Kitobni o'qish: «Восхождение Мрака»

Глава 1. Половина тысячи

Смерть похожа на сладкий глубокий сон, и всегда неприятно, когда кто-то извне тревожит разум и вынуждает открыть глаза. Я не помнила ничего, не осознавала себя и не испытывала мучений. Боль догнала меня намного позже. Оказывается, о настоящей боли я ничего не знала прежде. И ее вскрывали чужие слова, как будто без того было мало:

– Не получается. Это был хороший удар.

Казалось, даже движение ресниц вызывает невыносимое жжение внутри живота. Разум вернулся лишь отчасти, но этого хватило, чтобы припомнить детали: говорящего зовут Арай Сэрс, это он убил императора, а затем расправился с гвардейцами. Разозлился, что я нарушила его планы, и спасти меня не успел – его противники тоже были сильны и быстры, он попросту не смог одновременно остановить каждого. Я не сильна в лекарском искусстве, но и так понятно: лезвие меча, сотканного из светлой магии, прошило все мои внутренние органы, ничего целого не осталось – и не будь я чистокровным демоном, умерла бы в ту же секунду. Моя темная кровь подарила мне еще целую минуту, которую тянут и тянут чужим вмешательством. У кейсара четвертого круга невероятные способности к исцелению, но не любое ранение можно залечить. Я с этим уже смирилась, закончила свои дела, оставила незавершенную месть кому-то другому, кто следующим явится из Мрака. Мне больше не нужно страдать.

Постепенно дошло, что я прихожу в себя далеко не в первый раз. Открывала глаза, думала о том же, затем снова проваливалась в смертельное забытье. Но Арай не оставлял попыток. Я смирилась – он нет. И, вполне возможно, эту фразу я уже ему говорила:

– Знаю, что не можешь отпустить начертанную. Но хватит…

Вместо звуков из моего рта раздались лишь булькающие звуки. Лицо перед моими глазами оставалось бесстрастным, хотя Арай точно понял сказанное, поскольку начал объяснять, как будто мы вели осмысленный диалог:

– Ты приходишь в себя и снова уходишь. Улучшений нет, пока удается просто удержать каплю жизни.

Смотреть было больно, двигаться – невозможно. Но я понимала, что сейчас мы оба находимся не в королевской башне, а в какой-то пещере. И я больше не обнажена – тело завернуто в ткань. Белая ряса – я догадалась сама. Ведь на Арае только испачканная кровью шелковая рубашка и штаны. Появись у меня силы смеяться – расхохоталась бы в голос, ведь он впервые добровольно разделся передо мной до такой степени. Жаль, что поздно.

– Арай, не надо, – снова прохрипела я. – Устала… жить.

И вдруг в серых радужках что-то блеснуло, а в безразличном голосе я различила легкий нажим:

– Устала жить? Ответь на пару вопросов – и умирай на здоровье. Сколько вас выбралось из Мрака? Как?

От подобного даже боль притупилась. Оказывается, он спасал меня не потому, что боялся потерять любимую, просто лучшему служителю Света нужны ответы. Или я перестала испытывать рези, поскольку сознание снова утекало? Но вдруг в поле зрения попали какие-то вспышки – Арай все это время удерживал руку над моим животом, а сейчас усилил магию, чтобы я не впала в беспамятство. Я даже испытала кратковременный прилив сил и решила ответить честно:

– Двое. Ты и я.

– Опять несешь эту чушь, – монотонно отреагировал он. – Я не демон.

Я, собрав всю силу духа, распахнула глаза и прибавила голосу громкости:

– Очнись, Арай! Ты выбрался оттуда же. Принесли тебя, привели или вышвырнули – не так уж важно. Что-то не так с нашей кровавой помолвкой, от нее только имена и остались. Но признай уже правду хотя бы для самого себя.

Этот рывок стоил мне всего – и теперь никакое свечение уже не могло помочь. Глаза закатились, я рухнула в бессознательность, как в бездонный колодец, и последний отголосок, что я услышала, был:

– Попробую иначе.

И это его «иначе» сделало полное ничто неуловимо иным: темнота завихрилась вокруг, убивая боль и все, чем я когда-либо являлась. Больше не было Виалары-Хорры, будто дочери клана красных демонов никогда и не существовало. Но она не умерла – напротив, она как раз родилась.

* * *

Арай старался не думать о цене своей жертвы и не вспоминать, как сложно ему далась первая медитация, которую он всерьез никогда не думал повторять. За тысячу лет можно так служить Свету, что этого будет вполне достаточно. Пятьсот – тоже немало, раньше ему казалось, что и сотни лет хватит. Но все пошло не по задуманному плану, поэтому теперь он ни в чем не был уверен. А все из-за нее – демонской девчонки, которая своим вмешательством испоганила важнейшее дело его жизни.

Он притащил ее в пещеру на севере герцогства Мейз, которую обнаружил, когда ушел за четвертым кольцом. На самом деле он тогда в первую очередь преследовал не эту цель – хотел привести в порядок мысли и эмоции, которые после знакомства с Ви здорово перетряхнуло. Но, справившись с этой задачей, он заодно решил и вторичную. Да только вся его выстраданная гармония снова затрещала по швам, когда он вернулся и возобновил общение. Арай знал, что слишком сильно привязался к девушке, начал выделять ее из остальных смертных – он мог быть с собой до конца откровенен и признать, что она ему в некотором роде нравилась. И в какой-то момент он даже допустил мысль, что после того, как сделает Властителем Света своего безупречного господина, разрешит себе поблажку – нет, пусть не романтические отношения, но хотя бы общение с необычной полукровкой. Которая, впрочем, оказалась отнюдь не полукровкой.

Ей – как и всему миру – повезло, что Арай давно научился гасить злость в зародыше, а в другом случае мало кто остался бы живым в радиусе ста дней пути от императорского дворца. Он с первой встречи менял из-за Ви свои планы, но произошедшее сегодня было слишком весомым. Уйдя из Сэрс, он попал на службу к герцогу Мейзу, и уже там оформилась стратегия. На престоле должен сидеть благочестивый господин, а не распутный полудурок, упивающийся своим долголетием и вседозволенностью. Он даже сыновьями за сто лет не обзавелся, лишь бы никому не пришло в голову, что подрастающее поколение справилось бы лучше. Большинство проблем в государстве связаны лишь с тем, что некому заниматься обустройством справедливого порядка. Винсент Мейз не просто оказался достойным высшей власти, но еще, по случайному совпадению, первым наследником короны. Под его правлением за несколько лет все изменится до неузнаваемости, и пусть голод, нищета, разгул фанатиков полностью не исчезнут, но их станет намного меньше. За несколько лет службы Арай проверял его в разных ситуациях, и господин десятикратно оправдал его ожидания.

Но у Мейза был один ключевой недостаток – он всегда поддерживал старшего брата и никогда не занял бы его место нечестными методами. К тому же претендентов, мечтающих о короне, и без него хватало. Араю пришлось действовать осторожно и медленно – так, чтобы ни у кого, включая самого герцога, не возникло сомнения в его праве на престол. Такое даже взбалмошный скандалист Нарега принял бы как непреложный факт.

Император окружил себя сильнейшими заклинателями – они не только охраняли его, но и помогали отследить любые проклятия. Убить его незаметно, находясь в отдалении, было невозможно. Поначалу Арай просто привлекал к себе внимание, и, наконец, после дела барона Вертаса заклинателя заметили и представили его величеству. К сожалению, Мейз долго скрывал предложение старшего брата переманить Арая к себе на службу, но рано или поздно это должно было произойти. Что для кейсара четвертого круга клятва верности, которую проводят заклинатели слабее него самого? Но даже после того, как он вошел в личную гвардию императора, спешить было нельзя. Сэрс уже приготовил проклятие самого тонкого плетения, которое намертво прорастает в ауру и за несколько месяцев убивает жертву, но кто-то из кейсаров может вмешательство заметить – снять уже не сумеют, но подозрение будет однозначным. Свадьба оказалась настоящим подарком: на празднике собралось множество людей, в том числе и недоброжелателей, и потом, когда Саймон Сто Девятый умрет, подозреваемыми окажутся десятки. Арай непременно числился бы в списке первых, но далеко не единственным. Он даже был готов отправиться на плаху за то, что не уберег своего нового господина, но сразу после коронации Мейза.

А Ви испортила многолетнюю подготовку. Разве она не понимала, что живой из дворца не уйдет? Зачем она вообще вмешалась – просто потому что демоны не могут воздержаться от зла? Если бы ей удалось, то все равно обвинили бы Мейза, поскольку она считалась его воспитанницей. Поэтому Араю пришлось все переиграть и теперь столкнуться с последствиями.

Он смотрел на ее израненное и почти бездыханное тело, уже приняв решение. Арай иногда думал о том, что его действительно привязали к этой девушке «кровавой помолвкой», в любом другом случае она не казалась бы ему такой красивой, как сама богиня Света. В иной жизни он мог бы жениться на ней, выбрав из сотен вариантов единственный. Любил бы ее, делил бы с ней постель и всячески потакал бы ее вздорному характеру, лишь бы продолжала улыбаться и заставляла улыбаться его. Но жизнь одна – и в ней для адепта школы бесчувствия невозможно личное счастье. Ви сама подкинула ему гору новых проблем, которые он теперь будет вынужден по очереди расхлебывать.

И начать придется именно с нее – вытащить обратно на Свет любой ценой. Пусть просто будет где-нибудь, раз уж все равно помешала ему в главном. И ответы нужны не только заклинателю, но и будущему Властителю Света: если демоны нашли способ преодолевать барьер, то с этой задачи тому придется начать после воцарения. Ви солгала или не знала – она была не единственной, кто пробился из Мрака наружу. Арай узнал об этом уже после поступления в гвардию от сослуживцев – несколько десятилетий назад был пойман чистокровный, который предпочел откусить себе язык, чем быть допрошенным. У того уже подробности не узнать, но демонов, возможно, при Свете теперь десятки – перебираются по одному, чтобы собрать армию и устроить хаос.

Поскольку обычное целительство не помогало, Арай перешел к крайним мерам. Ему тысяча лет досталась непросто, но он не видел другого варианта, кроме как отдать половину – тогда смертельные раны сожрут не меньше века, но запас у Ви все-таки останется. Сложнейшая и самая глубокая медитация, в которой они оба заглянут друг в друга – этого он уже не боялся: все равно самое тайное о нем Ви уже знает, как и он понял о ней важнейшую вещь. Поскольку Сэрсу еще никогда не приходилось делать подобного, он совсем не был уверен, как именно будет протекать этот передел: их разумы только переплетутся на минуту, пройдутся по поверхности или захлебнутся друг другом?

Лег на стылый пол, нехотя придвинулся ближе. Поправил рясу на ее голом плече, задержал на секунду пальцы на коже шеи. Положил руку на ее затылок и придвинул к себе, прижимаясь лбом к ее. Скорее всего, через несколько часов или дней Виалара вернется живой и здоровой, чтобы еще сотни лет разрушать его сознание и уничтожать внутреннюю гармонию. Арай совершал ошибку, о которой потом многократно пожалеет?

Безусловно.

* * *

Моя семья никогда не была богатой, но и голодать нам не приходилось. Отец пас овец, а мать пряла пряжу из овечьей же шерсти. Кажется, вся наша большая деревня до донышка пропахла овцами, но в детстве мы не замечали трудностей и были довольны каждым прожитым днем.

– Нила! Это снова тебя дружки с улицы зовут? – Мама все-таки заметила, как я крадучись пробираюсь к двери. – Тебе уже семь лет, негоже постоянно общаться только с мальчишками! Ты даже на девочку не похожа, чучело лохматое!

Я потрепала рыжую косичку – как сумела заплести, так и заплела, зачем придираться? А мать все еще была чем-то недовольна:

– Если узнаю, что вы снова ходили в лес, уши надеру! В прошлый раз Кадиму отец так задал, что он сидеть неделю не мог – и все вам нипочем. Это все влияние Рейна! Отца у ребенка нет, вот бездарем и растет!

– Ну ма-ама, – жалобно заныла я. – Не пойдем мы в лес, даже не собирались! Рейн уже несколько букв выучил – говорит, что так скоро и читать начнет. Врет же? Мы объясним ему, что врет, да я сразу домой прибегу!

Она с тяжелым вздохом смирилась:

– Иди. Только ни шага за окраину! Поймает вас демон – сожрет целиком. Эти злобные твари как раз детей на завтрак предпочитают. Да-да, ты ему на один зубок, Рейном закусит и только потом Кадимом подавится.

Демонов я боялась, но любопытство заглушить не могла: куда ж бежать мне с верными дружками, если всем троим четко приказано – только не в лес? Это ведь такое искушение! Кадим – очень сильный, в свои восемь лет выглядит на целых девять, недаром сын кузнеца. А Рейн – шустрый и сообразительный. Не пропадем.

Глава 2. Нила и Кадим

Мы взрослели вместе, и, возможно, наше душевное родство обязано было перерасти в нечто большее. Первые ухаживания мальчишек я не воспринимала всерьез и не обращала внимания, когда один из них беспричинно злился из-за моего равнодушия или если я проводила со вторым больше времени. Кадим психовал яростнее тихони Рейна, но все же никогда не переступал черту: он все еще считал товарища своим подопечным и не отворачивался от него даже в периоды всплеска чувств. Так же вел себя и щупленький Рейн – он никогда не забудет доброту Кадима, хотя тот в шестилетнем возрасте вряд ли понимал, что совершал поступок, достойный взрослого мужчины.

Деревенские ребятишки часто собирались одной гурьбой, зимой вместе катались на санках с небольшой горки, весной бродили по лужам, осенью жгли листья, разводя дым на три села, летом бегали купаться на речку – старшие присматривали за младшими, а родители тем временем могли заниматься работой. И однажды Кадим заметил, что мальчик из ветхого дома на отшибе никогда не приходит веселиться с нами. Дети притихли, а потом зашумели хором, выказывая свои версии. В тот день я впервые услышала слово «шлюха».

Именно ею и слыла мать Рейна, так считали сельчане, не исключая и моих родителей. Понесла ребенка от какого-то проходимца, а потом всем рассказывала, что ее возлюбленный – самый настоящий заклинатель, она собственными глазами видела чудеса, что он мог творить. И он бы непременно вернулся к ней и своему сыну, если бы не погиб в схватке с демонами. На вопрос, откуда она узнала, что ее женишок умер, отвечала просто: «Чувствую». Разумеется, ей никто не верил, поговаривали даже, что спуталась она с демоном. Ведь всем понятно, что светлый заклинатель никогда не бросил бы жену на сносях, а вот для мерзкого демона это в порядке вещей. И если интрижку деревенские простить могли, то последнее – ни в каком случае. Уж точно не после новостей, как носители черной магии проклинают честных людей, собираются в банды и нападают на благородных служителей. Каждому было известно, что если в поселение пришла болезнь или мор – это проделки злых сил, насланных нечестивцами.

Еще в молодости моих родителей никто не называл демонов демонами, но за последние десятки лет название прижилось. Все верили в богов – а раз боги существуют, то существуют и демоны, как противоположная сторона. Но если боги живут на небесах, то демоны пустили корни прямо в человеческом мире, чтобы быстрее его уничтожить. Подтверждением этой догадки стало открытие Мрака – места, откуда эта нечисть и просочилась на Свет. Шестьдесят лет назад один из кейсаров пятого круга не рассчитал силы и устроил самый настоящий взрыв в предместьях замка Соллар. Кратер был огромный, но на его дне обнаружилась дыра, ведущая в иной мир – серый, чужой, похожий на ад, как тот представлялся обычным людям. Сразу стало ясно, откуда средь порядочных людей просочилась темная кровь, и от этой заразы требовалось избавиться. Поначалу их отлавливали и сжигали на кострах, но оказалось, что темных заклинателей слишком много – пока уничтожают одного, подрастает его потомство. Этим мерзавцам хватило наглости не просто спрятаться и осесть на северном холме, но и организовать там орден, где они хотели собирать всех одаренных темной магией детей и учить их быть еще большими злодеями. Назвали они свой орден «Сэрс», что в переводе со старого языка означало «свобода». Кстати говоря, никто уже не использовал этот язык, он встречался только в старых трактатах, но демоны его возродили и начали активно изучать, чтобы иметь возможность общаться между собой и передавать тайные послания, поэтому скоро тот язык стал именоваться демонским наречием. Конечно, когда светлые маги узнали об этом месте – захватили его и уничтожили всех темных адептов, а построенный храм использовали для собственных нужд. Звучное название не поменяли сразу, а после, когда древний язык стал считаться проклятым, оно окончательно прижилось и истоки его забылись. Но это уже не было бедой, поскольку приказом императора теперь в Сэрс готовили сильнейших светлых заклинателей.

Из-за подобных слухов все сторонились матери Рейна. Женщина жила впроголодь: выращивала овощи, пару раз в неделю пешком шла в город, чтобы отдать их там торговцу за бесценок. Пока ребенок был маленьким – таскала его на спине, а после начала оставлять дома. И когда Кадим об этом узнал, его чувство справедливости проявилось в полной мере: он заявил, что даже если тот мальчик – демоненок, он все равно может играть с остальными. Вот только страх перед темными магами в ту пору вырос до горных вершин, поэтому Кадим смог уговорить только меня. Мы начали бегать к одинокому Рейну, когда его матери не было дома, таскали ему украденные на своих кухнях пирожки, играли с ним, после уже звали и к себе. Очень быстро стало понятно, что никакого зла в этом мальчике нет: наоборот, он всегда был очень чувствительным и добрым. Мы были так верны своей дружбе, что и наши родители с ней постепенно смирились – они тоже видели, что Рейн в сравнении с остальной ребятней очень тихий и спокойный. Возможно, даже молчаливо признали свою ошибку – теперь его называли просто безотцовщиной, а не демонской полукровкой.

Но в возрасте пятнадцати лет Рейн заставил всех умыться. Они с Кадимом организовали смешную драку еловыми ветками, и Рейн так вошел в азарт, что в какой-то момент из его руки посыпались серебристые искры. Эта новость заставила всех притихнуть, одна его мать голосила:

– Я же вам говорила, говорила!

Самые совестливые перед ней извинялись, но, к сожалению, ее здоровье уже было порядком подорвано тяжелой жизнью – она умерла, даже не дождавшись возвращения сына из ордена. А в школе светлых заклинателей Рейн проучился всего три года. Его отправили домой, дав базовые знания, но резерв его не был велик, поэтому сильным магом ему стать было не суждено. Это было печально, но ни один из нашей троицы не мог скрыть радости: наша компания снова соединилась. И мы не сразу тогда поняли, что детской дружбы уже не будет – мы выросли и начали испытывать новые эмоции.

Увидев Рейна после долгой разлуки, я долго не могла выпустить его из объятий. Возможно, этот восторг я и приняла за настоящую влюбленность, ведь прежде никогда не испытывала ничего ярче. И когда через несколько месяцев Рейн признался мне в любви – мое сердце отозвалось громкой песней. Помню, как прибежала в тот день к матери и сказала, что выйду за него замуж. На что получила твердый отказ:

– С ума сошла? У него силы кроха – на ней не прокормишься! Если уж выбирать из твоих дружков, то Кадим намного лучше. Какой он работящий, высокий, широкоплечий, загляденье! Не заметила, что девки из соседних сел бегают к нам, чтобы ему на глаза хоть раз попасться? Нила, у тебя разум помутился, если из двоих ты выбрала безнадежного хлюпика, который только и умеет что читать?

Я долго протестовала, но потом свои чувства открыл мне и Кадим. А ведь его я тоже любила с самого раннего детства. Сильный, смелый, справедливый, он точно заслуживал уважения. Весь мой разум выделял неоспоримые достоинства Кадима, но душа продолжала тянуться к Рейну. Я была слишком молода для окончательного выбора, поэтому пока оставила решение. Однако наша дружба сама собой развалилась – от предыдущей легкости не осталось и следа, она сменилась неловкостью. Мы больше не знали, о чем говорить, если нельзя было затрагивать запретную тему. Я обучилась на швею и целыми днями выполняла заказы городских торговцев. Рейн учил деревенских ребятишек грамоте. А Кадим не только помогал отцу в кузнице, но и сильно расширил дело – договорился о постоянных заказах от крупных купцов, расширил в два раза дом, начал разводить породистых лошадей. Их семья уже могла считаться самой зажиточной в нашей деревне, а через несколько лет Кадим мог бы уже посоревноваться в богатстве с самыми удачливыми городскими дельцами. И со временем я начала думать, что детская влюбленность у всех троих прошла, она была неизбежна, но скоротечна.

Но потом разразилась катастрофа: светлые заклинатели решили раз и навсегда избавить мир от демонской чумы, и тогда Рейна призвали на службу. Для такого удара нужны были все заклинатели, пусть даже самые бесталанные. В родной деревне за один день забыли все плохое, что когда-либо говорили о матери Рейна и о нем самом – собрались вместе на центральной улице и долго молчали. Я тоже понимала причину общей скорби. Демоны беспощадны, в битве выживут лишь сильнейшие светлые маги, а слабых будут использовать как пушечное мясо. У него нет силы поднять магический щит или призвать оружие, у него нет скорости и мощи, присущей чистокровным магам – так и что он противопоставит монстрам на поле боя? Провожали его всей молчаливой процессией, будто уже хоронили. Тогда даже моя мать прослезилась. Рейн ей никогда особо не нравился, но это не означало, что она желала ему верной гибели в схватке с неравными противниками.

Но я ждала. Неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом я продолжала его ждать. Того самого тощего невысокого паренька с вечно грустными глазами, по которому всегда ныло сердце. И чем больше проходило времени, тем четче я понимала, что ждать его не устану. Свои заработки я тратила на вино – казалось, что в шумной компании выпивох хотя бы ненадолго душа затихает. Порой давала себе слабину – и приглядывалась к возможным ухажерам, но ни один из них не мог удержать моего интереса. Все иные знакомые были не так мудры и рассудительны, каким я запомнила Рейна.

Когда Кадим пришел свататься, я немного удивилась, но твердо отказала. После его ухода на крики родителей ответила:

– Я его дождусь.

– Кого дождешься? – кричала в истерике мама. – Нила, проснись, Рейна уже давно нет! Но здесь не осталось его родни, поэтому никто нам не сообщал!

– Я его дождусь, – повторяла я упрямо. – Может, когда он вернется, уже будет древним стариком, а я старухой. Тогда хоть последние дни жизни проведу рядом с ним.

Она, как и все остальные, просто не понимала, что он всегда был особенным, и не только для меня: Рейн мыслил так, что невольно заставлял задумываться о вещах, которых прежде вовсе не замечались. Но через несколько месяцев я была вынуждена прислушаться к стенаниям матери, которая уже была стара, а отец жаловался на здоровье.

– Нила, доченька, ты себя загубить решила, но заодно ведь и нас губишь. Кто о нас позаботится, когда совсем сляжем? Посмотри, как Кадим за своим отцом ухаживает! Такой хороший человек вырос.

Я припомнила:

– Он ухаживает за отцом, потому что тот надорвался в кузнице, когда Кадим собрал столько заказов, что они справиться не могли.

Знала, что рассуждаю несправедливо. Кадим на самом деле был примерным сыном и родных не бросил бы в любом случае, пусть даже не терзался бы чувством вины. Такие разговоры постепенно меняли мою убежденность. Раз на себя мне стало плевать, то не пора ли смыслом жизни поставить чужие цели?

На свадьбе я пела громче всех, а плясала так, как будто когда-нибудь танцы вовсе запретят и мне непременно было нужно натанцеваться на всю оставшуюся жизнь. Целовала Кадима искренне и страстно. С той же искренностью отправилась с ним в постель. Заниматься любовью оказалось болезненно и противно, но я делала вид, что сгораю от наслаждения. Меня больше не было, а бездушная кукла с лицом Нилы вполне могла изображать что угодно.

Но Кадим был ко мне бесконечно добр и щедр. Он потакал всем моим капризам, любым способом поднимал мне настроение. Я каждый день меняла украшения, вызывая зависть соседок, но и этим не могла насытить пустоту внутри. Ждала беременности как благословения богов – мама объясняла, что любовь к ребенку безусловна, а мне непременно было нужно кого-то полюбить. Но, возможно, Свет видел мою фальшивую игру и долгожданного подарка не дарил. Вино стало единственным моим утешением. Только благодаря ему я могла смотреть на мужа и принимать его в себя всякий раз, когда он думал, что я соскучилась по ласке. Компании пьянчуг тоже способствовали моему семейному счастью: на фоне этих бездарей Кадим казался сказочным принцем, я общалась с ними ровно до тех пор, пока не начинала по нему скучать – тогда и идти домой было намного проще.

Одним осенним днем Рейн вернулся. Как раз тогда, когда и я ждать перестала. Праздник организовали такой, что ближайшие села содрогнулись. Я же онемела – за целый день не смогла произнести ни слова: открывала рот и только что-то хрипела. Молча смотрела, как Кадим кричит от счастья, сжимая в могучих объятиях старого друга. Молча слушала, как Рейна называли демоноборцем и великим героем. Молча задавалась вопросом: любила ли я до сих пор этого человека? Он стал совсем другим: жилистым, хмурым, некогда красивое лицо портил уродливый шрам, голос его звучал надтреснуто и скрипуче. Я не знала верного ответа – да и в любом случае уже было поздно на этот вопрос отвечать. Он радостно поздравлял нас с женитьбой, искренне интересовался всем, что произошло за годы его отсутствия – и его встречали так, будто он в каждой семье считался родным сыном.

Я сама пришла к нему через несколько дней, когда Кадим уехал в далекий город для очередной выгодной продажи. Не знаю зачем. Просто рассмотреть его пристальнее и что-нибудь сказать, если все-таки смогу говорить. А то выходило так, будто я единственная, кто ему не рад – не принял бы на свой счет.

Рейн встретил меня в старом ветхом доме матери, у него никогда и не было другого жилья. Разделил по тарелкам жаренное с овощами мясо, пододвинул одну мне и сел напротив, задумчиво улыбаясь. Я смотрела, смотрела – и никак не могла увидеть в нем того невинного мальчика, который лупил еловой веткой Кадима и громко смеялся. Наконец, спросила:

– Разве война закончилась?

– Нет, – он покачал головой. – Эта война бесконечна.

– Но ты вернулся навсегда? – с надеждой уточнила я. – Или снова придется уйти?

Рейн промолчал. Отложил ложку, забыл о еде. Встал и пошел поставить на печь чайник, чтобы нагреть кипятка. Но будто снова запамятовал, что делал, и подошел к кровати. Сел на край, сцепил в замок руки. Наверное, я задала какие-то неправильные вопросы, поэтому попыталась заговорить снова бодрым голосом:

– А ведь получается, что ты оказался сильным заклинателем! Я очень рада, что ты жив, Рейн. А помнишь, как мы с Кадимом учили тебя плавать, хотя сами едва умели? Если ты тогда не утоп, несмотря на наши старания, то каким-то демонам тебя не достать!

Он поднял лицо, но на меня не посмотрел – Рейн глядел на дверь, будто чего-то ждал. Но потом начал говорить – и совсем не о том, о чем я:

– Нила, я ненадолго. За мной придут очень скоро.

Я похолодела.

– Придут?

Рейн медленно вдохнул.

– Да. Я не герой, Нила, а предатель. Только тебе или Кадиму могу об этом рассказать. Я сбежал, искать будут здесь. Меня в любом случае казнят, я хотел успеть напоследок навестить могилу мамы и увидеть тебя.

Кровь отлила от щек. Я поднялась на ноги и бездумно шагнула в его сторону. Замерла – и одновременно замерли все мои мысли. Рейн горько усмехнулся, так и продолжая наблюдать за дверью.

– Я больше не мог, Нила. Когда мы воевали против вооруженных демонов – это было как-то просто и понятно. Добро всегда побеждает зло – и мы обязаны жертвовать собой ради этой цели. Рядом со мной в строю шагали настоящие кейсары, многие из нас выжили только благодаря их поддержке в магической связке. Мы стали братьями, я знал, зачем дышу и ради чего терплю лишения. Но потом она меня сломала.

Поскольку он надолго замолчал, я вынужденно переспросила:

– Кто – она?

– Демонское отродье, – отозвался он глухо. – Она не отбивалась. Ее маленький ребенок даже не плакал – был слишком испуган, чтобы плакать. А она встала перед нами на колени и начала умолять, чтобы разрешили ей скрыться во Мраке. Клялась жизнью сына, что они никогда оттуда не выйдут. Но демонам верить нельзя, нас этому каждый день учили.

– Вы убили их? Рейн, но ведь это демоны, – я заметила резонно, хоть и не без содрогания.

Он покосился на меня и неожиданно улыбнулся.

– Да, Нила, ты права, это демоны – маленькие обоссавшиеся от страха монстры, которые смотрели на нас своими самыми обыкновенными глазами. С тех пор я практически не спал. А почему мы называем их демонами? Разве каждый из них виновен в страшных преступлениях? Они ведь ничем, вот ровным счетом ничем не отличаются от других людей, пока не направляют свой черный дым на зло. С тем же успехом зло можно творить и светлой магией. Я теперь вообще не знаю, кто из нас чудовища. И кого объявят врагом после демонов? Полукровок, внуков полукровок, сочувствующих или ученых, которые по глупости изучали демонское наречие? Лучше бы я погиб в первый день, чем участвовал в том, что уже никогда не закончится.

Мне стало плохо до тошноты, до рвотных позывов. Я покачнулась, но постаралась взять себя в руки и собраться. Не могла представить, прав Рейн в своей щепетильности или сильно заблуждался, но результат один и тот же – скоро за ним придут, чтобы казнить. Он не гордился собой, не упрекал себя и не жалел – он просто бесконечно устал. Рейн не будет доказывать кому-то свою правоту, он сам в ней не уверен и даже не пожелал спрятаться – служители ордена действительно в первую очередь спросят здесь, и каждый сосед покажет рукой, где живет «герой». И это очень жестоко с его стороны – вернуться только затем, чтобы попрощаться.

Его отупленное смирение было заразным. И чтобы вытряхнуть из себя это серое наваждение, я разозлилась. Подошла, дернула его за ворот с такой силой, что пуговицы застучали по полу. Прижалась к губам и яростно укусила. Мне хотелось вернуть ему хоть половину своего отчаянья. Когда-то мы были счастливы – в детстве. А потом плелись неприкаянными душами по жизни, забивая душевные пустоты всем, что подвернется под руку. И Рейн слишком просто сдался – он может укрыться где-нибудь, до конца своих дней просидеть в глухих лесах, но был бы не один, потому что мы с Кадимом никогда не оставим…