Kitobni o'qish: «Толкование на книгу пророка Исаии»
По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
Текст печатается по изданию:
«Творения иже во святых отца нашего Василия Великан), архиепископа Кесарии Каппадокийский».
Новый исправленный перевод Московской Духовной Академии. СПб., 1911. Т. 2.
Предисловие
«Молитеся, да не будет бегство ваше в зиме или в субботу» (Мф. 24, 20). Поэтому надобно заметить, что не сотворил Бог зимы или непохвальной субботы. Ибо написано: «жатву и весну Ты создал еси я» (Пс. 73, 17). А мы в зиме, когда владычествуют в нас плотские страсти. Посему так надобно разуметь евангельское сие изречение: да не будет бегство наше, когда преобладает в нас худшее или когда губим жизнь свою в праздности. Ибо такую мысль внушает оно словом «суббота», чтобы сподобились мы оного благословения: «блажен раб той, егоже, пришед господин, обрящет бдяще» (Мф. 24, 46).
«Будите мудри яко змия» (Мф. 10, 16), может быть, в том отношении, что змея благоразумно и смышлено совлекает с себя старость. Ибо когда ей нужно скинуть с себя кожу, вползает в тесное место, где было бы отовсюду тело ее сжато, и таким образом, протесняясь чрез него, скидывает с себя старость. Так, может быть, слово сие и от нас требует, чтобы, идя тесным и скорбным путем, совлекались мы ветхого человека и облекались в нового и чтобы юность наша обновлялась «яко орля» (Пс. 102, 5).
Великий и первый дар, требующий души, тщательно очищенной, – вместить в себе Божественное вдохновение и пророчествовать о Божиих тайнах, а второй после сего дар, требующий также немалого и нелегкого тщания, – вслушиваться в намерение вещаемого Духом и не погрешать в разумении возвещенного, но прямо к сему разумению вестись Духом, по Домостроительству Которого пророчество написано и Который Сам руководствует разумы приявших дар ведения. Посему и Господь присовокуплял, говоря: «имеяй уши слышати да слышит» (Мф. 11, 15). И пророк Осия говорит: «Кто премудр и уразумеет сия? и смыслен, и увесть сия?» (Ос. 14, 10). Также и Апостол, говоря о дарованиях, иное дарование называет «пророчеством», а иное «разсуждением духовом» (1Кор. 12, 10). Ибо кто предоставляет себя в достойное орудие действию Духа, тот пророк. А кто уразумевает силу возвещенного, тот имеет дарование «разсуждения духовом». Посему, предписывая Коринфянам правила, Апостол и говорит: «Пророцы же два или трие да глаголют, и друзии да разсуждают» (1Кор. 14, 29). И это так важно, что поставлено в числе угроз Господних – отнять от Иудеи «пророка и смотреливаго… и дивнаго советника… и разумнаго послушателя» (Ис. 3, 1–3).
А нам должно желать получить дар мудрости, дар ведения и дар учения, чтобы все это, стекшись вместе во владычественном нашей души, отпечатлевало образ всей истины, заключающейся в пророчестве. Потребно же слово ведения для созерцания таин Духа, потребно слово мудрости для приведения в полный смысл и для уяснения того, что сказано прикровенно и в кратких речениях. Ибо мудрости свойственно расширять слово. Сказано: «простирах словеса, и не внимасте» (Притч. 1, 24). Потом потребно дарование учения для назидания слушающих.
Посему в душе, которая имеет пророчествовать, свободным ее устремлением должна быть наперед вложена способность к тому, чтобы всеянное во всех слово, избирающее себе души более гармонические, в которых по мере их благонастроенности ни малейшее страстное движение не разногласит со словом, низвело на нее действие Божия Духа. Но для приуготовления к принятию Духа необходимо не только обуздание страстей, но также и своя мера расположения к вере, и польза самого приемлющего благодать и современных ему слушателей или и тех, которые впоследствии будут пользоваться пророками. Ибо сказано: «Комуждо дается явление Духа на пользу» (1Кор. 12, 7) и еще «по мере веры» (Рим. 12, 6). Но, впрочем, выше человеческой природы объяснить причину, по которой Дух Божий различно действует в достойных: одному вверяется пророчество, и притом до известной степени, другой получает дарование исцелений, и то в определенной мере, а иной – действия больших или меньших сил. Ибо знает сие Тот один, Кто вникает в душевные достоинства каждого и каждому по незримым мерам Правосудия уделяет, чего он достоин.
Каким образом пророчествовали чистые и просветленные души? Соделавшись как бы зерцалом Божия действования, они показывали в себе ясное, неслитное, непотемненное плотскими страстями изображение. Ибо Дух Святый пребывает во всех, но собственную силу Свою обнаруживает в тех, которые чисты от страстей, а не в тех, у кого владычественное души омрачено греховными нечистотами. Кроме же чистоты, надлежит им показывать в себе равенство благоустроенного состояния. Ибо чист не тот, кто неровно ведет себя в отношении к целомудрию, но тот, кто мудрование плоти подчинил Духу. Как изображения лиц видим не во всяком веществе, а только в гладких и прозрачных веществах, так и действие Духа отражается не во всякой душе, а только в душах, которые не имеют в себе ничего «строптиваго» и ничего «развращеннаго» (Притч. 8, 8). Снег блестит, но не показывает в себе образа тех, которые в него смотрятся, потому что шероховат и составлен из смерзшейся пены. Молоко бело, но не принимает в себя образов, потому что и в нем есть какие-то мелкие пузыри. А в воде, по причине ее гладкости, виден даже черный образ. Так точно и неровность жизни не способна к принятию в себя Божия действия. Посему когда душа, посвятив себя всякому подвигу добродетели, сильной любовью к Богу постоянно сохраняет в себе напечатленное в ней памятование о Боге и таким образом соделывает Бога как бы живущим в себе, тогда, от сильного стремления и неизреченной любви к Богу став богодухновенной, соделывается она достойной пророческого дара, потому что Бог дает Божественную силу и отверзает душевные очи для уразумения видений, какие Ему угодно сообщить. Посему пророки назывались прежде «прозорливцами» (1Цар. 9, 9), ибо видели будущее, как настоящее. Но к легчайшему уразумению пророческого возбуждения могут служить нам представления, бывающие во сне. Как в сновидениях, вследствие того что владычественное нашей души отпечатлевает в себе образы, бываем мы зрителями городов и стран, отличающихся величием и красотой, или сверхъестественных животных, нередко же удерживаем в памяти некоторые слова, поразившие слух, между тем как при составлении в нас стольких необыкновенных видений и слышаний в действительности ничего мы не видим и не слышим телесным чувством, так и ум божественных и блаженных мужей, отпечатлевая в себе образы, иногда в бодрственном состоянии, а иногда во сне исполняется Божественных словес и видений, между тем как не приражаются к нему посредством очей образы видимых предметов и не принимает он ушами сотрясений воздуха, производимых звучащими орудиями. Ибо не чем-либо, совне подлежащим зрению, были Престол высокий и превознесенный и Сидящий на нем, Которого видел Исаия (Ис. 6, 1). Также не человекообразен был «от чресл в верх» подобный «илектру» и «от чресл до низу» огневидный, описываемый у Иезекииля (Иез. 8, 2). Но ум Пророков созерцал сии предметы высшей силой, тогда как Дух в гаданиях показывал им Божие естество.
Пророки же видят не одно будущее, но и в настоящем сокровенное, как говорит Павел: «Аще же… пророчествуете, внидет же некий неверен или невежда…тайная сердца его явлена бывают» (1Кор. 14, 24, 25), или как говорит Елиссей: «не ходило ли сердце мое с тобою…егда возвращашеся муж с колесницы своей во сретение тебе?» (4Цар. 5, 26). Но к пророчеству принадлежит также и предуведение посредством снов, как открыто было Иосифу в Египте (Мф. 2, 19–20) и Даниилу в Вавилоне (Дан. 1, 17).
Но почему и фараон и Навуходоносор имели такое предведение? Потому что, правя состоянием мирских дел, должны были предвидеть для возбуждения веры в других. А почему пророчествуют и Валаам, и Каиафа? Потому что и они имели людей, которые их слушались, один как архиерей, а другой как волхв (Нав. 13, 22). Здесь причиной не чистота души, не просветление ума, который созерцает Бога и в Нем почерпает силу, но домостроительно сообщенное им слово, не по достоинству, а по требованию времени.
Спросишь еще: «Читаемое у Исаии и Иезекииля признать ли явлениями, какие они видели чрез соответствующие им представления, или богословием, которое чрез гадания Духа возвещало нам свойства Божества?»
Некоторые говорят, что они пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом. Но противно обетованию наития Божия богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется Божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зрения. И Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к созерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лукавая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность, но нечестиво говорить, что то же самое действие производит присутствие Божия Духа. Притом если святые мудры, то как им было не постигнуть того, о чем пророчествовали? Ибо сказано: «премудрый уразумеет яже от своих ему уст, во устнах же носит разум» (Притч. 16, 23). Если же на том основании, что «ужасеся Исаак», когда пришел сын его (Быт. 27, 33), и что Давид рече «во изступлении» своем (Пс. 115, 2), вымышляют во святых затмение ума, то пусть знают, что исступлением называется и удивление, как например: «Ужасеся небо… и вострепета земля»1 (Иер. 2, 12).
Но и, основываясь на общих понятиях, надобно согласиться – противоречащих выражений о Боге не разуметь буквально. Так, например, по общепринятому разумению, должно признать, что Божие естество благо, не причастно гневу и правосудно. Посему если Писание говорит, что Бог гневается, или скорбит, или раскаивается, или дает кому ответ не по достоинству, то надлежит вникнуть в цель изречения и внимательно подумать, как может быть восстановлен истинный смысл, а не извращать достойных уважения мыслей о Боге. Таким образом не будем встречать преткновений в Писании, извлекая для себя пользу из мест удобопонятных и не терпя вреда от мест неясных.
Если же кто поставит в вину Божественному Писанию, что оно не научает тому и не производит того, что может доставить пользу, то пусть рассмотрит он весь порядок дел человеческих, не только духовных, но низших и житейских. Тогда увидит, что всепромыслительная Сила даровала бессловесным удобные средства к жизни, готовую пищу, самородный покров – одежду из волос и перьев; человека же изведя в свет нагим, в замену всего дала ему ум, которым изобретены промышленные искусства, как-то: домостроительство, ткачество, земледелие, кузнечество, и недостающее для тела душа восполняет присутствием ума. И как в сем случае Творец наш не по зависти к нам не соизволил, чтобы так же, как у бессловесных, все удобства жизни рождались вместе с нами, но устроил так, чтобы недостаток необходимого вел к упражнению разума, так и в Писании намеренно допустил неясность к пользе ума, чтобы возбуждать его деятельность. И, во-первых, нужно, чтобы занятый сим ум отвлекаем был от худшего, а сверх сего, с трудом приобретенное почему-то более к себе привязывает, и чрез долгое время производимое бывает более прочным, а что легко приобретается, тем и наслаждаться не вожделенно, потому что находящееся под руками пренебрегается и обладающий не почитает сего достойным какого-либо охранения. Посему и сны по свойству своему не ясны и обоюдны, требуют немалой проницательности ума, и сокровенное значение сновидений имеет близкое сродство с выражением в Писании под прикрытием темных речений. Оттого Иосиф и Даниил узнавали сны с помощью пророческого дарования, потому что сила постижения человеческого недостаточна к уловлению истины.
Конечно, нужна чистота в жизни для того, чтобы и для преуспеяния в нравственной добродетели распознаваемо было прикровенное в Писании. Но, кроме чистоты жизни, нужно и продолжительное занятие Писанием, чтобы важность и таинственность Божия слова чрез непрестанное поучение напечатлелись в душе. А что в продолжение целой жизни требуется упражнение в Божием слове, показывает жизнь Моисея, который в первое сорокалетие изучал египетскую мудрость, а во второе сорокалетие, под видом пастушеской жизни удалившись в пустыню, упражнялся в созерцании существующего, и таким образом, уже после второго сорокалетия удостоившись Божия явления, против воли призван человеколюбием Божиим к попечению о людях. И после того не оставался постоянно в деятельной жизни, но часто возвращался к жизни созерцательной. Отчего и в египетское идолобесие впал весь народ, между тем как святый сей муж беседовал с Богом на горе. Таков же был и Илия: он бегал людской молвы и любил пребывать в пустынях. Посему если святые, со всем постоянством владычественного в их душе, трудились в изыскании истины, то не безрассудно ли желать воспользоваться плодами бесчисленных трудов без всякого усилия? Ибо заметь, после скольких уединений, безмолвий и трудов удостоился Илия видеть Бога!
Содержание сей книги само собой явственно и понятно. Поскольку Пророк жил во времена, когда умножились пороки, то он описывает великость зол, какие ожидают иудеев, и показывает причину Божиего гнева, чтобы привести их к покаянию. Пророчество начинается словами «на Иудею» (Ис. 1, 1). Ибо, по слову Петра, наступило «время начати суд от дому Божия» (1Пет. 4, 17), потому что самые близкие к нам, естественным образом, наиболее огорчают, когда грешат против нас. И у Иезекииля Господь, повелевая наказать согрешивших, говорит: «от освященных Моих начните» (Иез. 9, 6). Посему и Исаия начал со страны, избранной Богом, и с города, в котором было святилище, им возвещая ожидавшие их бедствия. Во-вторых, говорит о Вавилоне, потом – о земле Моавитской, потом – о Дамаске, в-пятых – о Египте, потом – о пустыне, потом – об Идумее, потом – о дебри Сионской, потом – о Тире и потом – о четвероногих. За сим следуют происшествия, бывшие в сороковой год царствования Езекии. После сего находятся пророчества, которые не имеют никакого надписания и возвещают бедствия Иерусалиму и Иудее, судьбу находящихся в рассеянии, возвращение их по исполнении суда, предсказания о Христе, рассеянные во всяком пророчестве, потому что с каждым историческим сказанием сопряжено что-нибудь и таинственное.
Толкование на первую главу
Ис.1:1. Видение, еже виде Исаиа сын Амосов, еже виде на Иудею и на Иерусалим, в царство Озии и Иоафама, и Ахаза и Езекии, иже царствоваша во Иудеи.
Из чувственных наших органов самое ясное представление об ощущаемом имеет зрение. И страшного невозможно познать так слухом, как познает зрение, и вожделенного не восприемлет так ни одна способность, как зрение. Посему созерцание истинного, по ясности и несомненности, именуется видением. А от сего-то и Пророк называется видящим и провидящим. Ибо узнаем у Амоса, что говорил Амасия: «видяй гряди и отыди ты на землю Иудину…и тамо да прорицаеши» (Ам. 7, 12). Провидящим же в книгах Царств называется Самуил. Ибо сказано: «пророка нарицаху людие в предняя2 прозревающим» (1Цар. 9, 9). Поскольку они провидели будущее, то и назывались «в предняя», и поскольку прозревали в советы Божии, то и именовались видящими. Посему наше дело – приложить попечение об уме, чтобы он, усовершившись чрез сообразные упражнения, сделался прозорливым; осияться же нам Духом к уразумению таин Его есть Божий дар.
Пророк наименовал сперва «видение», а потом присовокупил и словесное объяснение, желая показать, что принял сие чрез слух, но возвещает смысл слова, напечатленный в уме. Ибо нам потребно слово для выражения своих мыслей, а Бог, прикасаясь в достойных к самому владычественному их души, напечатлевает в них видение собственного Своего намерения.
Для чего присовокуплено Пророком имя отца? Чтобы показать, что пророческое дарование у него есть отеческое наследие.
«Еже виде на Иудею». Что значит сие повторение? Пророк первым словом выражает общность видения, а вторым означает уже особенность, то есть что это за видение, каково оно и чем отличается?
Итак, слова были видимы, то есть удобосозерцаемы умом, и их-то видел Пророк, по сказанному в книге Исхода: «И вси людие зряху глас» (Исх. 20, 18). Подобным сему образом начинали свои пророчества и другие Пророки. «Видение Авдиино. Сия глаголет Господь Бог Идумеи: слух слышах от Господа, известие во языки посла» (Авд. 1, 1). И у Наума: «Пророчество3 о Ниневии; книга видения Наума сына Елкесеева» (Наум. 1, 1). И у Аввакума: «Видение (τό λμμα), еже виде Аввакум пророк» (Авв. 1, 1). Малахия также употребил слово «пророчество», не присовокупляя слова «видение»: «Пророчество (τό λμμα) словесе Господня на Израиля рукою Ангела Его» (Мал. 1, 1). И кажется, Пророки словом «поручение» (τό λμμα) выражают то, что не сами от себя имели, но получили силу пророчества, так что слово «поручение» может быть равнозначительно слову «дар Божий». Одни из Пророков утверждают, что есть книги видения, другие же говорят, что слышали слова от Бога. Ибо сказано: «Слово Господне, еже бысть ко Осии сыну Веириину, во днех Озии и Иоафама, и Ахаза и Иезекии царей Иудиных, и во дни Иеровоама сына Иоасова царя Израилева. Начало словесе Господня ко Осии» (Ос. 1, 1–2). И у Амоса: «Словеса Амосова, яже быша в Кариафиариме от Фекуи, яже виде о Иерусалиме во дни Озии царя Иудина и во дни Иеровоама… царя Израилева, прежде двою лет труса» (Ам. 1, 1). Здесь превращен порядок против Исаии. Там наперед выставлено видение и присовокуплены слова «слыши, небо» (Ис. 1, 2), а здесь за предложенными словами последовало видение. Ибо сказано «словеса Амосова», а не видение Амосово; «словеса», не «яже слыша», но «яже виде». А у Михея сказано: «и бысть слово Господне ко Михею Морасфитину, во дни Иоафама и Ахаза и Езекии царей Иудиных, о нихже виде о Самарии и о Иерусалиме» (Мих. 1, 1). И «Слово Господне, еже бысть ко Иоилю сыну Вафуилеву» (Иоил. 1, 1). «И бысть слово Господне ко Ионе» (Ион. 1, 1). И «Слово Господне, еже бысть к Софонии сыну Хусиину, сыну Годолиину, Амориину, Езекиину, во дни Иосии сына Амоня, царя Иудина» (Соф. 1, 1). А у Аггея особенным образом выражаются и означение времени, и принятие слова. Ибо сказано: «Во второе лето, при Дарии цари, в шестый месяц, в первый день месяца, бысть слово Господне рукою Аггеа пророка» (Агг. 1, 1). Но мне кажется, что употребленное здесь выражение «рукою» равнозначительно написанному у других слову «поручение» (τό λμμα). И у Захарии: «Во осмый месяц, втораго лета, при Дарии, бысть слово Господне ко Захарии Варахиину, сыну Аддову, пророку» (Зах. 1, 1).
«В царство Озии и Иоафама, и Ахаза и Езекии». Замечание о времени было необходимо, чтобы всякий видел, за сколько времени предсказано и через сколько времени исполнилось, и разумел, что при умножении немощи преизбыточествовало и Божие попечение. Почти бо́льшая часть Пророков по времени сходились между собой. Осия был во дни Озии и во дни Иеровоама; Михей – во дни Иоафама и Ахаза; Софония – во дни Иосии, сына Амонова. Из прочих же Пророков одни написали пророчества без означения времени, другие означили царствования варваров, как более известных в то время по своему могуществу. Аггей и Захария, Авдий и Наум, Аввакум, Иона и Малахия не упомянули о времени. А многие из Пророков не упомянули и об отцах. И может быть, происходившие от знаменитых отцов могли чрез это привлечь большее внимание, потому что более доверяют людям известным. А происшедшие от родителей незнатных умолчали о них. Впрочем, отец Исаии не тот Амос, который в числе двенадцати меньших Пророков, ибо и произношение имен не одинаково, и означаемое ими не одно и то же. Одно произносится с густым, а другое – с тонким придыханием. Также и значения различны: имя отца Исаии и свойство этого слова означают твердость, силу и крепость, а именем Пророка выражается жестокое слово.
Кажется, что прежде Исаиина пророчества было пророчество Осии, по сказанному: «Начало словесе Господня ко Осии» (Ос. 1, 2). Еще должно знать, что тот же самый Озия назывался и Азарием. В Первой книге Паралипоменон назван он Озией, а во Второй книге Царств – Азарией, впрочем, сыном того же отца и той же матери, ибо матерь – Халия, отец – Амасия и время царствования то же – пятьдесят два года. При Озии пророчествовали Исаия, Осия и Амос. Но поскольку «начало словесе Господня ко Осии», то не первый ли он начал пророчествовать? И поскольку Амос пророчествовал «прежде двою лет труса», то не прежде ли видения Исаиина, в котором говорится: «И взяся наддверие» (Ис. 6, 4)?
Ис.1:2. Слы́ши, небо, и внуши́, землé, я́ко Госпóдь возглагóла: сы́ны роди́хъ и возвы́сихъ, тíи же отвергóшася менé.
«Слыши, небо, и внуши, земле, яко Господь возглагола». Поскольку пророчество было роду лукавому и не находило слушателей между людьми, то Пророк говорит небу и земле. При сих же свидетелях дан и закон, как говорит Моисей: «засвидетелствую вам днесь небесем и землею» (Втор. 4, 26), и еще: «Вонми, небо, и возглаголю, и да слышит земля глаголы уст моих» (Втор. 32, 1). Да и прилично было – употребленных свидетелями, когда дан был закон, призвать также во свидетели при обличении в нарушении закона. Ибо сказано: «соберите ко мне племеноначалники ваша и старцы ваша, и судии… и книговводители… да возглаголю во уши их… и засвидетелствую им небом и землею» (Втор. 31, 28). Замечательно же, что речь у Исаии в противоположном порядке с песнию Моисеевой. Ибо там сказано: «Вонми, небо», или по другим изданиям: «Внуши, небо, и да слышит земля»; а здесь: «Слыши, небо, и внуши, земле». Когда народ рассуждает возвышенно и не отступает от Бога, тогда Пророк призывает небо, как нечто близкое, и его просит вложить слова себе в уши – таково значение слова «внуши». Когда же народ стал далек от небесного, Пророк говорит небу, как чему-то дальнему: «Слыши, небо». То же должно разуметь и о земле. Посему Моисей, по причине преуспеяния народа как бы близким к себе имея небо, говорит: «Вонми», или, как прочие толкователи, «внуши, небо». Исаия же, поскольку народ пребывал в грехах и мудрствовал земное, повелевает земле, как близ него находящейся, принять в уши себе слово, ибо сие значит слово «внушить». Или, чрез перемену имен, небом названы обитающие на небе, как городом называем живущих в городе и землей – всех пребывающих на ней; в таком случае из слов Пророка не извлечем повода почитать небо и землю одушевленными. Так и престолом Божиим именуется небо, потому что Пренебесные Силы имеют непоколебимо водруженное в них ведение Бога. Так и земля называется подножием, потому что живущие на ней люди едва способны вмещать в себе низшие познания о Боге. Посему и сказано: «Муж разумивый престол чувствия» (Притч. 12, 23); престол же бесчестия – жена, ненавидящая правду. Как человек чувствительный и мудрый есть престол чувства, так уразумевший самое высшее в сказании о Боге есть престол Божий.
«Яко Господь возглагола». Страшно быть невнимательным к словам Божиим.
«Сыны родих и возвысих, тии же отвергошася Мене». Какое человеколюбие! Господь входит в суд, чтобы, доказав права Свои, воздать по достоинству. «Сыны родих и возвысих». Человек составлен из души и тела; плоть взята из земли, душа же небесна. Итак, поскольку у человека есть сродство с тем и другим, то Бог обличает грех в том, что более всего свойственно человеку. «Сыны родих и возвысих». Рождение бывает двоякое. Одно есть образование по Богу, совершаемое делами и принятием догматов: так, Павел рождает благовествованием, болезнует падшими и преображает их, воссозидая в благочестие. Другое рождение есть вступление в жизнь, как, например: «Сия книга бытия небесе и земли» (Быт. 2, 4). Посему Бог указывает им на оба рождения и укоряет, что приведенные из ничтожества в бытие и созданные по образу Божию (ибо сие означает «родить» и «возвысить») не возблагодарили Его как Творца и не уподобились Ему как Отцу, но, обратившись к худшему, Бога отринули, отцом же своим сделали диавола. Ибо всякий, «творяй грех, от диавола рожден есть» (1Ин. 3, 8). И Господь говорит лукавствующим: «вы отца вашего диавола есте» (Ин. 8, 44). Велика вина – быть сыном, получить телесное рождение и оказаться неблагодарным к родившему, но нестерпимой ненависти достоин тот, кто возвышен так, что стал причастником небесного, и при всем том не пребывает в любви к благодетелю.
Ис.1:3. Познá вóлъ стяжáвшаго и́, и осéлъ я́сли господи́на своегó: Изрáиль же менé не познá, и лю́дiе мои́ не разумéша.
С волом и ослом сравнивается отринувший Бога, потому что «в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48, 13). А таковы живущие не по разуму, но по страсти и по неразумию увлекаемые в жизнь скотоподобную. Пророк взял для подобия животных домашних и известных, чтобы пристыдить нас, которые и их несмысленнее и к Создателю своему не оказываем даже такого благорасположения, какое сами видим от бессловесных. Ибо вол, данный нам в сотрудники при земледелии, различает голос питающего и знает того, кто обыкновенно приносит ему пищу. Осел же сам собой находит дорогу к привычным местам отдыха. Посему если у бессловесных такая привычка к имеющим о них попечение, то в какой мере требует любви к Богу разумная природа? Заметь еще, что волу приписывается бо́льшая смышленость, нежели ослу. Ибо один «позна» самого «стяжавшаго», а другой – только «ясли». А сим показывает слово, что осел – животное прожорливое, знает только место удовольствия, вол же имеет некоторое сведение даже о добром и полезном. Посему, так как сии животные не сходны между собой, во Второзаконии запрещено «орать юнцем и ослятем вкупе» (Втор. 22, 10), то есть рьяного и трудолюбивого в душе не должен ты сопрягать со сластолюбивым и страстным. Ибо не «о волех радит Бог…нас же ради всяко написася» (1Кор. 9, 9–10). Но в другом месте вол и осел опять сопряжены. Ибо «блажен сеющий при всяцей воде, идеже вол и осел попирает» (Ис. 32, 20), то есть блажен, кто поучительным словом возбуждает в душе трудолюбие и врачует ее сластолюбие. Ибо как осел есть животное вьючное, так и вожделевательная сила души обременяется тяжестью греха.
«Позна вол стяжавшаго и… Израиль же Мене не позна», Творца своего. И «осел» распознал «ясли господина своего», Израиль же не уразумел Меня. Яслей много, однако же осел не ошибается в яслях господина своего. Но Бог один, и неблагодарный народ блуждает вслед богов, которые не существуют. «Мене… не разумеша» – Меня, возвещаемого небом, указываемого землей и морем, открываемого солнцем, луной, звездами и всей тварью. Собственно же под образом вола представляется Израиль, а под образом осла – простой народ. Ибо какая разность между волом и ослом, такое же различие между Израилем, что в переводе значит «видящий Бога», и так называемым простым народом.
Ис.1:4. Увы́, язы́къ грéшный, лю́дiе испóлнени грѣхóвъ, сéмя лукáвое, сы́нове беззакóннiи, остáвисте Гóспода и разгнéвасте святáго Изрáилева, отврати́теся вспя́ть.
Слова «язык» и «людие» во многих местах Писания употребляются совокупно. Например: «Во мнозе языце слава царю, во оскудении же людсте сокрушение сильному» (Притч. 14, 28). И еще: «Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным?» (Пс. 2, 1). А теперь начавшие тем, что стали языком грешным, по умножении лукавства соделались людьми, исполненными беззакония. И начавшие тем, что стали семенем лукавым, дошли до того, что сделались сынами беззаконными. Ибо как преспеяние в добродетели от меньшего возрастает до большего, так и распространение порока, начинаясь с незначительного, доходит до неисцелимого. Между семенем же и сынами есть тесная связь в самой природе вещей. Ибо, возникая из семени, делаются сынами не только в телесном рождении, но и в душевном возрастании, когда принявшие наставления от семян учения достигают до уподобления наставникам и потому называются сынами – или сынами Царствия, если, приняв спасительные семена, усовершаются сообразно с ними, или сынами геенны, если вследствие худых наставлений готовят себя к погибели. Но велико обвинение назвать целый язык грешным, так что нет в нем человека, который бы делал доброе, назвать людей исполненными грехов, так что совершаются ими все роды беззакония, открываются в них даже противоположные один другому пороки, как сказано: «исполненых всякия неправды» (Рим. 1, 29), и еще: «исполнишася греси Аморреов» (Быт. 15, 16), и как сказал Спаситель: «и вы исполните меру отец ваших» (Мф. 23, 32).
«Семя лукавое». Плевелы, всеянные врагом человеком среди чистой пшеницы, пришедшие в полный возраст, стали сыном беззаконным, который есть сын погибели и сын геенны. Посему и признаются достойными слез те, которые, вместо того чтобы быть сынами Вышнего, стали сынами беззаконными и, вместо того чтобы пребывать в божественном рождении, соделались «семенем лукавым». А сверх сего, обратившееся в навык лукавство губительно для тех, которые имеют его в себе первоначально. Ибо лукавство в крайней степени несогласно и само с собой.
«Остависте Господа и раздражисте4 Святаго Израилева». Какое доказательство злобы сильнее сего – оставить Благаго! И какой преизбыток лукавства – раздражить Благаго и Кроткаго! Но в том же обвиняются иудеи и у Иеремии: «Мене оставиша, источника воды живы» (Иер. 2, 13). По мере же оставления, каждый собирает себе меру гнева в день воздаяния. «Отвратишася5 вспять». Сие прибавлено Феодотионом как толкование на слово «оставить», то есть отвратиться от Бога чрез отпадение в худшее. Ибо как усовершающийся простирается «в предняя», так согрешающий отступает назад, удаляясь от Господа и чрез это губя себя. Ибо сказано: «се, удаляющии себе от Тебе погибнут» (Пс. 72, 27). Посему так будем жить, чтобы прошедшее не было никогда лучше будущего или настоящего. Сие запрещает и Екклезиаст: «Да не речеши: что бысть, яко дние прежднии беша блази паче сих? Яко не в мудрости вопросил еси о сем» (Еккл. 7, 10). Ибо если предыдущие лучше последующих, то нам будет сказано: «Напрасно вы столько потерпели, добрые дела обратив в ничто последующим нерадением». Ибо Иезекииль говорит: «аще совратится праведник от правды своея и сотворит неправду по всем беззаконием, яже сотворил беззаконник, вся правды его, яже сотворил есть, не помянутся; в преступлении своем, имже преступи, и во гресех своих, имиже согреши, в них умрет» (Иез. 18, 24).
