меня вообще-то чаще по фамилии, и я привык, – совсем растерялся он.
– Но имя, надеюсь, вы не забыли?
«Дерзко разговаривает девочка», – подумал Хумов и хотел было прервать разговор, однако, заметив в её глазах восторженное сияние, понял, что это от переполненности юных сил, в этом нет и намёка на желание его уколоть, и с улыбкой повторил:
– Хумов.
– Интересно… Хотите яблоко?
– Нет-нет! Спасибо, – он вежливо отказался, подумав про себя, как только можно есть такую кислятину, и его внутренне передёрнуло. Он знал: есть другие люди, отличные по статусу, которые живут и питаются по-другому. Ну и что? И пусть. Каждому своё. Каждый проживает свою жизнь, и у каждого свои тараканы. Не всем же работать на межпланетных станциях, или того лучше – планетах.
– Вообще-то я еду к бабушке, – заявила Хана, доедая яблоко. – Вы любите свою бабушку?
И снова Хумов был поставлен в невероятно затруднительное положение. Не то что бабушку, он и родителей своих не помнил.
– Ой, что же я? Глупый вопрос. Кто же не любит свою бабушку? Всякий любит. А у вас есть собака? Вот это хороший вопрос. Собаку не каждый имеет. Правда, отличный вопрос?
– Замечательный. Но у меня, к сожалению, собаки никогда не было.
– Завести собаку никогда не поздно. Ой! Мне пора выходить. Вы мне дико понравились. А ваша улыбка… Даже и слов не найду. Вот мой номер для связи. Обязательно заведите собаку. Или не заводите. Хлопотно! Ну как хотите, – и она выпорхнула из вагона, успев на ходу сунуть визитку в его большую, горячую ладонь.
Он повертел карточку между пальцами, сунул в один из многочисленных карманов, подумав: пусть полежит, есть-пить не просит. Приятно всё же. Первый раз в жизни девушка, да какая, дала ему номер для связи.
Через двадцать одну остановку Хумов вышел на станции по требованию.
Он шёл быстрым шагом по вьющейся не очень приметной тропке около часа. На душе было легко. Его не покидал образ встреченной им девушки. Впереди показалась серая стена. Подойдя к бесконечно длинному, высокому бетонному забору, он с трудом обнаружил едва заметную полоску индикатора и, приложив к нему светящийся зелёный значок, прошёл внутрь открывшейся массивной двери, быстро и уверенно пошёл по тропинке к лесу. Что ни говори, а у таких, как он, есть свои преимущества, а у него, Хумова, ещё и улыбка.
«Однако жарко здесь», – отметил он. Тропинка петляла в зарослях непроходимой травы, раза в два превышающей его рост, и ему от этой необычности делалось не по себе. Огромные мясистые листья веером уходили к верхушкам высоких деревьев. Заповедник заповедником, а такую пышность и за океаном не сыщешь. Что же тут ему исследовать? Заповедная зона таила в себе опасность. Что здесь не то? Инструктор рекомендовал ему быть предельно внимательным и, главное, принять верное, единственно верное решение.
Молодой человек огляделся. Высоченная трава походила на лес. Солнце всё же пробивалось сюда, бросая ажурную сеть, зажигая яркими фонариками листья, из-под которых кое где выглядывали диковинные цветы. Пахло влажной прелостью и незнакомым, но приятным ароматом. И тут он услышал нежное щебетанье, этакое тончайшее звонкое многоголосие. Он, затаив дыхание, пошёл на эти чарующие звуки, осторожно раздвигая руками податливую густую зелень, и вскоре оказался на лужайке.
И тут у него перехватило дыхание. Перед ним предстал крошечный город, созданный из белоснежного материала. Жилища имели сферическую форму и восхищали изысканной красотой архитектурных ансамблей.
Город, поднимался со всеми его башенками не выше колен, и он сначала нагнулся, а потом и вовсе присел, чтобы получше разглядеть постройки и тех, кто сотворил это чудо. В центре на площади находилось сооружение, похожее на ангар с куполом, ослепительно блестевшим на солнце. Никаких признаков живых существ не было видно. Город выглядел как большая игрушка, изготовленная по специальному заказу к Рождеству.
Но каким образом этот город оказался здесь?.. И для чего его сюда отправили?
Не полюбоваться же этими уникальными архитектурными ансамблями, слегка напоминающими наши, однако значительно превосходящими их по изысканной красоте, удивительной фантазии и сложности исполнительного мастерства?
Внимательно приглядевшись, Хумов увидел, что в этих восхитительных сооружениях находятся дивные полупрозрачные существа в легчайших одеждах необычайно тонкой цветовой гаммы.
И тут он увидел женщину в белоснежной одежде. Она начала на глазах расти, становиться выше и выше, и ему пришлось вскоре выпрямиться во весь свой рост.
Женщина смотрела на него внимательно и как бы мимо, сквозь, и он начал понимать её. Она сообщала ему о том, что они прибыли с другой планеты на помощь к землянам. Когда им пришлось материализоваться и их смогли увидеть, так как они приняли форму землян, их начали изучать, но отнеслись к ним так, как если бы с ними вступил в контакт какой-либо из многочисленных видов обитателей планеты. Потом, после многочисленных экспериментов, им дали возможность спокойно жить и развиваться, периодически наблюдая за изменениями, предварительно окутав их поселение тонкой плёнкой. Они не могут разорвать эту плёнку по этическим правилам Вселенной. Это может сделать только представитель землян.
Женщина умоляюще смотрела на Хумова. И тут тот увидел, что находится за пределами прозрачной сферической оболочки. Стоило ему протянуть руку, и он почувствовал тугую плотность прозрачной поверхности. Не раздумывая, он быстро достал из накладного кармана нож. «Подождите, пожалуйста, мы сначала должны занять наш космический корабль», – услышал Хумов, и рука его замерла.
Женщина поблагодарила такой улыбкой, за которую он мог легко отдать жизнь при другой ситуации, и стала быстро уменьшаться.
Некоторое время он с любопытством наблюдал, как существа стайками подлетали к куполу в центре города и тут же исчезали в глубине ангара. Через некоторое время купол раскрылся, и Хумов увидел космический корабль инопланетян, представляющий собой три шара, скреплённых между собой тремя светящимися трубками, закрученными лентой Мёбиуса, обхватывающей все три шара и скрепляющей их в единый неразрывный массив.
И тут он получил сигнал: пора. Рука его с зажатым в ладони ножом полоснула по прозрачной поверхности, но, не пробив её, со скрежетом соскользнула, едва не задев ногу. Плёнка оказалась только похожей на тонкий полиэтилен. Хумов положил на поверхность левую руку и почувствовал холод и крепость твёрдой поверхности при её необычайно тонкой прозрачности.
«Я должен это сделать, но как?» – подумал он, поднимая голову.
О том, чтобы попытаться вскарабкаться по гладкой скользкой поверхности, не было и речи. А вот использовать для этой цели дерево для него не составят труда.
Усевшись на землю, он быстро достал наконечники с шипами, надел их на ботинки и ловко полез на самое высокое дерево, с которого задумал перебраться на поверхность купола. Ему надо будет сверху просверлить отверстие. Всё остальное инопланетяне сделают сами. Так он понял просьбу женщины.
Хумов быстро достиг того уровня, с которого легко можно будет спуститься на покрытие, и обрадовался, увидев, что сфера в центре плоская. Тем не менее он предусмотрительно нацепил липучки не только на перчатки, но и на поверхности коленей своего комбинезона, после чего совершил прыжок.
Что ж! На это он и рассчитывал. Осторожно освободив правую руку от перчатки и достав миниатюрную дрель, он начал проделывать отверстия по окружности одно за другим. Работа требовала усердия и большой сосредоточенности. Надо набраться терпения. Там, внизу, эти замечательные существа с нетерпением ждут свободы. Сколько им пришлось находиться под этим куполом? И почему их не отпускают? Что они принесли землянам? Какую хотели оказать помощь? Подобные вопросы начали возникать в голове. Было ясно одно: у него просят о помощи, и он должен это сделать.
И вот последнее отверстие. Теперь, чтобы не допустить аварийного падения, надо действовать сверхосторожно.
И только он попытался ножом поддеть образовавшуюся крышку, как плотная и одновременно сильная волна подняла его и мягко опустила на землю, накрыв сверху чем-то пахучим и приятно тёплым.
Когда Хумов очнулся, он обнаружил себя лежащим на ложе из травы. В правой руке он нащупал шарик и, поднеся его к глазам, увидел, что внутри его мелькает образ прекрасной, обворожительно улыбающейся женщины.
«Удивительный сон мне приснился», – подумал он. То, что его пальцы сжимают шарик, не показалось ему странным. Мало ли кто сунул ему в карман излюбленную электронную игрушку, а он машинально её достал при пробуждении. Хана! Да, Хана! И Хумов широко улыбнулся.
3
Бабушка, медленно передвигаясь на коленках, усердно пропалывала лук. Хана, не говоря ни слова, опустилась рядом и принялась выдёргивать сорняки из тёплой рыхлой земли. Солнце приятно грело затылок и плечи. Так они в безмолвии допололи грядку, и бабушка, разогнувшись, спокойно спросила:
– Снова сбежала?
– Меня выставили, – улыбаясь во весь рот, поправила Хана.
– Пошли, что ли, чайку попьем? – покачав головой, сказала бабушка.
Хана семенила за худенькой фигуркой, думая, как ей хорошо и просто рядом с ней.
Бабушка ловко накрывала на стол, заваривала чай в чайничке – она не любила чай из пакетиков, – ставила на стол вазочку с клубничным вареньем, печенье собственного приготовления, а Хана продолжала думать: «Какая же она бабушка, если выглядит на возраст мамы? Ни морщинки на гладком ухоженном личике, ни сединки в красиво уложенных блестящих каштановых волосах…»
Бабушка подвинула поближе чашку с ароматным, карего цвета чаем. Хана знала, что слово «карий» к чаю не подходит, но как ещё назвать эту золотистую жидкость, когда в неё проникает луч солнца? Чай цвета гречишного меда? Да, так лучше. Чай цвета гречишного меда.
– Ты что, заснула? Бери сушки, – бабушка подвинула вазочку с аппетитными сушками и таинственно прошептала: – Сегодня придёт твой дедушка.
– Да?! – выдохнула Хана. – Когда?
– В любую минуту.
Хана вскочила, подбежала к бабушке, закружила её в вальсе, радостно повторяя:
– Придёт дедушка! Дедушка! Дедушка…
– Да, да, да… Сегодня, как только будет свободное время, – смеясь вторила бабушка.
– Я как чувствовала, я как чувствовала, – восторженно повторяла Хана.
– Ты моя умница ненаглядная, – ласково ворковала бабушка. И Хана, крепко обняв бабушку, прильнув горячей щекой к её щеке, неожиданно спросила:
– Ты меня не будешь ругать? Не будешь?
– Когда я тебя ругала? – сделала обиженное лицо бабушка. И правда, чего это Хана сегодня задаёт неуместные вопросы? «Ведь я её никогда не ругала и даже голоса не повышала», – подумала она.
– Только что, часом раньше, я дала незнакомому мужчине номер для связи… Вот, – выдохнула Хана.
– Как? Неужели? Зачем тебе это понадобилось? – сделала бабушка испуганные глаза.
– Он мне понравился. Ну… до ужаса просто. У него такая улыбка! Мне захотелось ещё хоть один разочек увидеть эту улыбку. Я правда первый раз в жизни дала номер. Первый, первый!
– Вообще-то сама знаешь: первому встречному давать свой номер не стоит. Мало ли что, – бабушка укоризненно покачала головой.
– Он хороший. Он очень хороший! Я это чувствую сердцем. У него зелёный значок.
– Зелёный значок? – бабушка сдвинула брови. – Это что-то относящееся к лицам особого назначения. Хотя… Я никогда не придавала значения отличительным знакам, – растерянно закончила она.
– Да. Это так сложно, как изучение химии или планет. Ведь их бесчисленное множество.
– Согласна. В жизни приходится забивать голову совсем ненужной информацией. Тем более что в любой момент можно получить её, связавшись с информационным центром. Всё равно всего не упомнишь, – бабушка безнадёжно махнула рукой. А Хана подумала, что она выглядит так замечательно благодаря своему умению выбрасывать лишнее из головы и поддерживать свою эмоциональную сферу положительными впечатлениями и информацией.
– Я вот сижу здесь одна в своём домике, вдали от этого «монстра», и вполне счастлива. В этот безумный город меня и пряником мятным не заманишь. Лишь бы твой дедушка почаще приезжал.
– Работа у него такая. Все силы отдаёт. Работу любит больше всего на свете.
– Да, милая. Нейрохирургия – не шуточное дело. Да ещё на кафедре преподаёт, – вздохнула бабушка.
– Бабуль, а ты можешь иногда приезжать в нашу городскую квартиру? Дедушка был бы счастлив.
– Приезжаю, ты же знаешь, но больше суток не выдерживаю в нашей городской квартире. Умирать начинаю. Этот «монстр» не для моих слабых нервов. Там же дышать нечем.
После чая Светлана Ивановна принялась музицировать. Играла своего любимого Моцарта для внучки, а Хана сидела с ногами на диване и, вздрагивая от любого шума, продолжала думать о дедушке.
У дедушки были голубые глаза и красивые руки с тонкими пальцами. Руки пианиста. Дедушка прекрасно играл на рояле классическую музыку. Он любил Хану, заботился о ней, давал ей рекомендации, какие книги следует читать, покупал подарки.
Но дедушку в этот день Хана так и не дождалась. Тот сообщил, что случилась непредвиденная ситуация и ему придётся остаться в городе.
Начало смеркаться, и Светлана Ивановна проводила внучку на поезд. Завтра же рано вставать и ехать на занятия. Родители не любили, если Хана оставалась ночевать у бабушки на выходные и даже по праздникам.
