Kitobni o'qish: «Призрак Сети»

Эту книгу я прочитала с искренним интересом. Меня очень порадовала изобретательность писательницы, сумевшей гармонично переплести тринадцатый век с двадцать первым и придумать остроумный способ, посредством которого современные школьники переносятся в прошлое. При этом важно, что отправляются они туда не из любопытства и не в поисках приключений (хотя и это, конечно, присутствует!), – их ведут соображения чести и верности, стремление помочь выполнить клятву. Психологически очень точно показано, как в душе юного «пофигиста», к его собственному удивлению, мало-помалу дает ростки самый настоящий патриотизм.

Особенно украшает книгу добротное знакомство Тамары Крюковой с бытовыми реалиями старины, как материальными, так и духовными. Чего стоит появление на ее страницах языческого жреца, показанного доброжелательно и с уважением! Люди самых разных убеждений и взглядов просто делают, что могут, для Родины, для людей – и в тринадцатом веке, и сегодня…

…А кроме того, «Призрак сети» – просто ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНАЯ книга!

Мария Семёнова, писатель-историк

Глава 1

И снова ночь накинула на землю темный покров. В обветшалом, словно траченном молью, небесном шатре дырочками проглядывали звезды. Это сама вечность взирала с высоты на землю. Там, наверху, время не имело отсчета. На земле сменялись века и эпохи, а в космосе длился все тот же беспредельно долгий миг.

Над землей взошла большая луна. В ее свете из тьмы, точно на негативе, проступила крепость. Кремль стоял на холме, у излучины реки. Широкая и полноводная, в лунном сиянии она блестела, точно атласная лента, впору девке в косу вплетать.

Мастерица луна серебристым кантом обшила княжий терем, окруженный высокой крепостной стеной. Вымощенный булыжниками двор в лунном свете походил на кольчугу ратника. Точно гордые воины в островерхих шлемах, стену охраняли пять круглых башен. Еще две, четырехугольные, стояли на страже возле ворот.

Славься, вольный град Великий Новгород!

Но почему так давно не слышно топота конских копыт? Не несутся кавалькады по подвесному мосту и не стучат в тесовые ворота нетерпеливые путники, чтоб их впустили внутрь детинца. Тяжелый засов неприкаянно стоит подле ворот. Осиротели жилые клети. Давно погас огонь в горне кузницы. Не вращается гончарное колесо и не слышно радостного гомона в медоварне. Время перемололо в прах и властителей кремля, и их ворогов.

Где твоя былая мощь, вольный Новгород?

Больше нечего и некому охранять. Княжеские подвалы давно разграблены. Куда делось злато-серебро? Не переливаются в ларях яхонты и самоцветы. Не полнятся короба соболиными шкурками. Собрало время дань дочиста. Как в насмешку над былым величием, к крепостной стене лепятся пестрые лавки и тенты с надписью «Кока-кола».

Благословенная ночь затушевала безвкусицу ярких красок, которыми размалеваны эти шутовские балаганы. Она милосердно скрыла выщербины и трещины, словно старческие морщины, избороздившие древние стены. В полнолуние крепость казалась такой же величественной, как в далекие дни славы.

Встрепенись от сна, Великий Новгород!

А за сорок верст отсюда вглядывался в ночь одинокий путник. Звали его Илия Кречет. Шел он в вольный град, нес грамоту князю светлому. Сорок верст – путь не долог: коли поспешать, то день пути, а коли вразвалочку идти, то за пару дней одолеть можно. Только долго шел гонец: не день и не два. За то время много воды утекло в реке Волхове. Много храмов было возведено, разрушено и наново выросло из руин.

Неодолимыми оказались для путника сорок долгих верст. Сколь ни шел, а ни на шаг ко граду вольному не приблизился. Устал гонец и рад бы сойти с пути, коему конца нет, да крепкими узами связала его клятва. Поклялся он, что не будет ему покоя, пока не доставит грамоту по назначению. В слове твердом – сила тайная. Держит оно крепче оков железных.

Днем дорога Илие была заказана. Выходил он в путь темной ночью, а особо любил полнолуние, когда от луны исходит сила животворная. Тогда хотелось ему припасть к лунному сиянию и напиться из него, как из чистейшего источника. И мечталось Илие, будто силушка вернется к нему и он сумеет завершить свой бесконечный путь длиною в сорок верст.

Темная лента шоссе прорезала лесополосу. Давно канули в Лету те времена, когда здесь стояла непроходимая чаща да простирались топкие болота. Некогда здешние края славились зверьем и дичью. Теперь зеленую шкуру заповедного леса выстриг лишай цивилизации. Зверье перевелось. Леса поредели. В них зияли проплешины вырубок. А по трассам днем и ночью, шурша шинами, мчались железные чудища, спеша в Северную Венецию, сказочный Питер.

Ночь выдалась удивительная, какой она бывает только в полнолуние. Дородная, круглолицая, как купчиха, луна выглядывала поверх зубчатой стены леса, по-хозяйски озирая свои владения. От ее сияния небосвод приобрел серебристо-пепельный оттенок.

В это время суток движение на дороге сокращалось, но всегда находились полуночники, которые мчались по трассе, когда добропорядочные граждане видели сны. Однако в тот час, словно по мистическому стечению обстоятельств, дорога была на удивление пустынной. Казалось, все вымерло. По шоссе ехала лишь одна легковушка. Колеса резво подминали под себя асфальтированную полосу, стараясь настичь границу света и тьмы, но дорога разматывалась все дальше и дальше, как клубок, убегающий от котенка.

Фары выхватывали из темноты только ближайший отрезок шоссе, на фоне которого затаившаяся по обочинам дороги тьма казалась еще более густой и вязкой. Убаюканный монотонностью трассы водитель несся во весь опор, в очередной раз подтверждая слова классика: «Какой же русский не любит быстрой езды!»

Вдруг фары высветили поваленное поперек дороги дерево. Несмотря на то что был включен дальний свет, водитель не сразу заметил преграду. Могучий ствол возник внезапно, как будто ниоткуда. Он перегородил шоссе, а вывороченное корневище торчало из кювета, точно гигантский паук, зловеще растопыривший лапы.

Сидящий за рулем бородач ударил по тормозам. Его попутчик, в ужасе выставив руки, ухватился за приборную доску. В этот миг оба увидели человека. Лучи фар выхватили из мрака одинокую фигуру. Незнакомец стоял посреди шоссе и, не делая ни малейшей попытки убежать, смотрел, как на него на бешеной скорости несется автомобиль.

Водитель изо всех сил давил на педаль тормоза, понимая, что столкновение неизбежно. Расстояние сокращалось гораздо быстрее, чем машина сбавляла скорость. Места для маневра не оставалось. По обочине дороги шла глубокая канава. Стоило свернуть в сторону на такой скорости, и автомобиль был обречен на смертельное сальто.

Двое в машине невольно зажмурились. Секунды растянулись в вечность.

Нога, до боли вжавшая педаль тормоза…

Натужный скрип шин по асфальту…

Ужас от неизбежного столкновения…

Стоп!

Машина наконец подчинилась отчаянным усилиям тормозов и остановилась. Сидящие в ней люди от толчка на мгновение вдавились в спинки сидений, а потом дернулись вперед. Но удара не последовало. Не веря в удачу, человек за рулем открыл глаза.

Дерево исчезло. Фары освещали гладкий участок дороги. Водитель непроизвольно глянул в зеркало заднего вида. Абсолютно пустынное шоссе скудно освещалось красноватым светом задних фар. Несколько секунд люди сидели молча, приходя в себя от потрясения.

– Что это было? – испуганно пролепетал пассажир, вытирая ладонью лоб с высокими залысинами.

После пережитого кровь отлила от его лица и оно походило на гипсовый слепок.

Вместо ответа бородач в сердцах произнес несколько крепких русских слов, а потом, немного успокоившись, спросил:

– Ты тоже видел этого…?

Лысый кивнул и с удивлением произнес:

– В первый раз слышу, чтобы ты употреблял непечатные выражения. Миша, ты ли это? Ты ведь всю жизнь был примером благовоспитанности.

– Иногда идолы сходят с пьедестала. Посмотрел бы я на тебя, если бы ты был за рулем, – отмахнулся Михаил. Руки у него все еще тряслись.

– Может, глянем, что там такое? – предложил его товарищ.

– Пошли. Ехать я все равно пока не могу.

Прихватив из «бардачка» фонарик, мужчины вышли из машины. Тонкий лучик терялся в черных прогалинах между деревьями. Поблизости не было ни души. Только темень и тишь, как будто мир ослеп и оглох. Тишина заполняла собой все, словно хотела поглотить путников, оказавшихся в столь неурочный час на пустынной дороге. Михаил кашлянул, чтобы пробить брешь в обволакивающем их безмолвии.

– Боря, ты мне вот что объясни. Допустим, тому типу удалось убежать. Но не мог же он бревно с собой упереть. Это же абсурд! – вслух рассуждал Михаил.

Где-то неподалеку заухал филин. Его смех звучал так зловеще, что даже человек с неслабыми нервами чувствовал себя неуютно.

– Бесовщина какая-то, – покачал головой бородач, стараясь отогнать от себя детские страхи.

– Погоди, а ведь мне говорили… – задумчиво произнес его товарищ, опасливо озираясь по сторонам.

– Что говорили?

– Сядем в машину, – скомандовал Борис.

Тревога, звучавшая в его голосе, заставила обоих поспешно забраться в автомобиль. Почувствовав себя в мнимой безопасности, Борис нервным жестом провел по лысине, словно пригладил несуществующие волосы, и сказал:

– У моей тетушки из Гатчины по соседству живет занятный дедок. Как примет на грудь, так давай байки травить про призраков. Якобы со здешней дорогой нечисто. Естественно, его рассказы никто всерьез не воспринимал. Я тоже думал, что дед из ума выжил и ему слава Бермудского треугольника спать не дает. Кто бы мог подумать, что я увижу это собственными глазами.

– Ты думаешь, это призрак? – спросил Михаил.

– А у тебя есть другие версии?

– Нет, но я как-то не привык верить в привидения.

– Значит, мы с тобой оба свихнулись.

Они еще помолчали, вглядываясь в темноту за окнами машины. Тишину нарушил Борис.

– Послушай, если мы в самом деле видели призрака, то это же сенсация!

– И что ты собираешься с ней делать? Продать в желтую прессу? Представляю, как наши имена будут выглядеть на страницах какой-нибудь газетенки типа «Тайная магия». Нас же коллеги засмеют. Ученые, а верят в какой-то средневековый бред.

– Почему обязательно в газетенку? Есть вполне солидные организации, занимающиеся аномальными явлениями, – возразил Борис.

– И что мы им предъявим? Рассказ о том, как двум идиотам на дороге померещилось привидение?

– Эврика! Есть идея. Давай вернемся сюда с фотокамерой и сделаем снимки.

– Как ты себе это представляешь? В полночь встать на шоссе и кричать: «Уважаемый призрак, не желаете ли фото?» – съязвил Михаил.

– Зря иронизируешь. Между прочим, любительские снимки НЛО обошли весь мир. Для начала нужно сделать отметку, чтобы знать, в каком месте он появляется. Кажется, у тебя в багажнике был баллончик с краской для кузова? Давай нарисуем на дороге знак.

– Не думаю, что из твоей затеи что-нибудь выйдет. По-твоему, призрак тебя будет каждый день дожидаться? Вероятно, нужны какие-то особые условия. Сколько людей ездят по этой трассе и никогда не видели никаких привидений, – скептически отозвался Михаил.

– Откуда ты знаешь, что его никто не видел? А тетушкин сосед тебя не убеждает? К тому же незачем торчать здесь каждую ночь. Во-первых, возможно, призрак появляется только в полнолуние. Минус пасмурные дни, когда небо затянуто тучами. Получается, что придется дежурить не так уж часто, – подытожил Борис.

– Совсем спятил, – покачал головой Михаил.

– Неужели в тебе совсем нет азарта?

– Азарт есть. Денег нет, чтобы вместо работы гоняться за привидениями, – усмехнулся бородач.

– Хватит прибедняться. Не строй из себя скупого рыцаря. Или хочешь зажать краску? – подтрунил над ним лысоватый.

– Я сделал все, что мог, чтобы тебя отговорить, – развел руками Михаил, вручая другу ключ от багажника.

Взяв баллончик, Борис щедро напылил краску на дорогу Закончив работу, он вернулся в салон автомобиля.

– Ну что, Пикассо, краска хоть осталась? – проворчал бородач.

– Не жмись. Ты стоишь на полпути к славе.

– Нет уж, уволь. Предпочитаю держаться от мистики подальше. Мое дело – чистая наука.

– Как хочешь. Было бы предложено. Кстати, краска у тебя не ахти. Ночью на асфальте ее почти не заметно. Белая была бы лучше, – шутливо сказал Борис.

– Извини, друг. На призраков не рассчитывал, – в тон ему ответил Михаил.

Мимо них, слепя фарами, промчался автомобиль, а через несколько секунд еще один. Дорога оживала. Только теперь и водитель, и пассажир обратили внимание на то, что в течение последнего получаса шоссе было пустым, будто вымершим. Даже ночью это не было характерно для здешней оживленной трассы.

Михаил положил руки на руль. Они больше не дрожали. Нервы пришли в норму. Он выжал сцепление, и машина плавно взяла с места, оставив позади себя непонятный иероглиф, начертанный красной краской. Знак слился с чернотой асфальта и стал незаметен, сводя на нет происшествие на дороге, словно случившееся было лишь игрой воображения. Но механизм судьбы был запущен. Охота за призраком началась.

Глава 2

Глобальное бедствие в жизни Ильи Кречетова началось с сущего пустяка. Так начинается обвал в горах, когда один камень, ничтожно маленький в масштабах горной гряды, срывается с места и летит вниз. В своем падении он увлекает за собой своих собратьев. Те, задорно отстукивая чечетку, подхватывают по пути щебень, булыжники, валуны. И вот уже лавина камней с гулом и грохотом несется в пропасть. Страшная в своей неуправляемости, она сметает все на своем пути. И уже ничего нельзя изменить. А камень, который явился причиной катастрофы, давно забыт и погребен под обломками скал.

Илья слыл известным шутником и частенько отчебучивал в классе что-нибудь такое, отчего все покатывались со смеху. Однако недаром говорят: сколь веревочке ни виться, все равно придет к концу. Когда в кабинете биологии Илья вставлял скелету между челюстями бычок от сигареты, он и не предполагал, к каким серьезным последствиям приведет эта невинная шалость.

Ничто не предвещало грозы. Сначала молоденькая учительница биологии Анна Сергеевна, которую за глаза звали Анютой, ничего не заметила. Но постепенно непонятное оживление в классе и смешки ребят навели ее на мысль, что, как говаривал принц Гамлет, «не все спокойно в Датском королевстве». Для начала она проверила детали своего туалета. Убедившись, что все пуговицы застегнуты и юбка в порядке, Анюта окинула класс строгим взглядом. Судьбе было угодно, чтобы ее взор скользнул мимо мрачного символа смерти, изготовленного на заводе пластмассовых изделий, и она не узрела окурок, зажатый в челюстях «мертвеца».

Класс был уже разогрет и готов к предстоящей комедии, поэтому недоумение, написанное на лице биологички и ее естественный вопрос, что происходит, вызвал приступ смеха. Учительница попыталась выяснить причину необычайной жизнерадостности присутствующих. Однако даже самые отъявленные ябеды, всегда готовые заложить ближнего, были поражены бациллой смеха и не могли произнести ни словечка.

Скелет же скромно стоял в уголке. Он сжимал окурок в зубах и тоже широко ухмылялся, как будто рекламировал стоматологическую клинику и одновременно напоминал, что Минздрав предупреждает.

Проследив взгляды ребят, Анюта поняла, что причина их бурного веселья находится где-то за ее спиной. Она оглянулась и только теперь заметила окурок. Когда она снова обернулась к классу, глаза ее метали молнии, а на лице застыло выражение крайней свирепости. Подобно большинству молоденьких учительниц, Анна Сергеевна слишком болезненно реагировала на все нарушения дисциплины, принимая их на свой счет. Смех захлебнулся и затих, а ситуация вдруг перестала казаться такой уж комической.

– Кто это сделал? – кипя от гнева, спросила учительница.

Вопрос прозвучал риторически. Несмотря на свою молодость, Анюта обладала некоторым жизненным опытом, и ее взор немедленно обратился на третью парту в среднем ряду, где сидел Илья Кречетов.

– Это опять ты? – чеканя каждое слово, произнесла биологичка.

Илья встал и скромно потупился. Отпираться было бессмысленно. Народ знал своих героев.

Впервые ощущение смутной тревоги посетило Илью, когда Анюта, вопреки его протестам и извинениям, потащила его к директору. Николай Кузьмич Семин, в народе дядя Сэм, отличался крутым нравом, поэтому в лицее не существовало проблем ни с дисциплиной, ни с внешним видом. Даже бузотеры вроде Кречетова, которые неизбежно встречаются в любом среднем учебном заведении, никогда не выходили за рамки обычной шалости. Оказаться в кабинете директора было худшим из наказаний, но Илья даже не представлял масштабов предстоящей катастрофы. Однако шлюзы уже были открыты, и стихия вырвалась наружу.

Надо же было случиться такому совпадению, что именно в этот момент в кабинете директора оказалась мама Алины Белкиной, бессменный член родительского комитета. Тут-то и вспомнили давно забытую историю с резиновой змеей. Надо сказать, пресмыкающееся выглядело натурально. Илья случайно купил ее в обычной игрушечной лавке, и змея так здорово вписалась в цветочный горшок, будто там жила.

Все шло как по нотам. Кому-нибудь из девчонок говорили, что учительница просила полить цветы. Та бралась за дело, а все остальные ожидали, что будет, когда она увидит змею. Прикол удался на славу – лучше всякой комедии. Впрочем, девчонки не обижались. Поняв, в чем дело, они тоже присоединялись к публике. Кому же не хочется зрелищ? Только у Белкиной с чувством юмора оказалось туго. Визгу было на всю школу. Кто же знал, что она такая нервная? А потом ее мамаша звонила родителям Ильи и возмущалась хулиганскими выходками их сына.

Змеиная эпопея случилась давно, еще в позапрошлой четверти, но теперь эта покрытая пылью история выплыла вновь и повлекла за собой множество других воспоминаний из жизни и деятельности Ильи Кречетова. По сравнению с другими «художествами» окурок в челюстях скелета выглядел довольно безобидно. Кто же знал, что именно ему было суждено сыграть роковую роль в жизни Ильи! Кончилось тем, что отца Ильи вызвали к директору.

Дядя Сэм придерживался старомодных правил воспитания. Сигареты и спиртное были для него как красная тряпка для быка. Старшеклассники и те курили тайком и даже на улице после уроков предпочитали не попадаться директору на глаза с банкой пива. Семин не церемонился и сурово расправлялся с нарушителями. Илья не курил, поэтому ему и в голову не пришло, что безобидный окурок обернется для него серьезными последствиями.

Вечером в ожидании, когда отец вернется из лицея после встречи с директором, Илья не находил себе места. Он то вскакивал с дивана и расхаживал по комнате, то подбегал к окну и вглядывался в потемки. Мысленно он проговорил все возможные варианты оправданий. Илья не подозревал, что петля на его шее уже затянулась и объяснений не потребуется.

Иван Степанович пришел домой мрачнее тучи. Глядя на его большую, грузную фигуру, было трудно сказать, что Илья – его сын. Сложением Илья пошел в мать, и лишь черты лица выдавали в нем потомка рода Кречетовых. Отец молча разделся, как всегда обстоятельно убрал в шкаф шарф и шапку и, не говоря ни слова, прошел в гостиную. От его молчания волнами исходило напряжение, которое заполнило всю комнату.

Заподозрив неладное, Наталья Павловна, которая в отличии от мужа не обладала сдержанностью, озабоченно спросила:

– Ваня, почему ты молчишь? Что случилось?

– А что тут говорить? Достукался наш шутник. Из лицея исключают.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Директор велел забрать документы и переходить в школу по месту жительства, – отчеканил Иван Степанович, тяжело опускаясь в кресло.

Илья был так ошарашен, что до него не сразу дошел смысл сказанного. Наталья Павловна тоже не восприняла слова мужа всерьез. Она обернулась к сыну и начала ему строго выговаривать:

– Этого ты добиваешься? Чтобы тебя в другую школу перевели? Учишься в приличном месте, так цени. С завтрашнего дня чтобы мы больше не слышали о твоих художествах.

– Ты что, не поняла? С завтрашнего дня он в лицее не учится, – перебил ее отец.

– Ты шутишь? Он ведь почти отличник, – в недоумении сказала Наталья Павловна, лелея слабую надежду, что муж говорит это для острастки, в воспитательных целях.

– Какие уж тут шутки! Ты же знаешь, какие у Семина порядки.

Постепенно до Ильи стала доходить серьезность происходящего, и все его существо восстало против несправедливости.

– Пап, за что? Что я такого сделал?

– За сигареты. Забыл, как в прошлом году за курение троих вышибли из выпускного класса?

Эта нашумевшая история была чистой правдой. Троих старшеклассников отчислили из лицея за курение в туалете. Время от времени дядя Сэм любил устраивать показательные изгнания в назидание потомкам. В то время как в других школах подобные проступки и нарушениями-то не считались, у Семина порядки царили строгие. Его лицей был широко известен как один из лучших в городе. Родители из кожи вон лезли, чтобы определить туда своих отпрысков, но решающим фактором при приеме был не тугой кошелек, а знания поступающего. Несмотря на суровые нравы и большую нагрузку, ученики гордились лицеем. Никому не хотелось из него вылететь, поэтому, отступая от правил, даже старшеклассники придерживались конспирации, точно разведчики-нелегалы.

– Но я же не курил, – оправдывался Илья, и Наталья Павловна тотчас поддержала сына:

– Вот именно. Илюша эту гадость в рот не берет.

– А бычок скелет сам стрельнул? – возразил отец.

– Я его подобрал. Для смеху, – сказал Илья.

– Для смеху? Вот теперь и смейся, – сердито заключил отец, стукнув увесистым кулаком по подлокотнику.

– Но может быть, можно все уладить? Попросить? – робко вставила Наталья Павловна.

– Как будто я не просил! К сожалению, за нашим шутником и другие грешки водятся. Как зовут эту, которую ты змеей пугал?

– Белкина. Я ж ее не нарочно пугал, – буркнул Илья.

– А ее мать считает иначе. Она заявила, что ты социально опасный хулиган и своими выходками не даешь ее дочери прохода.

– Алинке? Что я головой стукнутый? У нее глаза, как у лягушки, на выкате. Как будто она в детстве сильно испугалась, – фыркнул Илья.

– Смотри, как бы ты не испугался, – сурово сказал Иван Степанович. – С храбрецами вроде тебя у Семина разговор простой: пинком под зад и ищи другую школу.

Наталья Павловна поморщилась. Она не одобряла простонародно грубоватых выражений, которыми частенько пользовался ее муж.

– Иван, следи при ребенке за языком, – чопорно сказала она.

– Ты бы лучше не меня воспитывала, а сына. Я имею право выражаться, как хочу, потому что достиг всего в жизни сам. Если бы наш оболтус привык решать свои проблемы, то сейчас не сидел бы задницей в луже. Спрятались, как в аквариуме за стеклом, и думаете, что это весь мир.

То, что муж наперекор ее замечанию повторил грубое слово, заставило Наталью Павловну наконец осознать серьезность ситуации.

– Как же теперь с английским языком? И где мы найдем школу с математическим уклоном? – заволновалась она.

– Раньше надо было думать. С уклоном! Пускай теперь в другом месте уклоняется. Чтобы к Семину в лицей попасть, люди с репетиторами занимаются, конкурс проходят. У него недобора не бывает.

Илья молчал. Случившееся обескуражило его и вогнало в ступор. Все происходило будто не с ним. Он словно наблюдал со стороны, как не его, а какого-то другого Илью Кречетова исключали из школы. Одна половина мозга осознавала, что свершившееся – правда, и ничего нельзя поделать, ведь не смогли же уломать директора родители той троицы из выпускного. Но другая половина мозга отказывалась верить, что в середине года ему придется расстаться с ребятами из класса и переходить в новую школу. Нет, этого просто не могло быть. Такое не могло случиться с ним.

Однако случилось. Это была явь, а не кошмарный сон. Звонок ближайшего друга Ильи, Стаса, окончательно расставил точки над «i».

– Привет. Ну как ты там? – спросил Стас. Голос у него был каким-то стыдливым и извиняющимся, как у человека, который разговаривает с безнадежно больным, зная, что тому осталось жить считанные дни.

– А ты как думаешь? Кайфую, – съязвил Илья.

– На меня-то чего злишься? Не надо было тебе Анюту доводить. Ты же знаешь, что у нее бзик. Вот дядя Сэм и понес. Он же, когда разъярится, как носорог – все крушит.

– Значит, я во всем виноват? А ты не ржал вместе со всеми? Чего же ты меня раньше не предупредил, если ты такой правильный? – разозлился Илья.

– При чем тут я? Говорят, Алинкина мать на тебя накапала, что ты к Белкиной пристаешь.

– Пристаю? Да если бы я оказался с ней на необитаемом острове, меня бы каждый день тошнило от одного ее вида, – зло выпалил Илья.

После сочувственной паузы на другом конце провода прозвучал дежурный вопрос:

– Что теперь будешь делать?

– Топиться не пойду. Вешаться тоже. И в других местах люди учатся, – как можно беспечнее сказал Илья, хотя на душе у него скребли котики.

С первого класса его приучили к мысли, что он ходит в элитный лицей. Друзей во дворе у него не было. Наталья Павловна полагала, что улица его ничему хорошему не научит. К тому же на дом задавали много. Свободное время он проводил за компьютером или с друзьями из класса. Дворовые ребята, которые ходили в обычные школы, отнюдь не пылали к нему дружескими чувствами, считая его задавакой. Следующий вопрос Стаса попал в самую больную точку.

– Ты в какую школу пойдешь? В английскую?

Родители попробовали устроить Илью в ближайшую к дому спецшколу, но в середине года это было безнадежно. Илья трепетал при одной мысли о том, что ему придется идти в обычную школу и учиться с хулиганами, которыми его вечно пугала мама. Он осознавал, что там, как и во дворе, окажется изгоем. Будущее ничего хорошего не сулило, но стоило ли плакаться перед всеми на несчастную судьбу?

– В папуасскую, – отрезал он. – Я и без ваших спецшкол проживу. Как будто нигде больше нельзя образование получить. Сидите, как в аквариуме за стеклом, и думаете, что это весь мир!

Выражение отца вырвалось у него само собой. Илью понесло. Он не понимал, зачем говорит Стасу дерзости. Может быть, оттого, что он сам страстно хотел вернуться в тот самый «аквариум» и до ужаса боялся покинуть его стены. Может, от несправедливости или оттого, что прежние друзья так легко отреклись от него, оставив за бортом. Конечно, дядю Сэма переубедить практически невозможно, но все же Илью не покидала мысль, что, если бы ребята вступились за него всем классом, директор смягчился бы.

– Ты что, взбесился? Никто тебя в бок не толкал шуточки откалывать. Психопат, – обиделся Стас.

– Да пошел ты!

– Сам иди, – отрезал Стас.

Короткие гудки в трубке словно подвели черту под прошлым этапом в жизни. Всё… всё… всё… всё…

Кончено. Точка. Мосты сожжены, и возвращаться некуда.