Kitobni o'qish: «Трон Знания. Книга 1»
Моим дочерям посвящается
Пролог
В стране объявили траур.
Люди посмотрели на траурные флажки, которые за двадцать лет успели поистрепаться и выгореть, и поспешили по своим делам. Никто не помолился об усопшем, не проводил его в последний путь, не помянул покойного добрым словом. Народ сбился со счёта, сколько наместников иноземного правителя ушло в лучший мир, не оставив в памяти ни имени, ни отпечатка.
В давние времена эта страна носила другое название. Когда-то летописцы сохраняли историю о славных делах и подвигах предков. Но мятежные потомки сожгли летописи, отреклись от прошлого и дали родине новое имя – Порубежье.
Долгие годы страна переходила из рук в руки. На трон карабкались и знатные роды, и не столь именитые фамилии. Их петушиные бои и мышиная возня утомили правителя соседней державы, и Мóган Великий – король могущественного Тезара – превратил Порубежье в колонию.
Как правило, наместником назначали человека в годах. Его замена проходила быстро. В этот раз лоскутки скорби исчезли с домов, а сообщения о новом ставленнике Великого всё не было. Ранее равнодушный и ко всему безучастный народ разволновался: не задумал ли Моган бросить их страну на произвол судьбы?
Часть первая
~ 1 ~
Дворец готовился к балу: хлопали двери, звенела посуда, оркестр настраивал инструменты. Но в зале Совета царило далеко не праздничное настроение. Советники с пеной у рта пытались протолкнуть своих протеже на пост наместника в Порубежье.
Мóган Великий – статный, синеокий, с переливчатой волной золотых волос и лёгкой сединой в короткой бороде – смотрел на неподвижный маятник старинных напольных часов. В пылу словесного сражения никто не заметил поникших плеч короля, его рук, устало лежащих на подлокотниках кресла, его отстранённого взора. Не заметил никто, кроме старшего советника Троя Дадье.
– Великий, – тихо сказал Трой.
Вынырнув из раздумий, Моган придвинул к себе список.
Среди претендентов на доходную должность никогда не было молодых дворян и дворян средних лет. Те и другие не хотели надолго оставлять своих жён и детей и не желали везти их в Порубежье: условия жизни в колонии были непригодны для существования цивилизованного человека. Собственно, об этих условиях никто не радел. Порубежье – сырьевой придаток, территория для размещения вредного производства. Чем ниже уровень жизни, чем хуже условия труда, тем дешевле рабочая сила. Суть политики Тезара, проводимой в колонии, оставалась неизменной на протяжении двадцати лет и привела к экономическому рабству присвоенной страны и духовному упадку её населения. В такой стране не место благородным дамам и любимым чадам.
Зато престарелые дворяне выискивали среди советников покровителей, осыпали их обещаниями и дарами и молили Бога, чтобы должность наместника в Порубежье досталась им. Здесь, в Тезаре, они всего лишь госслужащие в отставке, которым суждено прозябать в загородных имениях, водиться с внуками и писать мемуары. А там, в колонии, они царьки.
Моган пробежал взглядом по строчкам. Любой из претендентов достоин победы. Но только не сегодня! Решение принято, но до сих пор терзали сомнения – не допустил ли он ошибку?
– Обсуждение продолжим завтра, – сказал Великий и отложил список.
В зале повисла тишина. Трой Дадье поднялся с кресла, подошёл к напольным часам. Узкий в плечах, тонкий в кости, с седыми лохматыми волосами, он больше походил на суфлёра, чем на старшего советника. Если бы не баснословно дорогой костюм, можно было решить, что сухопарый старичок случайно забрёл во дворец, перепутав его с театром.
Трой перевёл стрелки, подтянул гири.
– Ещё немного, и Порубежье забудет, что у него есть хозяин, – произнёс он и толкнул маятник; раздался отчётливый стук.
В углу зала из-за письменного стола поднялся молодой дворянин: высокий, слегка полноватый, с непослушными русыми волосами и глазами чайного цвета:
– Ваше величество! Прошу слова!
Советники опешили. За сорок лет правления Могана это был первый случай, чтобы на заседании государственных мужей заговорил слушатель Совета.
Всегда спокойный и сдержанный Трой резко повернулся:
– У вас нет права голоса.
Дворянин одёрнул чёрный пиджак, сшитый по последней моде:
– Великий! Прошу слова!
– Напомните своё имя, – сказал Моган.
– Маркиз Вилар Бархáт, ваше величество.
Великий посмотрел на оцепеневшего Суана Бархáта. Кто бы мог подумать, что у самого безупречного советника такой бесцеремонный сын?
– Слушатель Совета не участвует в обсуждении вопросов. Вас не предупредили?
– Предупредили, ваше величество, – ответил Вилар. – Я знаю, что нарушаю правила. И знаю, чем мне это грозит, если мои слова окажутся недостойными вашего внимания.
– Подойдите, – приказал Великий и, когда молодой маркиз приблизился к круглому столу, коротко кивнул. – Мы слушаем.
Вилар поклонился:
– Ваше величество! Назначьте наместником Адэра Каррó.
Моган сжал подлокотники кресла. Смельчак и смутьян озвучил решение, которое уже несколько дней мешает вздохнуть полной грудью.
– Продолжайте.
– Вы авторитетный и влиятельный правитель. За вами никто не видит вашего сына. Когда человек долго находится в тени, он привыкает к этому и ни к чему не стремится. Дайте Адэру возможность почувствовать свою силу. Дайте ему право самому принимать решения и отвечать за свои поступки. Разрешите ему выйти из вашей тени и занять место рядом с вами.
Великий рассматривал молодого маркиза. Сын рядового советника жаждет знаний, стремится постичь науку управления, мечтает стать достойной сменой отцу. А сын короля? Моган перевёл взор на пустующее кресло, стоящее по левую руку. Прочь сомнения! Безделье и правитель – понятия несовместимые.
– Я услышал вас. Можете уйти.
Вилар расправил плечи, приподнял подбородок:
– Великий! Если вы назначите Адэра Карро наместником, разрешите мне поехать с ним.
Моган жестом приказал Вилару удалиться, с чрезмерным спокойствием сложил бумаги в стопку и без единого слова покинул зал Совета.
– Это как понимать? – произнёс сухой, как палка, и прямой, как трость, советник Патрик Канáль. – Король принял решение или нет?
Трой вернулся к столу:
– Думаю, да.
– Это какой-то абсурд!
– Решения короля не обсуждаются.
– Обсуждаются! – Каналь с трудом перевёл дыхание. – Обсуждаются, когда наследника престола великого Тезара низводят до заурядного наместника и собираются отправить в какую-то глушь. И с чьей подачи? А? Я вас спрашиваю: с чьей подачи? Вместо того чтобы выставить наглеца за дверь…
– Осторожнее, Каналь! – откликнулся Суан Бархат. – Вы говорите о моём сыне.
– Да кто он такой, ваш сын, чтобы давать советы Великому?
– Вы ещё можете остановиться.
Каналь хлопнул ладонью по столу:
– Могу! Могу, но не хочу!
Бархат сложил на груди руки, изогнул дугой седую бровь. В бронзовых, потускневших, как старые подсвечники, глазах сверкнула смешливая искорка.
– Хватит ломать комедию. Вы мечтаете заполучить престолонаследника в зятья. Его отъезд рушит ваши планы. Разве не так? Вы боитесь, что Адэр забудет вашу дочь. Здесь она каждый день в поле его зрения, а там…
Каналь побагровел.
– И почему вы думаете, что слова моего сына повлияли на решение короля? – продолжил Бархат. – Великий всё решил без нас, он просто тянул время. Возможно, не хотел портить Адэру праздник. Или наоборот, хочет преподнести ему памятный подарок.
Повисло тягостное молчание, прореженное стуком маятника напольных часов.
– Объявляю заседание закрытым, – произнёс Трой.
– Ваша светлость! – воскликнул Каналь. – Сделайте что-нибудь!
– Что, например?
– Поговорите с Адэром.
– О чём? О чём говорить с человеком, для которого праздные дни и ночи стали нормой жизни? К сожалению, время упущено, и командовать наследником престола не получится. Ему нужна хорошая встряска, чтобы в нём проснулся правитель,– сказал Трой и с присущей ему неторопливостью спрятал блокнот в папку с серебряным гербом Тезара. – Маркиз Бархат!
Суан вынырнул из раздумий:
– Слушаю, ваша светлость.
– Меня подкупила смелость вашего сына. Если ему понадобится помощь, он может на меня рассчитывать.
Бархат склонил голову:
– Благодарю, ваша светлость!
Порыв ветра распахнул окно и впустил в зал Совета шум столицы: тренькали звонки трамваев, сигналили автомобили, по мостовым цокали копыта лошадей, извозчики покрикивали на ротозеев и нетерпеливых водителей.
Трой посмотрел на мрачных коллег:
– Расходитесь, господа. И не забудьте на балу улыбаться. Хмуриться будете завтра.
Советники направились к выходу из зала.
Выйдя последним, Суан Бархат столкнулся с Каналем.
– Считаете, что ваш сын заполучил могущественного покровителя?
– А разве нет? – спросил Суан.
Каналь хохотнул и пошёл по коридору вальяжной походкой.
***
Стоя над обрывом, молодой человек рассматривал распростёртую внизу долину, похожую на бурливое море. Изумрудные травы покорно склонялись и вскидывались, повинуясь прихоти ветра. Шелковистые волны бежали к затянутому дымкой горизонту. Могучие деревья, как сказочные корабли, покачивали тяжёлыми кронами-парусами. Прячась в курчавой листве, зяблики исполняли гимн весне.
Человек устремил взор в небо – такое же тёмно-синее, как его глаза. Вынырнув из-за лохматой тучи, солнце озарило высокий лоб, ровный нос и твёрдый подбородок. Лучи заскользили по светло-пшеничным волосам, сбежали по величавой фигуре. Размытая тень распласталась пятном у крепких ног. На краю обрыва стоял сын Могана Великого, престолонаследник Тезара Адэр Каррó.
На обочине дороги возле сверкающего серебром автомобиля топтались его друзья: рыжеволосый Дамир и жгучий брюнет Стефан.
– Не опоздать бы на вечеринку, – произнёс Дамир.
– Не волнуйся, без именинника не начнут.
– Надеюсь. Но на месте Адэра проверять бы не стал.
– Ты не на месте Адэра, – грубо бросил Стефан.
– Разумеется. – Дамир постучал носком лакированного ботинка по колесу. – Нельзя так часто испытывать терпение отца. У терпения есть свойство иссякать.
– А что Великий сделает? Отменит бал? Как бы не так! – Стефан присел на капот, скрестил руки на груди. – Он дождётся блудного сына и сделает вид, что ничего не произошло.
– Представляешь, каково ему?
– Хватит! – прикрикнул Стефан и понизил тон: – Решит Адэр проторчать здесь до вечера – я слова не скажу. Решит вернуться в замок Грёз – я поеду с ним. И плевать я хотел на бал. Мне всё равно, что предпримет Великий. А знаешь почему? Потому что я хочу стоять рядом с троном, на котором будет сидеть Адэр.
Дамир усмехнулся:
– Кто тебя туда поставит?
– Адэр и поставит.
– Зачем ему беспринципный лентяй?
Стефан сверкнул карими глазами:
– Знаешь, в чём твоя ошибка? Сказать?
– Ну, скажи.
– Ты думаешь, что безупречная репутация и усердный труд помогают человеку добиться в жизни многого.
– Не думаю – я в этом уверен.
– Ты так же недальновиден, как и Вилар. Бегаете, выслуживаетесь перед Троем Дадье.
Дамир вспыхнул:
– Мы не выслуживаемся.
– Тебя задело это слово? Хорошо, скажу иначе. Лебезите, лакейничаете, подхалимничаете, пресмыкаетесь. Выбирай любое. Когда Адэр придёт к власти, Трой Дадье исчезнет, а вместе с ним исчезнут его прихвостни. Их место займут люди, которые не заливают Адэру в уши нотации, а делают его жизнь ярче.
Взмахнув белёсыми ресницами, Дамир вздёрнул подбородок:
– Знаешь, в чём твоя ошибка? Сказать?
Заложив руки за голову, Стефан потянулся:
– Хочешь меня уколоть? Не получится.
– Ты недооцениваешь сына Великого. – Дамир посмотрел на часы и крикнул: – Адэр! Ты поставишь отца в неприятное положение, если опоздаешь на бал. Ты же не хочешь, чтобы десять тысяч гостей насмехались над монархом Тезара?
Адэр окинул долину тоскливым взглядом и направился к автомобилю.
***
Градмир – столица Тезара – был привычен к балам и приёмам. Отмечались государственные и религиозные праздники, знаменательные и не очень значимые события. Каждый год носители знатных фамилий собирались во дворце Великого на дне рождения наследника престола. Но столь грандиозного торжества в его честь, как в этот раз, никто не помнил.
Горожане и туристы заполонили дворцовую площадь с утра. Вечером стражи порядка оттеснили людей от парадной лестницы. К дворцу потянулась вереница автомобилей и конных экипажей. Зеваки встречали важных гостей аплодисментами и – пока дворяне поднимались по широким ступеням – разглядывали роскошные наряды и модные причёски.
Часы на смотровой башне пробили десять. Гвардейцы, облачённые в красные мундиры и чёрные фуражки, закрыли лакированные двери и отгородили мир для избранных от мира для всех.
В зале Приёмов звучали медоточивые голоса, звенели бокалы. Обмениваясь улыбками и любезностями, дворяне прохаживались по паркету из ценных пород дерева. Золотые лианы оплетали стены и заканчивались на потолке причудливыми завитками, в которых мерцали россыпи лампочек. Овальные зеркала в рамах, усыпанных драгоценными камнями, отражали свет, отчего казалось, что искрил и переливался сам воздух. Лёгкий ветерок вносил в распахнутые окна запах цветущих акаций.
Трой Дадье стоял в стороне от праздной публики. Его никто не тревожил: желание поболтать со старшим советником Великого отбивал хмурый взгляд и сжатые в тонкую линию губы.
Из толпы вынырнул молодой человек.
– Приехал наследник, – сообщил он Трою и вновь растворился в толпе.
Трой посмотрел по сторонам. Старшая дочь Великого – Элайна – грациозно скользила между гостями, исполняя роль полноправной хозяйки. Намётанный глаз советника уловил смятение в её движениях, в том, как часто она поправляет на груди ожерелье из редкостного зелёного граната.
Трой пошёл к Элайне. Она двинулась ему навстречу немного быстрее, чем следовало. Замерла в полушаге.
– Адэр во дворце, – одними губами прошептал Трой.
Элайна в голос выдохнула. С благодарной улыбкой прикоснулась к локтю советника и вновь направилась к гостям.
По заведённым во дворце правилам король входил в зал Приёмов последним. Распорядители рассчитали время, за которое титулованные дворяне успевали обменяться новостями и подогреть знатную кровь вином. С точностью до минуты был определён момент, когда незаметно исчезали слуги, унося на подносах пустые фужеры. Возле главного входа вставал почётный караул. И гости растекались как две реки, освобождая центр зала.
На праздновании дня рождения наследника престола существовал другой порядок – Адэр появлялся после отца.
***
Поигрывая желваками, Адэр смотрел в окно. На дворцовой площади толкалась и шумела толпа в ожидании вина и угощений.
Личный костюмер Макидор, одетый по моде завтрашнего дня, – остроносые туфли, штаны с мотнёй на уровне колен, узкий пиджак на голом торсе, атласный платок на тонкой шее, – ползал у ног Адэра, выравнивая низ брючин.
Личный секретарь Гюст, совершенная противоположность своему господину – низкорослый, с торчащим брюшком и покатыми, как у женщины, плечами, – охрипшим от волнения голосом зачитывал список дворян, приглашённых на бал.
– Довольно, – произнёс Адэр. – Я всё равно их не запомню.
Выхватил из подрагивающих рук секретаря бумаги и, скомкав, бросил в угол.
Гюст вытащил из кармана сложенный вчетверо лист, расправил в местах сгибов и протянул Адэру:
– Это ваш ответ на поздравление Великого.
– Чем тебя не устраивает моя речь, которую я произношу каждый год?
Гюст состроил виноватую гримасу:
– Ежегодное «благодарю» – это не совсем речь.
– А ежегодная проповедь – это не совсем поздравление.
В комнату заглянул слуга:
– Ваше высочество! Объявили Великого.
Перешагнув через костюмера и оттолкнув локтем секретаря, Адэр вышел из комнаты.
Стоя перед помостом, он с вызовом смотрел на своего великого отца. Восседая на троне, Моган бесстрастно взирал на своего непутёвого отпрыска.
– Я помню твой первый крик, первый шаг, твоё первое слово…
Адэр изогнул бровь. Если кто-то до сих пор это помнит, то уж точно не отец. Скорее няньки, заменившие умершую мать.
– …твою первую конную прогулку…
Адэр сузил глаза. Зачем отец кривит душой? Ведь это хранит в памяти только гувернёр.
– …твой первый научный трактат.
Адэр хмыкнул. Этого не помнят даже учителя.
– Мы всю жизнь делаем что-то впервые, – понизив тон, проговорил Великий и ещё тише добавил: – Ты был чудным ребёнком.
Адэр приготовился услышать указания – как ему жить, к чему стремиться, – а отец погрузился в себя, и казалось, забыл, где находится. Гости несмело зашевелились. С озадаченным видом покосились друг на друга.
– За двадцать пять лет, как все успели заметить, ты вырос, – наконец сказал Великий.
Прозвучали тихие смешки и тотчас смолкли – на лике короля ни один мускул не дрогнул.
– В кресле наследника тебе уже тесно.
Адэр пошатнулся. Отец уступает ему престол?
– А посему я дарю тебе, мой сын, трон знания, власти и правления. Твори закон и верши правосудие, разрушай и созидай.
Великий обвёл изумлённых гостей тяжёлым взглядом, остановил его на сыне. За несколько коротких секунд Адэр сто раз пожалел, что не выучил ответную речь на поздравление отца.
– Отныне – ты правитель Порубежья.
Адэр вытянулся как струна. Сколько же стоило сил собрать мысли воедино, сколько же потребовалось напряжения, чтобы голос прозвучал громко и твёрдо:
– Благодарю.
~ 2 ~
Пока за окнами мелькали привычные для взора картины, внимание на них особо не задерживалось. Колосились поля, цвели сады, к небу тянулись трубы фабрик и заводов. Посёлки чередовались с городами. Завидев летящие по дороге автомобили с правительственными флажками на капоте, мужчины снимали кепки и шляпы, женщины приседали. Но окружающая безмятежность не радовала.
Спешные сборы в Порубежье походили на жалкие попытки привести себя в чувства. Адэр блуждал по дворцу словно в полудрёме, надеясь, что отец объявит о конце розыгрыша. А известие о том, что предложение о ссылке поступило от Вилара, окончательно выбило почву из-под ног. Адэр пытался понять, почему близкий друг действовал за его спиной как тайный враг, и не находил причин для предательства.
Вынырнув из размышлений, посмотрел на лежащую рядом тонкую папку с документами, ещё во дворце вложенную ему в руки кем-то из советников Великого. Пришло время ознакомиться с содержимым.
Первый лист. Почерк отца. Хорошего ожидать не приходилось, раз Великий писал сам, а не кто-либо из его бумагомарателей.
Скользя взглядом по строкам, Адэр мрачнел. Складывалось впечатление, что отцу надоело Порубежье, и он подарил ненужную игрушку сыну, но перед этим сломал в ней важный механизм. С присущей ему сдержанностью выдвинул единственное требование: колония – теперь уже бывшая – в финансовых отношениях останется зависимой от Тезара. А значит, денежный поток, берущий начало в Порубежье, продолжит исчезать в казне Великого.
В конце документа после формул, расчётов и схем Адэр прочёл: «Плата за охрану границ».
Да, он получил право на самостоятельность в решении государственных вопросов. Но тут и дураку понятно: право на бумаге есть, но в реальности его нет и не будет, пока правитель не является полноправным хозяином казны.
Следующий лист, кем-то любезно вложенный в папку, гласил: Порубежье в основном граничит с Тезаром; несколько миль с Партикурамом; по одному пограничному посту с княжеством Тария и княжеством Викуна. Морскую границу оберегают подводные скалы. Адэр потёр переносицу. Напрашивался вопрос: Великий собрался охранять подаренную страну от самого себя?
Следующий лист сообщал: согласно международному закону необходимо в определённый срок сформировать Совет. Адэр вжался затылком в подголовник. Сзади едут Вилар, охранители, секретарь и личный костюмер, но не советники. Волынки затянули на душе унылый мотивчик.
Взгляд упал на последний документ. Спасибо доброму человеку, сложившему в папку бумаги: он словно догадывался, что у сына Великого короткая память. На заседаниях Совета Адэр зевал от скуки, на лекциях в университете играл в карты, наставников слушал вполуха и тут же всё забывал. Колония его не интересовала, как не интересовали государственные дела в целом. Он ни сном ни духом не ведал, о каком законе идёт речь. Не помнил случаев, когда кому-то дарили страну, и даже не предполагал, что такое возможно. Поэтому решил, что отец его разыгрывает.
Адэр лихорадочно просматривал текст, перескакивая через строки. Ну где же, где… определённый срок… вот он… три месяца… Посмотрел на дату: закон был принят два века назад. И откопали же!
Взял себя в руки и ещё раз прочёл документ. Если высокородная особа, принявшая в дар страну, в течение трёх месяцев не сформирует Совет и не приступит к работе на правах правителя, к ней сначала будут приставлены наблюдатели, затем легат, затем… Адэр скомкал лист в кулаке. Его признают недееспособным и, как ничтожеству, укажут на дверь.
Вдруг машину тряхнуло. Очередной толчок заставил посмотреть в окно.
– Почему ты съехал с дороги? – обратился Адэр к водителю.
– Здесь нет дороги. Она пропала, когда мы пересекли границу.
Адэр не заметил пограничную заставу – голова была занята бумагами, лежащими на коленях, – и теперь, широко открыв глаза, взирал на свои владения.
Кортеж провёл в пути всего несколько часов, а словно перенёсся за тысячи миль от Тезара, причём в край заброшенный, всеми забытый. То ли зимы здесь такие суровые, что измученная морозами почва не находит весной сил выталкивать из себя ростки и побеги. То ли солнце изо дня в день палит столь нещадно, что земля выцвела, оголилась, и ничто не может на ней удержаться, кроме камней и колючих кустарников. А может, всему виной саранча? Или ветер, гоняющий по пустоши клубы спутанных веток?
Скудные островки блёклой травы походили скорее на последний вздох природы, чем на её пробуждение. Даже вороны казались смертельно уставшими: рёв моторов не согнал их с засохших деревьев. И только серые пичуги носились, как шустрая детвора, оставшаяся без присмотра взрослых.
Наконец кортеж покатил по улицам селения. Вдоль ухабистой дороги теснились кособокие дома, разделённые прямоугольниками огородов и садов. Убогая зелень напомнила о весне, а ведь в Тезаре она буйствует вовсю. Почему же здесь всё так печально?
Чумазые дети копошились возле куч мусора, как муравьи возле муравейника. Увидев машины, рванули навстречу, а потом долго бежали рядом, прижимая к окнам грязные ладошки. Снизив скорость до минимума, водители беспрестанно сигналили. Редкие прохожие с озлобленным видом наблюдали за происходящим.
Адэра бросило в пот: ещё чуть-чуть, и кортеж остановится. Слава богу, кто-то из охраны догадался опустить стекло и швырнуть на обочину дороги горсть монет. Дети с визгом и хохотом кинулись собирать деньги. Водители вдавили педали газа в пол и вывели машины из злополучного посёлка.
Немного придя в себя, Адэр снял через голову галстук, расстегнул на сорочке верхние пуговицы. Отец решил его напугать? Ну что ж, у него получилось.
Автомобили тряслись по пустоши, объезжая селения стороной. День близился к концу. В душе засел страх, что придётся заночевать в каком-нибудь ужасном месте. Воображение рисовало мрачный постоялый двор, полутёмную комнату с обшарпанными стенами, железную кровать и грязную постель. Когда тревога Адэра достигла апогея, водитель сверкнул в зеркале заднего вида белозубой улыбкой и радостно заёрзал. Адэр с ожившим интересом прильнул к окну. Вместо колеи появилась сносная дорога, на обочинах замелькали зеленеющие деревья и цветущие кустарники. Вдали показался замок. Чем ближе он становился, тем надсаднее стучало сердце.
Широкие ступени со стёртыми краями взбегали к потускневшей двустворчатой двери. Тёмно-серые в белёсых разводах стены и каминные трубы на крыше отбрасывали на овальную площадь рваные тени. Три ряда окон безжизненными глазницами взирали на запущенные аллеи и давно не стриженные кусты. Возле лестницы выстроились в шеренгу встречающие: не первой молодости прислуга и несколько седовласых мужчин повыше рангом, о чём свидетельствовали их более-менее добротные костюмы.
Не дожидаясь, пока водитель обежит автомобиль, Адэр открыл дверцу и выбрался из салона.
Смуглый старик шагнул вперёд.
– Я Мун, управляющий хозяйством замка или попросту смотритель, – сказал он и склонил голову; через секунду Адэра вновь буравил настороженный взгляд.
Один из встречающих кашлянул в кулак:
– Я первый помощник почившего наместника.
Друг за другом представились другие чиновники.
Адэр смотрел на людей и не находил слов для ответа. Он не был готов к наглости челяди и фамильярности дворян мелкого пошиба. Слуги не имеют права говорить, пока их не спросят. Государственных служащих представляет старший по должности и делает это с разрешения высочайшей особы. Они забыли, что он наследник престола, и похоже, не знают, что теперь он правитель этого убогого царства. В душе зашевелилась злость – ему оказывают приём, достойный очередного наместника.
Адэр поднялся по ступеням и вошёл в замок. После ослепительного солнца и бескрайней пустыни большой холл напоминал винный подвал: закупоренный, преисполненный угрюмого безмолвия, лишённый жизни. Окна былизакрыты ставнями, под мятыми чехлами угадывалась мебель, с картин свисала ткань, в люстрах горели не все лампы.
Адэр глядел на светильники и пытался сообразить, почему перехватило дыхание. Память заворочалась нехотя и вытолкнула на поверхность: в Порубежье нет собственных электростанций! К промышленным предприятиям линии электропередачи тянули из Тезара. Города и селения освещаются генераторами. А в некоторых посёлках вообще нет света!
Анализируя экономику колонии, университетский преподаватель озвучил шесть «нет», чем вызвал среди студентов жаркие дебаты. Кто-то восхвалял политику Тезара по отношению к Порубежью, кто-то говорил, что колонию пора огородить рвами с колючей проволокой, потому как совсем скоро оттуда хлынет поток голытьбы. А некоторые, косясь на Адэра, рассуждали о правах человека. Наверное, поэтому он запомнил эту часть лекции. В Порубежье нет телефонной связи, нет электростанций, нет автомобильных дорог, нет железных дорог, нет причалов и нет денег, чтобы это построить.
У Адэра внутри всё опустилось. Куда его забросил отец?..
– Сюда, пожалуйста, – проскрипел Мун, указывая на лестницу, ведущую к балконам верхних этажей.
Адэр двинулся через холл к арочному проёму. Свита уныло поплелась за прислугой к лестнице. Охранители, наученные не попадаться хозяину на глаза, растворились в полумраке углов и ниш. Не осмелившись последовать за правителем, обитатели замка с потерянным видом переступали с ноги на ногу и шептались.
– Желаете осмотреть замок? – спросил старик, покорно семеня за Адэром по слабо освещённому коридору.
– Где приёмная правителя?
– Кого?
Адэр резко остановился. Смотритель уткнулся лбом ему в спину и, попятившись, пробормотал извинения.
Весть о том, что взамен наместника Великий присылает правителя, да не какую-то подставную фигуру, а своего сына, долетела до замка всего за несколько часов до появления кортежа. Мун времени зря не тратил. Собрал слуг, некогда приехавших из Тезара. Из сбивчивых и зачастую противоположных сведений сделал вывод: Адэр сумасброден, испорчен вниманием женщин и равнодушен к государственным делам, а значит, то немногое, чего добились ставленники Великого, пойдёт прахом.
В голове Муна зародилось подозрение: между Моганом и Адэром пробежала не просто чёрная кошка, а промчался злобный зверь, коль Великий отправил сына в этакое захолустье. И встречать его надобно как очередного наместника. Ведь не было сверху никаких распоряжений о торжественности приёма.
Наивность и простодушие старика не имело границ. Он уже видел себя в роли воспитателя отпрыска Могана. Представлял, как беседует с ним о жизни, как наставляет на истинный путь. Но теперь, столкнувшись с Адэром лицом к лицу, понял свою ошибку. В Адэре было нечто железное, несгибаемое, об этом говорили его глаза. Если на него давить, он станет действовать наперекор. И задушевными беседами его не проймёшь: зачерствевшая душа не станет мягче. Оставалось надеяться, что ему быстро надоест игра в нищего правителя, и он укатит обратно в свой Тезар.
Адэр закрутился, озираясь. Его душа металась и не находила себе места, и он не находил себе места. Как в далёком детстве, чувствовал себя одиноким и никому не нужным. И это ещё сильнее распаляло его злость.
– Где собирался Совет?
– У нас не было Совета, мой господин.
– А что у вас было? – спросил Адэр и скривил губы, заметив потуги дряхлого старика сообразить, какого ответа от него ждут. – Ты вышел вперёд и заговорил со мной первым, будто в этом замке ты главный. Будто всё знаешь и сможешь ответить на любой мой вопрос. Отвечай! Или я вышвырну тебя к чёртовой матери!
– Наместник проводил собрание помощников, – пробормотал Мун.
– Где?
– В своих покоях.
– Меня не интересуют частные посиделки.
Мун ссутулился:
– Наместник сильно болел и не спускался со второго…
– Ненавижу, когда слуги много болтают, – перебил Адэр. – Отвечай чётко: где находится зал для собраний?
– По коридору, пятая дверь слева.
– Зови дворян.
Мун сдвинул брови, прикидывая, куда направиться в первую очередь. Адэр отвернулся, еле сдерживаясь, чтобы не взорваться от злости. Зашуршала ткань костюма, раздались на удивление быстрые удаляющиеся шаги.
Коридор привёл к двустворчатой двери. Брезгливо растопырив пальцы, Адэр упёрся в залапанные створки – раздался протяжный скрип, – переступил порог и невольно приоткрыл рот. Это сон! Явь не может быть настолько ужасной.
Комната с высоким серым потолком и облезлыми стенами ничем не напоминала зал Совета отца. Седая вскосмаченная пыль усеяла длинный стол. К его потрескавшимся бокам прижимались старые деревянные стулья. Во главе стола возвышалось кресло с просиженным сиденьем и потёртой спинкой. Это и есть трон знания, власти и правления?
Взгляд наткнулся на камин – единственное украшение комнаты. По краю каминной доски шла затейливая резьба, гирлянды мраморных цветов обвивали колонны. Сам камень даже в тусклом свете переливался причудливой сеткой разноцветных прожилок.
Адэр забрался на подоконник и попытался открыть давно не мытое окно; стёкла затряслись, угрожая треснуть и осыпаться на голову осколками. Адэр посмотрел на одичалый сад, примыкающий к замку, и перешёл ко второму окну. Рамы нехотя отворились, и в комнату хлынул свежий воздух с примесью какого-то запаха. Нет, не запаха, а вкуса. Адэр ощутил его, как только покинул автомобиль. Тогда он решил, что долгая поездка в салоне, пахнувшем новой кожей, исказила обоняние. Но сейчас во рту ещё сильнее чувствовался непонятный привкус.
Послышались шаги. Прошуршала ткань, и всё затихло.
Адэр обернулся. У порога стояла девушка с собранными на затылке чёрными волосами. Фигуру скрывало серое платье простого покроя с глухим воротом и длинными рукавами.
